***
Католическая церковь расположена в тридцати минутах езды от Горгóса. Их собственная сгорела более пятидесяти лет назад, а новую, к сожалению, так и не построили. Именно здесь проводит свои обряды молодой, перспективный экзорцист — Чон Хосок. Своё предназначение он понял два года назад при очень странных обстоятельствах. Его друзья говорят, что он обкурился, вообразив себе немыслимое. У него же на этот счёт другое мнение: это было волей судьбы, как подарок небес. Как знамение. Потратив несколько месяцев на изучение основ экзорцизма, он заполучил поддержку священника Мун Дженхёна, и теперь является одним из лучших бесогонов в их краях. К нему приезжают из разных уголков мира, и пусть многие не верят в нечистую силу и считают, что его занятия — это лишь способ нажиться на психически больных людях, он знает, что это не так. Он своими глазами видел зло во плоти. И поверьте ему на слово, это зрелище не для слабонервных. На порог католической церкви ступает пара грязных сапог. Следом за священником идут двое крепких мужчин, по обе стороны от молодого парня, которого держат под руки. На вид ему чуть больше двадцати лет. — Почти ровесник, — шепчет Хосок, глядя на поникшего парня. Темноволосого юношу волокут по кафельному полу, а тот, свесив голову книзу, посмеивается, перестав бороться за своё освобождение. Его руки покрыты царапинами от жёсткой хватки безжалостных мужчин, а на висках заметны вздутые венки от перенапряжения. — Чтоб вы сдохли, нелюди… — плюётся в сторону одного из мужчин, за что получает звонкую пощёчину. Его хватают под руки, ставя на ноги, и с силой толкают в сторону молодого экзорциста. Хосок осуждающе смотрит на своих помощников, с досадой качая головой. Подходит к обессиленному парню, садясь на корточки. Тонкие пальцы обхватывают угловатый подбородок, поднимая его голову вверх. Карие глаза пристально смотрят, разглядывая, и Хосок, по-доброму улыбаясь, опускает ладонь на красную отметину, поглаживая больное место. — Аккуратнее нельзя было? — нахмурившись, спрашивает он, выпрямляясь во весь рост. — Отведите его, и перестаньте калечить моих пациентов! — он кивает в сторону специальной коморки, и те, послушавшись, хватают парня под руки, скрываясь за дверью. — Ким Сокджин, двадцать два года, — говорит патер, пока Хосок внимательно слушает, пытаясь запомнить каждое слово. Впрочем, на его практике случаи всегда одинаковы. Демоны, бесы, нечистые силы от которых нужно избавиться, освободив несчастных людей. Всё одно и то же. За несколько месяцев службы он увидел немало. Для него это стало обыденностью, что-то сродни с чисткой зубов или принятием душа. — Кто вызвал экзорциста? — Родители. — Что на этот раз? — спрашивает Хосок. — Думаю, тебе следует пообщаться с ним лично, — немного неуверенно отвечает патер, хлопая его по плечу. Выглядит он встревоженным, что сразу замечает Чон. — Настолько всё плохо? Он выглядит вполне нормальным. Хосок видел немало одержимых. Среди которых были и женщины, и мужчины, и даже дети — все разных возрастов и социального статуса. Истории у всех разные, но итог всегда один и тот же — полное повиновение дьяволу. Из обычных людей они превращаются в недееспособных существ с признаками угасающей жизни. Здесь и темные синяки под глазами, иссохшая кожа, облезлые волосы и неконтролируемые нечеловеческие звуки. Сокджин на них не похож. Хотя Хосок знает, на что способен демон, притаившись в ожидании. Его любимое занятие — это вводить всех в заблуждение, играясь. А после, напасть на потерявшего бдительность человека, завладевая его душой. А когда наиграется, отпустит ослабшее тело, намереваясь найди другую жертву посвежее. — Случай необычный, но надеюсь, что ты справишься. И ещё, будь осторожен, — говорит патер, и тут же замолкает, опустив голову. Хосок смотрит недовольно, нахмурив брови. Он не привык, когда ему указывают, как справляться с его задачей, даже если советник — уважаемый всеми священник в их небольшом городке. То, что Хосок молод, не даёт им права усомниться в его способностях. — Думаю, я справлюсь, — поджимая губы в слабой улыбке, говорит Хосок. — Надеюсь, вам не нужно напоминать не тревожить меня во время изгнания? — Нет, конечно нет. Я всё помню. — Вот и славненько. Тогда я пойду, демон сам себя не вызволит.***
— Привет, мы не успели с тобой познакомиться. Меня зовут Хосок, — парень присаживается на стул посреди комнаты, закинув ногу на ногу. Его пациента привязали к железной кровати, сверху над которой висит распятие Христа. Молодой парень лежит, не шевелясь, раскинув ноги, при этом вызывающе улыбаясь. — Вот как… — откидывает голову на спинку кровати, посматривая на молодого экзорциста. Улыбается во весь рот, игриво изгибая брови. — Не страшно разговаривать с человеком, в которого вселился демон? Может для начала освежишь моё лицо святой водичкой? — Для одержимого ты выглядишь слишком вменяемым, — Хотел бы Хосок закурить вместо того, чтобы разглядывать неприлично красивого парня. Он высок и хорошо подтянут. И дьявольски привлекателен. Хорошую себе жертву выбрал демон, не поспоришь. — Да? — улыбаясь, спрашивает Сокджин. — Хочешь увидеть моего господина? Я всего лишь его слуга. — Он обиженно поджимает губы, проговаривая последнее предложение. Хосок издает смешок, отворачиваясь от пристального взгляда. Вот же Дьявол! — Ты можешь призвать его? — сосредоточено спрашивает Чон, отогнав ненужные мысли. — А зачем мне это делать? Это твоя работа, ты и призывай. — Хм… Не хочешь по-хорошему? Ладно… — он набирает воздух в лёгкие, глубоко вздыхая. — Я могу задать тебе вопросы? — Я попал на сеанс психотерапии? Хосок знает, что справится. Ему не впервой терпеть издёвки со стороны пациентов. С недавних пор общество экзорцистов тщательно отбирает своих пациентов. Благо, современное общество научилось различать одержимость от психического расстройства. Его вопросы — это лишь способ узнать к какому типу относится его пациент. Но Сокджину знать об этом необязательно. — Я пытаюсь довести тебя до состояния, когда ты не можешь контролировать себя и тебе придётся призвать своего господина, — он наклоняется вперёд, заглядывая в тёмные омуты напротив. Говорит с вызовом, замечая перемены в его состоянии. Зрачки того расширились, как при возбуждении, что вполне присуще людям с бесноватостью. — Довести меня чем? Своими разговорами? — издевается парень, ухмыляясь. — Уверен, что справишься? — Посмотри, твои руки связаны, — он указывает на верёвки, которые обмотаны вокруг запястий, — ты никуда не сбежишь. Никуда не денешься. А я никуда не тороплюсь, — Хосок откидывается на спинку, расслабляясь. — И да, я справлюсь. Как и со всеми остальными. — Ну давай проверим, Чон Хосок, — смотрит пристально, улыбчиво добавляя, — О, Пресвятой Хосок. Могу я называть тебя так? Тот закатывает глаза, обречённо вздохнув. — Как давно тобой управляют? — задаёт он свой первый вопрос, с ходу вводя пациента в ступор. Тот молчит, обдумывая ответ несколько секунд. После, поджав губы, неуверенно отвечает, покачивая головой: — Думаю, с детства, — поднимает взгляд в потолок, вспоминая. — Да, с детства. Знаешь, меня всегда раздражали родители, которые заставляли меня ходить в церковную школу, — переходит на шёпот, прищурив глаза от недовольства, что ему приходится вспоминать неприятное прошлое. — Тогда-то я и понял, что моя жизнь мне не принадлежит, — пациент блаженно улыбается, видя надвигающуюся бурю в глазах экзорциста. — Хорошо, Сокджин, — сжимает кулаки, прикрывая веки. Хосок держится изо всех сил. Ему бы покурить… — Как часто тобой завладевает нечистая сила? — перешёл к главному вопросу Хосок. — Вы уверены, что хотите знать это? — Уверен, Сокджин, — кивает головой. — Наверное, всегда, когда вижу невинных парней. — Что? — экзорцист удрученно изгибает брови, не уверенный в том, что услышал. — Шучу! — смеется парень, видя, как Чон облегченно вздыхает. Облизывает губы в предвкушении, видя, как взгляд парня полностью прикован к нему, — Мне нравятся дерзкие мужчины. Мои бесы так и скачут во мне, вынуждая отдаться им без остатка, — глаза Хосока распахиваются от удивления. Более того, он ошеломлён. Его дыхание участилось, как только пациент расставил ноги, изгибаясь в спине. Смотрит вызывающе, приоткрыв рот. — Что такое? Неужели на твоей практике не было изгнания демонов—гомосексуалистов? — не сдерживается в улыбке, видя растерянность напротив. — Что ж, поздравлю тебя с почином, если удастся изгнать гея, сидящего внутри меня, — стреляет взглядом в экзорциста, видя, как загораются глаза напротив. — Ну как, справитесь? Хосок по инерции тянется в карман брюк, нащупывая сигареты. Осматривает комнату, вспоминая, где находится. Нельзя. Курить нельзя, и принимать предложение парня тоже нельзя… Удрученно вздыхает, убирая пальцы с помятой пачки сигарет, тут же потирая ладонь об грубую ткань брюк, оставляя на них мокрый след от пота. Он волнуется, но не от страха, а от разыгравшегося воображения, что вмиг посетило его голову. Рукой дотрагивается до своих кудрявых локонов, убирая их назад. Лёгкая улыбка появляется на его лице, как только их глаза встречаются на несколько секунд. — Тяжелый случай, — поджимая губы, говорит Хосок, оборачиваясь в сторону двери. Встаёт, осторожно расстегивая свою рубашку, — Уникальный, я бы даже сказал… — подходит ближе к кровати, задевая щиколотки Сокджина. Скользит пальцами, хватая за колени, расставляя крепкие ноги в стороны. — Но думаю, что я справлюсь… Уголки губ Сокджина приподнимаются в соблазнительной улыбке. Он облизывает свои пересохшие губы, жадно смотря на своего «спасителя». Знал бы он раньше, какие проводят здесь обряды — приехал сам, не задумываясь. Безудержные вопли, доносящиеся из маленькой коморки, заставляют патера вздрогнуть от испуга. Он, переглянувшись с двумя амбалами, любопытно прислоняет ухо к двери, приложив палец к губам. —Тс-с-с, — шепчет, вслушиваясь в звуки в соседней комнате. Крики о спасении не утихают, и священник, довольно кивнув головой, слушает дальше, совершенно не задумываясь о том, что на самом деле происходит там, и каких бесов сейчас выбивает молодой экзорцист из своего привлекательного пациента. Нарастающие, протяжные звуки вперемешку с попискиванием заставляют его закрыть уши от громкого звука. Глаза мужчины, позади стоящего, нервно скользят по помещению, ибо в его голову лезут совершенно другие мысли на этот счёт. — Хороший экзорцист, — заикаясь от волнения, проговаривает второй, когда громкий визг оглушает зал. — Способный, я бы сказал. Крики не убавляются, нарастая с каждой секундой. — Боже небес! Боже земли! Боже ангелов! О-о-о, Боги-и-и! — доносится протяжный стон из уст молодого экзорциста. — Эм, — мнётся амбал, переглядываясь со своим коллегой. — Странный обряд конечно. — Главное действенный, — хмурясь, отвечает патер, отводя посторонних подальше. — Хватит уши греть, марш отсюда.***
Беспокойный сон обрывается, как только усиливается противный звук будильника. Чонгук, потирая заспанные глаза ладонями, потягивается, громко зевая. Внизу слышатся торопливые шаги матери, вперемешку с тихими шагами его старшего брата. Сегодня воскресенье — день утренней службы в католической церкви. Семья Чонгука — потомственные религиозники. Он ставит будильник на повтор, после укрываясь в одеяло с головой. Желает послать их всех к чёрту, проклиная себя в который раз за то, что согласился участвовать во всём этом балагане. Чонгук атеист. Но по некоторым причинам ему приходится находиться вместе с ними, дабы не портить репутацию их семейства. — Чонгук! — его мать влетает в комнату, отбирая одеяло. — Вставай, мы опаздываем! — Я просил тебя не заходить ко мне без стука! — злобно смотрит на мать, поджимая от недовольства губы. — Мы опаздываем, — осторожно отвечает женщина, уперев кулаки в бока. — Я никуда не опаздываю. — Ты же знаешь, на службу нельзя опаздывать! — срывается на крик, тем самым сильнее зля своего сына. — Что о нас могут подумать прихожане? Давай, вставай! — Уберись с глаз моих, — сквозь зубы проговаривает Чонгук, не сводя взгляда с надоедливой матери. Та нервно сглатывает, на мгновенье переставая дышать. Мнётся на месте, обдумывая каждое действие. Чонгук порой пугает её. Его угрозы — всего лишь угрозы, но почему каждый раз, стоит той сказать что-то, что не по нраву её сыну, её колени подгибаются от страха? Побаивается ли она его? Несомненно. После того, как его отец умер, всё стало гораздо сложнее. Он и раньше был отдалённым, отрешенным парнем со своими тараканами в голове. Но раньше они не были поводом для беспокойства. Все дети разные, не всем быть такими, как её Хенджу, с чем она, собственно, смирилась. Но каждый раз, видя его ненавидящий взгляд, она задаёт себе вопрос, что она сделала не так? В какой момент она упустила его, обрекая себя на его злобу по отношению к себе? — Я позову твоего брата, — говорит она поникшим голосом, опустив голову. — Надеюсь, ему удастся тебя вразумить. — «Надеюсь ему удастся тебя вразумить», — передразнивает Чонгук, зарываясь в одеяле. — Заебали! — Чонгук, — мягкий голос зовёт его, и он невольно открывает глаза, сталкиваясь взглядом с чужими. Брат смотрит на него по-доброму, улыбаясь, и Чонгук, в который раз, не может ему отказать, тут же вставая с кровати. Злится, глядя как горделиво смотрит на него старший брат, и бесится, что сам довольствуется этим взглядом. На Хёнджу уже надета сутана чёрного цвета, и Чонгук от одного его вида недовольно морщится, рассматривая ненавистный ему предмет одежды. Его брат стал пресвитером сразу после своего совершеннолетия. Словами не описать, насколько счастлива была их семья, узнав о решении старшего сына. Он пример для подражания. Гордость семьи. Но Чонгук же видел в глазах родителей не гордость, а превосходство над другими. Для них статус их сына был способом принизить других. Его родители лицемеры, и сколько бы Чонгук не ненавидел свою семью, на брата он злиться не в силах. В этом мраке, полном лжи и притворства его брат — единственный свет, дарящий тепло. Согревающий. — Если я сейчас спущусь, а твоя мать снова не будет готова, я никуда не поеду, — говорит он, натягивая на себя худи. — Перестань называть её моей матерью, она и твоя мать тоже, — просит Хенджу, по-доброму улыбаясь. — Я приёмный. — Не смешно. — Почему же? Посмотри, разве я похож на вас? Вы же двинутые на всю голову, — говорит он, тут же прикусывая язык. Чонгук не посмеет обидеть своего брата, проявляя неуважение к нему. Каким бы ни был его выбор, касательно его жизни, он не посмеет упрекнуть его в нём. Хенджу — брат, которого стоит поискать. Слишком добрый, понимающий. Он именно тот, кто всегда придёт на помощь, не задавая лишних вопросов. Если бы не брат, ему было бы намного сложнее ужиться в этом мире. Иногда Чонгук задаёт себе вопрос, почему он такой? В сравнении с братом, он полная его противоположность. Воспитываясь в одинаковых условиях, получая родительское тепло, заботу, любовь: он — именно тот, кто всегда противился этому. Его брат, будучи старшим, нежился во внимании родителей, каждый раз с открытым сердцем беря любовь и отдавая им свою взамен. Объятия по утрам, поцелуи на ночь и добрые слова были как удобрение для Хёнджу, которое помогло вырасти ему светлым, чистым человеком. С самого детства его приучали к любви к Богу, и повзрослев, он не потерял ее, а наоборот, сильнее проникся ею, посвятив этому свою жизнь. Он отдал её без остатка, став священником. — Ты еще слишком молод, Чонгук. Когда ты повзрослеешь, к тебе придёт озарение. — В таком случае, я не хочу взрослеть. Выходя из дома, госпожа Чон сталкивается с бездомным, которому они делают пожертвование каждое воскресенье, угощая того ароматным, горячим хлебом и свежеприготовленной едой. — Почему ты так рано? — спрашивает она, сталкиваясь с ним взглядом. Смотрит на часы, что на запястье левой руки. Хмурится, понимая, что служба начнётся меньше, чем через сорок минут. Они могут опоздать. Она отодвигает несчастного в сторону, поспешив к машине. — Мы торопимся, приходи после службы. Чонгук, Хёнджу! Чонгук вылетает следом за братом, останавливаясь перед бездомным. Смотрит на поникшего мужчину, у которого дрожат губы то ли от холода, то ли от чувства вины. От него пахнет бытовыми отходами, и Чонгук, морщась, отходит чуть дальше, посматривая на мать. Та возится с ключами, заводя двигатель, наплевав на того, кого сама «приютила». — Обойди дом, там есть дверь, ведущая на кухню. Ключ лежит в жёлтом горшке, — говорит он, ехидно подгибая губы в ухмылке. — Поешь… — глаза его загораются, и он, сверкая ими, проговаривает, облизывая губы в предвкушении. — А после, прими душ на втором этаже в большой комнате с персиковыми стенами. Только смотри не перепутай. Одежду, кстати, можешь там же взять, в шкафу. Выбирай, всё что хочешь. Тот поднимает удивлённый взгляд и получая лёгкий, незапланированный хлопок по спине, благодарно клонится, намереваясь пожать руку «добродетеля». — А вот это уже лишнее, — брезгливо говорит Чонгук, взглядом успев остановить ненужное рукопожатие. Тот послушно останавливает руку на весу, тут же опуская её. — Дождись, пока мы уедем, и ни в чем себе не отказывай. Высоко задрав голову, Чонгук идёт к машине не спеша. Посвистывает, сложив руки в карманы своей кожаной куртки. Он удовлетворён своим поступком, представляя недовольство своей матери по возвращению. Но разве Чонгук в силах отказать нуждающемуся? Конечно, нет. Он ведь сын своей матери, а она — та ещё мать Тереза. Воскресная служба как всегда одинакова скучна и до изнеможения невыносима. Чонгук изо всех сил держится, зажав руки в кулаки. Сидит на последнем ряду, нервно дергая левой ногой. К нему подходит женщина, вручая тонкий песенник молитв. Он хмыкает, для вида перелистывая страницы. Смотрит по сторонам и довольно улыбается, видя впереди своего друга — Хосока. Тот сидит, склонив голову, не замечая никого вокруг. Его отросшие волосы, слегка завитые на концах, закрывают его лицо наполовину. Но Чонгук, зная друга, как свои пять пальцев, уверен, что тот спит, наплевав на мессу. Чонгук снисходительно улыбается, завидуя своему другу. Он на хорошем счету у Церкви и уличить его в неуважении никто не посмеет. Пара часов мучений закончены. Не дожидаясь своих родных, он вылетает из Церкви, перехватывая усталого Хосока. Тащит его за ворота, нащупывая сигарету в кармане. — И тебе добрый день, Чонгук. — Помолчи, курить хочу, не могу терпеть. — Понимаю, пойдём, пока никто не видит. — Некоторые родители удивляют меня все больше и больше, — сидя на скамье за воротами церкви, проговаривает Хосок, затягиваясь сигаретой. Он смотрит на друга, прищурив глаза, и довольно улыбается, когда воспоминания молниеносно вспыхивают в его голове. Пылкие, раскрасневшиеся губы; горячее, подтянутое тело; и безумно соблазнительная ухмылка, не сходящая до самого «конца». — Что на этот раз? — оперевшись руками об скамью, спрашивает Чонгук. — Посчитали, что в их сына вселился демон, — посмеиваясь, отвечает Хосок, поглядывая на серьёзного парня. — А в итоге, парень просто оказался геем. Чонгук ухмыляется, убирая свою отросшую чёлку назад. Он достаёт из кармана кожаной куртки тугую резинку и собирает локоны в высокий пучок, открывая вид на уже слегка отросшие выбритые виски. — И как? — посмеивается парень. — Удалось изгнать? — Мы старались, — кротко вздыхает Хосок, отдавшись воспоминаниям. — Но трёх сеансов за день оказалось недостаточно, — он смеётся, видя ошарашенный взгляд Чонгука. — Переговорив с родителями, решили повторять обряд каждую неделю. — Не-е-ет, — качает головой Чонгук в разные стороны, обдумывая его слова. — Ты же не хочешь сказать, что… —О-о, да, — он поднимает взгляд к небу, довольно облизываясь. — Трахается он как Дьявол. — Ты что, реально трахнул своего пациента? — округляет глаза от удивления Чонгук, резко толкая друга в плечо от восторга. — К сожалению или к счастью, он не мой пациент. Но таких бесов я готов изгонять вечность… — Ты знаешь, что для таких как ты, уготовлено место в аду? Чонгук заливается смехом, откидывая голову назад. Не стыдится, оглушая священное место несдержанными звуками. — Ад на земле. Поэтому плевать. — Чёртов Иуда, — выдыхает Чонгук, борясь с приступом смеха. Вытирает мокрые глаза тыльной стороной ладони, вновь заливаясь смехом. Хосок выжидающе смотрит, пока парень вдоволь насмеется, то и дело оглядываясь по сторонам. Вокруг никого. — Знал бы патер о твоих деяниях, пригвоздил бы тебя к двери сортира. — В Церкви нет сортира. В доме Божьем справлять нужду не позволено. — А трахаться? — Наслаждаться сам Сатана велел, — блаженно вздыхает парень, — Не смог устоять… Кстати, ты уверен, что в тебе нет нечистой силы? Я могу помочь. Опыт имеется, — подмигивая, спрашивает он, тут же получая нахмуренный взгляд в ответ. — Только после того, как изгоню твоих, — придвигается ближе, нависая над Хосоком. Тот отодвигается назад, прогибаясь в спине. Сглатывает, видя озорные огоньки во взгляде напротив. Чонгук смотрит, не отрывая глаз. Наслаждается растерянностью друга, ощущая свою силу. — Готов поспорить, что трахаю я лучше. — С чего ты это взял? —сглатывая, спрашивает тот, руками тормозя непристойного парня. — Наверное с того, что мне не нужно связывать своих партнёров? — подмигивает Чонгук, отстраняясь назад. — Ты ведь его не развязал, верно? — Нет, — посмеиваясь, отвечает Хосок. Поднимает глаза на друга, замечая его изучающий взгляд. Хосок от смущения отводит взгляд, поправляя свой ворот. Делает всё, что угодно, лишь бы не встречаться с ним вновь. Такой Демон ему не по силам. — И я о том же. — Придурок, — шепчет под нос Хосок, смотря исподлобья. — Сектант-извращенец. — Слышал, что браконьеры говорят? Кто-то вновь лишает их добычи, — осторожно спрашивает Хосок, замечая изменение во взгляде друга. Тот внимательно слушает, прикусив догоревшую сигарету меж губ. — Совпадение, — выпуская дым изо рта, спокойно отвечает тот. — И грибники видели, как кто-то похожий на Чимина слоняется по лесу. Думаешь, врут? — не унимается Хосок. — Этого не может быть. Чимину здесь нечего делать, сам знаешь. Думаю, что это подражатели. Возможно, они так развлекаются, пугая местных. Чимина забрали сразу после пожара. Кто и куда — никому неизвестно. — Слышал, что они расширяются. Может стоит к ним наведаться? «Подражатели» — именно так себя называет кучка сектантов, что появились в их краях совсем недавно. Откуда они взялись, никто не знает. Мало кто знаком с ними лично, в том числе и Чонгук. Он видел их издалека, но подходить к ним не было необходимости. Таких людей нужно обходить стороной. Это просто больные на голову люди, что каким-то образом были наслышаны о семье Пак. Они боготворят его, поклоняются ему и его «дару». Странно, что они объявились лишь после того, как переехал Чимин. Ходят слухи, что на месте обгоревшего дома они проводят бредовые ритуалы, пытаясь вызвать дух отца Чимина, дабы перенять его «дар». Поначалу, никто не обращал внимание на странных приезжих. Их город давно привык к подобному. Но в последнее время всё чаще и больше люди стали жаловаться на их присутствие. Они мешают, творят немыслимое, что переходит все границы. Их подражание выходит из-под контроля. Местные жители пугаются, видя тёмные фигуры, что слоняются по лесам не только в тёмное время суток. И Чонгуку, на самом деле, всё равно, если бы не бешеное желание излить на кого-нибудь свою злость. Ему необходимо выплеснуть свою негативную энергию, дабы прийти к душевному равновесию. А «подражатели» Пака — самый лучший вариант. — Думаю, кости размять не помешает. — Позовем Тэхёна с собой? — Если он не сдрейфит.***
Школьный спортзал тесно забит учениками выпускного класса. Сегодня у них совмещённый урок с параллельным классом. Их слишком много. Дышать невозможно. Запах подохших крыс, исходящий от носков, и застоявшийся пот проникает в лёгкие, оседая в них. Чонгук отодвигает ворот футболки, освобождая своё горло от тугой резинки. Не помогает. Яркие лучи солнца проникают сквозь грязное окно, наполняя и без того душное помещение своим удушающе тёплым светом. Он зажмуривает глаза, закрывая рот ладонью, чувствуя, как скручивает желудок. На ватных ногах двигается к выходу, толкая всех на своём пути. Его не смущают ни встревоженные лица одноклассников, ни возмущённые вопли учителя. Он выбегает на крыльцо, хватаясь за перила, тут же заглатывая свежий воздух. Делает глубокие вдохи, пытаясь унять головокружение из-за нехватки кислорода. Вдох-выдох. Вдох… Лёгкие наполняются ароматом утренней свежести с нотками коры деревьев, что расположены на небольшом участке их школьного двора. На улице тепло, хоть и начало осени. Чонгук довольствуется последними минутами тишины, пока его не настигает Тэхён, становясь позади него. — С тобой всё нормально? — обеспокоено спрашивает он. — Да, сейчас приду, — он держит глаза закрытыми, но ощущает на себе его пристальный взгляд. Это раздражает. — Учитель Ли волнуется. Нам ещё нормативы сдавать, помнишь? — не унимается Тэ. — Дай мне минуту. Он слышит, как мнется его друг на месте, а после как отдаляются его поспешные шаги. Чонгук в последний раз глубоко вздыхает, и шагает обратно, сжимая кулаки в карманах своих штанов. Он надеется, что ему удастся пережить этот урок, не опустошив свой желудок в столь неподходящем месте. — Всё в порядке? — подбегает Хосок, как только Чонгук переступает порог. Тот положительно кивает, двигаясь в сторону каната. — Чонгук, всё нормально? — спрашивает учитель Ли, записывая нормативы в журнал. — Да, — отвечает Чонгук, посматривая на одноклассницу, что в который раз делает попытку ухватиться за канат. Та недовольно кряхтит, соскальзывая, как только её изнеженные руки хватаются за грубые волокна. — Плохо, Суоми, неуд, — равнодушно говорит учитель. — Тэхён, твоя очередь. Тэхён снимает обувь и ступает на мат. Прицелившись, подпрыгивает, хватаясь за канат. — Тэхён, ногами работай! — приказывает учитель, видя, как тот пытается добраться до основания с помощью рук, не задействуя сцепки бёдер. Тэхён недовольно поджимает губы, подтягивая себя вверх. Канат раскачивается от его грубых движений и он почти достигает цели, но останавливается, видя как крепление каната шатается, наровя оторваться в любую секунду. Он опускает взгляд на класс, скользя по незаинтересованным одноклассникам. Смотрит на Чонгука, что переговаривается с Хосоком, и на учителя, которому тоже нет до него дела. Он спускается аккуратно вниз, боясь расшатать хлипкий инвентарь. Спрыгивает с середины, приземляясь на мат. — Не хватило сил? — ухмыляясь, спрашивает Чонгук, отодвигая в сторону возмущенного Тэхена. Тот смотрит на него пристально, а после переводит взгляд на высокий потолок. Очень высокий потолок. Если не сообщить о поломке крепления, всё может выйти плачевно. — Смотри, как надо. У Тэхена язык онемел. Он смотрит на друга, что резко подпрыгивает, обхватывая крепкими ладонями толстый шпагат. Ладони парня потеют от волнения, как только Чонгук делает резвые движения вверх, из-за чего он начинает раскачиваться в разные стороны. Чонгук молниеносно достигает крепления каната, рукой дотягиваясь до потолка. Горделиво улыбается, посматривая сверху вниз на макушки одноклассников. — Не задерживай остальных, слезай, — говорит учитель, но Чонгук будто не слышит. Он наблюдает за взглядом Тэхена, что кажется, прикован к нему. Чонгук прищуривается, всматриваясь… Резкий толчок вниз заставляет Чонгука дернутся, отвлекая от непрошенных мыслей. Он, испугавшись от неожиданности, смотрит вверх, но не успевает заметить неладное, как срывается вниз, с грохотом ударяясь головой, слыша лишь отголоски беспокойства вокруг него. Легкие распирает от невыносимой боли в груди, и он делает усилие, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Мычит, переворачиваясь набок, ощущая тупую головную боль. Его сознание плывет, намереваясь отключиться в любую секунду. — Чонгук, ты в порядке? — он слышит голос Хосока и ощущает его ладони на своём плече. — Расступитесь! — учитель Ли приподнимает Чона, придерживая его за талию. — Всё в порядке, — мямлит он, потирая свою ушибленную макушку. — Тебе надо к врачу. Дону, отведи его! — Я? — спрашивает светловолосый парень, подходя ближе. — Ты, ты! Всё равно у тебя освобождение! Давай, живо! Тонкие руки хватают Чонгука за талию, поднимая его на ноги. Он закидывает его руки себе через плечо, таща крепкое тело на себе. — Поломаешься, — говорит Чонгук, глядя как парень старается изо всех сил, удерживая его, поджимая губы от натуги. — Выбросить тебя или заткнешься? — кидает свой недовольный взгляд в его сторону, замечая лёгкую ухмылку на губах Чонгука. Тот пропускает сказанное им мимо ушей, залипая на внешности парня. Он находится слишком близко для того, чтобы Чон сумел разглядеть каждую деталь на его белоснежной коже. — Я тебя не видел раньше. — Будто ты замечаешь кого-то, кроме себя, — хмыкает парень, убирая локоны со лба. Чонгук всматривается в его глаза, замечая их необычный окрас: голубые с карими вкраплениями посередине. Выглядит необычно и… «Привлекательно». — Дерзишь? Нехорошо. — Знаешь, я тут подумал, — он останавливается посреди коридора, убирая его руку со своего плеча. — Не с такой уж большой высоты упал, чтобы тебя таскать на себе. — скалится, недовольно прищурив глаза. — Сам дойдешь. Дону уходит, оставив Чонгука позади. Тому и вправду не так плохо, как предположил учитель, но знать об этом другим необязательно. Возвращаться в провонявший спортзал нет никакого желания. — Чонгук, — слышит позади голос Хосока. Тот бежит, запыхавшись, налетая на друга. — Почему один? Где этот, как его?.. — Дону? — неуверенно переспрашивает Чонгук. Тот кивает, на что Чон лишь пожимает плечами. — Он новенький? Я не видел его раньше… — Не знаю. По-моему, он здесь с начала года. А что? — Ничего, просто… — любопытство, не более, — убеждает самого себя, разминая шею, поворачивая ею в разные стороны. Побывав на осмотре в кабинете школьного врача, Чонгук направляется в уборную, чувствуя заполненность мочевого пузыря. Его состояние стабильное, головокружение вызвано недостаточным количеством кислорода в организме, а его затылок слегка побаливает от резкого столкновения об поверхность мата. Хоть он и является защитным настилом, в его мозг не успел прийти сигнал об опасности, из-за чего не произошло защитной реакции при ударе.***
В школьной уборной, склонившись к раковине, Тэхён смотрит на себя в зеркало, тяжело дыша. В его глазах стынут слезы, из-за которых он не видит свое ничтожное состояние. Он сам себе противен. Глотает сырой воздух и несдержанно всхлипывает, утирая вновь появившиеся слезы. Почему так происходит? В который раз он думает об этом, но так и не находит ответа. Будто вторая личность — плохая, не его настоящая, просится наружу, желая вытворить неладное. Но он ведь не такой, разве нет? Разве он нехороший человек? Тэхен не знает. Он запутался. Он закрывает глаза, зажмуривая веки до боли, до противного звона в ушах. Его руки дрожат. Он сжимает кулаки, напрягаясь всём телом. Ему нужно успокоиться… Дышит медленно, глубоко вдыхая. Секунда, две, три… Открывает глаза и тут же взвигивает, видя в отражении Чонгука. — Ты такой пугливый, — говорит Чонгук, отодвигая парня. Открывает кран, подставляя руки под тёплый поток воды. — Как ты? — обеспокоенно спрашивает Тэхён, опустив головы. Вид у него не самый лучший. Его лицо слегка покраснело от недавней истерики. — С тобой всё в порядке? — В порядке, в порядке, — незаинтересованно отвечает Чонгук, потряхивая руками во все стороны. Он посматривает на дрожащие губы парня, и прикусив губу, наклоняет голову вбок, поднимая брови в удивлении. — Переживаешь обо мне? — улыбается. — Ты упал с большой высоты, мог поломать себе шею или ещё что… — мнется Тэ, потирая ладони. Обдумав свои слова, добавляет: — Конечно, я переживал. — Я крепкий, со мной ничего не случилось бы. Тебе повезло, что канат сорвался именно тогда, когда на нём был я. Будь ты на моём месте, так легко не отделался бы. Тэхён опускает голову, чувствуя непрошенную слезу в уголке глаз, что норовит пролиться на его и без того заплаканное лицо. Чонгук всматривается в зеркало, прокручивая в голове, как взбирался по канату. Почему он сразу не обратил внимание, что он расшатан? Это ведь чувствовалось изначально. Он хмурит брови, обдумывая. — Странно, что никто не заметил, что крепление еле держится, — он облизывает свою верхнюю губу, застыв в таком положении. Руками опирается об раковину, склонив голову. Вздыхает медленно, а после поворачивает голову в сторону притихшего парня. — Конечно, — хмыкает он, протяжно мыча. — Никто не заметил, потому что не забирались так высоко… — издаёт смешок, вздернув голову вверх. — Кроме меня и тебя… Тэхён вздрагивает, как только Чонгук налетает на него, хватая его за ворот. Смотрит злобно, поджимая губы. В его глазах огоньки бешенно скачут, замечая каждый подрагивающий мускул на лице Тэхёна. Дыхание парня учащается, когда руки Чонгука перебирается к его горлу, крепко сжимая. — Вот ты гнида, — сопит носом, яростно сверкая глазами. — Небось, надеялся избавиться от меня? Хуевый метод ты выбрал. — Я… — заикается Тэхён, зажмуривая глаза от пристального взгляда. Он не выдерживает. Бьётся головой об стену, чувствуя слабость в теле. Ему всё осточертело. — Я не хотел, Чонгук. — Тебе мало одного убийства? — злость набирает обороты. Чонгук бесится от поступка своего «друга». Он ненавидит таких людей, презирает. Нет ничего хуже, чем быть трусливым лицемером. — Замолчи, — шипит Тэхён, чувствуя приближающуюся волну агрессии. Он толкает Чонгука со всей силы, широко распахнув глаза. — Заткнись! — повышает голос на ухмыляющегося друга, что не скрывает своего восторга. С таким Тэхёном он готов мириться. С настоящим Тэхёном. Тот открывает рот, готовясь словесно напасть на своего друга, как вдруг дёргается, услышав звук слива бачка, а после громкий удар дверцы об стену. Парни одновременно оборачиваются на звук, тут же хмуря брови от недовольства. Дону, собственной персоной, отодвигает застывших парней в сторону, наклоняясь у раковины. Моет руки, подпевая под нос песню. Тэхён переводит свой обеспокоенный взгляд на Чонгука, когда тот не сводит свой с парня рядом. Дону поднимает глаза, всматриваясь в Чона через отражение в зеркале. Изгибает брови вверх, задавая немой вопрос. — Чего уставился? — слишком громко спрашивает Дону, подходя к сушилке для рук. — Тебя не учили, что подслушивать нельзя? Тот недоуменно открывает рот, показывая кончик языка, что проходится по линии губ. После Дону дотрагивается до уха, снимая беспроводной наушник. — Что? — переспрашивает он, поочерёдно поглядывая на парней. — Мне и посрать нельзя? Драки устраивайте в другом месте, если хотите без свидетелей. — Впрочем, мне похер, — Чонгук переводит взгляд на Тэхена, добавляя, — Это не моя проблема. Он изгибает рот в ухмылке, удаляясь из уборной. Тэхён, помявшись, следует за ним, оставив Дону одного. Тот посвистывая подходит к зеркалу, убирая выбившиеся пряди за ухо. — I've dug two graves for us, my dear, — посвистывая знакомую мелодию, он наклоняется ближе к зеркалу, зажав язык меж губ. Любуется собой, улыбаясь. Прикусывает нижнюю губу, смакуя её. — If I could act on my revenge, then, oh, would I? — Слова из наушника доносятся до его ушей, и Дону, не в силах сдержаться, поет что есть мочи, наслаждаясь своей любимой песней. Чонгук же бредёт по опустевшему коридору, потирая виски от усталости. Он щурит глаза, чувствуя их перенапряжение и не видит впереди себя, движущуюся к нему навстречу, фигуру. Тихий стон срывается с губ парня напротив, как только их тела врезаются друг в друга. Чонгук выпускает томный выдох из-за неожиданного столкновения. Он поднимает взгляд на застывшего парня. Светло-каштановые волосы закрывают пол-лица, и тот не может видеть его состояния, но по тому, как тот нервно теребит лямку своего рюкзака, он уверен, что тот напуган. — Осторожнее, парень, — говорит Чон, отходя в сторону. Он глубоко вдыхает, подмечая про себя, насколько сегодня неудачный день. — И ты, — уже не слышит он позади себя.***
Толстая ветка с хрустом ломается пополам от удара топора. Тонкие пальцы скользят по её стволу, убирая мелкие веточки и листья, оставляя её обнаженную. Чимин смотрит вверх, вдыхая тёплый воздух. Очерчивает взглядом местность, замечая её изменения. Всё поменялось. Лес уже не тот, что был раньше. Кажется, будто он умер вместе с его отцом. Опустел. Стал безжизненным. Прошло два года с тех пор, как Чимин потерял своего отца. Два года с тех пор как огонь безжалостно захватил в свой плен несчастного, не оставляя ему шанса на спасение… Чимин слышит его крики о помощи каждую ночь в своих кошмарах. В ту ночь он пришёл слишком поздно, и не был удостоен возможности услышать последний вдох отца. Но безжалостная память не даёт ему покоя, каждый раз воссоздавая его голос, что молит о спасении. Всё будто наяву. Он чувствует его страх. Ощущает адскую боль по всему телу, что горит фантомным огнём. Тело самого Чимина чешется до покраснений, стоит тому представить, что испытал его отец. Многое изменилось. Чимин изменился. Отныне он не боится смотреть себе в глаза. Он и без этого знает, чего хочет. Острый край толстой ветки скользит по рыхлой земле, оставляя в ней глубокий след. Аккуратный круг начерчен, и Чимин, осторожно переступая чёрту, втыкает палку ровно посередине круга. Проверив её на устойчивость, он пятится назад, в безопасное место. Из мягких уст льётся тихий голос. Чимин, закрыв глаза, шепчет, проговаривая несколько раз одну и ту же фразу. Пальцы скользят по невидимой нитке, завязывая узлы.Через мысль головы — заклятие,
через мозг и кровь, через оскал луны
и тысячи тьмы планет.
Через тело змеи
и огонь свечи.
Заклинаю именем Всесущего.
Заклинаю, приди.
Он распахивает глаза, слыша раздражающее кожу шипение ползучих. Сухая трава вокруг круга медленно извивается, повторяя движение змей. Чимин дёргается, чувствуя как по его носку ползёт мерзкая тварь. Он не дышит, глядя как она, наплевав на препятствие скользит дальше, подбираясь к своей цели. Змеи ползут по ветке вверх, собираясь на верхушке гроздьями. Чимин облизывая губу, подходит к ловушке, доставая холщовый мешок из своего кармана. Надевает сверху на ветку со змеями, после переворачивая её. Шипение усиливается и Чимин, положив несчастных в более прочный пакет, уходит прочь, довольствуясь результатом.