~ ~ ~ ~
Внутри склада хоть глаз выколи. Вегас ничего не видит, он слепо следует за Питом, держась за его руку и стараясь не споткнуться о собственные ноги, пока они бредут в душной темноте. «Хочу, чтобы меня обняли» — это все, о чем он может думать в этот момент. «Хочу, чтобы меня обняли прямо сейчас». Он так напуган, что едва смеет дышать. Он не хочет, чтобы монстр и дальше утаскивал его в неизвестность, а хочет, чтобы его обняли. «Я люблю тебя, но прямо сейчас я правда изнемогаю от желания надрать твою бесчувственную задницу». Судя по эху их шагов, это довольно обширная территория. Снаружи склад выглядел достаточно большим, чтобы в нем можно было припарковать несколько автомобилей. И он также кажется в значительной степени пустым, по крайней мере, так думает Вегас, но тут так темно, что он с трудом видит дальше человека, ведущего его сквозь мрак. «Чем я это заслужил?» Под верхним слоем страха прячется разбитое сердце. Вегас так устал от всего этого. Жизнь никогда не была для него легкой, но затем появился Пит, и все вконец покатилось к чертям собачим. Он так устал от этого, Вегас просто хочет, чтобы все это закончилось. «Я больше не могу, я правда больше не могу». Когда Пит… нет, монстр… бездна… или как его еще называть … когда он останавливается, Вегас просто идет дальше, сокращая расстояние между ними. Он отпускает руку Пита и вместо этого обнимает его за талию, кладя голову ему на плечо, чувствуя себя совершенно убитым горем. Пит, как всегда, приятно пахнет. Вегас безумно влюблен в Пита — даже в эту его темную версию — и это разрывает душу. Он не хочет сталкиваться с тем, что приготовил для него Пит, не прямо сейчас. Ему просто нужны объятия. — Я не понимаю, почему ты делаешь это со мной, — бормочет Вегас. Он такой жалкий, он практически умоляет об утешении того, кто довел его до такого состояния. После секундного колебания Пит обнимает его в ответ. Он находится на пределе. Вегас чувствует напряжение в чужом теле, когда Пит гладит его по волосам. — Я делаю это, потому что люблю тебя, — объясняет монстр, точно это веская причина. Вегас лишь вздыхает, слишком подавленный и напуганный, чтобы начинать ссору. — Вегас… — Терпение Пита на исходе. Он медленно отстраняется, но, по крайней мере, он достаточно милосерден, чтобы еще раз нежно поцеловать Вегаса в щеку. — У меня для тебя сюрприз, ты готов? — Если бы только он только не звучал так жизнерадостно. Говоря о чуткости: Питу действительно нужно поработать над своей эмпатией. «Нет!» — хочется выкрикнуть Вегасу. «Нет! Ебучий красный! Нет!» Но вместо этого он слышит, как соглашается. — Конечно, давай, солнышко. — Оставайся здесь. Я включу свет, — с энтузиазмом произносит монстр, прежде чем раствориться в темноте. Вегас тяжело сглатывает. Он не готов к этому. В горле образовывается огромный ком, который будто душит его. Нет, он не готов. Издалека он слышит, как Пит двигается, затем раздается щелчок, и внезапно склад освещается. Вегас ослеп, закрыв глаза от резкого яркого света. Нет, он совсем не готов к этому. — Теперь можешь открыть глаза, — взволнованно сообщает Пит, но Вегас не хочет этого делать. Ни сейчас, ни когда-либо вообще. — Серьезно, Вегас… — Кажется, Пит снова приближается, и в его голосе проскальзывают нотки нетерпения и раздражения. — Просто открой уже свои гребаные глаза. «Я тебя ненавижу». Стиснув зубы, Вегас с опаской подчиняется, несколько раз моргая, пока зрение не обретает четкость. Он не знает, что именно ожидал увидеть, но точно не это. Это даже как-то разочаровывает. Все прочие места убийств Пита до сих пор были возмутительно кровавыми. Это не похоже на них, может, потому что это не место преступления. Пока. Полицейский в Вегасе снова берет верх, и он отмечает все детали вокруг себя. Склад. Каменные стены. Никаких окон. Плохая вентиляция. Духота внутри. Потолок достаточно высокий, чтобы припарковать здесь грузовик, а то и два. Металлическая кровля. Большие двери с другой стороны здания для облегчения заезда машины. Бетонный пол. Большая зона со стальным покрытием прямо в центре помещения. Водосток посередине. И возле стока… Вегас издает сдавленный звук задней частью горла. Теперь все его внимание сосредоточено на металлическом стуле с подлокотниками, соединенном со стальным покрытием. И этот стул кем-то занят. Лодыжки человека прикованы наручниками к передним ножкам стула, а запястья — к подлокотникам. Нет. О нет. Только не это. О, боже, нет. Вегас чувствует, как подкашиваются ноги, и на мгновение задается вопросом, не потеряет ли сознание. Затем человек с кляпом во рту медленно поднимает голову и смотрит в их сторону. — Отец… Колени Вегаса ударяются об пол, когда ноги таки подгибаются. Это больно, но от шока он ничего не чувствует. Он ожидал разного, но не этого. Пит солгал. Как же больно. Пит обещал ему, но все это оказалось ложью. Однажды лжец, всегда лжец. Пит даже не смотрит на Вегаса, а неторопливо идет в сторону Кхуна Кана. Он явно до одури взволнован этим сюрпризом. — Прости, что солгал тебе, Вегас. Хотя, строго говоря, это не было полноценной ложью, скорее упущением определенных фактов. — Затем он обращает внимание на своего пленника. — Как у нас дела, хорошо вздремнул? — Пит склоняет голову набок, нахально улыбаясь разъяренному обездвиженному мужчине. — Прости, что еще не снял кляп, но ты испортишь все настроение своим поганым языком. — Посмеиваясь, Пит снисходительно гладит мужчину по голове. Глава побочной семьи рычит. Это единственное, что он может, чтобы в данный момент выразить свое недовольство. Он пытается избавиться от наручников, но те вообще не поддаются. В схватке, приведшей мужчину сюда, удача определенно была не на его стороне. Пит был лишь слегка избит, но на Кхуне Кане гораздо больше синяков и крови. Его традиционный бежевый костюм потемнел во многих местах, он весь в порезах и прорехах, даже яркий шейный платок порван. …его отец… — Что, черт возьми, ты делаешь?! — таки возвращается к Вегасу голос. — Пит, ты рехнулся?! — Он даже не пытается встать, Вегас просто лихорадочно ползет по полу к стулу, к которому прикован его отец. О боги. Этого не может быть, ему нужно что-то сделать! — На самом деле, в этот раз я удивительно трезво мыслю. — Пит отходит в сторону, чтобы не преграждать Вегасу путь. — В последнее время я много думал и по итогу пришел к выводу, что этот человек — источник всех проблем. — Этот человек — мой отец! — кричит Вегас на Пита. Он наконец добрался до стула и начинает изучать его. Блядь! Это твердый металл, искусно приваренный к полу. Теперь он понимает, чем Пит занимался все это время, пока пропадал. Его отец кричит что-то невнятное, и Вегас вздрагивает. Даже через кляп он распознает гнев. О да, его отец очень зол. — Прости, прости, — бормочет он, пытаясь толкать и тянуть стул, но тот даже не думает двигаться. Сука! Сцепив руки за спиной, Пит с любопытством наблюдает за происходящим, не пытаясь его остановить. Вернее, это монстр наблюдает за всем. — Да, он твой отец, но он также воистину презренное существо. Посмотри правде в глаза, Вегас. Твой отец подвергал тебя с самого раннего детства физическому и психологическому насилию. — Затем он насмехается над главой побочной семьи. — Карма та еще сука, скажи? Полагаю, ты не ожидал, что в конце концов кто-то выступит против тебя, в особенности — парень твоего сына. В стремлении освободить отца Вегас теперь возится с наручниками, сковывающими лодыжки. Черт, это такие же наручники с замком повышенной сложности, какие на нем использовал Таван! Сука! Пит также очень туго их застегнул, должно быть, отцу больно. — Дай мне блядские ключи, Пит! — рычит Вегас, стараясь не слушать, что тот говорит, потому что это лишь еще больше выбьет его из равновесия. А потом снова извиняется перед отцом. — Мне очень жаль, я все исправлю, подожди немного. С озадаченным выражением лица Пит, напрочь игнорируя просьбу о ключах, наблюдает, как он воюет с наручниками. — Ты не избавишься от них таким образом. Тебе ли не знать, ведь ты пытался выбраться из них в течение нескольких дней во время своего плена. Находясь на грани слез, Вегас прекращает отчаянные попытки сражаться с наручниками и поворачивается к Питу лицом. — Ключи! Сейчас же! — решительно требует он. — Это безумие прекращается прямо здесь и сейчас! На этот раз ты действительно зашел слишком далеко! — Я еще даже не начал, — мягко указывает монстр. — Я не дам тебе ключи, забудь об этом. Эта сволочь никуда не уйдет. Мы все оказались здесь, чтобы решить проблему, которую он собой представляет, так что соберись, Вегас. Знаю, ты, к сожалению, расстроен затруднительным положением своего отца, но ничего не поделаешь. — Пит... — Вегас смотрит на своего парня, но не узнает его. Перед ним во всей своей красе монстр, которого он мельком увидел за миг до того, как тот в него выстрелил. Это ужасает. «Следовало застрелить его, когда у меня был шанс» — проносится в голове. «Слишком поздно. Даже оружия с собой не взял. Ты такой дурак, Вегас, такой чертов дурак». Все слова застревают в горле. — Итак, на чем я остановился? — Пит снова смотрит на Кхуна Кана, а затем удивляет Вегаса, снимая кляп. — Будь паинькой, слышишь? Все же ты тоже должен поучаствовать в этом обсуждении. Это справедливо, поскольку касается тебя. Все еще стоя на коленях у ног отца, Вегас таращится, а затем съеживается, когда родитель тотчас начинает орать благим матом. Ага, этого и следовало ожидать. И пока отец извергает из себя нецензурную брань, Вегас снова осторожно поглядывает на Пита. Каким будет его следующий ход? Пока что монстр просто слушает поистине гнусные слова, брошенные в его адрес. — Ты труп! — в конечном счете кричит во все горло Кхун Кан, разъярённо смотря на Пита: — Я, блядь, убью тебя! — Не выйдет, если я убью тебя первым, — весело указывает Пит и цокает языком. — Разве я не говорил тебе быть паинькой? — И, прежде чем Вегас успевает его остановить, Пит дает пленнику такую сильную пощечину, что у того моментально трескается губа. — Это за то, что ударил меня, сволочь. А теперь заткнись. — Затем он поворачивается к Вегасу и одаривает его извиняющейся улыбкой. — Прости. Я знаю, что он мой тесть, но он действительно выводит меня из себя. Вегас моргает. Мозг с трудом поспевает за происходящим. Все развивается слишком быстро, он все еще слишком потрясен, чтобы успевать за развитием событий. — …Отец… — Он беспомощно смотрит на обоих мужчин, а затем с трудом поднимается на ноги. Продолжать стоять на коленях кажется неудачным решением, так он в невыгодном положении. Но, возможно, встать было не лучшей идеей, ноги по-прежнему с трудом его держат. Поскольку Вегасу не удается придумать ничего другого, он неловко пытается промокнуть кровоточащий рот отца своей рубашкой, но это лишь заставляет того сосредоточить на нем свой гнев. — Ты бесполезный кусок дерьма и еще называешь себя моим сыном?! Ты позволяешь своей неадекватной подстилке творить со мной подобное?! Что, черт возьми, с тобой не так?! Сними с меня эти наручники, мальчишка! Чего ты вообще ждешь?! Я думал, ты полицейский, арестуй этого умалишенного! Я твой чертов отец, Вегас, сделай что-нибудь! Вегас снова вздрагивает, опуская голову. От старых привычек трудно избавиться. Пит замечает это и хмурится. — Видишь, это именно то, о чем я говорил. Этот человек — сущее зло. Не забывай, он неоднократно запирал тебя в подвале, Вегас. Он неустанно избивал тебя и осыпал оскорблениями. Знаю, ты пытался мне объяснить, но серьезно… Разве ты не видишь, что он морочит тебе голову? — И более холодным голосом заканчивает: — Он измывается над тобой, и это нужно прекратить. «Рядом нет ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия». Вегас в отчаянии. Что ему делать? Ему нужно спасти отца, но как? И даже будь у него оружие, смог бы он угрожать им и ранить Пита? Он не хочет выяснять ответ на этот вопрос. — Дай мне блядские ключи, пожалуйста, — повторяет он, в этот раз умоляя Пита. — Таким способом не решить ситуацию с моим отцом и проблему, которую он создал. Это неправильно. Давай просто поедем жить за границу, Пит. Мы можем оставить все позади и начать заново в другом месте. Но, прошу, оставь моего отца в покое. — Нет. — В голосе Пита нет ни капли понимания, теперь он выглядит совершенно отстраненным, и сердце Вегаса обливается кровью. — Твой отец регулярно ломал тебя, Вегас. Он ломал тебя на куски, а после ты заново собирал себя, как только мог. Но он опять ломал тебя. А потом еще раз. И так по кругу. Я знаю, ты сделал все возможное, но это как со сломанными костями: нужна помощь специалиста, чтобы они срослись как надо, иначе перелом срастется неправильно. Вот что случилось с тобой — ты собрал себя неправильно. Я довольно долго размышлял об этом, поэтому вполне уверен, что пришел к правильному выводу. Кхун Кан тоже замолкает, вероятно, до него наконец-то начинает доходить вся серьезность ситуации. Он, кажется, пересматривает уровень угрозы, которую представляет собой Пит, и впервые в своей жизни Вегас видит, что его отец боится. Вегас тоже боится. Боится и разрывается, потому что Пит его родственная душа, и он даже сейчас не может отключить свои чувства к нему. На кону стоит жизнь отца, и он снова терпит неудачу. Какой же он ничтожество. — Ты обещал, — обвиняет его Вегас. — Ты обещал мне, что не убьешь его… Пит морщит нос и глубоко вздыхает. — Знаю. Ты должен понять, что я очень люблю тебя, Вегас. Я обещал, что не убью его, и я не лгал об этом. — Всего один шаг, и Пит оказывается перед Вегасом и нежно обхватывает его щеку рукой, глядя прямо в глаза. На него смотрит тьма. Бездонная Бездна. Вегас непроизвольно вздрагивает, подаваясь прикосновению. — Я не лгал. Я не собираюсь убивать твоего отца, Вегас, — говорит монстр своим шелковистым голосом. — Его убьешь ты. Вегас смотрит в Бездну, а Бездна смотрит на него в ответ. И ей нравится то, что она видит, она хватает его и низвергает в геенну огненную. Три слова. Всего три слова уничтожают его мир. Кхун Кан ахает, но Вегаса не хватает даже на это. Он вообще еще дышит? Три слова. Жестокие, такие невообразимо жестокие три слова. Похоже, он действительно недооценил темную сторону своего парня. Пиздец. Рука Пита ощущается такой теплой на его щеке. И он смотрит на Вегаса, будто он — центр всего его мира. Это уже слишком. Вегас не может осознать услышанное, поэтому отступает, делая шаг назад и в отрицании качая головой. — Нет. — Потому что, серьезно, что еще сказать? «Нет» должно быть достаточно, он не собирается убивать своего отца. Ни за что. Этому абсолютно точно не бывать. И поскольку Пит улыбается, подобно Чеширскому Коту, утаскивая его в темноту, по-видимому, он отказывается его слышать, и Вегас вновь повторяет: — Нет. Не убью. — А после плотина прорывается, из него изливается поток раскаленной ярости. — Что, черт возьми, ты творишь?! — Стиснув зубы, он обвиняюще указывает пальцем на Пита. — Ты совсем слетел с катушек?! — Вегас очень зол. Опять эти ебучие игры разума, как же он устал от них. Но Бездна просто-напросто игнорирует его вспышку гнева. — Я все исправлю, Вегас. Я во всем разобрался. — Все еще жутко улыбаясь, монстр делает к нему шаг, и Вегас машинально отступает. Страх снова пересиливает гнев. — Он сломал тебя, а ты собрал себя обратно неправильно. Вот почему ты не можешь полностью принять и полюбить настоящего меня. Ты сам сказал, что всегда предпочтешь свою семью, что выберешь ее вместо меня. И он заставит тебя уйти от меня. Ты уже размышляешь об этом, не отрицай. Я чувствую, что ты сожалеешь о том, что дал мне еще один шанс. Ты думаешь, что я не прав, и все из-за этого человека. Так что я собираюсь все исправить. Вегас перестает дышать, пока слушает Пита. Его страх и тревога достигают невиданного ранее уровня. Безумие, это какое-то безумие. — Прямо как с неправильно сросшимися костями, чтобы исправить это, нужно заново сломать их, и тогда они смогут срастись как надо, — объясняет Пит с пугающей мягкостью. — Вот что я собираюсь сделать: я сломаю тебя, Вегас. Я заставлю тебя развалиться, а после соберу обратно правильным образом, чтобы ты мог любить меня, не мучаясь угрызениями совести. — Да он законченный псих… — испуганно шепчет Кхун Ган, нарушая тишину. — Вегас… сынок… сделай что-нибудь… спаси меня… Но Вегас не может пошевелиться, его словно закоротило. Злость полностью испарилась, оставляя после себя лишь ужас. Да, Пит бесспорно повредился рассудком, ни один нормальный человек не придет к таким выводам. Вегас застрял здесь, в глуши, с чокнутым убийцей, и у него нет возможности защитить себя или своего отца. Какой ебаный пиздец. «Господи, почему это происходит со мной?» — Не поступай так со мной, — умоляет он и снова заламывает руки, потому что чертовски напуган. — Красный, слышишь меня? Красный! Я не убью его, ты не можешь заставить меня это сделать. Он мой отец, Пит. Кроме того, ты все неправильно понял — я уже люблю тебя, правда люблю. Но Пит пренебрежительно фыркает на это, полностью игнорируя их цветовую систему предупреждения. — Ты паникуешь, когда я прикасаюсь к тебе. Ты сплошной комок нервов, когда не знаешь, что я делаю, ведь подозреваешь, что я убиваю людей. Ты не позволяешь мне встретиться с твоей семьей, потому что боишься меня. Ты не хочешь, чтобы я и дальше работал, потому что считаешь, что у меня нет права помогать другим, раз я убиваю людей. Тебе снятся кошмары о моих убийствах, ты не можешь даже смотреть на фотографии с места преступления или слушать, как я рассказываю о своих убийствах, не впадая в панику! — Его голос становится все громче и громче, и под конец переходит в отчаянный крик. Ох, черт, Пит расстроен. И все же… Даже перед лицом этого Вегас собирает все оставшееся мужество и дает монстру решительный отпор. — Я отказываюсь. Я не убью своего отца. Ты не можешь заставить меня это сделать. Я скорее умру, чем убью его. Вместо ожидаемой вспышки гнева Вегас получает в ответ улыбку, и его желудок сжимается. Должно быть, он что-то упустил из виду. Почему Пит улыбается? Почему…? — О, Вегас… — тихо цокает Пит. — Я знал, что ты так скажешь. Вот, что мне в тебе особенно нравится — ты такой принципиальный. — Он поворачивается к Кхуну Кану, и улыбка, которую он ему посылает, настолько лукавая, что Вегас чувствует первые признаки приближающейся панической атаки. — Хочешь, я скажу тебе, почему твой сын убьет тебя? И Вегас, и его отец шумно сглатывают, захваченные единым страхом. — Видишь ли… — Бездна расплывается в широкой улыбке с ямочками. — У меня Макао. Горе, обрушившееся на Вегаса после этих слов, настолько огромное, что ноги снова подкашиваются, и он обнаруживает себя на полу. Макао. Желудок бунтует, и в следующий миг его рвет на пол. В ушах звенит, его вдруг охватывает ужасная слабость. Макао. О боже. Его рвет до тех пор, пока внутри не остается ничего, кроме желчи. О боже. Нетнетнет. Макао. Этого не может быть. Треск. Клей, что держит Вегаса целым, отслаивается. Отец тоже издает какие-то тревожные звуки, возможно, он говорит, но Вегас закрывается от всего. Макао. Единственный человек в его жизни, которого он должен защитить любой ценой. О боже. Внезапно ему становится холодно, потом снова жарко, он знает, что потеет и хватает ртом воздух. Сердце бешено колотится, и все тело выходит из строя. Макао. В какой-то момент до него доходит, что кто-то нежно вытирает его лицо прохладным полотенцем и гладит по волосам. — Все хорошо… — ласково бормочет шелковистый голос. — Успокойся, просто дыши. Я с тобой, Вегас. Все будет хорошо. Нет, не будет. Когда он наконец-то заталкивает кислород обратно в легкие, Вегас сбрасывает с себя руку Пита, потому что прямо сейчас не может выдержать его прикосновения. Он хочет встать и уйти из этого склада, убежать подальше от этого безумия, ныряя прямо в океан и никогда больше не всплывая на поверхность. Но он не может, потому что Макао у Пита. Одна только мысль об этом вызывает новый приступ паники. Всеобъемлющее чувство предательства сокрушает, и появляется еще одна трещина. Вегас медленно поднимает голову и смотрит Питу прямо в глаза. — Я никогда тебе этого не прощу, — тихо заявляет он. — Никогда. Пит пожимает плечами, в его темных глазах плещется грусть. — Знаю. Но я все равно люблю тебя, Вегас. Затем оба синхронно поворачивают головы, глядя на человека, прикованного к стулу. В тот момент, когда Кхун Кан видит выражение лица Вегаса, его черты искажаются неприкрытым страхом, и он начинает яростно трясти головой. — Нет, Вегас! Ты же мой сын, а я твой отец! Ты не можешь! Плавным движением Пит вскакивает и потягивается, прямо как кот. Его губы изгибаются в жестокой улыбке, когда он смотрит на обезумевшего главу побочной семьи. — Держу пари, сейчас ты жалеешь, что обращался со своим сыном как с дерьмом. Видишь? Он даже ни секунды не колебался, он мгновенно выбрал своего брата вместо тебя. Ни малейшего мига сомнений. Хреново сейчас быть тобой, а? Затем он поворачивается и предлагает Вегасу руку, чтобы помочь ему подняться, но Вегас игнорирует ее, с трудом вставая на ноги без посторонней помощи. Треск. Пит, конечно же, прав, он слишком хорошо знает Вегаса. Как только Пит заикнулся о Макао, победа была у него в кармане. И это отчетливо написано у Вегаса на лице. Вегас волочит ноги, каждый шаг мучителен, пока не оказывается перед отцом. — Мне очень жаль, отец, — шепчет он убитым голосом. — Прости, но у меня нет выбора. Треск. — Вегас! — Его отец плачет, нет, безобразно рыдает. Этот гордый сильный мужчина доведен до того, что вынужден умолять сохранить ему жизнь. Он умоляет и скулит, и это зрелище ужасает. Вегас сглатывает, он хочет отвести взгляд, но не может, потому что, если он собирается убить своего отца, у него должно хватить мужества хотя бы смотреть ему при этом в глаза. — Дай мне уже пистолет, — хрипло шепчет он, глядя на Пита. — Или хочешь, чтобы я его задушил? Треск. Монстр довольно урчит, но что-то во всем этом настораживает Вегаса, как будто это еще не все планы Пита. — Не пистолетом, — радостно объявляет монстр. — Это было бы слишком быстро. Твой отец заставил тебя пройти через ад, так что в его последние мгновения ты должен отплатить ему тем же, согласен? О Боги. У Вегаса снова перехватывает дыхание. Он хочет поскорее с этим покончить. Никаких больше игр в кошки-мышки. О Боги. — Прошу, не делай этого со мной. Я не такой, как ты. Я не хочу, чтобы он страдал. Пусть его смерть будет быстрой. Треск. — Ты забываешь главную цель всего этого. — Пит неторопливо подходит к Вегасу и ласково ерошит его мокрые от пота волосы. — Тебе нужно сломаться. Вот как мы сделаем это… Полностью игнорируя возрастающие испуганные мольбы мужчины на стуле, он подводит Вегаса ближе к нему. В этот момент Пит является кукловодом, и Вегас позволяет управлять собой, как марионеткой на ниточках. Сам он оцепенел. «Беги беги беги». Он хочет спрятаться, но ему некуда бежать. «Макао» — напоминает он себе. «Макао — только он имеет значения». Треск. Он, по-видимому, отключился от реальности, потому что внезапно в поле зрения появляется нож. Очень красивый нож. Тонкий темный клинок с замысловатой резьбой на деревянной рукояти. Пит показывает ему его, на заднем плане раздается хныканье отца, но Вегас прилагает все усилия, чтобы отстраниться от этого звука. — Это японский обвалочный нож ручной работы. Рукоять изготовлена из дуба и покрыта особым лаком, который, как говорят, источает теплое ощущение интимности при контакте с кожей, которое почти можно сравнить с прикосновением к коже младенца. Чувствуешь? Нож кладут ему в руку, и, поскольку Вегас не отвечает, Пит помогает ему сомкнуть пальцы вокруг рукояти. Да, он чувствует. Сильнее, чем ему бы хотелось. — Лезвие сделано из белой стали широгами с черным зеркальным покрытием. — Пит накрывает руку Вегаса своей, делая несколько движений, терпеливо объясняя все больше фактов об этом ноже и в целом о японских ножах. «Из него вышел бы хороший учитель» — в ступоре отмечает про себя Вегас. — Теперь будь осторожен, этот нож чрезвычайно острый. — …не заставляй меня делать это… — Вегас даже не узнает больше свой голос. Он ослаб и истончился от страха. Треск. — Все это для твоего же блага, Вегас, — мягко говорит Пит, направляя его руку, пока лезвие не касается бедра, покрытого дорогой бежевой тканью. — Это будет похоже на перерождение. Ты как красивая бабочка с искалеченными крыльями, и я собираюсь засунуть тебя обратно в твой кокон, чтобы ты смог регенерировать и начать все сначала. — О боже… — Вегас смотрит на дергающееся бедро, лезвие смертоносно сверкает на свету. Треск. Треск. Треск. Треск. — Пожалуйста… я люблю тебя… пожалуйста… — Я тоже люблю тебя, Вегас, — шепчет Пит ему на ухо. Давление на его руку усиливается, и Вегасу приходится с патологическим восхищением наблюдать, как лезвие медленно исчезает в ткани и в том, что под ней. Сопротивления почти нет. Пит не шутил: нож очень острый. Из раны хлещет кровь, ее металлический запах ударяет Вегасу в лицо. Красный. Снова красный. Он ненавидит красный. Почему в его жизни так много красного? Желудок снова скручивает, а затем он вздрагивает, когда его отец душераздирающе кричит. …Обожеобожеобоже… … ТРЕСК ТРЕСК ТРЕСК… Некуда бежать, негде спрятаться. Нигде, кроме… От полной безысходности, задраивая люки, Вегас снова уходит в себя. Он запирается в темноте и тишине своего разума, отключаюсь от всего и всех. И затем наконец-то трескается в последний раз и ломается. Клей больше не держит его. Вегас разлетается на миллион осколков, как взорвавшийся фейерверк, который при падении красиво сгорает. А после наступает кромешная тьма. Он снова в своем эфемерном коконе, где можно просто парить. Время здесь не имеет значения. Бабочка регенерирует. Постепенно тьма сливается, образуя новые чернильно-черные кусочки пазла, лениво парящие сквозь пустоту. И когда их возникает так много, что в пустоте становится тесно, они начинают дрейфовать к другой, вставая на место. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Формируется новый Вегас. Он преображается, двигаясь к совершенству. Все встает на свои места, не хватает лишь последнего кусочка, которого здесь не найти. Темно. Тихо. А затем сознание возвращается, а с ним и мысли, а также… Кап. Кап. Кап. Разум Вегаса должен быть блаженно черным. Как нетронутая гладь озера в безветренный теплый летний день. Безмятежным. И все же беглые мысли скачут по поверхности, будто плоские речные камешки, которые он раньше собирал с …неттольконетуданетуданетуда… прочь… прочь… прочь… оставляя за собой разрушительную рябь. Кап. Кап. Кап. Должно быть тихо, но до него доносится шум. Что-то капает, в ушах стоит непрекращающийся скрежет, словно кто-то медленно водит ногтем по доске, и эта доска — его обнаженные нервы. А в промежутках… неистовые попытки вдохнуть... нетопределеннонетуданетуданетуда… двигаемся дальше… Кап. Кап. Кап. Перерожденная бабочка вздрагивает в своем коконе, переполненная ощущениями и мыслями, когда реальность начинает вторгаться в ее безопасное пространство. Мысли жужжат, неуправляемо проносятся в его голове. Весь процесс перерождения невыносимо болезненный. Паническая атака, когда кокон наконец-то лопается и освобождает его, вызывает раздражение. Как много мыслей. Ничего не имеет смысла. Он потерялся, он задыхается от удушья, он не может дышать, пока… — Вегас?.. — прорывается сквозь затуманенное сознание едва слышно произнесенное слово. Немой вопрос содержится в этом слове. Вопрос, который он не может притвориться, что не понимает. Вопрос, который он не может игнорировать. Не должен игнорировать. Долбаный. Проклятый. Ебучий. Ярко-красный. — Зеленый. Вегас выдыхает свой ответ с содроганием, не узнавая собственный голос. Это же его голос, да? Звучит так незнакомо, так… нелепо? Как будто он плачет? Наконец он открывает глаза, и на мгновение, промаргиваясь, он ослеплён. Цвета и формы перед ним не имеют никакого смысла, переплетаясь и смешиваясь друг с другом. Хотя это нормально. Это хорошо. Лучше это, чем… ясность. Разум машинально уклоняется от того, чтобы продолжать мыслить в этом направлении, поскольку какофония цветов сливается с неизбежными более яркими оттенками красного, а также с формой… неттольконетуданетуданетуда... Вегас попросту отказывается понимать то, что видит перед собой, когда зрение проясняется. — Такой хороший мальчик, — нараспев тянет ему на ухо бестелесный ласковый голос. Эти слова побуждают сердце расширяться, наполняя его такой ошеломляющей благодарностью, что от этого больно. Вегас делает глубокий судорожный вдох, больше походящий на всхлип. Он хороший. Он справится. По мере того, как осознание происходящего вокруг обостряется, он чувствует тяжесть в правой руке. В ней нечто длинное. Твердое. Очень горячее, почти раскаленное. Возможно, когда оно в конце концов воспламенится, металл расплавится и прожжет его плоть и кожу до самых костей. Провал… одна сплошная рябь. Как Терминатор… или Росомаха… Хватка Вегаса крепнет. Он в порядке. Все нормально. Он окутан облаком палисандра, корицы, ванили и амбры. Это успокаивает расшатанные нервы, наполняя его безмятежностью. Пахнет домом. Пахнет безопасностью. Жар встречается с жаром, теплые губы игриво касаются его шеи, слегка царапая зубами. — Ну, чего же ты ждешь? Письменного приглашения? — озорно дразнит его голос. Действительно, чего он ждет? Пересохшие губы трескаются, и из них начинает сочиться кровь, когда они изгибаются в подлинно счастливой улыбке. Все снова становится нормальным, и Вегасу даже не нужно думать, когда он протягивает правую руку, благоговейно применяя нужное количество силы, и острый край ножа вонзается в плоть перед ним, словно в масло. Прекрасно. Это восхитительно. Еще немного давления и нож упирается в кость, скользит по кривой, словно в танце — вальсе крови и смерти. Кто-то обнимает его сзади, и тепло их тел смешивается. Знакомый запах палисандра и корицы дает Вегасу ощущение защищенности, когда перерожденная бабочка выползает из своего кокона под мягко произнесенные слова ободрения. То, во что Вегас вонзает нож, разражается душераздирающим воплем, и, когда смерть врывается в заброшенный склад, тот наполняется вонью крови и чего-то еще… неттольконетуда… тольконетуда... ОПРЕДЕЛЕННОНЕТУДА … но все это безжалостно отфильтровывается остатками его рассудка. Он в порядке. Все нормально. Ничего не случилось. Он в полном порядке. И как ни странно, через некоторое время это оказывается правдой. Когда перерожденная бабочка расправляет крылья, становится легче дышать. Легче калечить. Каждый удар в плоть отсекает темное воспоминание, отягощающее его. Свободен. Наконец-то свободен. В конце концов Вегас бездумно роняет нож. Все, сделано. Он навсегда закрыл эту главу своей жизни. В оцепенении он разворачивается к двери и идет прочь от всего. Вегас едва не падает, потому что его босые ноги скользят по металлическому полу, теперь застланному кровью, но он восстанавливает равновесие. Когда он снял обувь? На улицу, ему нужно выбраться отсюда и подышать свежим воздухом. За дверью наступило утро. Вегас проходит мимо припаркованной машины и выходит на небольшую поляну. Прохладный утренний ветерок приятно обдувает, трава мягко касается его босых ног. Он слышит пение птиц, щебечущих между собой. Какое чудесное утро. Вегас расправляет свои воображаемые крылья, готовясь к полету, но, похоже, ему все еще чего-то не хватает, взлететь не удается. Он закрывает глаза и просто стоит на месте, пока не чувствует, как первые лучи рассвета согревают кожу. Когда он снова открывает глаза, мир окрашен красным, прямо как он сам. Вегас весь покрыт засыхающей кровью, и, как ни странно, ему все равно. Красный теперь просто еще один цвет, ничего особенного, нечего бояться. В сознании царит абсолютное спокойствие там, где раньше был только порхающий хаос. Это так чертовски освежает. Набрав в легкие воздуха, он глубоко вдыхает. Да, это прекрасное утро. Позади раздаются медленно приближающиеся шаги. Вегас греется на солнышке и терпеливо ждет. Все ближе и ближе… Вскоре волосы на затылке встают дыбом, и он ощущает тепло человека, вставшего прямо за ним. Он по-прежнему не шевелится. Его терпение безгранично. В конечном итоге человек позади него неуверенно прислоняется головой в пространство между лопатками Вегаса и судорожно выдыхает. — Ты никогда не забирал Макао, верно? — Этот вопрос чистая формальность, он уже все понял, но все равно спрашивает. Вегас чувствует, как Пит качает головой, не разрывая их телесного контакта. — Конечно нет, — бормочет Пит ему в спину. — Я обещал, что никогда не прикоснусь к нему. В конце концов, он твой брат. Я знаю, как сильно ты его любишь. — Ты такой мудак, — отчитывает его Вегас, но без особого жара. Дело в том, что он понимает, почему Пит так поступил. Злиться из-за этого теперь бесполезно, это была бы пустая трата энергии. Они стоят в таком положении какое-то время. Вегас наслаждается рассветом и удивительным умиротворением, снизошедшим на него. — Рядом со складом есть шланг с водой. Тебе стоит привести себя в порядок, засохшую кровь очень тяжело оттирать, — тихо сообщает Пит через некоторое время. Он звучит очень неуверенно, как будто чего-то ждет. Он переживает, что Вегас набросится на него, заставляя поплатиться за все? Поразмыслив с минуту, Вегас решает, что ему не хочется наказывать Пита. Как ни странно, в нем нет гнева. Лишь всепоглощающее спокойствие. — Да, наверное, нам следует это сделать. Проводишь? — И Вегас оборачивается, смотрит на Пита, и у него перехватывает дыхание. Теплые лучи утреннего света заливают Пита золотыми оттенками. Везде, где его касается свет, создается впечатление, что кожа сверкает. Его волосы и глаза по-прежнему невероятно темные, и все его лицо забрызгано кровью, но Вегас не замечает этого. Прямо сейчас это несущественные детали. Какой же Пит красивый. Вегас никогда в жизни не видел более красивого мужчину. Особенно, когда его выразительные губы медленно расплываются в улыбке и появляются ямочки. Просто... вау. Вегас сглатывает, во рту внезапно пересыхает. Их взгляды встречаются, и по всему телу Вегаса пробегают мурашки. Он чувствует себя котом в море кошачьей мяты, словившим кайф. И пока он в оцепенении глазеет, ощущая себя влюбленным подростком, Пит бросает на него озадаченный взгляд, а затем разворачивается и идет обратно к складу. Погодите. Вегасу нужно время, чтобы восстановить дыхание. Это было немного неожиданно, как будто заново влюбляешься, и это чертовски сбивает с толку. Его сердце поет, совершенно фальшиво, но плевать… Вегас переживает нечто потрясающее. Однако это уму непостижимо, он же, ради всего святого, только что убил своего отца! И, черт возьми, почему он так спокоен по этому поводу? Разве он не должен чувствовать себя иначе? Биться в истерике, ненавидеть себя и тонуть в чувстве вины? Пораженный, Вегас прикрывает глаза, определяя свои чувства в этот самый момент. Ничего? Правда? Как это вообще возможно? Он зверски убил родного отца и ни о чем не жалеет? Нет, стойте, прощупывается эмоция и это… мрачное удовлетворение? Все эти ужасные дни взаперти в подвале. Жестокие побои, которые он терпел. Вынужденная разлука со своим младшим братом. О да… по мнению Вегаса, отец заслужил это. Поэтому Вегас отгоняет от себя нежеланные мысли и снова открывает глаза. Куда делся его маленький золотой подсолнух? Вегас снова идет к складу, тихонько насвистывая. Они в самом деле находятся в глуши — в поле зрения ни людей, ни улиц. Он идет на звук льющейся воды, заворачивает за угол здания и останавливается. Ну, привет… подсолнух найден. Тут действительно есть рабочий шланг, и в настоящее время Пит использует его, чтобы смыть кровь со своих волос. Рубашка, в которой он был раньше, теперь брошена на землю. Обнаженный торс переливается на солнце золотыми оттенками. У Вегаса снова пересыхает во рту. Совершенство. Такой чертовски красивый. Загипнотизированный, он подходит ближе. Пит, закрыв глаза, напевает себе под нос, моет волосы шампунем, а затем ополаскивает их из шланга. Когда же он открывает глаза, Вегас стоит совсем рядом. Пит снова дразнит его улыбкой с ямочками, от которой у него в животе принимаются порхать бабочки. Да, Вегас определенно безнадежно одурманен. Это абсурд, он снова влюбляется в стоящего перед ним парня, но в этот раз нет ни сомнений, ни оговорок, только полное принятие. Приземленный, как обычно, и совершенно не подозревающий о текущем эмоциональном прозрении Вегаса, Пит указывает на пластиковую бутылку, стоящей на траве рядом с ним. — Вот шампунь, можешь использовать его и для мытья тела. Я взял чистую сменную одежду для нас обоих, она в…Давай станем ближе физически, физически, Хочу стать ближе физически
Вегас набрасывается, и шланг отлетает, обрызгивая их водой. Пит вскрикивает, но Вегас тут же заставляет его замолчать, жадно целуя. Между ними вспыхивают привычные искры, поджигая их обоих. Щёлк. Последний кусочек пазла встает на место. Метаморфоза Вегаса завершена, все части сходятся воедино, чтобы больше никогда не разделяться. Вероятно, им не следует делать это прямо сейчас, но им обоих наплевать на это. Пит срывает с Вегаса рубашку, и пуговицы разлетаются во все стороны. Этот энтузиазм вызывает у Вегаса приступ смеха. Трава скользкая от воды, и хватает одного неверного движения, чтобы они потеряли равновесие и упали. Но даже этому не под силу их остановить. Они продолжают жадно целоваться, стягивая друг с друга оставшуюся одежду. Руки и рот Пита кажутся повсюду. Они катятся по траве. Вегас сжимает задницу Пита, впиваясь ногтями в сочную плоть, и слышит низкий стон, что подобен музыке для его ушей. Однако тот слишком тихий. Вегас уверен, что способен добиться от Пита более громкой реакции, и поэтому шлепает его по заднице. Удивленный, Пит вскрикивает и тут же прикусывает его нижнюю губу. Выражение чужого раскрасневшегося лица бесценно. Вегас ухмыляется, находит сосок Пита и выкручивает его. Из его парня вырывается резкий стон, сопровождающийся сильной дрожью. — Тебе нравится это? — спрашивает его Вегас. Пит отвечает, хватая его за затылок и запуская пальцы ему в волосы, утягивая их в новый глубокий поцелуй. Что Вегас одобряет. И безумие продолжается. Вегас так сильно нуждается в этом, ему нужно избавиться от всех обид и боли, которые они причинили друг другу в прошлом. Это новый старт для них обоих, их новое начало. Каждое прикосновение, каждый поцелуй — это его обещание любить Пита всегда и безоговорочно. Его собственное удовольствие отходит на второй план, он лишь хочет доставить наслаждение Питу, заставить его почувствовать себя желанным и, самое главное, любимым. Потому что Вегас любит этого человека всем сердцем и душой, и ему нужно, чтобы Пит это понял. «Я люблю тебя». Вегас благоговейно целует и облизывает поблекший шрам от укуса на чужой шее. «Я дорожу тобой». Он забирается на Пита сверху, и рот захватывает один из сосков. Вегас знает, насколько они чувствительны, и вскоре Пит только и может, что содрогаться и стонать, когда Вегас сосредотачивает все свое внимания на сосках, посасывая и кусая их. «Ты дополняешь меня». Рот Вегаса начинает двигаться вниз по груди Пита, царапая зубами мышцы живота, время от времени останавливаясь, чтобы немного помучить его укусами, потому что это заставляет Пита восхитительно извиваться и сдавленно шипеть. «Ты самый важный человек в моей жизни». Дыхание Пита учащается, его твердые мышцы напрягаются под языком Вегаса, когда он пролизывает себе путь вниз, время от времени оставляя засосы. «Ты моя родственная душа». Пит громко стонет и корчится, его пальцы впиваются в траву, когда Вегас сжимает в кулаке его член и грубо двигает рукой вверх-вниз. «Я так сильно тебя люблю». Глаза Пита блаженно закрываются, и он хрипло вскрикивает, когда Вегас обхватывает губами головку, беря член в рот. Вегас искусно дразнит его, сочетая удовольствие с болью, которую так жаждет Пит, пока тот не запрокидывает голову назад и не кричит так громко, что птицы на ближайших деревьях разлетаются, когда он кончает. После этого Пит начинает плакать, потому что вся эта любовь, которой его осыпали, кажется слишком пронзительной. Вегас ласково сцеловывает слезы с его лица. И лишь затем вспоминает о своих потребностях. Он широко раздвигает ноги Пита, растягивая его, а после входит своей ноющей эрекцией. Внутри туго, так чертовски туго, но вытерпеть можно. Пит с шипением выдыхает, невольно напрягаясь. Вегас знает, что это наверняка болезненно, поэтому дает ему время, чтобы привыкнуть. Они молча смотрят друг на друга в лучах утреннего солнца. Вегас замечает, что глаза Пита не такие черные, как он всегда думал, вокруг его расширенных зрачков танцуют крошечные коричневые и золотые пятнышки. Красивый. Какой же красивый. Вегас осторожно начинает двигаться, и Пит в ответ обхватывает его талию ногами. После всей этой прелюдии и поддразнивания сдерживаться становится все труднее. Тело Вегаса сжимается от желания, он дрожит, затаив дыхание, и вопросительно выгибает бровь, глядя на Пита, который лишь кивает. Со вздохом облегчения Вегас почти полностью выходит, а затем вонзает свой пульсирующий член обратно. О да! Они в унисон стонут, и Вегас больше не сдерживается, толкаясь жестко и быстро. Ногти Пита оставляют глубокие царапины на его спине, и в целях самозащиты Вегас хватает чужие запястья и прижимает их к траве, а затем они снова целуются. Глубоким отчаянным поцелуем, который заглушает все более громкие звуки, издаваемые Питом. Дыхание Вегаса между стонами становится более прерывистым, а толчки — более беспорядочными. Он с криком кончает, повалившись всем весом на Пита, а затем просто содрогается, пока вибрирующее напряжение в мышцах наконец не ослабевает. — Я люблю тебя, — устало бормочет Пит, и на лице Вегаса расцветает усталая улыбка. — Я тоже тебя люблю. — Вегас утыкается лицом в шею Пита, вдыхая его запах. Слишком измученные, чтобы двигаться, они лежат в объятиях друг друга на мягкой влажной траве. В воздухе пахнет теплой землей и сексом. Вегас слышит шелест листвы и воду, все еще льющуюся из шланга. Время от времени мимо них пролетает бабочка, а в поле зрения проносится одинокая мерцающая стрекоза. — Пока я не забыл… — Пит потягивается и тянется к своей одежде, чтобы выудить что-то из кармана штанов и передать Вегасу. — Что ты намерен сделать с ним? Мне избавиться от него? Этот перстень — из чистого золота и весьма ценный — по крайней мере, так всю жизнь твердили Вегасу. Кровь проникла в выгравированный герб Тирапаньякунов и засохла там. — Король мертв… — тихо замечает Пит, положив голову Вегасу на плечо. Оба задумчиво смотрят на золотой перстень с печаткой, который Вегас держит в руках. Он мерцает на солнце, омраченный темными пятнами крови. Вегас помнит свое унизительное путешествие в инвалидной коляске по особняку главной семьи. То, как все смотрели на него, будто он — отброс общества, только потому что принадлежит к побочной семье. Главная семья. Побочная семья. Что за нелепость. Пришло время перемен. — Да здравствует новый король… — тихо говорит Вегас, медленно надевая золотое кольцо на указательный палец левой руки. Оно идеально подходит, будто было сделано специально для него. И как ни странно, перстень не такой тяжелый, как он всегда себе представлял. — … и ты должен узреть меня в короне, солнышко