Скорбь Сатаны

      Вы устали, мой друг? Ничего, мы почти закончили на сегодня. Вам ведь хочется услышать, что произошло дальше с Кириллом Гречкиным?       Думаете, я ворвался в его особняк и пригрозил ему (что-то вроде “вали из города, если жизнь дорога”)? Не совсем так.       Когда я приехал к воротам дома Гречкина, меня постигло разочарование. Я заподозрил неладное, ещё когда выходил из машины — Птица остался в салоне. Я подошёл к воротам и нажал на звонок домофона, но мне никто не ответил. Не желая уходить ни с чем, я позвонил ещё раз. И ещё раз. Но в доме, казалось, никого не было.       Уже темнело, поэтому сквозь щели в заборе я придирчиво осмотрел особняк, но тот глядел на меня лишь чёрными провалами окон. Нигде не горел свет — внутри действительно не было совсем никого.       Скорее озадаченный, чем разочарованный, я сел обратно в машину. Птица исчез. Мой серьёзный настрой пошатнулся, но не обрушился. Я достал телефон, проверил, не оказался ли срочно нужен кому-нибудь в офисе, и пришёл к самому логичному решению.       — Поехали домой, — я устало вздохнул и зарылся пальцами в пряди отросших волос, что лезли в глаза.       Водитель засомневался.       — Отвезти вас в “башню”? — переспросил он, и я даже на секунду подумал, что соглашусь с ним.       Я потёр висок, отгоняя фантомную головную боль.       — Нет, — я покачал головой, поймав его взгляд в зеркале заднего вида. — В квартиру.       Водитель помедлил какое-то время, зная, как тщательно я всегда избегал это место, но от комментариев воздержался. Адрес ему пришлось вводить в навигаторе — настолько непривычным был маршрут.       Доехали мы в тишине, прерываемой едва слышными с моего места указаниями навигатора. Роботический голос меня успокаивал (но Марго всё равно была гораздо лучше).       Почти перед самым домом, я попросил водителя притормозить.       Он послушался, и я выскочил из автомобиля прямо напротив входа в жёлто-зелёное здание аптеки. Колокольчики на двери звякнули, когда я потянул дверь.       Внутри пахло воздухом из кондиционера, химией лекарств и свежим картоном. Запах за пару мгновений успел устроить мне обзорную экскурсию по самым отвратительным закоулкам моей памяти: гибель родителей, изолятор в детском доме, походы к психологу и панические атаки…       Я потоптался у витрины с цветными коробочками детских витаминок, отвлекая себя от негативных мыслей.       Очередной отдалённый толчок боли в голове заставил меня поторопиться, и я попросил у фармацевтки спасительный суматриптан, зная, что мигрень вскоре усилится. Взглянув на меня, женщина предложила мне взять сразу и воды. Пока она отходила за лекарством, я попытался поймать своё отражение в стеклянной витрине, чтобы понять, насколько измождённым выгляжу, но безуспешно.       Я сел обратно в машину, достал одну таблетку из пачки, запил её холодной боржоми и показательно зевнул. Водитель бросил короткий взгляд на меня, и уже через минуту мы подъехали к моей старой девятиэтажке.       Попрощавшись, я вышел на улицу.       Уже совсем стемнело. Воздух был холодным, и меня тут же пробрала неприятная дрожь, но всё было лучше, чем заходить в этот дом. Проскочив несколько холодных лестничных пролётов, я добрался до квартиры. Я не был здесь так давно, что не сразу справился с замком на двери.       Внутри ничего не изменилось. Тот же тусклый свет лампочек без абажуров, те же скучные обои и минимум мебели. Я прошёл, не разувшись — в квартире и так было слишком грязно.       Я боялся, что в старой квартире на меня нахлынут воспоминания о горьких студенческих годах, когда я только встретил Птицу и ещё не устал мериться с ним силой воли, но вот я прислушался к своим ощущениям… и ничего плохого не почувствовал. Впрочем, на домашнее тепло тоже не было ни намёка.       На рабочем столе лежала электронка, которую я забыл здесь полгода назад, когда заезжал за какими-то документами. Я затянулся чем-то, что раньше было вкусом ванильного мороженого, и включил привезённый с собой ноутбук.       — И чем же таким мне заняться? — спросил я сам у себя.       Лучше всего с моей мигренью было бы просто лечь спать. Свет от белого экрана напрягал глаза, а любой щелчок за окном отдавался эхом боли в висках.       Я откинулся назад на спинку стула и прикрыл глаза.       Я прекрасно знал, что собираюсь делать, и не понимал, почему продолжаю себя обманывать. Ожидая, пока подействует таблетка, я открыл страницу Кирилла Гречкина во “Вместе” и нажал на светящийся вокруг аватарки кружочек историй.       Кажется, на сына прокурора никак не повлиял недавний скандал о том, что его девушка попала в больницу с передозировкой, а сам Кирилл прилюдно поругался с её братом. Ведь, судя по опубликованным фото и коротким видео, Гречкин вполне беззаботно проводил время то ли в клубе, то ли в баре.       Мой взгляд тут же скользнул вверх экрана, где обычно отмечается геолокация публикации контента. Но Гречкин скрыл название заведения, в котором находился. В целом довольно логично — если его уже оставили в покое журналисты, за ним всё равно следила бы орава фанатов, особенно после недавно разведённого вокруг него хайпа.       Я достал из кармана телефон и почти на автопилоте открыл контакт Кирилла (Лёшка дал мне номер своего бойфренда на всякий случай). Хорошо, что я не успел нажать на вызов: звонить Кириллу я передумал. Если я хотел найти его и поговорить, надо было не спугнуть его.       — Я гений и русский хакер или тварь дрожащая в конце концов? — я хрустнул костяшками пальцев и воодушевлённо застучал пальцами по клавиатуре.       Плёвое дело, знаете ли. Уже через несколько минут у меня на руках был точный адрес клуба, в котором отдыхал Гречкин, который я сразу же нашёл на карте.       Не удивив этим самого себя, я подчистил историю браузера и вдруг начал собираться. Куда меня несло? Конечно, я собирался поговорить с Кириллом Гречкиным.       Подумайте сами, я должен был сделать что-то после того, как он навредил моим близким. Наверное, глупо говорить, что я не знал, какие у меня были планы на Кирилла, но тогда я действительно об этом не думал. Однако мои действия говорили сами за себя. Я просто не хотел замечать, что они пытались сказать.       Я отыскал в шкафу свою старую спортивную ветровку. Красно-синяя и совсем неношеная, она бы сделала меня более неузнаваемым, чем мой привычный уныло-монохромный гардероб, который повадился выбирать мне мой стилист. Повезло, мои вещи со старших курсов универа были мне как раз. Вместе со свободными голубыми джинсами, в которых сейчас ходят разве что пижонские школьники, ветровка в одно мгновение срубила мне лет десять возраста, и я даже покрасовался перед зеркалом, перекладывая волосы то так, то эдак, прежде чем убрал их под кепку и капюшон и отправился на поиски обуви.       Вскоре и этот мой квест завершился удачей. Я нашёл пару кроссовок размера на два меньше моих. То ли я собирался их подарить кому-то, то ли просто купил и забыл сто лет назад, но кроссовки ждали своего часа и наконец пригодились.       “Теперь и по следам обуви не узнают”, — подумал я и тут же поразился дикости этой мысли.       Мой телефон, до этого лежавший на столе с разблокированным экраном, вдруг выдал обиженное оповещение о том, что заряд вот-вот закончится. Я подключил его проводом к ноутбуку и погасил экран. Брать телефон с собой я всё равно не собирался.       Порывшись в карманах брошенных в этой квартире курток и рюкзаков, я нашёл вменяемое количество налички и тихо вышел из квартиры, стараясь не разбудить соседей.       Было уже очень поздно, когда я добрался до клуба на задрипанной таксишке. Страшно было даже подумать о том, что утром придётся рано вставать на работу. Я оставил таксисту чаевые, но не слишком много, чтобы он меня не запомнил. В любом случае мне показалось, что он ни разу не посмотрел на меня за всю поездку, слишком увлечённый видосом на своём телефоне, который смотрел прямо во время движения.       Я осмотрел парковку в поисках машины Гречкина. Нервный голосочек в моём сознании сетовал, что Кирилл мог уже давно уехать, но быстро заткнулся, когда я заметил знакомую красную ламборгини. Вся моя неуверенность тут же улетучилась.       На парковке оставалось мало машин, а людей и вовсе не было. Я подошёл к автомобилю Кирилла, по-хозяйски опёрся на него спиной и сложил руки на груди. Без телефона было непривычно — всё время хотелось полистать новостную ленту и проверить рабочий чат.       Головная боль стихла, но полностью не ушла. Никогда не уходила.       Я поднял голову и посмотрел в небо. Было привычно пасмурно, но за облаками кое-где выглядывали звёзды. Здесь их было почти не видно из-за огней города, и мне понадобилось какое-то время и мои слабенькие базовые знания астрономии, чтобы распознать созвездия. Я бы совсем ушёл в меланхоличные воспоминания о совместных студенческих поездках в горы с Олегом, где звёзды сияли гораздо ярче, если бы со стороны входа наконец не послышались голоса.       Услышав Кирилла, я поправил капюшон, надвинул кепку пониже и обернулся. Сначала Гречкин не обратил на меня внимания. Но заметив, что я не просто ошиваюсь рядом, а непосредственно касаюсь его машины, он всплеснул руками.       — Эй, ты чё, самый смелый? — обратился он ко мне, обгоняя свою компанию и подбегая ближе.       Я лишь поднял голову, чтобы встретиться с ним загадочным взглядом из-под кепки, как из-под мексиканской шляпы, и Кирилл стушевался, узнав меня. Как только я понял, что он разглядел моё лицо, я снова опустил кепку пониже, чтобы никто другой из его компании не смог меня запомнить.       Гречкин подошёл ближе. Теперь его лицо выражало только ничем не прикрытое заискивание.       — Нам нужно поговорить, — сказал я тихо. — Не здесь.       Он кивнул и обернулся к своим друзьям.       — Пацаны, сегодня продолжение банкета отменяется. Тут мой кореш, нам надо перетереть вопросики, — Гречкин обошёл машину, чтобы оказаться у водительского сидения, открыл дверь ламбы и кивком пригласил меня последовать его примеру. Чтобы не касаться ручки двери голыми пальцами, я натянул рукав ветровки пониже и спрятал в нём запястье.       Мы сели в машину. Друзья Кирилла всё ещё издавали невнятные возгласы возмущения таким развитием событий, а девушки (модельной внешности и карикатурно выше ростом, чем их спутники) лишь с обидой поджимали губы. Мне было даже жаль лишать их такого полезного и богатого знакомства, как Гречкин.       В голове мелькнула мысль, не знакомы ли все эти люди с Лизой и Лёшей, но я не стал концентрироваться на ней слишком долго. Сейчас это было неважно. Главное, чтобы никто из них не узнал меня.       Но я зря волновался: друзья Кирилла вообще не смотрели в мою сторону.       — Гречкин, ну… ну ты и сволочь, реально, — выговорил один из парней, явно пьяный, обнимая одну из девушек за талию. — Кайфолом хренов.       Кайфолом? Неужели без Гречкина им было не так интересно веселиться дальше? Или дело было в его волшебных таблетках? Я краем глаза оглядел Кирилла. В его дорогущем пиджаке какого-то перламутрово-розового цвета были огромные карманы. Вполне вероятно, что в каком-то из них щедрый Кирилл Гречкин хранил пакетик с заветными таблетками, чтобы угощать друзей.       Кирилл завёл машину. Я ещё раз взглянул на его пьяную компанию.       — Ты уверен, что можешь вести машину? — спросил я со скепсисом, показательно пристёгиваясь ремнём безопасности. — Ты явно пил.       — Могу-могу, — уверенно кивнул он. — Я почти не пил, клянусь.       Стоит сказать, что я ему поверил. От него пахло сладкой смесью запахов десятка вейпов, душным сигаретным воздухом клуба, парфюмом, своим и чужим, но не алкоголем. Да и держался он очень бодро.       — Ладно, — нехотя согласился я. То, как Кирилл хотел выслужиться передо мной, веселило.       Гречкин достал пачку сигарет и дорого украшенную зажигалку. Он взял одну сигарету из пачки и поджёг. Выдохнув дым в окно, он обернулся на меня.       — Будешь? — он предложил пачку и зажигалку мне.       Я покачал головой. Даже от дыма сигареты Кирилла моя мигрень угрожала перерасти в тошноту.       — Нет, не сейчас.       Кирилл пожал плечами.       — Кажется, я знаю, о чём ты хочешь поговорить, — начал он пристыжённо, и я не смог скрыть удивления на своём лице, когда услышал вину в голосе парня.       — Ещё бы.       — Поэтому, как я понимаю, предлагать бар для разговора не стоит, да?       — У меня страшно болит голова. Давай куда-нибудь, где тихо, — я поморщился.       — Можно ко мне в квартиру. Там никто не будет мешать.       Я вопросительно поднял бровь.       — В квартиру? — спросил я. — Разве ты не живёшь в мега-особняке с кучей прислуги?       Я много знал о вычурном внутреннем убранстве дома Гречкина по рассказам близнецов Макаровых. И хотя удивляться его богатству в моём положении было, наверное, странно, эта детская привычка никак не хотела меня покинуть.       — Да, — Кирилл нахмурился, — но отец наказал меня за то, что мою последнюю вечеринку разгоняла полиция, и перестал давать мне деньги на содержание дома. Поэтому сейчас я перебиваюсь в своей квартире.       Так вот почему я сегодня не застал его дома.       — Ну поехали в твою квартиру. Но что же это? — подколол я, пока Гречкин поворачивал на перекрёстке. — Элитная трёхэтажная квартира в дорогущей новостройке?       Кирилл усмехнулся, но как-то грустно.       — Да нет, просто обычная квартира. Досталась мне от мамы.       Расстроенный тон Кирилла заинтриговал меня. Я не помнил, чтобы у прокурора Гречкина была жена, да и Лиза с Лёшей ничего о маме Кирилла не говорили.       Раз ему досталась от неё недвижимость, значит, дело тут явно не просто в разводе.       — С ней что-то случилось? — спросил я осторожно.       Огни города, фары машин и светофоры за окном освещали лицо Кирилла разными цветами. Он не давил из себя самолюбие и наглость и вдруг показался просто обычным парнем. Я даже почти жалел его.       — Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать, — объяснил он неожиданно откровенно. — Заболела и сгорела за пару месяцев. Прошло пять лет, а мы с отцом так и не можем найти общий язык без неё.       Я не знал, что сказать. Это открывало Кирилла Гречкина с другой стороны и объясняло многие его поступки. В каком-то роде это нас даже роднило: потерять родителя в детстве, такое не проходит бесследно.       — Мне очень жаль, я не знал, — я отвернулся к окну.       Но новые подробности прошлого Гречкина не отменяли того, что он сделал, и никак его не оправдывали. Он по-прежнему навредил моим близким. Пусть косвенно, но из-за него чуть не погибла Лиза, а из-за его дурного влияния Лёша, мне кажется, отойдёт ещё нескоро. При этом, хоть он явно не наслаждался тем, что натворил, он не пытался исправить ситуацию и хотя бы извиниться.       Из отражения в окне на меня смотрело моё лицо и светящиеся золотые глаза Птицы. Я отвернулся, чтобы не смотреть на ненавистного мне демона.       Кирилл Гречкин покусился на то, что принадлежало мне, а такое я никогда не прощал.       Когда мы приехали в обыкновенный, совсем не живописный спальный район, и Гречкин припарковал машину под окнами девятиэтажки, я как можно быстрее забежал под козырёк парадной, опасаясь, что кто-то может увидеть меня из окна. Но я быстро вспомнил, что узнать меня никто не может, и постарался стать менее подозрительным, пока Гречкин ничего не заметил.       К счастью, начинался мелкий дождь, так что казалось, что я просто не хочу промокнуть. Впрочем холодные капли всё равно каким-то образом пробрались мне за шиворот. Я поёжился.       Квартира Кирилла располагалась на четвёртом этаже, и мы добежали до неё по лестнице быстрее, чем лифт успел добраться до первого. Пока запыхавшийся Гречкин открывал дверь ключом, подсвечивая фонариком (лампочку на этаже выкрутили), мы смеялись.       Это правда оказалась обыкновенная русская квартира. Не такая бедная, как моя, но примерно в такой же степени необжитая. Видно, Кирилл, может быть, и приезжал сюда часто, но надолго не оставался.       Мы разместились в кухне.       На секунду я позволил себе представить, что я просто в гостях у друга, но эта фантазия уколола так больно, что я поспешил стереть её из памяти. Во-первых, я никогда не ходил в гости к одногруппникам в их родные семейные гнёзда, во-вторых, Кирилл был не тем, кого я хотел видеть своим другом.       Гречкин бросил свой пиджак на спинку дивана рядом со мной и отвернулся к кухонному столу, чтобы сварить кофе, что он мне предложил.       Я не заметил, когда план сложился у меня в голове. Может быть, когда мы вошли в квартиру, может быть, когда я сел к нему в машину, или когда вышел из своего дома.       Не сводя с Кирилла глаз и поддакивая его рассказам про любопытных соседей, я осторожно влез в карман его пиджака. И, бинго, внутри действительно оказался пластиковый пакетик с парой десятков мелких таблеток. Я сунул его себе под коленку, стараясь не шуршать громче, чем кипящий электрический чайник. Сделать всё это, не касаясь пакетика голыми пальцами, было на грани невозможного, но я справился.       Собеседник обернулся и поставил на стол передо мной кружку ароматнейшего кофе. Безумно хотелось попробовать его на вкус, но трогать ничего в этой квартире руками я не собирался.       Приятный запах не так сильно беспокоил мою мигрень, и у меня даже улучшилось настроение. Но разделаться со всем надо было поскорее — от тесных кроссовок начинали болеть ноги.       — И представляешь, — сетовал Кирилл, влезая в холодильник за банкой пива, — однажды я приехал сюда с подругой. Так они даже постучали ко мне и попросили соль там или сахар — а сами заглядывают, хотят девочку мою увидеть. Я с тех пор сюда никого не привожу никогда. Ещё сплетни разведут. Вообще во все мои дела лезут.       — Угу, — ответил я отстранённо, возвращая чужой пиджак в нетронутый вид, — ужас просто.       Наконец Кирилл уселся на стул напротив меня. Я почувствовал, как страх сковывает моё тело. Где был Птица? Почему сейчас он молчал?       — Так о чём ты хотел поговорить? — Гречкин открыл банку пива и отпил пару глотков. Рукой в рукаве ветровки, будто замёрз, я придвинул горячую кружку ближе к себе.       Надо было блефовать.       — О тебе и Макаровых, конечно, — ответил я холодно и сложил руки на груди. Надеюсь, Кирилл не обратил внимание на то, как тряслись мои пальцы. — Мне кажется, ты успел понять, как сильно я о них забочусь.       — Я понял, что они тебе как родные, и Лизка, и Алекс, — ответил Гречкин. Он больше не выглядел виноватым, скорее раздражённым. Или мне так просто казалось. — И я это уважаю. Но я искренне не вижу, в чём моя вина.       Я поднял вверх обе руки, как бы сдаваясь.       — Ни в чём, — я покачал головой, с трудом сохраняя спокойствие. — Я бы не хотел, чтобы мои близкие поддерживали общение с кем-то, кто имеет отношения к наркотикам. Но… я не могу решать за них.       Я смерил Кирилла тяжёлым взглядом. Годы работы на руководящих позициях никак не способствовали тому, чтобы я научился быть властным. Без Птицы я чувствовал себя в таком положении просто смешно.       — Поэтому я хочу узнать, — продолжил я. — Что ты собираешься делать дальше с Лизой и Лёшей?       Кирилл снова отпил пиво.       — Ты, Разумовский, наверное, думаешь, что Алекс для меня это так просто, — он развёл руками в неясном жесте, — игрушка.       — Это не так? — я приподнял бровь.       — Не так, — Кирилл отодвинул стул от стола и встал. — Сейчас покажу.       Зазвонил телефон. На секунду я даже решил, что это мой, пока я не вспомнил, что свой оставил дома.       Кирилл похлопал себя по карманам и достал айфон. На имя контакта он поморщился.       — Да, — ответил он. Голос его звучал озлобленно. — Нет, братан, я же сказал, что с меня на сегодня всё. Я не в настроении.       Он вышел из кухни. Услышав, что разговор продолжается в соседней комнате, я быстро вынул найденный пакетик с таблетками, открыл его при помощи чайной ложки, что лежала на столе, и этой же ложкой высыпал горсть таблеток в чужую банку пива.       Параллельно я слушал, чтобы моё имя не дай бог не проскочило в телефонном разговоре. Спасибо тонким стенам, я мог подслушивать, особенно не прилагая усилий. Кирилл не упоминал, где он, с кем он и чем занимается, лишь вяло, но стойко отнекивался от предложений вернуться к друзьям.       Я уже собирался убрать пакетик обратно, когда чёрная рука Птицы схватила моё запястье.       — Больше, — прозвучал его голос прямо у меня в голове.       Яростным движением я вырвал руку.       “Нет”, — подумал я, — “там и так хватит”.       Птица ослабил хватку, и я вернул вещества обратно в карман розового пиджака Гречкина. После чего я с самым невозмутимым видом сел ровнее.       Птица был здесь. Он не бросил меня в такой момент, просто внезапно не руководил моими действиями, а наблюдал со стороны. Это открытие приятно разогрело мою кровь.       Последние отголоски моей жалости к Кириллу Гречкину исчезли.       Кирилл всё не возвращался.       Я встал и отправился на его поиски. По звуку его голоса я обнаружил его в дальней комнате. Довольно агрессивно он прощался со своим пьяным другом по телефону. Я заглянул в комнату.       Кирилл стоял посреди просторной спальни. На его кровати было красное постельное бельё.       Гречкин поднял на меня глаза.       — Сорри, что так долго, — он откинул телефон на ближайшее кресло, — трудно снять со своей шеи тех, кто там уже поселился.       — Я понимаю, — ответил я раньше, чем осознал, что нашёл очередную схожесть между нами.       Были мы с ним двумя сторонами одной медали или в сущности одним и тем же, меня сейчас не волновало. Надо было вернуть Гречкина на кухню. Я был так занят этой мыслью, что не сразу понял, что произошло, когда Кирилл вытащил из под кровати обувную коробку       — Что это? — спросил я.       Кирилл кивком указал мне возвращаться обратно на кухню и последовал за мной.       — Доказательства того, что Алекс был мне нужен не просто потрахаться.       Когда он открыл коробку и вывалил её содержимое на кухонный стол, мои брови поползли вверх от удивления. В тайнике грозного Гречкина — сына прокурора, реального пацана и интернет-селебрити — оказались кипы полароидных фотографий, милых записок с рисуночками и настоящих любовных писем. Принадлежало всё это, как я с первого взгляда понял, ему с Лёшей.       — Ахереть, — я не удержался и пробежал глазами по ближайшему ко мне письму. Оно было от Кирилла и содержало так много любви и нежности, что мне пришлось отвести глаза. До того личное оно было.       Стало немного обидно, что Лёша никогда не рассказывал мне, как близок он был со своим бойфрендом. Я не мог и представить, как тяжело ему было сейчас переживать предательство и расставание с Кириллом.       — Ты планируешь с ним мириться? — сощурился я. Мне было ужасно интересно, что Гречкин планировал делать со своей жизнью дальше. Даже если я, в любом случае, не позволил бы ему снова сойтись с Лёшей. — Я не знал, что между вами такая любовь.       — Конечно, я планирую мириться, — Гречкин уселся обратно за стол. Я приложил все усилия, чтобы не бросить неосторожный взгляд на его банку. Таблетки были достаточно мелкими, чтобы успеть раствориться за это время. — Вопрос в том, захочет ли он. Я знаю, что Алексу надо время остыть, и ему сейчас не до меня. Сейчас всё его внимание занимает Лиза… Надеюсь, он понимает, что никакой благодарности он от неё не дождётся.       Мне многое хотелось сказать ему на это, но я лишь продолжал вопросительно смотреть на собеседника, ожидая объяснений. Начинать конфликт сейчас было слишком рано, и я прикусил язык.       — Не смотри на меня так, — отмахнулся Гречкин. — Ты им как брат, ты должен знать Лизу. Я имею в виду, настоящую Лизу. Она постоянно пиздит о том, как много делает для брата, как она о нём заботится. Она бы сделала Алексу гораздо приятнее, если бы пошла учиться и нашла нормальную работу.       Чтобы отвлечься от бреда, что нёс Гречкин, я принялся осматривать кухню за его спиной. Взгляд задержался на узкой высокой вазе на столике у входа в кухню. Сделанная из замечательного хрусталя, сейчас она пустовала. Мой скучающий взгляд вернулся с лицу Кирилла.       — Ей реально нужно перестать оправдывать свои тупые поступки виной других людей, — всё расходился он. — Пойми, брат, — от такого обращения я поморщился, — к её проблемам с наркотиками я не имею отношения. Не знаю, в каком свете она выставила меня, но она всегда хорошо умела ссать людям в уши.       Уставший от своей речи, Гречкин наконец поднял банку пива и залпом выпил всё, что в ней оставалось.       Я подождал, пока он допьёт, и проверил, не отразится ли на его лице что-то подозрительное. Но всё шло по плану.       Жить Кириллу Гречкину оставалось совсем недолго.       — Два вопроса, — наконец заговорил я. — Давай проверим правдивость слов Лизы.       Кирилл с готовностью кивнул и вдруг сморщился от резкого движения.       — Это ты впервые угостил её таблетками?       — Ну я.       — Хорошо, — сдерживать змеиную улыбку, что всё рвалась из меня, было уже бесполезно. — И потом ты ещё несколько раз давал ей таблетки, когда она просила?       — Да, но…       — Больше мне знать и не нужно, — я показательно отряхнул свою одежду, будто мог запачкаться от одного только разговора с Кириллом. — Я очень рад, что больше вы никогда не увидитесь.       — В смысле? — тупо спросил Кирилл.       Он потёр лицо, как будто внезапно ужасно захотел спать.       — В прямом, — я развёл руками, — ты скоро умрёшь.       Таблетки явно уже начали действовать, потому что Гречкин отреагировал не так бурно, как я ожидал. Он покачал головой и привстал, потянувшись к своему пиджаку. Я отклонился немного в сторону, чтобы он, если вдруг что, не смог схватиться за меня.       — Чего-чего, блять? — Кирилл подтащил к себе пиджак и полез в карман. Видимо, решил, что наркотик поможет ему “освежиться” и перестать чувствовать себя так странно.       Он вытащил пакетик с таблетками и поднял его к свету, чтобы лучше рассмотреть, как будто тот был непрозрачный.       — Эй, а где всё остальное? — он посмотрел на меня пьяным, осуждающим взглядом.       Никуда не торопясь, я глубоко вздохнул. Затем я указал пальцем на Кирилла.       — В тебе.       Я видел, как он обдумывает мой ответ. Его глаза постепенно загорались мыслью, пока наконец она не щёлкнула у него в голове.       — Блять! — он всё понял.       Терять время на разборки со мной Кирилл по понятный причинам не хотел. Он рванул к кухонному шкафчику, распахнул дверцу и схватил стакан. При этом он растолкал все соседние кружки, из-за чего они пронзительно зазвенели. Я поморщился.       — Нет-нет-нет, — бормотал он.       Кирилл открыл кран на полную и подставил стакан. Руки у него крупно тряслись, поэтому пока он доносил до губ сначала один стакан, а затем и второй, часть воды выплеснулась на пол и на его футболку.       Я наблюдал за происходящим, не в силах всё же уйти домой, как только что собирался. Метания Гречкина доставляли мне не больше удовольствия, чем наблюдение за копошением насекомого. В тот момент я полностью охладел к происходящему. Убедив себя в необходимости убийства, я перестал чувствовать сострадание к своей жертве.       Кирилл бросился к туалету с явным намерением попытаться очистить организм от отравляющего его вещества. Я встал со своего места и лениво последовал за ним. Стоило всё же дождаться, пока он не прекратит сопротивляться смерти.       Когда Кирилла начало тошнить, я прокричал ему через прикрытую дверь туалета:       — Ты же знаешь, что тебе уже ничего не поможет?       Гречкин вылетел из туалета, и бросился ровно в мою сторону, хотя, по моим расчётам, он должен был лишь едва стоять. Он набросился на меня и затолкал обратно в кухню.       — Ты ёбаная сука! — он схватил меня за воротник ветровки, но я легко отцепил его руки, пока волокна моей одежды не попали ему под ногти. Или что там вы обычно ищете на местах преступления?       — Я тебе это, блять, никогда не прощу, — продолжал он. Кирилл схватил оставленный стакан и бросил его в мою сторону. Стакан не долетел, его слишком слабо бросили, но разбился об пол и разлетелся на тысячу осколков. — Я тебе так отомщу, от тебя ни следа нахуй не останется, ты понял? Ты у меня сдохнешь.       Я мягко посмеялся и пожал плечами.       — Нет, ты что-то путаешь. Это ты сдохнешь.       Мой комментарий вызвал новый приступ гнева у Кирилла. Он снова кинулся в мою сторону с кулаками, но не добежал, поскользнувшись на разлитой прежде воде.       Вставать он уже не собирался. Я вообще рассчитывал, что и не встанет больше.       Кирилл обхватил голову руками и наконец безысходно зарыдал. Стадия депрессии или стадия принятия? Я тогда не особо всматривался. На мой взгляд он был уже готов.       С такими мыслями я двинулся к выходу из квартиры.       Гречкин пополз за мной.       Я подошёл к зеркалу, поправляя кепку и капюшон. Ни одна предательски-рыжая прядь волос не должна была выглядывать из-под моего облачения. Сегодня я был кем угодно, но не Сергеем Разумовским.       Сергей Разумовский спал дома с мигренью. Его друзья Лиза и Лёша Макаровы находились в больнице под пристальным наблюдением врачей и камер. Мы были чисты.       Через отражение в зеркале, я снова обратил внимание на ползущего в свою комнату Кирилла.       Он уже полностью скрылся в ней, когда я наконец задумался, чем же ему было так принципиально умереть в своей спальне, а не где-то ещё в квартире.       Вдруг догадка поразила меня, как гром среди ясного неба. Телефон. Гречкин оставил телефон в кресле своей спальни, куда мы заходили недавно. Меня прошиб холодный пот.       Я покрепче замотал руку в рукав и взял запримеченную мной высокую вазу со столика у кухни. Так я направился за Кириллом.       Конечно, он уже успел взять свой айфон и даже пытался кому-то позвонить. Слава богу, ответить ему не успели.       — Ну вот, такой план мне испортил, — цокнул языком я. — Какой ты живучий, оказывается.       Гречкин успел в ужасе обернуться на меня, прежде чем я выбил телефон у него из рук пинком кроссовка. Попытавшись потянуться за ним, Кирилл распластался по полу. Я наступил ему на руку, и он заскулил он боли.       Он быстро поднялся на четвереньки, а потом сел на колени, всё желая достать до меня.       — Передавай привет маме, — я замахнулся и ударил вазой Кириллу по голове.       Гречкин тут же упал на пол, но даже в такой ситуации он продолжал бороться за жизнь. Он окинул меня яростным взглядом.       — Тебе такой пиздец, — сказал он на прощание, и сознание померкло в его глазах.       — Удивил, тоже мне, — я стащил с кровати его красную простынь и накрыл Кирилла. — Спокойной ночи.       Я глубоко вздохнул, и на выдохе эфирная фигура Птицы отделилась от меня и шагнула вперёд, встав по другую сторону от тела Гречкина.       — Чувствуешь? Дышится легче. В городе стало чище.       Он не улыбался, но лицо его было умиротворённым и довольным. Он выглядел так идеально, как будто не был настоящим. Столько лет становясь лишь более на меня похожим, он вдруг снова начал отдаляться от меня, как нестареющий портрет Дориана Грея.       — Ты как Бэнкси, — из его уст это прозвучало как похвала. — Это настоящее современное искусство.       Я сразу почувствовал себя страшно уставшим. Безумно хотелось куда-нибудь сесть.       Я взглянул на тело Гречкина. Я — по одну сторону накрытого трупа, Птица — по другую. В этом было что-то знакомое.       Птица протянул мне руку.       Мне не первый раз приходилось стоять на краю обрыва.       Я пожал руку. И меня накрыла волна.       Все воспоминания о моей жизни до детского дома были для меня запретной зоной. Мне было семь, когда погибли родители, и всё, что было мне привычно, навсегда исчезло. Я старался не вспоминать прошлого и обходить эти темы в разговорах даже во взрослом возрасте.       Но сейчас что-то в моей памяти настойчиво просило моего внимания. Я закрыл глаза, отгоняя зов.       Птица притянул меня за руку ближе к себе. Ещё шаг, и мне бы пришлось наступить на Кирилла.       — Вспомни, — воззвал демон, и голос его звучал ещё более искусственно, чем обычно.       Я помотал головой из стороны в сторону.       — Ни за что.       Но на самом деле я уже ничего не мог поделать против своего мозга и ощущения, что Птица ковыряется в нём своими чёрными когтями.       ***       И вот мне снова семь лет.       Вокруг снова та ночь. Я стою рядом с двумя накрытыми белыми простынями телами на полу. Суетятся люди и обеспокоенно осматривают меня. Они задают какие-то вопросы, но я полностью поглощён высокой чёрной фигурой передо мной.       Демон немного наклоняется и протягивает мне свою руку. На самом деле я едва угадываю в этом сгустке черноты его ладонь. Он тянется ко мне поверх накрытых тел.       — И ты протянешь мне руку? — спрашивает демон. — Мне — черноте и хаосу? Кровопролитию и раздору?       Семилетний я медленно киваю, стараясь не смотреть на то, что лежит у моих ног.       — Тогда условия нашей сделки вступают в силу немедленно.       И я пожимаю его руку над телами моих родителей.       ***       Я яростно вынырнул из воспоминания и вырвал свою руку из хватки Птицы.       Эти воспоминания хранили что-то, что меня явно не обрадовало бы. Сейчас для них было не место и не время. Если я хотел и дальше видеть себя в роли великого вершителя справедливости, я должен был навсегда забыть условия нашей с Птицей сделки. Как бы он не просил меня вспомнить.       — Да пошёл ты нахер! — бросил я и вышел из спальни Гречкина.       Я ещё раз осмотрел квартиру, чтобы убедиться, что нигде не оставил ни намёка на свою личность.       — И всё-таки, — ворковал Птица, следуя за мной по пятам, — ты слишком интересный. Поэтому я так и не смог тебя убить.       Я проигнорировал высказывание.       Прислушавшись к шуму за дверью и убедившись, что там никого нет, я вышел на мрачную лестничную площадку. А затем, натянув кепку пониже, и на улицу.       Я наблюдал за тем, как мы ехали к дому, поэтому помнил, куда мне свернуть, чтобы выйти к дороге и поймать такси. На красную ламбу Гречкина я даже не посмотрел.       Уже когда я вышел из такси у своего дома, перед этим отгрузив водителю всю оставшуюся у меня в кармане наличку, я обернулся на Птицу. А потом зашёл домой. Демон не говорил ни слова.       Это было для него необычно, и я даже испугался, что он на меня обиделся.       — Почему ты молчишь? — спросил я, затягиваясь из электронки.       Хотелось проверить уведомления на телефоне, но я решил не трогать его до утра, чтобы он не записал лишней активности в такое подозрительное время.       — А что мне говорить? — Птица без интереса наблюдал, как я раздеваюсь, аккуратно складываю одежду и прячу её на дальние полки старого шкафа.       — Ну ты ведь заставил меня его убить, — ответил я. — Скажи мне, что ты об этом думаешь. То тебя не заткнёшь, то ты… такой.       Птица усмехнулся.       — Нет.       Высунув голову из воротника старой футболки с названием политической партии, которую я носил тут как пижаму, я посмотрел на Птицу с негодованием.       — Что значит нет?       — Я не заставлял тебя его убивать, — возразил Птица. — Ты сам так решил.       Тут он широко улыбнулся, плотоядно и бескомпромиссно.       — Ты можешь продолжать отрицать это, но ты не лучше тех, с кем борешься.       Я развалился на диване и поправил под собой подушку.       Месть Гречкину за своих близких заставила меня почувствовать внутри себя силу, что было мне уже давно незнакомо. Позволить Птице испортить мне это чудесное возвышенное настроение я не мог.       Я потянулся за коробкой таблеток от мигрени, что валялась недалеко от кровати. Замахнувшись, я швырнул коробочку в Птицу. Тот не стал уворачиваться — просто исчез.       — Завтра поговорим, — заключил я и отвернулся к стене.