Легенда о красной нити судьбы

Майки смотрит на спящую омегу с любовью и нежностью. Легкими движениями Сано проводит ладонью его по лицу, прикасаясь к бледной коже. Каждое касание наполнено заботой и пронизано любовью, желая этим донести свои сокровенные чувства. Обожание, которое выходило за рамки понимания. Манджиро понимал, что это никогда не угасало, а лишь сильнее разжигало в нём огонь. Омега выглядел до боли хрупким. Его хотелось защитить от всего мира, укрыть в нежности и ласке, чтобы ни о чем другом Такемичи не мог и думать, кроме как о нём. Заклеймить запахом с ног до головы, отпугивая при этом альф. Майки не понимал, как возлюбленный столько времени не мог найти пару. Даже без запаха, брюнет выглядел очаровательным, по-своему красивым парнем. Но не судьба ли это? С чистой и невинной душой, снова попасть в лапы Манджиро. На этот раз маленькая омежка не сможет уйти. Майки сотрёт ноги в кровь и догонит, если тот попытается вновь исчезнуть из поля зрения чёрных глаз. А хотелось ли? Он найдет где угодно и утопит в своей ласке. Поймает в свои крепкие объятия, и будет целовать, целовать, целовать… Вдоволь испортит нетронутое тельце. Оставит как можно больше собственнических следов, чтобы и думать не смел про игру своей фантазии или иллюзий, которые разрушали его психическое здоровье. Сано Манджиро так и не смог избавиться от своего эгоизма. — Ты мой, Такемучи…Только мой… — негромко прозвучал хрипловатый голос в мёртвой тишине палаты. Майки продолжает гладить его по лицу, пока вторая половинка спокойно и безмятежно спит. Руки альфы остаются на его щеке, не спеша, передвигаясь, словно он не хочет нарушить эту магическую связь между ними. В этот момент альфа чувствовал умиротворение, грудная клетка наполнялась счастьем настолько, что становилось трудно дышать. Манджиро хочет, чтобы этот момент длился вечно. Стоит лишь подумать об этом, как эта идиллия резко рушится, как карточный домик. Дверь открывается с неприятным глухим грохотом. В палату входит миниатюрная медсестра-омега, которая совсем недавно строила глазки гонщику. Её присутствие резко прервало момент интимности между Майки и Такемичи. В глазах Майки мелькнуло недовольство, стоило ему повернуть голову в сторону работницы, а его внутренний альфа начал рычать, показывая этим злость. Рука с неохотой отрывается от чужого лица. Медсестра заметила недовольство в альфы, при этом ощутив мощное давление его внутренней сущности. По женской спине прошлись мурашки от липкого страха. Ей казалось, что этот мужчина защищал свою пару от всех, как будто каждый в мире человек стремился причинить боль омеге. Девушка понимала, что ей нужно быстрее совершать свои манипуляции и убираться прочь. Медработник тихими шагами оказалась у кровати больного. Руки быстрыми и аккуратными движениями вытаскивают катетер из бледной кожи, кладя в медицинский поднос. На место укола девушка осторожно прикрепляет пластырь вместе с ваткой на руку пациента. Тёмные зрачки Сано внимательно следили за каждым действием медсестры, подобно охотнику за своей добычей. Этот мужчина был готов наброситься в любую секунду за небрежное действие с её стороны. Стоит лишь пикнуть омеге, зверь в тот же час загрызёт эту несчастную девушку. — И-извините… — осипшим от страха голосом просит прощения, притупливая свой взгляд. Медсестра чувствовала, как её руки вмиг похолодели. Девушка забирает медицинский лоток, и буквально выскакивает из палаты пулей. Манджиро вновь переводит взгляд на свою омегу. Взгляд снова меняется на ласковый. Трепет никуда не исчезает, а лишь сильнее усиливается. Присутствие его пары подобно теплым, нежным рукам, прикасающимся к его сердцу, они рассеивали любые сомнения. Больше брюнет не сдерживал свою любовь, чувства сладкой нугой разливались по всему сильному телу. — Нужно отсюда убираться, как же меня тошнит от больниц, — шипит гонщик, осматривая холодную и безжизненную палату. Мозолистая рука вновь тянется к лицу Ханагаки, нежно прикасаясь к нему и боясь ненароком сделать больно хрупкой омеге, поэтому каждое движение осторожное и очень бережное. Такемичи слегка заластился щекой, неосознанно прося больше прикосновений. Сквозь сон тот слегка улыбается, грудная клетка завибрировала. Внутренняя сущность мурлыкала, просилась к одному единственному. Это не укрывается от чёрных глаз. В чужой груди нещадно щемит от столь милой картины. Манджиро достаёт свободной рукой свой телефон, чтобы вызвать такси. Женский голос оператора уведомила, что машина приедет через пять минут. С облегчением вздыхает, отключая телефон. Больше находиться в больнице не имело смысл. Сано подхватывает омегу под колени, вторая рука удерживает голову, поднимая аккуратно на руки. Маленькое тельце покоится в его объятиях, словно драгоценное дитя, он прижимает к себе, не желая отпускать. Такемичи в свою очередь слабо прижимается к нему в ответ. Только сейчас мужчина осознает вес и хрупкость омеги. — «Блять, я его точно закормлю» — про себя думает брюнет, сдерживаясь, чтобы не наругать Такемичи за его беспечность. Сердце трепетало от тревоги, а каждый шаг был направлен к обеспечению комфорта и безопасности своего возлюбленного. Гонщик двигается медленно, чтобы случайно не поранить и не потревожить спящую омегу. Дверь палаты легко отворяется, стоило выдвинуть в сторону ногой. Их встречает длинный коридор, где Манджиро пробирается сквозь пациентов. Их взгляды не остались незамеченными, но внутренний альфа плевал на них, все что ему нужно было – это его омега. Он был готов защищать свою любовь, и крепко прижимал к себе Такемичи, создавая невидимый барьер от посторонних взглядов и шума. Наконец, они достигли выхода, где уже ждало такси. Рядом с чёрной машиной стоял мужчина чуть выше среднего возраста. Водитель, вежливо улыбнулся, открывая дверь автомобиля, помогая гонщику с его драгоценной ношей. Майки неспешно усаживает омегу на заднее сиденье, после чего сел рядом, приобнимая за хрупкие плечи. — «Неужели нормальный водитель?» — подумал про себя альфа. Когда водитель сел, Майки по-доброму улыбнулся, благодаря ему за его услуги. Тишина в такси умиротворяющая, позволяя омеге расслабиться и почувствовать себя спокойно. Чужое тельце уютно прижимается к Майки, кладя свою голову на плечо, утыкаясь в изгиб шеи своим холодным носиком. Теплое дыхание отчетливо ощущалось, от чего у мужчины пробегаются мурашки. Аромат омеги манил Майки, но он все пытался держаться, но одно причинное место говорило о другом. Внизу живота образовался огненный ком, пробуждая жгучее желание, мешая думать полностью адекватно. Машина ехала не быстро, водитель старался не тревожить своих клиентов. Мужчина пожилого возраста словно понимал обстановку, молчал и даже не включал музыку, когда большинство так и делали, чтобы разбавить тишину. В салоне было практически тихо, лишь периодически дребезжал старенький кондиционер. Рука проводит по тонкой осиной талии. Белоснежная, как снег, кожа, так и дурманила оставить на ней собственнические следы. Это сводило с ума. Заставляло трещать по швам терпение внутренней сущности. Майки не переставал гладить тёмные волосы и шептать нежные слова любви. Люблю. Мой. Я рядом. Мягкий тон звучал нежно, и, казалось, он взывал к его сердцу, как сладкая песня. Так казалось Манджиро, но Такемичи словно услышал ее, внутренняя омега начала отвечать тихим мурчанием. Машина подъезжает к огромному элитному высотному зданию. Массивное сооружение переливается и блестит на солнце, его гладкий и отражающий свет фасад придает ему футуристический вид в стиле хай-тек. Облицовка была выполнена зеркальными и светопрозрачными панелями, которые эффектно сочетались с бетоном. Здание был похож на огромный светящийся кристалл. Альфа расплачивается с водителем, добавляя сверху чаевые, на что водитель тихонько благодарит и выходит из машины, вновь открывая дверь. Майки слегка придерживает Такемичи, вылезая аккуратно из салона, а затем снова залезая внутрь, чтобы взять возлюбленного на руки. Я и не мог себе представить, что мы снова будет вместе… Сердце Майки ликовало от радости. Его чувства были подобны взрыву фейерверков, наполненные различными вспышками света и красками. Подобно яркому проявлению страсти, когда все сдерживаемые эмоции выплескиваются наружу в ярком проявлении кристально чистой любви. Словно он находился на самой вершине мира, чувство, которое невозможно объяснить, но, бесспорно, невероятное. Альфа поднимается по лифту на свой этаж. Открывает ключом дверь, при это пришлось изрядно постараться, ноша в виде омеги слегка мешала достать ключи от квартиры, а после отворить её. Со стороны выглядело цирковым представлением или даже хохмой. Дверь распахивается, Сано бесшумно входит в свою квартиру. Тишина встречает его в свои объятия. Гонщик быстро разувается, небрежно кидая свою обувь. Затем медленно присаживается на корточки, чтобы снять обувь и с Такемичи. Лёгкими и аккуратными движениями снимает чужие потертые кроссовки. Замечает, обувь была не по размеру, скорей всего нужного размера в магазине не было, а цена была приемлемой для кошелька омеги. Заходит вглубь квартиры. Огромная студия в кофейных тонах. Здесь находилась кухня и одновременно зал. Огромные панорамные окна были задёрнуты полупрозрачными кофейными занавесками. У стены стоял белый кожаный диван, посередине столик из чистого стекла, а на другой стороне стены висела плазма. Кухня находилась на другой стороне комнаты, гарнитур цвета капучино гармонично сочетался с белыми мраморными столешницами. Зал и кухню разделял невысокий барный столик. Никаких лишних вещей или декоров не имелось, а толстый слой пыли лишь говорил о том, что хозяин кварты находился здесь не часто. Либо же не имел желания протирать пыль. Брюнет заходит в спальню. Огромная двуспальная кровать с чёрным постельным бельем стояла посередине комнаты, а изголовье было выполнено из дуба. Справой стороны имелся огромный шкаф, где висели страшно дорогие вещи альфы. Прямо, напротив, рядом с теми же панорамными окнами стояло напольное зеркало. Минималистический стиль свойственной душонке Манджиро. Сильные руки осторожно укладывают омегу на кровать. Чужие ресницы подрагивают, а веки медленно разлепляются, заспанные глаза сразу сталкиваются с чёрными обсидианами. Глаза альфы подобны пустоте, бездонной яме тьмы, словно угрожали своим взглядом поглотить омегу целиком. Жадно осматривает белоснежную кожу, что так идеально сочеталась с чёрной тканью. Бедра как-то странно потирались по поверхности мягкой ткани. Омега ощущал внизу влагу, стекающую медленно по ножкам, а джинсы несвойственно давили. Оба испытывали прилив возбуждения и изо всех сил старались сохранить хладнокровие. Но сладкий аромат ванили так и звал Майки. Голова гонщика наполнилась картинами его прошлого, воспоминаниями, которые подобны жгучему огню. Прожигали его мысли насквозь. Воспоминания подобны огню, разжигающему в нем пылкое желание. Гонщик чувствует, как жар прошлого горит в его теле, жар безжалостный и интенсивный. Эти воспоминания - напоминание о том, откуда он пришел и за что боролся. «Все, что я делаю – это отдаюсь собственной похоти. Зверю, что кричит внутри меня. Царапает огромными когтями толстые прутья клетки. Этого монстра я собственноручно запер в темнице, заковал в тяжелые кандалы. И каких только трудов стоило выдрессировать свою сущность, ломая собственное Я. Я не запоминаю лица омег, которых использую ради удовлетворения. Все они лишь пустышки. И мне, и моей внутренней сущности мало этих бездушных кукол. Какие они все мерзкие, тошно воняющие, что аж блевать охота. Каждая омега словно была под копирку, их волновали мои деньги, тело, популярность, запах, но не душа. Иногда во снах ко мне приходишь ты, жадно отдаваясь мне. Твоё разгоряченное тело принимает мою плоть без каких-либо отторжений. Страстно, горячо… Прогибаешься подо мной и жадно глотаешь воздух, тихо шепча моё имя. Прерывистое дыхание, имя перемешивается со стонами. Каждое движение даётся с трудом, заставляя сорваться с цепи. Хотелось вцепиться зубами в плоть омеги, истерзать аппетитное тело под собой. Резкий запах крови бьёт в нос. Металлический привкус неприятно оседает на языке. Кровь… Почему ты весь в крови? Почему я в крови? Боли нет, но тогда чья это кровь? Криков не слышно, лишь чужие гулкие похрипывания. Твои теплые ладони касаются моего лица. Слезы скатываются по моим щекам, мешая рассмотреть твоё выражение лица. Чувствую, как ты улыбаешься и смеешься, негромко говоря, какой я плакса. От этих слов внутри всё переворачивается, сущность сгибается в агонии, не может найти себе места. Воет, что есть мочи от боли. Ненавижу чувство пустоты, ненавижу тьму. Ненавижу черный импульс. Дай хоть во снах побыть рядом с Такемучи, умоляю. Это же ТЫ все разрушил, а теперь и сам страдаешь. Как я хочу тебя, Такемучи…» Глаза омеги широко раскрыты как два огромных солнца, сияющих сквозь тьму. В комнате становилось душно. Томные взгляды двух влюбленных сливаются, их чувства лились через край. Теперь обоих ничего не удерживало от страстных поцелуев, которые вспыхивают между ними. Губы встречаются в нежности и страсти, отдаваясь друг другу без остатка. Чувства переливаются через край, подобно всепоглощающей буре. Подобно потопу, смывающему все мысли и рассудок. Подобно торнадо, сносящему всё на своём пути. Подобно водопаду, изливающемуся с бесконечной интенсивностью. Этим чувствам невозможно сопротивляться, они поглощали подобно горящему лесному пожару. Эти чувства схожи с извержением вулкана, сметающие все на своем пути. Возлюбленные попали в путы дикой страсти, где единственных их выход – подчиниться. Отдаться без остатка. Яркий запах ванили смешивался с тонким ароматом дымного леса, создавая чувственную симфонию. Этот сладкий и притягательный запах окутывал их, усиливая сексуальное напряжение и разжигая огонь желания в их телах, заставляя желать все больше и больше. Аромат разжигает внутри влюбленных, огонь, который ярко горит и который невозможно потушить. Руки омеги крепко обнимают сильную шею альфы, притягивая как можно ближе к себе, желая полностью слиться с ним. Сердца бешено барабанили в грудной клетке. Они бились в унисон. Языки жадно сплетаются в диком танце желания не отпускать друг друга ни на миг. В этом моменте страсти и интимности они погружались в мир, где существовали только они двое. Страстные поцелуи сопровождались сладкими стонами удовольствия. Они терялись во вкусе и запахе друг друга, погружаясь в океан соблазна и наслаждения. Накрывшая волна искушения и удовольствия, смела весь здравый рассудок и сдержанность. Поцелуи были наполнены голодом. Голодом, который был ненасытен. Сладкий стон удовольствия был подобен музыке ангелов, прекрасной и сладкой мелодии, которая наполняла воздух радостью и счастьем. Аромат и вкус друг друга были подобны дару небес, и это был дар, от которого они не хотели отказываться. Двое влюбленных растворились друг в друге в мире любви и желания. Поцелуй резко обрывается. Омега отталкивает альфу, скручивается от внезапной боли внизу живота. — Ха…ха… — тихо стонет омежка. — «Нужно было сразу использовать феромоны, черт» — мысленно даёт сам себе подзатыльник Манджиро. Из-за накрывшего возбуждения забывая все рекомендации врача. Альфа берет бережно хрупкие плечи, придвигая к себе. Нежно поворачивает его голову, губы вновь встречаются в сладком поцелуе. Альфа источает феромоны, чувствуя, как внутренняя омега начала успокаиваться, полностью отдаваясь во владения альфы. Теперь животное ласково рокотало, распушив свой неописуемой красотой хвостик. Тело Ханагаки расслабилось, голова падает на плечо возлюбленного. Жадно глотает воздух, пытаясь восстановить дыхание. — Думаю нам стоит принять ванную, ты ведь не против, Такемучи? — хрипловатым бархатный голос доносится до омежьих ушей.