Гиперопека по-доминантному

      Ехать минут тридцать, но спустя полдороги Арсений попадает в небольшую пробку и, чтобы не терять времени, перестраивается на выделенную линию. По ней добирается быстрее запланированного, подъезжает к самому подъезду. За вольность наказать не должны были, ведь по сути он ехал на задание, которое могло и может оказаться связанным с сабмиссивым, а для таких выделенка не просто разрешена, а вообще-то обязательна. Так что Арсений не чувствует себя нахалом, лезущим без очереди, а наоборот, выжимает из своего права всё, что может.       Райончик, в котором он оказывается, выглядит скучно. Дома старые, потрёпанные жизнью, в основном не больше семи этажей. Действие происходит вечером. Уходящее солнце окрашивает притихший двор в блекло-рыжие тона, но делает это слишком неохотно из-за густых растущих здесь деревьев. Из-за чего кажется, что уже не вечер, а практически ночь. Да и людей слишком мало.       Нужный подъезд искать не приходится. Рядом с ним, как маячок, уже стоит полицейская машина. Код от подъезда ещё во время пути отправил отец, так что Арсений попадает внутрь без всяких трудностей. На втором этаже возле открытой железной двери стоят двое крепких мужчин, один помоложе и покоренастей, второй повыше и постарше. Они о чём-то в сдержанно-вежливой манере разговаривают с открывшим им мужиком лет сорока.       Мужик, что странно, выглядит безобразно и пахнет алкоголем, но всё это какое-то ненастоящее, бутафорское. И держится он и ведёт себя не совсем так, как вёл бы человек пьяный. Куда страннее он реагирует на появившегося Арсения. Сперва он не реагирует на него, затем хмурится, напрягается, а когда замечает браслет на запястье и видит ФДИСовское удостоверение, то становится белым и неожиданно молчаливым.       — Добрый вечер, Арсений.       — Костя, Миша, — представляются полицейские, пожимая ему руки. — ФДИСу реально заняться нечем? На обычные вызовы с пьяными соседями уже катаетесь?       Арсений вежливо улыбается молодому Мише и переводит взгляд на хозяина квартиры. Не то, чтобы его сердце чует неладное, но весь жизненный опыт говорит не доверять людям и выяснять всё до тех пор, пока разум не будет полностью спокоен. Так что он с лёгкой усмешкой отвечает:       — Заботимся о своих, всего-то. Неужели ничего интересного? Квартиру уже осмотрели?       — Как раз собирались.       — Не буду я вас пропускать! — восклицает хозяин квартиры, встрепенувшись. — Не имеете права! Это частная собственность!       — Если ситуация грозит опасностью жизни человека, то могут, — спокойно заявляет Арсений раньше, чем уставшие полицейские в очередной раз заведут свою шарманку. Радостные возможностью не трепать себе лишний раз нервы, те замолкают и только согласно качают головами, по-немому подтверждая каждое слово.       — О чём Вы говорите?! Жизнь какого человека в опасности, я понять не могу?!       — У Вас есть несовершеннолетняя дочь. Где она сейчас?       — О чём Вы?! При чём здесь Лиза?! Она у матери сейчас, нет её у меня!       — Мы это проверим. Извините, но на слово доверять людям нельзя. Если будете мешать, то за препятствие действиям сотрудников полиции и агрессивное поведение отправитесь в изолятор временного содержания.       — Да не имеете!..       — Имеют, — холодно перебивает Арсений. — Ребят, это уже слишком долго продолжается. Надо скорее осмотреть квартиру и отправляться по другим делам. Вы как?       «Ребята» кивают и настойчивее просят хозяина квартиры не препятствовать. Они прекрасно знают эту черту среднестатистического доминанта решать всё резко и быстро, точно никогда нет времени. На самом деле, у всех ФДИСовских служащих настолько плотный график, что это не сравнение, а гиблый факт, но окружающие люди видят мир по-своему, поэтому все доминанты для них превращаются в одного карикатурного строгого, вечно спешащего, вечно занятого человека, который увлечён исключительно делом и ничем другим. Образ в глазах общества, безусловно, хороший. Многие любят такой характер, по крайней мере в работе, а в жизни им долго соприкасаться и не надо. Но вот для самого доминанта этот образ становится одной из сотен сковывающих масок, намертво прикрепляющихся к лицу.       Арсений протискивается в квартиру и своевольно осматривает каждое помещение, пока на пороге Миша с Костей сдерживают владельца от необдуманных поступков. Квартира выглядит до того опрятной, несмотря на лёгкий в ней бардак, и пахнет в ней достаточно приемлемо, что неладное не заметить сложно. На кухонном столе стоит открытая бутылка водки, рядом рюмка. Закуси никакой нету. Но отчего-то вид правдивый, намного более искренний, чем сам хозяин жилища.       На кухне он не задерживается, идёт в ванную, затем спальню. В ней жила или живёт девочка. Это понятно по односпальной кровати, компьютерному столу с кучей канцелярских принадлежностей и стенам с постерами. Разные цитаты, лица популярных певцов, актёров, персонажи игр, фильмов, мультиков, аниме. Арсений в этом не разбирается совершенно, ему главное понимать, что девочка живёт здесь. По крайней мере она была здесь не так давно, ведь выглядит комната достаточно опрятно, обжито, на столе даже осталась кружка из-под чая, а ещё рядом с клавиатурой лежат чёрные ножницы.       Не то, чтобы странно, но ёкает. Первое, что пытаются сделать браслетные, так это — из страха или чисто из интереса и для обретения уверенности в реальности всего происходящего — повредить браслет. Потому что его нельзя уничтожить, намочить, порезать, сжечь, снять и так далее. С ним ничего нельзя сделать, только любоваться им, поправлять его немного, то выше, то ниже, прятать его под одеждой, но его даже покрасить не получится, потому что он в равной степени отталкивает не только воду, но и вообще любое вещество. И это какой-то внутренний переход у каждого браслетного — проверить.       В общем, Арсению становится неспокойно. С другой стороны, это могут быть просто ножницы. Просто ножницы для урока, для шитья или вырезания из бумаги, для стрижки в конце концов. Но их же не зря натаскивали на подобное в универе и продолжают натаскивать на курсах и аттестациях.       Мужчина из коридора кричит, вопит, ругается и вырывается, но не как пьяный человек, а как напуганный, или у Арсения уже развилась шиза. Это грёбаные совпадения или он видит то, что желает, из-за профдеформации? В любом случае, нужно всё быстро проверить. В комнатах при первичном осмотре никого нет. Всё открыто, признаков гостей или других жильцов не наблюдается.       Не беспокоясь о рамках приличия, Арсений проверяет за шторкой в ванне, заглядывает под кровать, проходится по балкону, проверяет шкаф в комнате девочки и останавливается для такой же формальности возле гардероба родителей. То ли его глючит, то ли он правда слышит оттуда звуки. Да и владелец квартиры особенно рьяно требует покинуть чужую собственность на этом моменте.       У Антона есть одна беда — он слаб перед дверью, а по сути перед уверенным шагом вперёд. К сожалению, он слишком боится делать перемены, очень долго их взвешивает, не несётся сломя голову и двести раз обдумывает о нужном и ненужном, прежде чем просто положить ладонь на дверную ручку и открыть. У Арсения таких проблем не наблюдается, хотя секундная заминка у него и происходит.       За дверкой, между одеждой, по правде прячется девочка лет тринадцати на вид, достаточно худая, миловидная и перепуганная, с красными следами от слёз на лице. Арсению всё заведомо понятно, но он всё равно опускается перед ней на колени и осторожно проверяет её щиколотку. Девочка вздрагивает, когда его палец касается чёрной неубиваемой кожи. Дышит так резко прерывисто, готовая разрыдаться, что у Арсения тянет в сердце.       Не просто так ведь прячется.       Нарассказали сказок?       Запугали силой?       Решили сделать домашней рабыней?       Захотели продать на чёрном рынке?       Просто испугались, что отберут ребёнка и сами глубоко печально пережили такое откровение?       Вариантов, на самом деле, достаточно, но о них обо всех Арсений думает одной небольшой частью сознания, всю другую же он использует для того, чтобы её успокоить. Поднимается, прижимает Лизу к себе, крепко обнимая и шепча на ухо, что он не сделает ей плохо, всё будет хорошо и нечего переживать.       Надо знать что говорить и как. Первым делом, саба нужно расстрогать, чтобы он окончательно потерял линию защиты, и разрыдался, перестал сдерживать эмоции. И себя при этом нужно проявить максимально сопереживающим, чтобы возникло первое доверие. Делается это набором определённых слов и действий. Когда человека укрывают, он начинает чувствовать чужое влияние, и если он недостаточно сильный, то к нему приходит ощущение беспомощности.       Нижние любят это ощущение, но только в том случае, если они доверяют верхнему. Поэтому, расстрогав и лишив возможности отстраниться, нужно обязательно вселить в сабмиссива чувство защищённости. Для этого голос во время речи должен быть чёткий, уверенный, кроткий и самого приятного тембра. Говорить нужно полуинтимно, как можно ближе к уху и негромко.       Нюансов, на самом деле, масса, и возможных реакций от нижних может быть куча, да ещё на разных действуют разные приёмы, ведь все люди отличаются друг от друга, но в общем и целом за столько лет практики успокоить нижнего и внушить ему чувство доверия к чужому человеку Арсений научился. Навык коммуникации буквально первым прокачивают в лицеях и универах, если доминант планирует пойти работать во ФДИС и тем более работать напрямую с нижними.       Так что спустя полторы минуты Лиза уже во всю рыдает, закопавшись красным лицом в крепную грудную клетку, и слабыми пальцами жалко держит его за плечи, точно не уверена в том, что можно, но очень ей этого хочется и она себе это позволяет. В общем, всё идёт верно.       Он поглаживает тёплой сухой ладонью её по волосам и думает о дальнейших действиях. Оповестить ФДИС о нарушении закона со стороны человека, отчёт отцу и получение дальнейших инструкций — посидеть с ней где-то и подождать, когда её определят в пансионат, передать её ответственному за этот район куратору или отвезти туда самостоятельно, но в таком случае по пути нужно будет дозаправиться, а потом ещё дополнительный отчёт писать для ФДИСовских полицейских.       Работы куча.       Но в первую очередь нужно успокоить Лизу. Арсений уже получил от неё необходимые эмоции, теперь она безвольная кукла в его руках, верящая и опасающаяся, но не боящаяся как в начале. Первое впечатление слишком важно. Антона переебнуло от первого впечатления так сильно, что он аж на домстве настоял. Интересно, а это проёб или показатель мастерства?..       Ладно. Потом подумает. Сейчас Арсений решает вывести Лизу из квартиры и устроить пока что в своей машине. В квартире рядом с отцом ей точно нельзя оставаться. Не по регламенту, да и… ему самому тошно от того, что нижний будет в одном обществе с человеком. И не важно, родственник это или нет. Если у браслетного ребёнок так и не наделяется браслетом, то с ним практически всегда теряется связь. Слишком разные это миры.       — Седьмая.       Статья уголовного кодекса, которую одно время хотели поднять до первой, когда переписывали в очередной раз конституцию и вносили огромный перечень поправок в кодексы. Костя и Миша удивлённо уставляются на девочку, сразу же сползают взглядами на её ноги. На щиколотке, уже не спрятанный под белым носочком, висит браслет. Он действует на полицейских отрезвляюще и бьёт их чем-то тяжёлым по башке одновременно. Оба вздрагивают, отступают, округляют глаза, замолкают и крепче начинают держать хозяина квартиры.       По этажам спускаются быстро. Возле подъезда Арсений одной рукой отправляет отцу сообщение о результате выезда, второй же приобнимает и направляет девочку. Сажает её в машину, отыскивает в бардачке бутылку водички и конфеты. Эти вещи, кстати, входят в обязательный набор, без которого нельзя садиться за руль, иначе штраф, рассмотрение изменения статуса карточки и возможное лишение водительских прав. Тут уже от рассматривающего дело зависит и от самого доминанта, смотря, какие у него цели. Но, конечно, между зелёной карточкой и личной машиной нормальный доминант выберет зелёную карточку. Тут без вариантов.       У Арсения, правда, находится другая проблема. Он привык быть куратором. Как раз заниматься такими нижними, определять их по пансионам, отвозить их туда и смотреть за ними на разных мероприятиях. Но сейчас он выступает в роли, типа, свидетеля, и должен передать девочку другому куратору, а не заниматься ею. И ему от этого, честно говоря, неприятно. Не по себе отдавать то, что сам нашёл и приютил, не доводить дело до конца. И в целом, за последнее время он как-то слишком мало общался с зелёными нижними. Точнее, вообще перестал это делать, потому что перешёл в другой отдел.       Тянет. Всё-таки, не зря он не послушался отца и поменял вектор обучения в университете. Ведь сначала он тоже должен был быть кем-то из офисных ФДИСовских, сидеть в башне и заниматься бумагами, взаимодействием с другими доминантами или людьми, но в конце первого курса перешёл на другую специальность в тайне от отца, из-за чего они в первый раз крупно рассорились.       И потом и до этого, правда, проблем в их отношениях хватало, но опустим.       В любом случае, Арсений осознаёт, что по-настоящему скучает. Лиза, напившись воды, обмоталась в предоставленный ей плед — обязательный набор — и жмётся теперь к нему. Слабая и беззащитная, такая, которую нельзя не оберегать и не любить.       Арсений не понимает, это у него мозги так промыты, или это организм доминанта так работает. Вероятно, первое, немного подстрекаемое вторым. Но думать об этом — лишняя трата энергии и времени. Он прижимает Лизу к себе так, чтобы она не видела экран его телефона, и уточняет у отца дальнейшие действия.       «Знал ведь!»       «Потом гордиться будешь. Мне самому её отвозить или передавать кому?»       «Я запрос отправил. Сейчас ответ получу, и скажу тебе. Можешь и сам позвонить им, если так срочно ответ нужен. Это ведь всё дело постепенное»       «Ты мне об этом рассказываешь?», Арсений надеется, что агрессия не слишком выпячивает в этом сообщении, поясняет даже: «Я не могу разговаривать по телефону при нижнем и оставлять его одного без надсмотра другого доминанта»       «В машине музыку включи и окна закрой, проблем-то?»       У Арсения скрипят друг о друга зубы, но скоро он исправляется, чтобы девочку не пугать. Ему лень и скорее даже не хочется объяснять отцу, почему так делать не следует и вообще нельзя, поэтому откладывает телефон, чтобы дождаться от него ответа, хотя это посредничество ему не нравится, и возвращается к Лизе.       — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально, — тихо отвечает она, склоня лицо и уведя глаза в сторону.       Арсений качает головой.       — Ты не бойся. Я не причиню тебе никакого вреда. Веришь?       — Верю.       — Вот и умница. Мы сейчас тебя определим в другую школу. Не пугайся. Тебе там понравится. Всем безумно нравится. Боишься этого?       — Н-нет. Я… я не знаю, — она вдруг опять срывается на слёзы и доверчиво прячется в плече Арсения, а он в свою очередь гладит её по волосам. Отчего-то такая резкая реакция очень больно режет его по сердцу, он в очередной раз чувствует неладное. Нижние, конечно, эмоциональные, но у них по-разному выражаются разные страхи.       В Антоне, например, несложно было различить в целом страх неизвестности и правдивости лживых страшилок. Но она не похожа на человека, боящегося оказаться в пансионе. Её не это тревожит. Арсений не знает как это понимает, будто просто видит и знает, и приходящие в голову догадки ему не нравятся совершенно.       — В пансионе будет психолог, с ним ты сможешь поговорить обо всём. Он тебе поможет. Но если хочешь, ты и мне можешь рассказать, что тебя тревожит. Я вижу, что ты боишься. Чего же, Лизунь? С тобой, правда, всё будет хорошо.       После последних слов её настигает новый приступ истерики. «Всё будет хорошо» влияет на неё слишком сильно. Отчего? У неё уже такая реакция на само выражение или она не может в него поверить, или она ему неимоверно рада? Опять куча развилок. Еле выберешь нужную.       Вопрос времени и навыков. Первого, честно говоря, никогда не хватает, но выделить сколько запросят личного и рабочего времени для общения с нижними, это святая и конституционная обязанность любого верхнего. Да и навыков у Арсения предостаточно, так что он максимально погружается в то, чтобы на этот раз не расшатать, а полностью стабилизировать состояние девочки. По-настоящему доверяясь ему, Лиза постепенно успокаивается, льнёт к нему и начинает тихо рассказывать о том, что её пугает.       Сначала речь несвязная, часто прерывается шмыганьем носа и прерывистыми вздохами, но затем речь крепчает. Не перебиваемая, внимательно выслушиваемая, Лиза погружается в первичное откровение.       Браслет у неё появился не так давно. Всего полторы недели назад (что большой срок по мнению Арсения, но он не перебивает, у Антона, например, было несколько лет, и от этого факта ему до сих пор не по себе). Появился он у неё дома, она тогда как раз смотрела человеческий сериал, в котором были частые вставки с браслетными, и ей они нравились больше всего (что неудивительно). На моменте, когда верхний заигрывал, — а по сути приставал, по общему желанию прижимая к стенке, — с нижним, тогда-то сердце у неё перехватило, дыхание сбилось, губы засвербили, и всё тело впервые наполнилось странной потребностью в боли и «приручении». На её голой щиколотке возник браслет, которому она сперва не поверила, затем, попробовав его разрезать, шокировано замерла, а потом достаточно радостная побежала к родителям рассказывать о своей особенности.       Удивительно, но у неё не было никаких проблем с тем, чтобы быть нижней. Спасибо киноиндустрии и в целом новому веянию. История должна была быть хорошей, если бы родители подействовали по закону, но для них собственные моральные нормы, рамки совести, были важнее. Тогда её матушка сказала «избавиться» от неё, «сдав к этим» и пытаться в нового, «нормального» ребёнка, а отец… сперва он молчал, затем разругался на повышенных тонах с женой, выпер её из дома и первые дня полтора просто пил.       Тогда как раз начинались выходные. Дело было вечером в четверг. В пятницу она не пошла в школу. Два дня «отдыхала», а потом, в понедельник, отец отправил сообщение классной, что она заболела. Тогда-то началась история.       «Я понимаю», «им ведь нужны деньги», «ипотека», «из-за меня поссорились» и ещё кучу слов говорила Лиза, которую Арсений не мог нормально переваривать. Он себя сдерживать умеет, поэтому не давил, не сжимал объятия так, как хотел бы, а холерические замашки в душе уже вопили что-нибудь въебать, но он только гладил её по волосам и порой вставлял чёткие выражения, что не нужно оправдывать их, — без имён и титулов, у нижних не существует родителей, если они люди, — она сама ни в чём не виновата, и её жизнь намного ценнее и важнее, чем жизнь тех, с кем она по глупой случайности так долго жила.       Первичную обработку он сделал. Выговорившись, от эмоций Лиза почти задремала. Она устроилась головой на окне, полуприкрытыми глазами рассматривая родной двор.       С одной стороны, Арсений желает её поскорее увезти отсюда, но с другой важным является этап прощания с местом, где человек родился и вырос. Так что он выдаёт ей немного времени на это и позволяет себе выйти из машины. Теперь, когда он полностью понимает её настроение, видит отсутствие бредовых желаний (убежать, навредить себе и т.п), удостоверился в её стабильности и немного вымотал её разговорами, так чтобы пропал интерес ко всему остальному (например, подслушиванию), Арсений позволяет себе, отойдя буквально на пару метров из машины, проверить сообщения и позвонить на горячку. Конечно, сердцу неспокойно терять из виду нижнего, но он по-прежнему видит её сквозь щёлочку приоткрытого окна. Видел бы и так, не будь стёкла тонированными, но выбирать не приходится. По регламенту работники ФДИСа, занимающиеся с сабами, обязаны передвигаться на транспорте исключительно с тонированными стёклами. Остальные, в принципе, тоже, но у них более щадящие установки.       В любом случае, Арсений проверяет телефон и, не найдя нормального ответа от отца, звонит на горячку, где коротко и тихо объясняет о сложившейся ситуации и ожидает пару минут, когда ему наконец скажут номер пансиона, в котором есть подготовленная свободная комната, в которую уже можно заселять нового нижнего.       — Нам куратор этого района пишет, что он в часе езды попал в пробку. Ещё два ближайших сейчас не могут подъехать. Есть умеренно свободный один, у него как раз смежный заканчивается. Или отправим из офиса…       Стоит отдать должное девушке-оператору. Она очень быстро щёлкает мышкой и проверяет район на доступность, как и обязывает делать это её работа. Арсений облегчает ей задачу, когда предлагает лично довезти девочку до пансиона и передать о ней полученные сведения психологу. К сожалению, в этой области города он был нечасто, только по срочным вызовам пару раз катался, поэтому точное расположение школ, прикреплённых к ним кураторов и психологов не знает. Немного некомфортно, но не критично. Оператор соглашается на его предложение с облегчённым вздохом.       — Так… Арсений Сергеевич, а вы ведь… да, вижу, недавно всё проходили. Супер, у вас действующая лицензия! Так, направляю запрос, вышлю вам в приложение адрес. По поводу вещей сами знаете. Психолога там зовут Мирон Янович Фёдоров, он на месте. Если что, вас встретит. Там сейчас усиленная охрана из-за недавней попытки антифдисовских людей пробраться на территорию пансиона и раскрасить его всякими непотребствами. Если вдруг на КПП возникнут проблемы, в приложении уведомите. Пару минут, всё будет готово. Так… Документы её сможете сейчас забрать и привезти или время понадобится? Кстати, вижу, что наши прибудут через пять минут. Передайте им всю полученную информа-а-ацию, да есть. Разрешение получено. Но лучше дождитесь наряд, прежде чем отправляться.       — Хорошо, спасибо. Хорошего дня.       Такое Арсению по душе. У приехавших фдисовских он как раз сможет запросить документы девочки и удостовериться, что она не пересечётся с отцом. Время не горит. Никаких громких новостей за последнее время не выходило, повышенной нагрузки сейчас на цензор-отдел не наблюдается, так что можно чуть-чуть перевести дыхание. Он садится обратно в машину и подкупающим ласково-твёрдым голосом сообщает Лизе о дальнейших планах.       — Смотри, мы сейчас поедем в школу, где ты будешь дальше жить. Там классно, много таких, как ты, ребят, вкусно кормят и не достают учителя. У тебя будет личная комната, как хочешь, так её и обустроишь. Если тебе что-нибудь нужно будет из одежды, игрушек, гаджетов и так далее, всё можно будет попросить, заказать, проблем с этим нет. Если у тебя есть сейчас какие-то личные вещи, которые ты хочешь с собой забрать, можем за ними сходить. Не беспокойся, нам с тобой никто не помешает.       — А я… прям вот… сейчас туда поеду, да?       — Да, Лизонька. Надеюсь, это не станет для тебя большой проблемой. Понимаю, новое окружение, потеряешь связь с каким-то друзьями, но, поверь мне, ты найдёшь много новых друзей, которые будут тебя прекрасно понимать. И таких же понимающих учителей.       — Это звучит слишком прекрасно.       — Так оно и есть, — улыбается Арсений, подмигивая ей. Лиза тоже улыбается в ответ, немного смущённо, понятное дело, недоверчиво, но всё равно она сильно расслабляется и теперь видно, какая она хорошенькая.       Совсем ещё молодая, и тело на неё реагирует не так, как на зрелого нижнего. Она в простом, будто домашнем, платье немного ниже колен. На ножки в белых носочках с рюшками перед выходом надела кеды, едва их зашнуровав. Они тогда буквально убегали из квартиры, так что никаких пауз на одевание не было. Плохо, что происходящее было таким стихийным, буйным, но за эмоциями она и не разглядела в этом ничего плохого, так что терпимо. Главная цель в любом случае выполнена, и результатом Арсений доволен. Теперь о ней можно немного позаботиться и передать в надёжные руки, чтобы она дальше росла, хорошела, постигала БДСМ и саму себя. А когда это случится, и она окончательно созреет, тогда уже и смотреть на неё любой доминант будет по-другому.       Так, как Арсений стал смотреть на похорошевшего раскрепощённого Антона. А то изначально с ним было так сложно. Зелёный до ужаса, всего хочет и всего боится, сексуальность свою скрывает, да и попросту выглядит, как ребёнок, с которым нельзя ещё вступать в подобного рода отношения.       Хорошо хоть этот образ стал размываться. И теперь с ним нормально проводить лёгкие сессии или заниматься сексом. Но на это понадобился буквально год. Тяжкий год. Плюс, ему недавно исполнилось восемнадцать лет. Тоже слишком ещё юный возраст, но с учётом всех факторов, пригодный для всего вышеперечисленного.       Лиза же пока что совсем к этому не пригодна. Она ещё девочка, которую максимум могут поцеловать такие же нижние из пансиона, как она сама. Помладше, постарше, одногодки, но не более того. Для остального нужно несколько лет хорошенько мариноваться.       Арсений гладит её по волосам и уточняет, будут ли они подниматься за её вещами. Подумав, она неуверенно отвечает положительно. Ответ так себе, но раз она хочет, так тому и быть. Как раз к подъезду подъезжает машина с нарядом фдисовских. Арсений выходит из машины на улицу буквально на пару минут, чтобы поздороваться, коротко передать полученную информацию, запросить документы девочки и попросить побыстрее увести отца из квартиры, чтобы они могли забрать необходимые вещи.       — Может, вы потом за вещами приедете? — с недовольством отвечает один из оперов. — Нам квартиру бы осмотреть и опечатать.       — После того, как мы заберём необходимые нижней вещи, — спокойно говорит Арсений.       — Кураторы, — бурчит на то опер, но даёт согласный ответ. Просит подождать несколько минут, пока они выведут задержанного.       Арсений возвращается к Лизе и обнимает её так, чтобы она не видела родной подъезд и то, как грубовато будут выводить из него её родного отца. Заодно закрывает окна, чтобы к ним не попадал ненужный шум, и сам поглядывает в сторону подъехавшей машины, ожидая, когда сможет повести девочку собирать вещи. Ей же он продолжает рассказывать что-то незначительное о школе, чтобы она больше расслаблялась, улыбалась и думала о чём угодно, кроме недавно пережитого стресса.       Но она сама всё равно возвращается к этой теме.       — Я не понимаю, что бы со мной было дальше. Как бы…       — Не было бы такого, — пресекает резко её разговоры Арсений. — Малышка, ты чего? Мы бы такого не допустили, все подобные вещи строго просматриваются нашим ФДИСом. Да и какой доминант обидит нижнего, что за глупость?       — Но он приходил, — тонким голосом говорит Лиза, как человек, точно уверенный в том, что видел и слышал. — Он приходил, трогал меня и говорил, что…       — Не важно, что он говорил. Это всё была постанова. Не может верхний обидеть нижнего, это люди такую глупость придумывают. На самом деле это был какой-то знакомый твоего отца, который тебя разыграл, притворившись доминантом.       — Правда?       — Конечно.       Главное, пиздеть с полной уверенностью, что сказанный бред является неоспоримой истинной и вообще фактом. Очевидно, что родной отец решил продать девочку на чёрном рынке доминанту с жёлтой или красной (вероятно, красной) карточкой. Это вытекает из всех сказанных девочкой слов. Но ей об этом знать ни к чему. Во всём виноваты люди и только они, они злодеи и порочат честное имя доминантов.       Лиза верит.       — Вы всё знаете, — говорит она с детским непониманием.       Арсений весело усмехается и кротко отвечает ей:       — Конечно, мы всё о вас знаем. Не нужно и переживать. Вот увидишь, твоя жизнь станет такой хорошей, какой никогда ещё не была. У нас в пансионе есть, — из подъезда скрученный в позу креветки выходит отец девочки, его ведут два опера. Передвигаются быстро, чтобы не было лишних любопытных глаз, да и тоже ценят своё время, которого всегда не хватает, — прекрасный психолог. Он на самом деле друг для каждого нижнего. Вот увидишь, тебе понравится с ним общаться. Он поможет тебе быстро адаптироваться.       — Я никогда не жила без родителей.       — Каждый доминант выступает в роли родителя. В этом плане даже не беспокойся, у тебя будет столько внимания, сколько никогда ещё не было. Ладно, хватит языками трещать, давай пойдём собирать твои вещи. Вижу, ты немного успокоилась. Бери только самое тебе близкое и нужное.       — А я там надолго буду?       — В пансионе? Да, ты там теперь будешь жить. Тебе подробнее Мирон расскажет, психолог, о котором я тебе говорил. Поверь мне, вещами ты обрастёшь быстро, с этим проблем нет. Но вот если есть какие-то ценные игрушки, тетрадки, личный дневник, ноутбук и так далее, можешь забирать. Я помогу тебе донести. Пойдём?       Лиза кивает. Ясно видно, что ей мало понимания, но у неё голова тяжёлая от всего пережитого, поэтому она рада просто слушаться. Они идут к подъезду. Арсений набирает присланный ему код, — спасибо хорошей памяти, — от чего ловит в глазах девочки восхищение. Действительно, доминанты всесильны, всепонимающие и всезнающие.       )       Уже на этаже Лиза подсобирается, юркает в квартиру, едва Арсений открывает перед ней двери, и, осторожно оглядываясь, пробегает в свою комнату прямо в кедах. Это и хорошо. Разуваться здесь не стоит. Как и задерживаться. Опера пока не успели перевернуть здесь всё вверх-дном, квартира по-прежнему выглядит опрятной. Такой она, разумеется, будет недолго. Ни обычных полицейских, ни фдисовских, нигде не наблюдается.       Правильно, пересекаться с нижним им не надо. Человеческим, потому что в целом нельзя, а с фдисовским, потому что они не умеют общаться с зелёными сабами. Нет, у них, конечно, было определённое обучение, и в ВУЗе им мозги с этим ебали, но практика с краснокарточными доминантами и другими недостойными по мнению ФДИСа элементами, сильно меняет их характер.       С этим даже проблема есть, которую до сих пор не могут нормально решить. Кураторов не так много, и они всегда заняты. Мало кого допускают к работе с зелёными сабами. Быть учителем, а тем более психологом в пансионе или куратором — самые сложные по доступности профессии. И самые дорого оплачиваемые. Недавно появилась нагрузка на цензоров, по ним делали внутренние проверки, многих уволили. В общем, чисто из-за этого цензоры стали зарабатывать больше кураторов и психологов. Нехватка кадров — явление временное. По крайней мере у них оно быстро решается, всего несколько лет или один полный выпуск из универа (от момента зачисления до момента окончания бакалавриата).       Но опера от ФДИСа не работают с нижними. С ними может кататься штатный психолог, который перенимает эту роль на себя, но не всегда он свободен и не на все вызовы он отправляется. Если появилась информация о том, что какой-то доминант выкрал саба и удерживает его у себя, то психолог едет обязательно. Но если был вызов, что доминант подрался с соседом по лестничной клетке, то психолога не отправляют. Только вот по приезде может обнаружиться, что в квартире доминанта находится нижний (легально по карточке или нелегально), и тогда уже начинаются проблемы. И счастье, если нижний стабильный и понимает, какие люди плохие и сам не пострадал. С ними даже опера могут общаться плюс-минус нормально, как если бы на открытке были. А вот что делать с «ранеными» сабами они понятия не имеют, не могут их нормально успокоить, поддержать, оставляют о себе не лучшее впечатление, с которым психологом в последствии приходится отдельно разбираться.       — Как у тебя делишки?       Арсений, чуть постучавшись, заглядывает к девочке в комнату. Лиза стоит возле гардероба с двумя толстовками в руках, явно не понимая, какую из них ей забрать с собой, а какую оставить. В большую сумку, с которой удобно путешествовать, уже собрано несколько книг, дисков, фотографий, постеров, игрушек и много канцелярии. Всё это мешается с кофтами, штанами, нижним бельём.       Да - совсем не как Антон собирается. Впрочем, все нижние разные, некоторые вообще забирают с собой какую-нибудь одну вещь или не берут ничего, другие же пытаются увезти всю комнату, особенно, если они расстаются на хорошей или терпимой ноте с родителями и прошлой жизнью в целом. Такие хотят как можно больше забрать, и основная проблема с ними уже в пансионе состоит в том, чтобы переучить их с негодных исполнителей на одобренных и объяснить, почему им нельзя коммуницировать с бывшими одноклассниками и родственниками.       — Я не хочу набирать слишком много, но… не знаю, какую оставить.       — Значит, бери обе, — тепло улыбаясь, отвечает Арсений. — Не создавай лишних проблем. Раз не можешь выбрать, значит и не хочешь выбирать, а хочешь обе. Клади. Если что, найдём ещё сумки. У меня в машине если что есть. Тебе помочь с чем-нибудь?       Краем глаза Арсений замечает в сумке книгу современного автора, запрещённого ФДИСом. Ай. Опасно. Печально. Пока Лиза, отвернувшись к шкафу, что-то щебечет о своих вещах и волнении, вытаскивая из глубин ещё больше одежды, он бесшумно достаёт книженцию и скорее убирает её подальше, кидает за компьютерный стол, в тот же момент роняя с него другую вещь для отвлечения. Лиза ожидаемо поворачивается на шум и говорит, что упавшая книга ей не нужна, это ужасный учебник по физике. Арсений с ней не спорит, только согласно улыбается и кладёт его на место.       По итогу он помогает с верхними полками. Вещей оказывается больше, чем на одну сумку, но Лиза умудряется запихать их в два рюкзака — относительно новый и уже значительно поношенный, с оторванной лямкой и следами потёртости. Арсений забирает сумку и более забитый портфель — тяжёленькие, — ей отдаёт полегче. Возле самого коридора она вдруг останавливается и бежит сперва в ванную, затем на кухню. Приносит разную косметику: шампуни, бомбочки для ванны, эфирные масла и тому подобное, а также две кружки. Видимо, любимые её. Приходится поменяться рюкзаками, так как менее заполненный стал более тяжёлым. Но перед финальным выходом, Арсений присаживается перед Лизой на колени и нормально завязывает ей кеды.       Девочка тает. Забота доминанта всегда влияет на нижних особенно сильно. Даже если они просто открыли им дверь, помогли донести вещи или одеться. И это хорошо. Арсений наизусть знает все эти приёмы.       В машине он заходит в безопасную версию приложения для доминантов. Перешёл бы на кураторскую версию, но она у него под ограничением, из-за работы в другом отделе. Он оставляет пометку, что выезжает, выставляет телефон на панель и запускает на нём карты. Ехать минут двадцать. Достаточно близко. И, кстати, на границе его собственного района, что немного радует.       Едут под спокойную музыку. Лиза немного волнуется, сидит в телефоне, дуясь от того, что у неё не ловит интернет (спасибо заглушке в машине, через которую могут пройти только частоты БРДкома), порой о чём-то спрашивает, но Арсений отвечает ей неохотно и размыто. С большей резкостью. К себе он расположил её достаточно, выше не нужно. На остальные вопросы пусть отвечает психолог, именно им он и отмахивается.       Грубым это, к счастью, не выглядит в глазах девочки. Она, кажется, всё понимает и по большей части только в окошко смотрит, силясь не уйти в собственные мысли.       Пансион выглядит замечательно, даже получше его любимого, где Паша работает. Выполнен он в более винтажном стиле. Лиза говорит, что он похож на Хогвартс. Что-то подобное есть, в фасадной части много резных деталей, цвета приглушённые, грязненькие, много растительности вокруг. Какой-то величественной древностью и магией прям веет.       На КПП, кстати, их пропустили без вопросов, к ним даже не вышли. Оно и хорошо. У нового сабмиссива не должно сложиться ощущение, что он попал в тюрьму или ловушку. Наоборот, он попал в целый новый мир. Достаточно юный возраст Лизы помогает ей сложить именно такую картину мира. Девочкой она оказывается очень активной, и без особого стеснения входит в кабинет психолога и здоровается с ним.       — Арсений, привет! — радостно говорит Мирон Янович, пожимая ему руку.       Они видятся впервые или почти впервые, раньше могли пересекаться, особо не интересуясь существованием друг друга, но делают вид, что хорошие знакомые. Потому что знакомому знакомого довериться намного проще, чем чужому человеку.       — Давно не виделись. Блин, сказать хотел кое что по поводу завтрашней встречи. Уточнить даже. На пару слов отойдём, хорошо?       — Да-да, конечно. Сейчас только. Лиза, солнышко, хочешь печенье, конфеты, чай? У меня такой вкусный чай есть, что ты его захочешь, даже если совсем нет настроения. Давай сделаю? Ты не стесняйся, главное. Угощайся, всё можешь брать, не бойся. У меня этого добра навалом. Если что, ещё достану. Чай, да?       Вроде Лиза не особо хотела пить, но против такой любезности ничего не может сказать, поэтому тихонечко кивает и заинтересованно поглядывает на огромную тарелку со сладостями по центру стола. Сама она удобно сидит на диване, рядом аккуратно стоят сумки. Пока чайник закипает, она пробует удачу с телефоном, но и в этот раз неудачно. В школе тоже работает только ФДИСовская симка. Остальные глушатся.       — А у вас есть пароль от wi-fi? — робко интересуется она.       Арсений оставляет выкручиваться Мирона Яновича, а сам, воруя одну из конфет, как бы показывая пример, что так делать можно и нужно, ретируется из кабинета, слыша только что-то вроде:       — У нас замудрённая система очень, давай я вернусь и всё тебе настрою, хорошо? Кушай, не стесняйся, я на пару минут.       Дверь прикрывается. В коридоре никого нет, но они всё равно отходят в соседний закрытый на ключ кабинет без названия. Он поменьше и совсем не такой уютный, каким был прошлый. В нём стоит сервер и размещено множество мониторов. Мирон Янович открывает тот, который ведёт в его рабочий кабинет, где сейчас сидит Лиза, и только тогда со вздохом поворачивается к нему.       — Мирон.       — Арс.       Меняются кивками и рукопожатиями. Отчего-то очень приятные формальности, приносящие рабочей рутине немного тёплой человечности.       — Смотри, браслет у неё появился полторы недели назад. Никакого отрицания собственной природы у неё нет, недоверия к браслетным тоже не заметил. Родители из-за её сабмиссивности разосрались и разошлись. Отец на радостях побухал денёчек другой, затем решил заработать на дочурке, чтобы покрыть ипотеку, толкнув её красному. Как понял, этот красный даже приходил к ним домой. Наши сейчас выясняют, кто это. Наплёл, что это был знакомый её отца, который решил ею воспользоваться. В остальном девочка в ахере. Думаю, она до сих пор думает, что это сон и ничего не случилось.       — Мгм, понятно. Про знакомого хорошо, на том и буду настаивать. А чё у неё в целом по отношениям с родителями?       — Отца боится. Раньше, как я понял, у них была обычная семья. Ну, проблемы бытовые. Муж-жена ладят процентов на шестьдесят, уже устали друг от друга, ребёнок растёт, капризничает, работа параша и так далее. Какие там у взрослых людей проблемы. Но после расставания родителей обстоятельства поменялись, и вот отца она точно стала избегать. Прям легче ей стало, когда она поняла, что его нет рядом. Возможно, он ей угрожал, бил, тут пока неизвестно. А вот с матерью не знаю. Вроде, она говорила, что пыталась с ней связаться, но отец не дал. Думаю, она с ней будет пробовать пытаться восстановить связь.       — То, что отец не дал с ней связаться, очень хорошо. Ладно, тут понял. Сабмиссивность принимает, говоришь?       — Да, вполне. Только пыталась избавиться от браслета, когда родители начали ссориться, а потом, когда отец сказал, что нашёл ей доминанта, с которым она обязана будет жить. Но такое легко вытравить, в целом отторжения к себе в ней не заметил.       — Хорошие новости. О себе что-то рассказывала? О друзьях, увлечениях?       — Заметил у неё достаточно много книг. Не факт, что она их читала, однако среди них были запрещённые авторы. И у неё очень много постеров с разными людьми. Не думаю, что они у нас в зелёной зоне. Так что здесь работы у тебя много будет.       — Не вспомнишь имя автора?       Арсений говорит ему навскидку похожие. По правде, он успел уже забыть нужную фамилию, но Мирон его понимает сразу, кивает и останавливает задумчивый взгляд на мониторе с Лизой. Стоят немного молча. Оба обдумывают, что ещё можно спросить, чем поделиться. Арсений проверяет телефон. Ему приходит уведомление от фдисовского опера, что документы девочки нашлись, их повезли в участок. К счастью, тот находится недалеко от главного офиса, где нужно делать новый паспорт и печатать остальные справки, то есть много времени на дорогу не потратит.       — Доки доставлю часа через два, наверное. Максимум три, — печатая запрос в нужный отдел, говорит Арсений.       Мирон кивает.       — Ты новый или из другого района?       — Соседнего почти. Б-16. У вас П-17. Но ни разу к вам не катался, честно говоря.       — У нас нормально людей, но сейчас перед Летом нагрузка увеличенная. Если получится побыстрее, буду признателен. Она не отлипает от телефона, а я без симки ей даже настроить ничего не смогу. Что за времена пошли?       Арсений усмехается, пожимает ему руку, и на том они расстаются. Только по пути он прощает с Лизой, извиняясь за то, что её оставили одну, и скорее идёт к машине. Мирон ему понравился. Они, наверное, одногодки. Лишнего он не стал выяснять, задерживать тоже. Выглядит своеобразно, конечно, пониже, щуплый на вид, хотя скорее сухой. В любом случае, выглядит он как человек, знающий своё дело, а это обнадёживает.       Дальше маршрут знакомый. В отделение за паспортом, оттуда за переоформлением документов, во время ожидания написать отчёт Мирону и отцу, отвезти полученные документы, вернуться в отделение для дачи показаний и после этого можно домой, так как будет глубокая ночь.       — Да, солнце, — устало и очень кротко, не смея лукавить, говорит Арсений, заводя машину. — Что-то случилось?       — Конечно. Тебя дома не появилось.       Арсений усмехается.       — Прости, Тош, задерживаюсь. Буду поздно, можешь не ждать. Лучше ложись пораньше.       — Тут игра новая вышла. Прикольная такая! Я не могу перестать играть! Представляешь, с самого момента, как проснулся, играю.       — Хочешь, чтобы наказал тебя за то, что не бережёшь свои прекрасные глазки? — мурлычет Арсений. — Я с радостью, Тош. Только завтра, хорошо?       — Тебя весь день ждать? — капризно тянет Антон. — Это долго. А если опять задержишься?       — Ладно, тогда утром. Разбужу и потащу в клетку. Будем приучать тебя рано ложиться и рано просыпаться.       Арсений знает, что от этих слов по затылку его хорошего мальчика спускаются мурашки, и у него самого по телу к члену проходит приятная волна возбуждения, от которой он даже глаза с улыбкой на лице прикрывает. Жаль только, что сейчас у него нет возможности и времени приехать домой и как следует выпороть негодника или что-нибудь другое сладкое с ним сделать.       Но ничего, скоро это изменится. Во-первых, он за этот день окончательно решил вернуться в свой отдел, и плевал он на чуть более худшую зарплату, к тому же перед праздником нагрузка, и правда, сильная, его с радостью возьмут обратно. А во-вторых, у него накопилось несколько дней выходных, которые руководитель обязан выдать в этом или следующем месяце, иначе получит выговор.       — Когда у тебя отпуск? Нечестно, что ты постоянно где-то…       Вау, даже появилось в-третьих.       — Мгм, руководство не любит отпускать своих хороших сотрудников в отпуск, солнце.       — И чего ты такой хороший? Совсем никак? Это нечестно, я буду в этот ваш ФДИС жаловаться, — фыркает Антон.       Арсению это, честно говоря, и надо.       — Я передам им твоё недовольство. Но, возможно, потребуется подъехать и высказать его лично, и тогда тебя послушают. Не побоишься?       — Нет, конечно, что они мне сделают! — возмущается тот. — А тебя дома хочу. Всегда вообще. Но хотя бы неделю. А то я просыпаюсь и ложусь, а тебя нет. Нечестно.       — Так им и скажешь, солнце. Ладно, мне ехать надо. Прости, что так вышло. Целую тебя. И ляг, пожалуйста, раньше, чем я приду, а то потом сможешь лежать только на животе.       Антон хихикает и неубедительно обещает лечь пораньше.       Так. Что там по маршруту? Полицейский участок, фдисофского отдела. Нет, заправка, а потом уже участок. Погнали. Хорошо, кстати, что журналистов докучливых по итогу не оказалось. А то не так давно они моду взяли на все выезды кататься, в которых намёк есть на браслетных. Хотя здесь и не было, это скорее отцовская чуйка сработала. Он слишком много лет в этом деле. Научился различать неладное и перестраховываться.       Домой Арсений возвращается почти в три часа ночи. Антон к тому времени уже полусидя-полулёжа спит на диване перед включённым с игрой монитором. Ох… негодник.