Por La Libertad

Яра — это райский тропический остров в сердце Карибского моря. Последняя революция повлекла за собой страшную блокаду. Страна погрязла в нищете. Но к власти пришел новый лидер, чтобы «возродить рай». El Presidente Яры — Антон Кастильо. [центр Эсперансы. Торре де Леон] Особняк; очередное интервью, которое даёт тот, кто, кажется, попросту не умеет говорить правду. Небо серое, моросит мелкий дождичек, создавая в воздухе плёнку мутноватого тумана, за окном промозгло и сыро. В комнате огромная, бескрайняя толпа: куча репортёров, журналистов и корреспондентов, тех, что готовы выследить что угодно и кого угодно ради очередного выпуска модного журнала или газеты, — вот только эти репортёры, лишены свободы слова. В центре этого чудовищного людского моря, застывшего, но неспокойного в то же время, стоит мужчина — его белый костюм выглядит слишком ярким в этой серости и сырости, уверенный и спокойный вид — чрезмерно вызывающий. Рядом с ним замер худой, высокий подросток тринадцати лет — он выглядит напуганным и всё время старается спрятаться от зорких объективов камер за спиной отца. Видно, что ему совсем не хорошо тут и что он мечтает уйти из этой залитой жёлтым светом комнаты, уйти куда-нибудь к себе. Однако мужчина не обращает на это внимания, лишь иногда, изредка, поглаживая ладонь мальчика. Он говорит вдохновенно, ярко, ни секунды не сомневаясь в произносимых словах: — Мои яранцы! — голос мужчины, звучащий убедительно и серьёзно, волнами прокатывается по зале, — Моё оружие — правда! Пришло время возродить нашу страну, и главный инструмент — Вивиро! Самое эффективное в мире лекарство от рака. Вивиро — это модифицированный табак, что вернёт нам рай. Я принял решение продлить «Райский призыв». Яранцы со всей страны будут отобраны, чтобы выращивать Вивиро и спасти нашу страну… И ваши жизни, конечно же, — тут он странно ухмыльнулся, произнося речь прямо на камеру. — При помощи жеребьевки мы отберём счастливцев; несмотря на возраст, мой сын, Диего, также может стать одним из них… Мальчик за спиной президента вздрогнул, обнял отца со спины — по толпе прокатился вздох умиления. Антон, глянув на него, погладил сына по голове, успокаивающе улыбнулся. Уже через минуту его слова снова лились бесконечным потоком, доказывая то, о чём нельзя даже думать… [Эсперанса] С неба всё лился, брызгался этот острый, как тоненькие иголки, холодный моросящий дождь; он барабанил по бетонной крыше, по стеклу старенького смартфона, поставленного возле невысокого каменного бордюрчика. Девушка и парень сосредоточенно смотрят в него, на их лицах пробегают волны эмоций от возмущения до страха; ещё одна девушка, стоя на краю крыши, обречённо смотрит вниз — её глаза печальные, строгие, словно ей больно отчего-то. — Выруби это дерьмо, — попросил парень, выпрямляясь и сжав губы. — Шиза косила наши ряды… — А те, кто успел притвориться адекватным, стали президентами! — девушка тоже выпрямилась, недовольно тряхнув влажными от дождя волосами, — Дани, Алехо, ну вы реально верите, что это призыв для «истинных яранцев»? Это для бедняков и нищих, для сирот, для таких изгоев, как мы! — на её лице отразилось красноречивая боль. Девушка, до этого неподвижно стоящая у края крыши, молча подошла, выключила телефон, сунув его в карман. Парень, взъерошив волосы сильной рукой, раздражённо бросил: — Лита, послушай, ты сама нас бросила в этой чёртовой академии и свалила к повстанцам! Не кажется, что не тебе судить о том, кто сошёл с ума, а кто нет? — Алехо, ты вообще понимаешь, что говоришь?! — возмутилась девушка, даже топнув ногой от переизбытка эмоций. — То есть ты сравниваешь меня с чокнутым полудурком, который развёл в своей стране яму, полную дерьма, и у которого норма — рабы и убийства на каждой улице?! Ты ничего не перепутал?! — Ладно-ладно, сдаюсь, — парень поднял руки вверх, показывая раскаяние. В воздухе запахло дымом — ребята, обернувшись, увидели свою подругу. Она, спокойно расправив сложенную бумажку-«приглашение» на плантации и аккуратно взяв её за один кончик, мирно подпаливала другой, основательно, со старанием, кропотливо подсушивая огоньком зажигалки ярко раскрашенный лист. — Нам всем нужен Libertad, — тихо, но очень уверенно проговорила Лита. Дождик понемногу стихал, словно не желая мешать уничтожению приглашения. — Дани, ты же в академии училась, ты же воин! Ты не можешь пойти в этот ад, ты нужна здесь! Нужна Libertad! — Никакой она не воин, — возразил Алехо, подходя к девушкам и невесело ухмыляясь. — Просто девчонка, которая получила «приглашение» и теперь бежит к янки. — Мы все бежим к янки, — резко оборвала их Дани, сжигая остатки бумаги. После она вновь подошла к самому краю этой бетонной крыши, оперлась ногой о невысокий бордюр. Отсюда, с вершины одного из домов около самого центра Эсперансы, были поразительно хорошо видны серые, почти чёрные и ослепительно-белые облака, сейчас стремительно розовевшие, покрывающиеся золотом заходящего солнца. Девушка стремительно махнула рукой, разжимая кулак; пепел, — серый и лёгкий, — закружился в вечерних лучах, невидимый, практически незаметный. Однако друзья проследили за ним до самого конца, пока последние его крупинки, покачиваясь, не скрылись в ярких нагромождениях облаков. — Нам всем нужен Libertad, — ещё раз проговорила Лита — твёрдо, уверенно и спокойно. Внизу раздались выстрелы и крики, споры, шум и звуки чужих, резких, неприятных голосов. Это расстреливали тех, кто отказывался подчиниться приказу делать Вивиро. Алехо, не выдержав, видимо, резко подбежал к Лите, у которой в руках была бутылка с чем-то и, замахнувшись, со всей силы кинул её вниз, выкрикнув: — Soldado tonto! Vete a la mierda! — внизу их, судя по всему, кто-то всё-таки услышал или бутылка упала слишком близко — раздались выстрелы, в бетонный бордюр одна за другой вонзались пули. Дани и Лита мгновенно залегли, закрывая голову руками — видимо, не впервой им видеть и переживать подобное. — Алехо, сядь! Сядь, чёрт тебя дери! — они уговаривали его в два голоса, дёргая за края заляпанных джинсов. — Сядь, чтоб тебя, сдохнуть, что ли, хочешь? А он совсем не хотел умирать. Не хотел — но стоял так, среди свиста пуль и солнца, бьющего в спину, окружённый этими низкими, невероятно низкими сегодня золотыми облаками. — В жопу Кастильо! В жопу paraíso! — и стоило этим словам угаснуть, чья-то неловкая пуля резко впилась парню в грудь, легко прорвав ткань толстовки. Он задохнулся, упал на колени, после — свалился на бок; из раны потекла кровь, пропитывая грязную одежду и капая на пыльную крышу, образуя мутную лужу. Дани тихо всхлипнула, зажав рот руками, Лита схватила её за руку, осторожно приподнялась сама. — К кораблю, скорее! — громким шепотом попросила она. — Ведь солдаты скоро придут! Дани кивнула, встала, и они, пригибаясь, помчались к пристани — единственной надежде всех обычных людей этого города. — Используем ходы Последней Революции! — проговорила Лита, когда они, уже выбравшись из дома, бежали по улицам Яры, пригибаясь и стараясь быть незаметными. С этими словами она, резко свернув, побежала куда-то, увлекая за собой подругу в старую и пустую канализацию. [порт Эсперансы] Вот и порт — место, давно ставшее пристанищем человеческого горя в этой стране. Людей много, мест мало, попасть внутрь нужно всем. Лита глянула на трап, не понимая, зачем по нему поднималась девчонка с розовыми волосами, крепко держа за руку, видимо, младшую сестрёнку — та шла со спокойной уверенностью на лице. Лита умилённо улыбнулась, но тут же одернула себя: не время. Взяв Дани за руку, она уверенно подошла к трапу, выискивая взглядом знакомую фигуру; она всё не попадалась на глаза. — Отвали отсюда! — о, а вот и знакомый голос! Девушки поспешили на звуки ссоры. Всё ожидаемо печально: прямо у них на глазах взрослый мужчина, замахнувшись, со всей силы ударил по лицу мальчика лет тринадцати. Не выдержав, подросток упал, что-то рассыпав по мокрым от вновь начавшегося бесконечного дождя доскам, пачкая полосатую кофту, а чёрный капюшон чуть не слетел с его головы. От боли парень тихо застонал и прижал ладонь к ушибленному месту, но вслух ничего не сказал, лишь сжав тонкие бледные губы. — Ты в край оборзел?! — Дани, подлетев к мужчине, от души дала ему по лицу, взбесившись. — Марко, ты нарвёшься! Врагов наживаешь в моём лице?! — Какого чёрта, Дани, где Алехо? — мужчина потёр покрасневшую щёку, но драться не стал; не стоит связываться с разъяренной девушкой, учившейся в военной академии. — Алехо отказался от поездки. Он отдал билет своей семье, — злобно проговорила Дани; Лита только придерживала её за плечи, надеясь, что этим она сможет сдержать возможную попытку напасть на внезапного противника ещё раз. — Алехо — сирота, как и ты, — ухмыльнулся Марко, окинув девушек пренебрежительным взглядом, — и она. Кому он там билет мог отдать? — Тебе какая разница? Он никуда больше не поедет, понял? — и Дани, пресекая дальнейшие попытки продолжить разговор, развернулась, прямо, как струна, присев на корточки перед парнем в полосатой кофте, что всё ещё полулежал-полусидел на холодных досках, неосознанно смотря на чужой спор и прижимая бледную руку к пылающей щеке. — Тебе нужен билет, chamaco? — Хотелось бы, — смущённо проговорил подросток; в карих глазах отражалось что-то затравленное, испуганное. — Возьми, — Дани простым дружеским жестом протянула ему билет Алехо, свободной рукой беря его за плечо, тем самым помогая подняться. — Будет бесит, можешь врезать Марку. — Нет, — парень всё-таки аккуратно, с детским наивным страхом отнял ладонь от лица — синяка не осталось, лишь лёгкое покраснение. Парень пошёл на судно под удивленный взгляд Марко. — Меня тоже не пустишь? Idiota. — Рor favor a bordo, — Марко наигранно дал Дани руку, помогая взойти на борт. — А я что тебе — basura? — возмутилась Лита, которой не дали руку помощи. — Прошу на борт, Лита, — взяв её руку, Марко попытался поднести её ко рту. — Поцелуешь — челюсть сломаю. Понял, pendejo?