Самое драгоценное сокровище

       Море факелов.        Перекошенные ненавистью лица.       «Ослепите дракона! И мы легко его победим!»       «Убейте его! Убейте эту тварь!»        Вспышка и резкая боль.        Тьма.              Кай помнит, как в его замок ворвались люди, будто вчера. Всего лишь люди: маленькие, ничтожные, жаждущие сокровищ. Но когда огромная толпа сливается в единое живое существо, жадно тянущее щупальца к своей жертве, она может победить кого угодно. Даже дракона.       Кай помнит протяжные крики, с которыми ломали ворота. Помнит, как ждал их у сокровищницы, понимая, что на сей раз битва будет тяжёлой. Людской поток уже ворвался в покои наверху и крушил всё на своем пути. Каю не жаль было ни замка, ни сокровищ, но защищать их — смысл жизни каждого дракона. И он будет защищать, пока огонь не угаснет в нём.       Кай помнит, как вспыхивал голубым свет на ладонях у магов. Без магов у них не осталось бы ни малейшего шанса победить. Люди не впервые дерзнули напасть, правда, с последнего набега прошло слишком много времени. Тогда он уничтожил всех, превратив толпу в кровавую кашу. Кай не был жесток, но считал, что все должны знать, кто здесь хозяин.       Теперь же люди хорошо подготовились к встрече. Собрался не простой сброд с улицы — закалённые воины, сильные маги, великие охотники.       — Ослепите его! — закричали в толпе, и огонь сорвался со вскинутых ладоней.       Резкая боль клинком резанула по глазам, заставила отшатнуться. Казалось, их выжигает, выворачивает наизнанку. Кай чувствовал влагу на щеках — наверное, вытекли глазные яблоки. От ужаса он сразу подумал о самом худшем.       В тот миг его с головой захлестнул гнев. Он бросился в атаку, рыча так, что враги падали, роняя мечи и луки, прямо ему под лапы, а по стенам подземелья змеились трещины.       Факелы гасли сами собой, оставляя людей в полной кошмара тьме, вспарываемой только широкими полосами огня из драконьей пасти. Огонь выхватывал из черноты залитые кровью коридоры, ошмётки плоти на каменных плитах пола, бесчисленные обгоревшие до черноты тела.       Маги ещё удерживали оборону, отдавая последние крупицы силы, но все они были обречены. В ту роковую ночь не выжил никто.       Дракона уже не могло остановить ни оружие, ни магия. Он снёс нападающих, будто кучку муравьёв, а вместе с ними город и ближайшие поселения. Бушевал несколько дней, выжег всё дотла, до чёрной обугленной земли. Его подданные бежали, бросая дома, подальше от гнева своего господина, но мало кому удалось спастись.       Потом он метался по замку в слепой ярости, извергая огонь, круша толстые стены огромными крыльями, пугая слуг. И скоро остался один в своём полуразрушенном доме.       Когда силы совсем иссякли, Кай принял человеческий облик. Попытался открыть слезящиеся от боли глаза, но не смог — в них будто насыпали песка. Тогда он осторожно ощупал веки пальцами — глазные яблоки оказались целыми, лишь по щекам текла горячая влага. Не разобрать, кровь это или слёзы. Со временем боль утихла, только видеть он больше не мог.       Первые дни после устроенного им погрома Кай почти не помнил. Ярость жгла его изнутри, забивая все остальные чувства. Он жаждал уничтожить весь мир, стереть с лица земли всё живое.       Будь он зрячим — всё равно не видел бы ничего вокруг. Однако, когда буря в душе немного улеглась, на смену ярости пришли страх и отчаяние.       Кай оказался в полной тьме, в неизвестности. Не понимал, что находится вокруг него, не ощущал пространства. Древняя драконья магия, что раньше кипела в крови, теперь, казалось, совсем исчезла, оставив после себя чувство бессилия. Неужели человеческие маги забрали и её?       Замок погрузился в гнетущую тишину, лишь осенний стылый ветер завывал в некогда изящных галереях. Кай слышал этот звук, не понимая его природы.       Он медленно поднялся с пола, где лежал неподвижно уже долгое время, и сел, шаря вокруг дрожащими руками.       Тело, видимо, осталось невредимым, правда, от слабости при каждом движении к горлу подкатывала тошнота. Уцелевшие глазные яблоки жгло и покалывало, веки опухли и всё лицо казалось ему громоздким и чужим.       Кай горько усмехнулся — совсем недавно он считался одним из самых красивых драконов Материка. Даже Золотого обставил. Теперь, вероятно, он уродлив.       Последнее, что чётко отложилось в памяти прежде, чем ярость поглотила его — невыносимый жар, опаливший лицо. А после — душная тьма, полная смрада горелого мяса.       От воспоминаний Кая передёрнуло. Он с трудом подавил приступ тошноты, и, пошатываясь, побрёл вдоль стены.       Голос внутри головы непрерывно шептал, что лучше всего найти подходящий пролом в стене и броситься вниз. Кое-как загнав эти мысли поглубже, дракон провёл ладонью по холодному, чуть влажному камню. Он боялся отнять руку хотя бы на секунду, уверенный, что тут же потеряется, да так и будет бродить по кругу. Кровь стучала в ушах, перекрывая остальные звуки. Он совершенно не понимал, в какой части замка находится, и не мог вспомнить где был, прежде чем потерять сознание.       Коридор привёл в большую комнату. Кай замер на пороге, изо всех сил напрягая глаза. Ему казалось, что огромного желания и усилия хватит, чтобы заставить их видеть, но пространство вокруг не просветлело, только сильнее заболела голова, а в груди сдавило так, что стало трудно дышать.       Кай со свистом втянул воздух, успокаивая грохочущее сердце и борясь с желанием свернуться в неподвижный клубок на полу, безропотно ожидая смерти.       Пусть у него и не осталось магии, зато есть кое-что другое. Он осторожно принюхался, вычленяя из плотного смрада сгоревшей плоти и каменной пыли более тонкий, едва заметный запах поленьев и нагретого металла. Камин. Значит, это гостиная.       Переступая порог, он медлил перед каждым шагом. Осторожно двигался вперёд, пока пальцы не натолкнулись на украшенную причудливой резьбой каминную полку.       Здесь оказалось холоднее, чем в коридоре, больше звуков и запахов. В стене зияла большая дыра — об этом явственно говорил метущий по полу сквозняк, но в целом комната была вполне пригодна для того, чтобы отдохнуть и собраться с силами.       Дракон, ориентируясь по памяти, отошёл от камина на несколько шагов, нащупал кресло и с огромным облегчением опустился в него, чувствуя себя совершенно измотанным.       Несмотря на обуревающие чувства, в голове невольно начал складываться план действий на ближайшее время.       Скорее по привычке, ведь в прошлом ему приходилось рассматривать бесчисленные кипы прошений: от вражеских набегов до улучшения урожая.       Покровитель земель должен помогать во всём. Где силой, где мудростью. Самолично принимать подданных в богато украшенном главном зале, выслушивать скучные просьбы, важные оставлять себе, а с мелкими отправлять к человеческому наместнику. Обычно дракону помогает казначей, но эту должность Кай так никому и не доверил.       Люди, на чьей земле он решил обосноваться, выстроили ему замок, попросили о заступничестве и принесли вассальную клятву.       Они много лет не ведали ни бед, ни лишений под крылом своего господина. Так неужели никто не заметил чужаков, пришедших с недобрыми намерениями? Почему так легко впустили в город незнакомых магов? Или обо всём прекрасно знали и сами решили поживиться в сокровищнице, раз уж представился такой случай?       Если кто-то из его вассалов и остался жив, он никогда уже не посмеет предстать перед жестоким, безумным Каем Сеферионом, чтобы ответить на эти вопросы.              Следующие несколько дней ушли на изучение замка по-новому, наощупь. Кай обошёл все помещения, держась за стену и то и дело натыкаясь на трупы — их он сжигал до пепла, не оставляя даже костей. Сквозняк частично выдувал пепел сквозь дыры в стенах, и вскоре мерзкая трупная вонь перестала терзать обоняние.       Теперь в замке можно было жить. Дракону не нужны ни перина, ни живительный очаг. Он может спать на голом камне и согреваться своим теплом. Правда, сейчас его сотрясал озноб от пережитого ужаса, но это лишь неудобство, не представляющее серьёзной опасности.       Кай оставил свои покои и перебрался в башню — его успокаивал подъём по узкой винтовой лестнице, стиснутой между стен. На самом верху располагалась небольшая, но удобная комната с кроватью под балдахином, в которой он проводил обручальные ночи. Не тащить же в свою постель людишек, о которых утром и не вспомнишь.       Такие башни возводились в каждом драконьем замке. Почему-то они считались неизменной деталью, необходимой для жертвоприношений. Также предполагалось, что именно там дракон и сожрёт свою жертву поутру.       Кай в своё время ещё силился доказать, что драконы не едят человечину, но его никто не слушал. Древние традиции, освящённые предками, чтились неукоснительно. Градоправители лишь руками разводили:       — Мы вам жертву доставили, господин, а вы уж там как хотите. Хотите — ешьте, хотите — нет, — выталкивали вперёд смущённого юношу или раскрасневшуюся девушку и спешно ретировались обратно в город, пока дракон не разозлился и не начал плеваться огнём.       Теперь эти воспоминания постепенно стирались из памяти, оставляя неприятный осадок. А маленькая комната, по сравнению с его собственными просторными покоями, давала призрачное ощущение безопасности. И только здесь, буквально чувствуя кожей сжатое стенами пространство, он смог, наконец, провалиться в неспокойный, полный кошмаров сон.              Как и любое слишком сильное чувство, всепожирающий страх в конце концов притупился, уступив место бесконечной усталости. Дракон свернулся на огромной кровати и проспал несколько дней подряд, а когда проснулся, почувствовал себя лучше. Пусть его сны были сплошь наполнены кровью и смертью. Зато в них он всё ещё оставался зрячим.       Проснувшись, Кай умылся над тазом, в котором чудом сохранилась покрытая тонкой ледяной коркой вода. Нагреть её огненным дыханием не составило бы труда, но сейчас он даже обрадовался сводящему челюсть холоду — мысли сразу очистились от сонной пелены, а тело наполнилось силой.       Кай спустился по лестнице в гостиную, безошибочно выбирая повороты, уселся в любимое кресло и глубоко задумался. Не похоже, что зрение восстановится без вмешательства. Мысль о том, чтобы обратиться к целителям, вызывала лишь омерзение. Кай Сеферион, могущественный чёрный дракон рода Обсидиановых, никогда не попросит помощи. Тем более, у людей. Людей, которые предали его, несмотря на то, что сами просили защиты и покровительства.       Сейчас нужно сделать всё возможное, чтобы вернуть магию, хотя бы толику былой силы. Заново научиться видеть внутренним взором, чувствовать живых существ.       Научиться обходиться без глаз, прекратить напрягать их до боли каждую секунду. Если магия и вернётся, он не сможет вылечить себя сам. Драконам не доступно лекарское искусство. Именно поэтому, стоит дракону обосноваться в замке, как туда начинают стекаться бродячие целители, чтобы наняться в услужение и поселиться в специально выстроенном для них крыле.       Кай впервые пожалел, что поддался ярости и убил всех, кто попался ему на пути. Целителей стоило оставить. Правда, они и так сбежали бы, заслышав его рёв и вопли ужаса умирающих чужаков.       Огонь всё ещё повинуется ему, огненное дыхание и горячая кровь — особенности физиологии, магия тут ни при чём. А вот остальное...       Он чувствовал себя только что вылупившимся из яйца детёнышем — слабым, испуганным, беспомощным. Это ощущение мучило куда сильнее слепоты.       Кай тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Необходимо научиться опираться на темноту перед глазами, использовать её для полной концентрации, чтобы получить взамен нечто большее. Заставить остальные чувства обостриться до предела.       После множества бесполезных попыток, долгих медитаций, поисков гармонии с собственным телом и духом, мир вокруг него, наконец, наполнился звуками и запахами.       Он слышал шелест дождя, завывание ветра, вскрики одинокой птахи, устроившейся на подоконнике, — обычные звуки, доступные и более слабому слуху. Но скоро от них отделились и другие: поскрипывание камней в разломах, шорох гонимой ветром пыли, эхо гуляющего по коридорам сквозняка, звук, с которым ссыпается пепел с поленьев в потухшем камине.       Преисполненный неожиданно пришедшей уверенности, он поднялся из кресла, где сидел неподвижно долгое время, и сделал несколько шагов. Звук от них менялся в зависимости от близости препятствия. И, походив по комнате около получаса, Кай смог определить, как звучат его шаги при приближении к стене, креслу, дверному проёму. Это вселило невольную надежду: он справится! Не останется в неподвижном ожидании смерти, а вполне сможет позаботиться о себе сам.       Поупражнявшись таким образом, он обошёл замок, запоминая, как звучат шаги в комнатах и галереях, смог определить размеры помещений.       Несмотря на беспрепятственно проникающий снаружи свежий воздух, каждая комната пахла по-своему. Чернилами и пергаментом в кабинете, пыльным бархатом портьер в приёмном зале, жжёным деревом и нагретым металлом в гостиной, чугуном и травами — в кухне.       Вечером, чтобы немного примирить себя со слепотой Кай завязал глаза чёрной шёлковой лентой. Ощущение плотно прилегающей к сомкнутым векам ткани создавало ощущение защищённости и мешало каждую секунду в испуге распахивать глаза в абсолютную тьму.       Вместе с призрачным чувством уверенности в себе вернулся и голод. В кладовой ещё оставались запасы сушёного мяса, сыра, копчёной рыбы, и Кай мгновенно опустошил их, довольно урча, а потом снова забылся уже более умиротворённым, восстанавливающим силы сном.              Гнездо — древняя драконья цитадель — была залита ярким солнечным светом. Он отражался в высоких стрельчатых окнах; горел на верхушках узких башенок, запутавшихся в облаках; играл на стенах из белого камня, что незыблемым монолитом стремились ввысь; отблёскивал на окованных железом воротах.       В подъёмных мостах и глубоких рвах здесь не было нужды — обитатели неприступной крепости падали с неба прямо в обнесённый столь же высокими стенами замковый двор.       Казалось, ничто не нарушит уединения горных пиков, что возвышались всюду, куда падал взор.       Но величественная вековая тишина то и дело разбивалась звонкими осколками несдержанного весёлого смеха.       Яркая стайка юных драконов-учеников облюбовала беседку у фонтана в тени огромного дерева. Кто-то отдыхал на широких скамьях, кто-то стоял, облокотясь о колонны, увитые лимонником.       Широкоплечий юноша в проклёпанной кожаной куртке и тренировочных штанах восседал прямо на ступенях, опираясь спиной о колени сидящей ближе всех к фонтану девушки. Она внимательно смотрела в книгу, но уже давно не переворачивала страниц, а на её щеках розовел едва заметный румянец.       — И всё же, — продолжил прерванный разговор другой ученик — золотоглазый и золотоволосый, облачённый в богато расшитые одежды. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не надменный, полный презрения взгляд. — Так или иначе, вскоре мы все отправимся в земли людей. О ком они сложат больше легенд?       — О самом сильном! — выпалил тот, что сидел на ступеньках.       — Тогда уж точно не о тебе, Кьяр, — едко рассмеялся Золотой. — И твоя устрашающая людская одежда тебе не поможет.       Кьяр надулся, любовно оправляя воротник. Его подруга не оторвала взгляда от книги, но её брови сурово сошлись на переносице.       — Люди любят зрелища. Думаю, больше всего им понравится тот, кто изящен в битве, — негромко заметил Тириэль из рода Опаловых.       — Конечно же, о самом красивом, — возразил Золотой.       — Бренна самая красивая, — заявил Кьяр, одаряя его враждебным взглядом. — А если кто-то не согласен, я вызову его на бой.       — Умолкни, — Бренна покраснела, захлопнула книгу и нервно перекинула через плечо длинную косу. — Ты тоже, Деймантас. Прекрати всех дразнить. Это не делает тебя лучше.       Золотой неожиданно смутился, растеряв при этом половину своего блеска.       — А ты уверен, что победишь любого, Кьяр? — насмешливо поинтересовался Гранатовый. Его ярко-бордовые волосы просвечивало солнце, и создавалось впечатление, что голова дракона охвачена огнём. — Никто не сомневается в красоте Бренны, но вот тебя, думаю, любому захочется спустить с небес.       — Попробуйте, — буркнул Кьяр, воинственно вздёрнув подбородок.       — Кай лучший в искусстве боя, его никто из нас не победит. Так что, думаю, все лавры достанутся ему.       Ученик в расшитых серебром тёмных одеждах, до этого со скучающим видом подпирающий колонну, задорно сверкнул изумрудно-зелёными глазами, но промолчал. В его взгляде на секунду мелькнуло превосходство, тут же уступая место весёлой бесшабашности.       — И самый красивый, — томно вздохнула Алари, Сапфировая драконица дивной красоты, что стояла вместе со всеми, но будто обособленно. Она совершенно не скрывала своей симпатии к взбалмошному и самоуверенному чёрному дракону.       — Эй, вообще-то самый красивый здесь я, — запротестовал Деймантас. Отовсюду послышались смешки. — Что? Да о нас столько песен сложено, что и трёх дней не хватит, чтобы все послушать. И каждая воспевает красоту Золотых драконов.       — Мечтай, мечтай, выпендрёжник! Вы эти песни, небось, сами и слагаете, — не унимался Кьяр.       Деймантас возмущённо вскинулся, собираясь возразить, но вместо этого неожиданно выпустил изо рта клуб чёрного дыма. Вокруг снова засмеялись.       — Вообще-то, Тиану самый красивый, — заметил Тириэль, когда смех стих, переводя взгляд на хрупкого беловолосого юношу, что тихо стоял рядом с Каем и не принимал участия во всеобщем веселье. — Он очень похож на своего отца.       Отец Тиану был последним Бриллиантовым драконом на Материке. Когда-то они предпочитали жить отдельно от общины на скованных в снегами горных пиках далеко на Севере. И исчезли в один миг в тёмной, всепожирающей магической метели, пришедшей с вековых ледников. Единственный выживший молодой дракон добрался до Долины, где его, полумёртвого от усталости, нашли вылетевшие на разведку дозорные.       Тиану вздрогнул, поняв, что все смотрят на него, и спрятался за спину друга.       — Он красивый, как девчонка, — фыркнул всё ещё обиженный Кьяр.       — Прекрати, — одёрнула его Бренна.       — Вообще-то он красивее любой девчонки, — заявил вдруг Кай, вытаскивая парнишку из-за спины и удерживая рядом, обняв за талию.       — Тогда, может, станете парой? — съехидничал Деймантас. — Самый красивый дракон и его самая красивая невеста. Чёрный и белый, м?       Все снова прыснули, но Кай не засмеялся. Он склонился, едва касаясь губами маленького уха, и мурлыкнул тихо, но так, чтобы услышали все:       — Будешь моей невестой, Ти?       Мраморно-белые щёки Тиану в одно мгновение залило румянцем. Он втянул голову в плечи, пытаясь вывернуться из объятий, но Кай крепче прижал его к себе, не давая сбежать.       — Не обращай на них внимания, — спокойно сказал он под всеобщий свист и неистовые аплодисменты. — Они просто ничего не понимают. Ты действительно самый красивый.              Кай сильно вздрогнул, сел на кровати, стискивая на груди рубаху, словно она мешала дышать. Воспоминания о давно забытой беззаботной жизни принесли настоящую боль. Тогда он был полон предвкушения и жажды приключений. Тем страшнее вспоминать о ней сейчас, упав на самое дно. После того как все прошлые надежды разбились вдребезги.       Кай с силой потёр лицо, приказывая себе успокоиться.       Когда-то он очень скучал по друзьям из Гнезда. По вспыльчивому Кьяру, с которым они часто устраивали тренировочные бои. По рассудительному Тириэлю, всегда готовому дать дельный совет. Даже по Деймантасу, которого весело было дразнить, доводя до приступов бессильной ярости. Но особенно — по Тиану.       Они появились на свет в один год и с тех пор оставались неразлучными. Целыми днями играли вдвоём, почти одновременно получили человеческий облик, вместе отправились в Гнездо.       Скромность и замкнутость Тиану подталкивала остальных подшучивать над ним, смущать, беззлобно дразнить. Это скорее походило на заигрывания, нежели унижения, но неизменно смущало прекрасного белого дракона едва не до слёз. Ему трудно было выносить столь пристальное внимание, только рядом с Каем он чувствовал себя свободно.              Поначалу Каю ещё хотелось улететь на Северные земли проведать старого друга, посмотреть, как он изменился со времён обучения. Но столетия летели слишком быстро, и занятый рутинными делами Кай совсем позабыл о своём желании.       А теперь воспоминания пришли снова, будто в насмешку над его бессилием. Слышал ли Тиану о том, что здесь случилось? Вспоминал ли о нём хоть иногда?       Теперь это уже не важно. Хорошо, что они больше никогда не встретятся — меньше всего Каю хотелось, чтобы Ти видел его таким.              Мир за воротами казался бесформенной враждебной субстанцией, полной угрозы. Кай останется там абсолютно беззащитным. Не будет под пальцами спасительных холодных стен, привычного звука шагов. Можно, конечно, вообще из замка не высовываться, но мысль остаться навсегда запертым в его стенах казалась невыносимой.       Ему понадобилось много времени, чтобы решиться выйти наружу. Обвязавшись вокруг пояса верёвкой, другой конец которой был накрепко закреплён на перилах крыльца, он неуверенно сошёл на выложенный мраморной плиткой двор. Казалось, сердце сейчас разорвётся от волнения. Даже в детстве Кай не чувствовал себя столь неуверенно.       Однако первая прогулка принесла неожиданно полезные результаты. Нет, пустота не поглотила его. Напротив, оказалось, что если создать достаточно громкий звук, можно определить окружающий ландшафт. Сначала Кай просто кричал, а потом обернулся драконом и взревел с такой силой, что с деревьев в саду унесло птиц. Звук возвращался, обрисовывая близкие и отдалённые препятствия. Кай не знал, что именно преграждало ему путь, но вполне мог определить его размер и расстояние, так что передвигался достаточно быстро и безошибочно находил дорогу обратно.       Со временем слух обострился настолько, что позволял слышать дыхание крупных животных, а позже — зверьков помельче. Теперь можно вернуться к охоте. Кай снова почувствовал себя хищником, носясь по лесу в драконьем обличье и загоняя дичь. Голод не особенно беспокоил его, но после хорошего обеда силы восстанавливались быстрее, да и спалось лучше.       Добытую дичь Кай поначалу съедал сырой прямо в лесу, не перевоплощаясь в человека, однако вскоре научился разделывать туши животных на ощупь и опалять огненным дыханием. Так пища становилась вполне пригодной и не вызывала отвращения.              Сны стали для дракона излюбленным развлечением, ведь там он продолжал видеть. Они казались невероятно яркими и живыми, и он не раз ловил себя на мысли,что хочет уснуть и никогда не просыпаться. Иногда ему удавалось проспать несколько дней, пока однажды, проснувшись, Кай не понял, что и во сне больше не видит, а только слышит. Воспоминания о видимом мире медленно стирались, оставляя в душе холодную пустоту.       Утром Кай поддался отчаянию и едва не разрушил свой замок до основания. Остановился в последний момент, отрезвлённый мыслью, что разрушает последнее своё пристанище, и до самой ночи просидел без движения в кресле перед потухшим камином.       Утратив последнюю связь с видимым миром, Кай обратил внимание на ощущения от прикосновений. Его успокаивала гладкость шёлковой ленты, которой он завязывал глаза. Он часто перекидывал через плечо её концы и пропускал их сквозь пальцы. Ему нравилась шероховатость стен, ощущение дубовых подлокотников, прохлада витой ножки тяжёлого кубка, из которого в былые времена любил пить вино.              Кай не покидал границ своих земель и убивал каждого, кто в них вторгался, безошибочно находя его по запаху.       Некоторое время к нему еще забредали разного рода авантюристы, в надежде поживиться, или просто из любопытства — ведь сокровищница по-прежнему была доверху набита золотом. Но ни один из них не вернулся живым, и вскоре попытки прекратились.              Что-то мешало Каю чётко видеть сквозь веки. Казалось, с годами камень на сердце становился лишь тяжелее. Обессиленный, лишённый драконьей магии, он постепенно терял разум, отдаваясь всепоглощающей ненависти. Как долго он сможет оставаться достаточно сильным, чтобы защитить замок? Как долго сможет удерживать рассудок на зыбкой грани безумия? И что будет, когда он шагнёт за эту грань?       Тяжкие думы отступали только когда у его ворот появлялся очередной чужак. Кай тут же без труда отлавливал его и убивал медленно, жестоко, выплёскивая весь свой гнев. Лишь ненадолго возвращаясь к себе прошлому. Понимал, что всё ещё силён. Всё ещё холоден и язвителен. Всё ещё непобедим.       Но самой сильной и безнадёжной была тоска по небу. Если бы только он смог взлететь! Расправить крылья, сильно оттолкнуться от земли, чтобы вокруг задрожал воздух, и рвануться вверх, поднимая маленькие вихри. Навстречу солнцу. Быть омытым его лучами, согретым его теплом. Чувствовать, что весь мир принадлежит ему. Лежит перед ним, как на ладони. Ощутить дикий ветер свободы и отдаться ему целиком.       Кай не раз летал во сне и неожиданно оказывался подвешенным в зияющей бездне, не понимая, где находится и как вернуться. А поутру снова чувствовал влагу на щеках. Дракон не может жить без неба. Однако отрываться от земли без возможности призвать магию, не видя внутренним взором, не чувствуя направление, казалось ему самоубийством.              Прошли годы. Приступы ярости сменялись долгими часами глубокой печали, но сущность дракона — высшего в цепочке магических существ, сильного, мудрого, рассудительного — наконец взяла верх.       Сам того не желая, Кай учился ощущать мир вокруг себя и постепенно преуспел настолько, что однажды на охоте увидел сквозь веки неяркий красный отблеск. А после непродолжительной концентрации отблеск превратился в очертания крупного дикого кабана.       Преисполненный радости, дракон плюхнулся на траву, по-кошачьи обернув лапы хвостом и совершенно забыв, что собирался этого кабана убить и съесть. Животное попятилось, и его дрожь отразилась мерцанием под веками. Не в силах сдержать ликования, Кай взревел, пригибая к земле тонкие осинки подлеска. Ореол тут же потускнел и вскоре медленно угас, вызвав ужас при мысли, что вернувшаяся было магия исчезла снова. Но, как оказалось, у бедного кабана просто не выдержало сердце, и он околел от страха.       Спустя недели старательных тренировок Каю удалось увидеть силуэты зверей поменьше, а после и крошечных грызунов.              Земли вокруг дворца так и остались пустынными — все слишком боялись безумного дракона, чтобы селиться вблизи. Кай часами бродил по узким, давно заросшим лесным тропинкам в глубокой задумчивости, не замечая ни успокаивающего шёпота листвы, ни исцеляющего пения птиц.       Годы сливались для него в единый бесконечный день, ничем не отличающийся от многих предыдущих. И в один из подобных, особенно унылых дней его чуткое обоняние уловило едва заметный запах живого существа. Запах человека.       Лето выдалось на редкость холодным, промозглый ветер шумел меж деревьев, забирался под плащ, разгоняя озноб по горячей коже.       Кай, слишком долго гулявший под дождём, поёжился, остановился под раскидистым дубом и втянул носом влажный воздух: лес благоухал свежестью, мокрыми листьями, пряными ароматами трав. Поднял лицо к небу, отстранённо подумав, что дождь, похоже, не прекратится ещё долго. Пора возвращаться.       Уже собираясь уйти, Кай вдруг замер, резко повернул голову — молниеносный, готовый напасть и разорвать.       У края поляны кто-то лежал. От него слабо веяло угасающим теплом и тем самым глубоко ненавистным запахом. Слух тут же выловил из множества перекликающихся звуков другой, чуждый: хриплое, поверхностное дыхание. Далеко, у самой кромки леса.       Человек умирал. Жизнь утекала из него, как песок сквозь пальцы.       Дракон медленно приблизился. Зачем этот человек пришел в его лес? Почему умирает здесь? Лучше уж сразу избавить его от мучений и сжечь дотла.       Но вместо этого Кай наклонился и осторожно приподнял хрупкое, почти невесомое тело. Человек молод и очень измождён. Угрозы от него не чувствовалось. Вопреки ожиданиям, всепожирающая жажда убийства, мгновенно просыпающаяся, стоит учуять чужака, в этот раз так и не пробудилась.       Вместо этого Кай решительно подхватил умирающего на руки и направился в замок, в раздражении убеждая себя, что ещё очень пожалеет о своём поступке.       Мальчишка, а это был мальчишка, не приходил в себя несколько дней. Кай был уверен, что тот умрёт, ведь всё, что он мог — вливать в горло больного отвар из целебных трав, который смог приготовить на ощупь. И ждать.       Пока человек метался в жару, Кай сидел у его постели, время от времени обтирая тряпицей, смоченной в прохладной воде. Прислушивался к глухому стуку сердца и биению жизни, которая всё никак не желала уходить из измученного тела.       В одну из самых тяжёлых ночей больной так дрожал под одеялами, что кровать ходила ходуном. Кай был уверен — тот не доживёт до утра, и всё же не уходил, сам не понимая причин. Не раз хотел просто выбросить найдёныша умирать за ворота, но почему-то не торопился исполнить задуманное.       Почти против своей воли, он протянул руку и, ориентируясь на звук дыхания, положил ладонь на раскалённый лоб. Парнишка тихо застонал, вдруг вцепился в его руку с силой, явно превосходящей силу умирающего. Не успел Кай отдёрнуть её, как тот повернулся на бок, утаскивая чужую ладонь себе под голову, прижимаясь к ней щекой и блаженно вздыхая. Кажется, он сразу согрелся, успокоился и скоро уснул.       В теле дракона не утихая бушует огонь, его кожа остаётся горячей даже в человеческом обличье, ничего удивительного, что замерзший человек невольно потянулся к нему, ища тепла.       Кай в негодовании раздул ноздри. Как смеет это ничтожное существо прикасаться к нему? Да ещё так уверенно, будто имеет на это право. Желание убить снова полыхнуло в нём, но тут же угасло. Дракон с удивлением прислушался к себе, склонив голову набок. Он чувствовал ладонью мягкую щёку человека, тепло его пальцев, всё ещё крепко сжимающих запястье, и ощущения были... приятными?       Кай фыркнул, высвободил руку и быстро вышел из комнаты, неслышно притворив за собой дверь.              На пятую ночь дыхание больного, наконец, выровнялось, жар спал. Кай отлучался время от времени, чтобы сменить воду в глубокой чаше, где он вымачивал тряпицу. А однажды, вернувшись, понял, что человек пришёл в себя.       Дракон остановился на пороге, прислушался, силясь уловить угрозу. Нет, он не боялся нападения, но понимал, зачем в его замок мог прийти человек. Значит, авантюристы ещё не забыли сюда дорогу.       Мальчишка слабо пошевелился, пытаясь приподняться. Кай слышал, как тот возится на постели, а потом почувствовал пристальный взгляд.       — Сердце Шторма, — едва слышно прошептал он. Его голос напоминал шелест осенней листвы. — Я всё же дошёл...       — Кто ты? — грубо спросил Кай, передёрнувшись от когда-то данного ему людьми прозвища. Они любили давать драконам свои невыносимо вычурные имена, вроде Громовой Раскат или Звёздный Сапфир. Драконы, как правило, относились к этому благосклонно — так люди выражали своё восхищение и симпатию. Кай слишком хорошо знал цену такой симпатии, чтобы строить иллюзии.       — Меня зовут Хельги, господин, — с усилием прохрипел мальчишка, — Я странствующий менестрель.       — Неужели, — хмыкнул дракон. Вместе с умирающим человеком он прихватил из леса и его заплечный мешок, в котором явно прощупывался какой-то струнный инструмент. Сейчас мешок мирно покоился в углу. — Не думай, что сможешь обмануть меня, притворяясь музыкантом.       Хельги бессильно выдохнул и откинулся на подушки, погружаясь в глубокий исцеляющий сон. Эмоции отняли у него слишком много сил. Кай чувствовал, но не мог понять их природу. Почему-то этот человек был в восторге. Восторг ощущался даже в воздухе вокруг него.       И снова сквозь раздражение пробился слабый проблеск интереса. Хельги, значит. Тщедушный полудохлый сопляк, который забрёл в его лес, оказывается, намеренно шёл к нему? К дракону, о жестокости которого не знают только младенцы? И какова же его цель? Что он собирался сделать в таком состоянии? Хотя, ответ понятен: воспользоваться своей беспомощностью, чтобы втереться в доверие. В том, что Хельги действительно находился на грани смерти, Кай не сомневался. Как и в том, что тот не упустит случая воспользоваться этим.       Нужно убить наглого щенка, пока не поздно. Как и всех, кто приходил до него. Растерзать, не оставив костей. Уничтожить с особой жестокостью, чтобы люди оставили, наконец, попытки разграбить его сокровищницу.              — Ты ведь человек? — спросил Кай на следующее утро. Он принёс Хельги целебный отвар, и тот, наконец, смог удержать чашу в слабых дрожащих руках. — Пахнешь человеком, но примешивается что-то ещё.       — Я человек, господин. В моём роду были маги, но их крови во мне слишком мало.       — Маги?! — ощетинился дракон, выпуская из ноздрей клубы дыма.       Маги.       «Ослепите эту тварь!»       «Убейте его! Убейте дракона!»       Проклятые маги. Уничтожить всех до единого. Сжечь, чтобы и пепла не осталось.       Кай в ярости повернул голову на едва слышный звук дыхания, готовый убить. Но ощутил только ровное тепло и мягкое, несмелое прикосновение к запястью.       — Я не причиню вреда, мой господин. — Хельги оставил чашу рядом с собой на кровати и умоляюще прижал руки к груди — дракон услышал шорох ткани и ставшее немного приглушённым сердцебиение.       — Ты не сможешь навредить мне, как бы ни старался. Учти, я знаю, зачем ты здесь.       — Знаешь? — мальчишка затаил дыхание. — Господин...       — Прекрати называть меня так! Я тебе не господин, а ты не мой подданный. Как только сможешь встать на ноги — убирайся, или, клянусь небом, я убью тебя.       Дракон ушёл, а Хельги печально вздохнул и вновь поднял чашу.