Есть два главных человеческих греха, из которых вытекают все прочие: нетерпение и небрежность. Из-за нетерпения люди изгнаны из рая, из-за небрежности они не возвращаются туда. А, может быть, есть только один главный грех: нетерпение. Из-за нетерпения изгнаны, из-за нетерпения не возвращаются.
Франц Кафка
Она знала, что что-то не так, и молчала до последнего. Слышала крики, но не задавала вопросов, заглушая их в своей голове колыбельными, которые пела мама по ночам. Сара выучила их наизусть и повторяла каждый раз как мантру. Чаще всего девочка делала это, когда родители ругались. Мама убеждала, что они просто громко разговаривают, но Сара все понимала. А когда появлялись новые сиреневые отметины у мамы на руках, та только говорила, что испачкалась красками. Это была легкая ложь. Почти правдивая. Мать Сары была хорошей художницей. Когда отца не было дома, она рисовала портрет дочки и пачкала кисточкой с краской ей носик, звонко смеясь. Это были одни из самых счастливых моментов ее жизни. Когда папа спал и после его ухода на работу. Лишь тогда они с мамой могли ненадолго оставаться одни. Но позже и она уходила, оставляя дочь наедине с ним.***
Сара услышала, как завибрировал телефон, но не могла его взять. Если бы во время нотаций отца она делала вид, что не слушает его или действительно бы не слушала, все заканчивалось бы хуже, чем обычно это происходило. Девушка любила этого человека. До поры до времени, пока не ушла мама, и его срывы не сказывались на ней. Он был не так жесток в начале, ведь ей от силы было восемь лет. Но, достигнув подросткового возраста, это стало его способом справиться с гневом. Сара давно считала, что эти эмоции были испорчены. У них прошел срок годности уже как пять лет. Но его злость была не иссекаема. Возможно, она утихла, и мужчина делал это по привычке. Может, ему не хотелось вернуть свой прежний вид хорошего отца и дать Саре надежду. Все это возможно было предлогами и оправданиями его образа в глазах дочери. Ей очень хотелось верить, что он вернется. Тот, кто втайне от мамы приносил на ночь конфету или тот, кто отчаянно пытался заплетать косы, которые впоследствии путали волосы, но веселили семью. Сложно стало, когда ее волосы перестали запутываться, и никто не хотел пытаться помочь. Сара завязывала хвост с торочащимися прядями, ведь никто не учил ее этому. Никого не было рядом, чтобы объяснить, как перебирать пряди для красивых кос. Ей приходилось учиться делать все самой и не надеяться на помощь родных. Она начала призирать маму, когда выросла и поняла, что этой женщине нет дела до собственной дочери. Письма на почту приходили все реже, а звонки прекратились, когда девочке исполнилось четырнадцать. Возможно, когда-нибудь Джонсон поймет ее решение, но не сейчас. Не когда ее ближайшие родственники умирают по очереди, словно это какая-то очередная глупая шутка жизни. Даниэль должна была быть рядом с сестрой, когда умер ее муж. Теперь же Сара даже не была уверена в том, что она знала о его гибели и горе родного человека. Единственное, что сделала эта женщина, это оставила еще одно уведомление о своих соболезнованиях и на телефон Хелен Стейси. Когда отец замолчал, услышав звонок телефона на кухне, он кинул последний раздражительный взгляд на Сару и вышел из комнаты. Девушка подошла к портфелю и достала телефон, резко вздрогнув всем телом от звука кулака, ударившегося о деревянный стол. Сара не хотела знать, почему он разозлился, но знала, что сама станет этим столом. Включив экран блокировки и заметив сообщение от неизвестного, Сара напряглась. У нее были записаны все номера, и невольно она знала последние цифры всех, с кем хорошо общалась. Девушка нажала на уведомление, и телефон разблокировался, перенося ее в мессенджер. Лицо Гвен было первым, что Сара увидела. Ниже только несколько слов, вводящих в заблуждение и тревогу.Я знаю, кто это сделал.
Ухмылка появилась на губах. Это было похоже на нелепую шутку. Кто сделал что? Отбросывая телефон на диван и отгоняя глупые и бессмысленные мысли, Сара прошла на кухню, забыв о гневном состоянии отца, думая только о странном письме. Странном и абсолютно непонятным. Гвен была в порядке. Только вчера они созванивались, и та сказала, что поступила в Оксфордский университет. Она в порядке и счастлива, даже несмотря на смерть отца, у нее получилось, и это действительно осчастливило Джонсон. Джордж был тем, кто играет с детьми в футбол, забывая о гриле на заднем дворе, но потеряв его, Гвен не сдалась. Сара восхищалась ей, находила пример и любила так, словно они были родными сестрами. Это отличие их отношений от отношений матерей было колоссальным. Единственное, чему была благодарна девушка, так это тому, что Даниэль и Хелен нашли в себе силы дать детям выбор. Этот выбор был лучшим, что делала Сара в своей жизни. Было легко общаться в школе с одноклассниками и называть их друзьями, но это были постоянные маски, улыбки и вранье о том, что у нее все хорошо. Что синяки на теле были случайны, а опухшие от слез глаза были таковыми из-за очередной мелодрамы. Просто было придумать себе идеальную историю, а вот воссоздать её в жизни практически невозможно. Начать встречаться с популярным парнем в школе, подлизываться к учителям и стать самой лучшей ученицей. О, Джонсон долго собирала эти клише. Это стоило ей тонны тонального крема и прожженных утюжком волос. И все вышло. Она была счастлива с той маской, которую надевала в школе и была ничтожна дома без нее. Девушка считала, что настоящая она была жалкой. Ее бил отец. Но у некоторых детей вовсе нет родителей, так что стоило быть благодарной за одного. Она могла с этим справиться. "Ничего страшного" —стало мантрой. Сара никогда не будет жертвой. Она будет плакать и биться в истериках, но только когда будет знать, что никто ее не видит. Ее боль была конфиденциальна. И ни у кого не было пароля. Сара зашла на кухню и увидела взгляд отца, который видела в прошлом году. Это не могло быть правдой. Единственный близкий человек не имел права ее бросить. Мурашки пробежали по телу, из-за чего оно содрогнулось, и Сара замотала головой в разные стороны. — Гвен погибла, — слова, легко слетевшие с губ отца, были ненавистны. Мужчина не мог так просто об этом сообщать, как будто он забыл поздравить с днём рождения начальника. Рассел прошел к чайнику и включил газ, пока Сара стояла в дверях и не могла дышать. Легкие стали грузом. В них точно насыпали песок, а рот перестал выполнять нужные функции. Взгляд уткнулся на трещину в стене. Сара знала, что если выдохнет, то рыдания выйдут наружу вместе с воздухом. — Мы едем на похороны послезавтра, будь добра, собери вещи и не рыдай слишком громко, чтобы я слышал телевизор, — он говорил так, словно Гвен не стоила горя. Будто бы она была обузой или плохим человеком. Но девушка была лучшим человеком в жизни Джонсон. Она помогала, когда Саре хотелось уйти и бросить всех наедине с жизнью, переставая обременять ту своим присутствием. Гвендолен была ее лучиком надежды, но его отобрали, и Сара была уверена, что не сможет без нее притворяться. Девушка медленно развернулась и, достав дорожную сумку, подошла к шкафу. Джонсон осторожно складывала вещи и желала, чтобы все ее чувства заглушились, потому что боль, которую она испытывала, съедала изнутри. Щеки намокли от слез, но девушка не издала ни звука. Она была рада, что отец не сорвался, и благодарила всех богов за его силу воли в этот момент. Хотя, в то же время жалела, что он не отыгрался на ней и сегодня. Может, это бы помогло заглушить жалость к самой себе. Раз уж это не сделал Рассел, Сара решила справиться со всем одна. Закрыв сумку, девушка бросила ее у двери и, крикнув отцу, что скоро вернется, вышла из квартиры. Сара понимала, что это не был лучший способ перестать думать и ощущать потерю, но единственный, который вправду поможет. Неважно, что это секундное помутнение, главное, что оно будет, и она сможет почувствовать себя лучше. Девушка прошла в дом