Вахтёрам

Наверное, это первый раз, когда Макс жалел, что в субботу у них внеплановый выходной. Такая радость случается крайне редко, по факту у них шестидневка, но когда деканат скинул расписание, никто не полез узнавать в чём дело - всех всё устраивало. И Шустова сначала то же устраивало. Вплоть до утра той самой субботы. Он проснулся от тихого шуршания - Илья собирался на учёбу, ему повезло не так сильно, как Максиму. Но, как помнит парень, у того сегодня всего две пары, а с третьей он благополучно свалит, ибо "я что, дурак на физру ходить?" Пожарный решил не заострять внимание на звуках и светиться лишний раз, а потому снова заснул. Когда тело соизволило окончательно проснуться, на часах было почти десять. У него было еще два часа до прихода Третьякова. Как исправить вчерашнюю ситуацию он не имел ни малейшего понятия. Наверное, стоило для начала объяснится. А вдруг по морде даст? Хотя вряд ли. Серёга ведь рассказывал, как тот кокетничал с парнями в барах. А психолог и не отрицал. Значит, вариант с презрением можно откинуть. Но ещё мучал вопрос - как давно Илья знает? Только ли вчера он догадался о влюблённости, или понял это уже давно, но просто тактично молчал? Макс пораскинул мозгами и подумал, что, наверное, на его месте сделал бы так же, если бы не мог ответить взаимностью. И вот это пугало и печалило больше всего. Но с другой стороны, он - не Третьяков, а что творилось у того в голове вообще фиг поймёшь. Психолог хренов. С одной стороны, кудрявый уже привык, что порой его могут читать как открытую книгу, но порой это бесило и немного пугало. Едва не перелив в кружку кипятка, кудрявый вынырнул из своих мыслей, немного отпивая воды и начиная методично перемешивать сахар. В голове мелькали сюжеты их возможного диалога, но Макс старался лишний раз об этом не думать. Всё равно всё пойдёт не так, как он планировал и как представлял, а значит продумывать речь тоже бессмысленно. Главное набраться смелости, а не струсить, как вчера. А Макс как раз и не уверен, что этой смелости наберётся. В любом случае, решать эту ситуацию надо, и желательно быстрее, пока ещё чего не натворил. С этими мыслями Шустов отпил кофе, тут же чуть его не выплюнув, обжигая язык. Вернулся Илья ближе к часу дня, в каком-то непонятном настроении. От него не исходило желания крушить всё вокруг и материть каждого на чём свет стоит, но в тоже время он ходил с мордой довольного кота и не покачивал головой в такт музыке в своей черепной коробке. Он был какой-то... задумчивый? Третьяков не полез на Макса с расспросами и не потребовал объяснений за вчерашнее, спокойно с ним поздоровался, спросил как дела. А Шустов глаза прятал, как нашкодивший щенок. В воздухе витали неловкость и недопонимание. Но никто исправлять это не решался. Максим действительно хотел, даже пару раз рот открывал, собираясь всё же хоть что-то сказать, но тут же закрывал обратно. Идей как начать не было. Хотелось биться головой об стену от собственной тупости. А ещё лучше застрелиться. Только вечером, стоя под горячим душем удалось хоть как-то расслабиться. Естественно, в силу очевидных обстоятельств, долго нежиться в кипятке не вышло, но Макс был рад и этому. В комнату он возвращался с мыслью о том, что обязан поговорить с Ильёй до конца дня. Иначе он сам себя уважать перестанет. И окончательно испортит отношения с соседом. А этого ему уж точно не хотелось. Пожарный зашёл в комнату, запирая за собой дверь, как в ту же секунду его к этой двери прижали. Шустов заметил, что Третьяков был в предбаннике, но того, что он в моменте окажется так близко и подумать не мог. Илья внимательно смотрел своими тёмными глазами снизу вверх, изучая. А Макс просто громко сглатывал, не в силах пошевелиться, и чувствуя как уши начинают гореть. — Ну и долго ты от меня бегать будешь? — Психолог осматривал парня, упираясь ладонями в крепкую грудь. Во взгляде не было злобы или обиды, скорее интерес и едва заметное раздражение. — Я не бегал... — Врёшь. Смотришь на меня весь день взглядом побитой собаки, вместо того чтоб поговорить нормально. — Так ты ведь и так всё понял, что ещё мне сказать? — Максу было неловко не из-за того, что предмет его обожания находится настолько близко, а потому что его пристыдили, как школьника. Поймали с поличным, а теперь отчитывают. Хоть и есть за что, но всё равно мало приятно. — А может, я хотел от тебя всё услышать, чтоб удостовериться, что я себе ничего не придумываю, м? — Парень улыбнулся уголком губ, убрал мокрую прядь с чужого лба, взгляд мягче стал. — Я не слепой и не тупой, Мась, но зато наивный. Хотя, может, чуточку тупой, раз сам первый тебя на разговор не вывел. Ссусь как школьник. — Поэтому ты решил действовать так радикально? — Шустов хихикнул, но смешок получился нервным. Хоть как-то придя в себя и осмелев, положил руки на чужую спину, приобнимая. Снизу одобрительно хмыкнули. — Ну а как с тобой ещё, одуванчик? Вроде шпала такая, а стеснительный до жути. Макс хотел возразить, что ничего он не стеснительный, но все несказанные слова утонили в поцелуе. У Ильи губы обветренные, с привкусом табака и мятной жвачки. И Шустов готов поклясться, что это лучшее сочетание, что может быть. Он прижимает парня ближе к себе, словно хочет вплавиться в него. Чужие руки путаются в мокрых кудрях и поглаживают торс под халатом, накинутым после душа. Пожарный от таких манипуляций и чужого языка рвано дышит, слегка прикусывая чужую нижнюю губу. Третьяков улыбается и слегка отстраняется, заглядывая в глаза и продолжая аккуратными движениями массировать голову. — Я тебя люблю. — Кудрявый шепчет еле слышно, мажет губами по щекам и острым скулам, не боясь об них порезаться. И чувствует, как парень улыбается, зацеловывает выступившие ямочки. — И я тебя люблю, Максимка. Илья целует в висок, в скулу, спускаясь ладонями к груди и распахивая халат. Касается едва влажной кожи кончиками пальцев, уже не стесняясь напрямую пялиться, и наплевав, что они так и стоят у входной двери. У кудрявого от таких манипуляций мурашки по телу побежали. — Илюш... — Цыц. Ты хоть знаешь, сколько сил мне стоило не залипать на твой торс? Незаконно быть таким красивым. Третьяков касается губами чужой шеи, целует острый кадык, и Макса ведёт. С губ слетает хриплый выдох, широкие ладони сами опускаются на ягодицы, слегка сжимая и вызывая чужой еле слышный стон. — Тебе не кажется, что трахаться в общаге плохая идея? — Хихикает пожарный, целуя выглядывающие из-под широкой футболки ключицы. Он чувствовал, как чужой стояк упирался ему в бедро, а собственный едва ли мог скрыть халатом. Илья блаженно выдыхает, откидывая голову и довольно улыбаясь. — Нихуя, не кажется. Заебись. Он отрывает кудрявого от своей шеи, хватая за воротник халата и утаскивая за собой в комнату. Макс закрывает дверь в коридор, стаскивает халат, нависая над парнем и ловя восхищённые взгляды, стараясь не смущаться. Илья ведёт ладонью от массивных плеч до поджавшихся мышц живота, позволяет снять с себя футболку. И вообще много чего позволяет. Запрещает только себе стонать в голос, заглушая себя подушкой, пока Шустов так правильно и хорошо двигался внутри. Ему достался не мужик, а золото, самое настоящее. Высоченный, здоровенный, добрый, ласковый, с идеально заполняющим членом. Он всем говорил, что его сосед первокурсник просто замечательный, но даже не думал, что настолько. Оставшийся вечер они просто лежали, завернувшись в одеяло и уткнувшись в друг друга. На старой кровати было немного тесно, но никто не жаловался. Можно, конечно, попробовать устроить перестановку и сдвинуть их кровати, но вряд ли Саныч одобрит их затею при следующем обходе. Макс утыкался в чужую макушку, пока Илья что-то тихо рассказывал, и улыбался как дурак. Счастливый дурак. Он догадывался, что жизнь в общаге принесёт ему много сюрпризов и знакомств, но не думал, что настолько хороших.