Все утешенные, кроме меня

ㅤㅤㅤКабы какой художник взялся за кисть и вдохновенно повёл её по холсту, со скрупулёзностью очерчивая – несомненно, в тоскливых синих тонах – болезненно-острые черты лица Рейстлина, а затем вставил в позолоченную рамку, тогда точно бы дал ей это имя. ㅤㅤㅤ«Отчаяние». ㅤㅤㅤБратец был и отчаянным, и отчаявшимся. Отчаянно бросался в Бездну и, отчаявшись, цеплялся за плечи Карамона. Всякий раз, когда голос Рейстлина во сне срывался на крик, Карамон бездумно кидался к нему, пытаясь вытащить его из кошмаров, что следовали за ним по пятам. Он укрывал его своими тёплыми и крепкими руками, гладя по голове и покачивая в объятиях, как когда-то, в глубоком-глубоком детстве, их по очереди покачивала мать. Да Карамон и рад был заменить горячо любимому, пусть и совсем пропащему, брату маму. Он без неё жить научился и нашёл ту женщину, которая дарит ему свою любовь и – время от времени – журит его за пьянство. А Рейстлин – нет, не научился. Не свыкся. ㅤㅤㅤ– Спи спокойно, брат. ㅤㅤㅤКарамон бежал к брату по первому зову. Вверял ему себя с руками и ногами; жертвовал своим временем, своими силами, своим здоровьем. Готов был пойти за ним хоть на край земли, только чтобы быть его единственным лучом света в кромешной тьме. И всё это ради угасающей с каждым разом призрачной надежды на то, что Рейстлин, наконец, одумается. Вот только спина уже ноет – не выдерживает этой тяжёлой ноши, на которую Карамон сам себя обрёк, раз за разом обманываясь хитрым речам брата. Не выдерживает и братового предательства, которое остро заточенными кинжалами врезалось посреди лопаток и поставило на колени, заставляя жадно глотать воздух и обливаться горячими слезами. Больше на этой истерзанной спине нет места для новых ударов. ㅤㅤㅤА слова Рейстлина ранили ещё глубже. Те залезали прямо под кожу, минуя рёбра, доставали прямо до сердца, сжимали его самой что ни на есть драконьей хваткой. И Карамон топил эту саднящую боль в вине, вливая в себя кружку за кружкой, опустошая семейные запасы быстрее заходящих на огонёк посетителей. А затем получал ободряющие подзатыльники от жены, которая только с виду казалась излишне строгой. Но только ради Тики – родной и любимой Тики с её нежными руками, которые заботливо держали его лицо, пока он в пьяном угаре брыкался и ругал всех на чём свет стоит – Карамон из последних сил держался, не давая себе окончательно разочароваться в своём нелепом существовании. ㅤㅤㅤ– Я тебе больше не нужен. ㅤㅤㅤ Карамон не верит, что говорит эти слова, склонившись над дрожащим и съёжившимся у него в ногах Рейстлином. Но теперь он понимает, что это чистая правда. Он до последнего отгонял от себя мысли о том, что не нужен Рейстлину. До последнего твердил себе, что они всё ещё братья, неразлучные братья. Но своим словам и мыслям теперь не доверяет, как не доверяет и Рейстлину. Больше не доверяет. Но всё равно отчего-то невыносимо сложно заставить себя подняться на ноги и отвернуть от такого уязвимого брата взгляд. Предательски сильно кололо внутри грудной клетки; перед глазами поплыло от подступивших слёз. Прощаться с родным человеком отвратительно больно, но Рейстлин уже перестал выглядеть в его глазах родным. Да и человеком – тоже. ㅤㅤㅤ Карамон наклоняется ниже, прямо над ухом братца. Слышит его неровное дыхание; чувствует дрожь по его телу. ㅤㅤㅤ– Прощай. ㅤㅤㅤ Мужчина, собрав в уголках души последние остатки нежности к брату, целует его в висок и, пошатываясь, встаёт. В последний раз смотрит на Рейстлина, словно пытается запомнить его черты лица. В горле комом застряли слова, не давая даже вдохнуть. Карамон протягивает к нему руку, но тут же, будто ошпаренный, прижимает её к груди, сжав в кулак. ㅤㅤㅤ– Прощай. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ«Нет брата у меня». Эти слова высечены у Карамона на подкорке мозга. ㅤㅤㅤ Будь по-твоему, Рейстлин. Ты теперь один. И брат, которого у тебя нет, больше не придёт на помощь. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ «Прощай, мой болезненный мальчик».