Nillili Mambo

Чонин соврал бы, если сказал, что совсем не волнуется. Казалось бы, всё шло по плану и впереди его ждала намного более определённая жизнь, чем та, что была у него до этого. Он отлично справился со всеми поручениями, оправдал доверие и ему вручили характерную розовую ленту точно так, как описывал Чанбин: в конце праздничного ужина, при всех в качестве сюрприза, но после одного задания, а не нескольких. Чонин и не думал, что может существовать что-то, что заставит его сомневаться в парнях, поэтому был готов вступить в группировку сразу же, без раздумий. И остальные настолько привыкли к нему, что согласились не ждать долго, и провели своеобразный «обряд» на следующий же день. На самом деле они и без этого уже считали Чонина частью семьи. Но казалось, словно это ещё далеко не всё. Это было слишком просто и Чонин догадывался почему у него было это ощущение. Всё то время, что он жил здесь, в каком-то плане он был отстранён от парней, несмотря на всю их открытость. И дело было вовсе не в историях их жизней, что юноша с удовольствием слушал, и даже не в факте того, что его всего один раз взяли на достаточно успешное задание. Не сказать, что его это сильно беспокоило, но ему хотелось стать ближе и в его голове давно были мысли насчёт чего-то большего. Чего-то, что ребята уже не раз предлагали, всё ещё оставляя его в зоне комфорта, не торопя с выбором и не заставляя делать это в принципе – за это Чонин их ценил, потому что взаправду не желал принуждать себя к чему-либо, будучи не готовым к этому. Тогда. Сейчас он хотел попробовать. Ему не раз напоминали, что, в случае чего, в любой момент можно будет прекратить, и что ему в принципе не следует соглашаться на всё это, если он хочет всего лишь стать ближе, ведь этого можно добиться и без дискомфорта. Дилемма же состояла в том, что Чонин хотел. Лично, не из попытки породниться с бандой – хотя этого он тоже хотел и будет только рад, если его искреннее желание поспособствует такому результату. Но он волновался. Точно также, как во время своего первого раза с Хёнджином и Сынмином – не был уверен в том, что всё пойдёт по плану или он просто не накосячит в принципе. И, пускай тот случай ему запомнился лишь в хорошем плане, это не означало, что этот раз не может пойти по-другому. Возможно, именно поэтому Чонин в какой-то момент решил, что лучшим выходом из ситуации будет рассказать о своих желаниях непосредственно Хёнджину – Сынмину он, конечно, тоже доверял, но почему-то был больше уверен в Хване. В его мягкости. — Ох, — по всей видимости, Хёнджин сначала не поверил своим ушам, когда услышал просьбу Чонина. Но совсем быстро его шок сменился радостью и мгновенным обещанием того, что всё пойдёт по плану. — Я всё устрою! Не волнуйся только. Ты же помнишь цветовую систему? И что в любой момент можешь остановиться? С кем бы ты... Чонин терпеливо ответил на все его многочисленные спутанные вопросы, что уже не раз прокручивал у себя в голове. Он понимал насколько Хёнджин был рад его решению, поэтому теперь отчего-то боялся вдвойне – словно мог не оправдать ожидания каким-то образом или реакцией. И всё же ему хотелось попробовать. Не то, чтобы пути назад не было – у него была возможность отменить всё хоть в сам момент сбора – просто его желание было искренним. Это ощущалось странно. Ещё недавно Чонин не мог никому доверять и уж тем более испытывать подобные чувства и колебания. Если быть точнее, то он вообще не думал, что когда-то найдёт свои предназначение и любовь в принципе, отчего всё ощущалось ещё более нереалистично. Расскажи ему кто-нибудь ещё пару месяцев назад что-то из его нынешней жизни, Чонин бы рассмеялся и назвал его чудаком, как минимум, потому что «хороших группировок не бывает, полиамория настолько редкое явление, что почти выдумка, бесплатное жильё даже нуждающимся не предоставляют, а ни один человек на него в романтическом плане даже не посмотрит». Но вот он здесь. В той самой комнате с огромной кроватью и диваном, где ещё недавно он с упоением смотрел на устраиваемое Чаном наказание двух членов банды, но на этот раз не он наблюдал. Никто в принципе сегодня не наблюдал – все участвовали. Чонину всё ещё было до жути неловко, но того напряжения, что он испытывал до прихода в комнату, не чувствовалось вовсе. Парни занимались своими делами, общались, а некоторые даже покрывали лица друг друга поцелуями, но им не было всё равно – они просто хотели показать, что будут ждать столько, сколько потребуется, и что в любой момент обратят всё своё внимание в сторону юноши, стоит ему только захотеть. Но ему хотелось внимания лишь одного человека – за раз, потому что выдержать огромное количество тактильного и зрительного контакта он был просто не в состоянии. И всё же, ему также хотелось узнать – каково это ощущать столько взглядов на себе одновременно в такой уязвимый момент, из-за чего они пришли к простому, но эффективному договору. После первых троих человек остальные могут присоединиться. Трогать, щупать, гладить, хвалить, целовать – всё, что в голову взбредёт, но, конечно же, в разумных пределах и не мешая друг другу. У Чонина также была возможность в любой момент сказать стоп-слово или попросить дать ему передышку: по договорённости в цветовой системе, до скуки банальной, но лёгкой и практичной. Хёнджин подползает ближе, не давая окунуться глубже в мысли. Именно он, а не кто-то другой, не сделающий этого также мягко и осторожно, совершенно не испугав. Потому что на вопрос «с кем бы ты хотел трахнуться первым?» младший не мог ответить иначе. Чонин слишком влюбился в него, чтобы сделать так. Он, безусловно, любил всех парней в той или иной степени – в зависимости от того, насколько они успели друг другу открыться и как совпадали характерами – но отчего-то именно Хёнджин вызывал в нём самую смешанную бурю эмоций с самой первой их встречи. Юноша не находил это неправильным: Чанбин однажды сам сказал ему, что фаворитизм в подобного рода полиамории – обычное дело, пускай никто никогда и не говорил этого в открытую. На самом деле ребята были бы не против даже того, что он влюбится лишь в кого-то одного или ни в кого в принципе, но Чонин уже с уверенностью мог сказать, что его чувства не ограничиваются одним Хёнджином, хотя по отношению к нему они и ощущались сильнее. От Минхо он ощущал заботу и хотел «отблагодарить» тем же в ответ, Чанбин был ему как старший брат, что без проблем отвечал на абсолютно все вопросы и мог научить всему, что сам знал – будь то названия сотни деталей автомобиля или какая-нибудь сексуальная практика, лишающая партнёра рассудка минимум на несколько минут. Джисон и Феликс питали к нему взаимный интерес, наблюдая, словно хищники выжидающие свою жертву – Чонин даже не знал кто из них хотел трахнуть его больше, но витающую в воздухе страсть разделял, желая того не меньше. С Сынмином у них были самые непонятные взаимоотношения, что, несмотря на это, были не менее интересными, комбинируя в себе всё вышеперечисленное, а Чан... Чан был ходячей загадкой, что, впрочем, лишь укрепляло чувства к нему и его заботе, разительно отличающейся от заботы Минхо. Он мог размышлять об этом и дальше, если бы не сидящий рядом Хёнджин, которому требовалось его внимание. На самом деле, сегодня непосредственно Чонин должен был находиться в центре всеобщего действа, но Хёнджин выглядел таким нуждающимся в его глазах, что иначе он описать происходящее просто не мог. — Я сделаю всё сам, — его тихий и мягкий голос гипнотизировал и Чонин не мог не подчиниться, когда его оседлали, отодвинув скрывающую его простыню в сторону. Под той, конечно же, абсолютно никакого белья не было, поэтому старший мог сразу же почувствовать его прилившее к наполовину вставшему члену возбуждение. — Просто расслабься и получай удовольствие. Несмотря на его уверенные действия, поцелуй выходит до мурашек по коже нежным и в какой-то степени даже приторным, но Чонину плевать – момент кажется настолько интимным, что он не осмеливается сжать руками чужую талию сильнее, хотя испытывает желание неимоверное: хочется до красивых синяков на чувствительной коже и протяжного стона удовольствия. Но Хёнджин кажется слишком хрупким для такого. Это не являлось таковым на самом деле и Чонин знал, но не мог воспринимать происходящее иначе до тех пор, пока парень над ним не начал делать первые шаги самостоятельно. Для яркого начала – насаживается на член младшего до основания, так легко, словно его пару часов, а то и десятков минут назад трахнули. Кажется, Чонин заметил, что кто-то из парней был слишком потрёпан, войдя в комнату, но сейчас его это волновало в последнюю очередь. Хёнджин нуждался в удовольствии – всё, о чём он мог позволить себе думать, поэтому во время первых же толчков юноша двигается в ответ, сбивая установленный ритм и заставляя старшего ахнуть от попадания по самому чувствительному месту. Чонин ничего не мог с собой поделать, потому что вид плавающего в наслаждении Хёнджина придавал ему энергии, идеально подходящей для того, чтобы трахнуть его ещё сильнее. Не с той грубостью, что присуща Сынмину, но и не чересчур сладко, оттого и мучительно медленно. Ему требовалось ещё много узнать об предпочтениях старшего в сексе, о его чувствительных точках и слабостях, дабы иметь возможность доставить ему удовольствие где и как угодно, но поэтому действовать сейчас приходилось больше по интуиции. Конечно, не экспериментируя, ибо случайно испортить кому-либо из них оргазм сейчас хотелось меньше всего, и всё же Чонин пытался помимо известных ему эрогенных зон оглаживать нежную кожу и в других местах – на талии, чуть выше бёдер, под лопатками... Он сам запутался где его руки уже бывали, но Хёнджин, кажется, против не был вовсе – наоборот, неосознанно льнул к ладоням, прося больше ласки. Наконец, ощущая, что парень уже близко, Чонин опускает руки под чужую задницу, ускоряясь настолько, что Хёнджина едва ли не подбрасывает от толчков и сразу же настигшего их обоих оргазма. Пока они приходят в себя, никто из остальных парней их совершенно не тревожит, хотя кто-то – кажется, Минхо – встаёт и подходит чуть ближе, чтобы убедиться, что всё в порядке, тут же садясь обратно. Момент кажется Чонину слишком личным, поэтому он благодарен за проявленную тактичность, и всё же не из-за тёплых объятий во сне после секса они все здесь собрались. Хёнджин, понимая насколько тяжело оторваться друг от друга после происходящего, решает сделать это первым, едва ли придя в себя. — Я прослежу за тем, чтобы всё осталось внутри, — напоследок бросает он и целует в щёку, при этом выглядя так мило, словно не заставил только что Чонина вновь возбудиться одной только фразой. Слишком подло, но оттого и сладко, поэтому наблюдать за тем, как парень отходит, было в какой-то степени грустно. Вероятно, на его душе присутствовала бы даже некая тоска, если бы не подошедший следом Чанбин. Тот одним лишь взглядом дал понять, что настроение у него чрезвычайно игривое – Чонину в какой-то мере это даже передалось, когда он увидел накачанные грудь и мышцы рук того. Послеоргазменная усталость, конечно, сказывалась на нём, но быстрое восстановление как никогда было здесь кстати, так что пришел юноша в себя достаточно быстро. В ожидании Чанбин успел оставить несколько меток на его шее и надплечьях, что также было заранее обговорено, пускай у Чонина теперь и проскальзывала мысль о том, что какой-то лимит всё же нужно было установить: в голове уже были картины того, какое количество разноцветных пятен будет по всему его телу, что даже в зеркале невозможно будет пересчитать. Парни наверняка помогут ему обрабатывать всё для быстрого заживления, если то потребуется, но... Чонин попросту никогда не сталкивался с таким, поэтому даже не мог предугадать собственную реакцию. Ему будет мерзко? Это ему понравится? Ему захочется специально попросить не замазывать синяки? Чонин не знал, но на данный момент мысли о возможности такого исхода ему определённо не претили. Совсем наоборот. Чанбин, увидев, что младший уже возбуждён, не мог не ухмыльнуться. — Уже не терпится? — Вопрос, скорее, риторический, потому что Чонин определённо точно с ним согласен. В качестве ответа принимается и его неразборчивое мычание, стоит парню начать растягивать его – ребята сами попросили его не делать этого самостоятельно, чтобы кто-то из них мог помочь ему с этим. Но Чонин совершенно не ожидал, что «кем-то» будет именно Чанбин – от этого ноги сами собой разъезжались по постели, а его умеренная грубость с большой долей аккуратности делали с юношей что-то. Смазки старший использовал много: так, чтобы кожа ягодиц и бёдер аж блестела, в то время как характерные звуки заставляли уши краснеть от смущения. Такое количество в бо́льшей мере было расточительно, но ради безопасности, эффектности и, конечно же, самого Чонина, было совсем не жалко. Юноша вообще витал где-то в облаках от этого. Почему-то сила подготавливающего его Чанбина тоже заставляла задуматься. Сколько синяков он оставит ненароком, не рассчитав её? Сколько же оставит специально? Чонин не хотел думать о том, что будет, если он когда-нибудь решится опробовать с парнем порку – понимал, что одна лишь мысль об этом могла заставить его кончить, хотя Чанбин только-только растянул его до трёх пальцев. Состояние, в котором юноша сейчас пребывал, было не самым лучшим: разнообразные мысли конкретного характера то и дело крутились в голове, но в то же время вот-вот подтолкнут его к финалу в любой момент, а ждать ещё ему не хотелось. Проникновение Чанбина заставляет Чонина вздохнуть одновременно восторженно и облегчённо: долгожданная заполненность ощущалась привычнее пустоты, но размеры парня были больше возможностей младшего – по крайней мере так ему казалось, когда установленный с его разрешения темп разбивал его на осколки и собирал вновь, отдаваясь приятной дрожью в кончиках пальцев. В движениях Чанбина, по сравнению с Хёнджином, меньше нежности, но это только к лучшему – его сила сводила Чонина с ума, отчего тот, будучи всё ещё чувствительным после предыдущего оргазма, вновь понимал, что совсем скоро опять кончит, хотя они толком и не начали даже. Старший лишь успел войти в него, а он уже был на грани лишь от своих фантазий. Но стоит ему лишь подумать о силе, которую Чанбин лишь в теории мог применить, тут же его живот окрашивается белым, сопровождаясь обрывистым стоном и странным изгибом тела – Чонин просто не знал куда себя деть, дрожа и неосознанно цепляясь то за подушку, то за простыни. В глазах на мгновение темнеет, но всё ещё находящийся чужой член внутри заставляет его расслабиться – чем больше он сжимался, тем больнее было: это то, что он освоил в первую очередь. Чанбин решил не мучить юношу дальше, поэтому аккуратно вышел, закончив на уже покрытый спермой живот. Чонину в какой-то момент стало некомфортно из-за пустоты внутри, поэтому он невольно начал тянуть старшего обратно на себя, вызвав у того умилительный возглас. До него только спустя время дошло, что все эти несколько минут он пребывал в каком-то трансе, хотя на все вопросы о самочувствии отвечал чётко и сразу. Ему просто было очень хорошо. Приходит в себя он только тогда, когда рядом с ним сидит уже Джисон, тихо ожидающий своей очереди и, задав стандартный вопрос о цвете состояния, сообщает о своих планах. — Извини, я сегодня совсем не готовился – после ночной миссии отсыпался, но не мог не поучаствовать в этом, — Чонин и не жалуется, понимая, что Джисон вообще мог не приходить. «Мероприятие», конечно, предполагало присутствие всех членов банды, но при плохом самочувствии или простом нежелании кто-либо имел право не идти или, как минимум, попросить перенести всё. Джисон же, по всей видимости, имел желание и немного сил для того, чтобы участвовать, поэтому выкрутился из обстоятельств по-своему.— Простишь мне всё, скажем... За небольшой минет? Я не настолько хорош в этом, как Хёнджин, но тоже кое-что умею. Парень улыбается так хищно, что Чонин в какой-то момент себя его жертвой чувствует, хотя больше его мысли заняты всё же крайней фразой Джисона. Тот определённо знал какое влияние на него оказывает Хёнджин, поэтому пользовался этим, дабы довести до нового оргазма быстрее. Чонин был не против, потому что это работало. Своей фантазией он делал всё самостоятельно, а чужой рот, опаляющий горячим дыханием чувствительную головку его члена, был уже скорее дополнением. Джисон определённо так и задумывал, а Чонин в облаках витал каждый раз, когда язык проводил дорожку по одной из выступающих вен. Он совершенно не представлял кого-то другого на месте парня – в этом просто не было необходимости, желания и как таковых сил. Он просто думал о всяком: о том, как кто-либо из ребят мог к ним присоединиться и том, как это выглядит со стороны. Чонин периодически вспоминал, что на них – хотя, скорее, конкретно на него – все смотрели, пускай и не всегда одновременно. Все мысли спутались окончательно. Для усиления эффекта Джисон вводит два пальца в младшего, нащупывая простату – его руки довольно малы по сравнению с руками Чонина, но это не мешает ему сделать задуманное и найти чувствительную точку. Юношу практически подбрасывает на месте, когда это происходит, но Джисон даже не давится, стоит члену чересчур глубоко войти в его горло. Чонин уже от этого громко стонет, в третий раз за вечер получая желанный оргазм – довольно неожиданно, по сравнению с предыдущими, но от этого лишь чуть менее приятно. Хотя, возможно, здесь роль сыграла и чувствительность, к которой он уже в какой-то мере привык, а, быть может, минет не так сильно действовал на него, как другие вещи. В любом случае, Джисон выжал из него все соки, в какой-то степени даже буквально – проглотил всю сперму, не оставив и следа от только что полученного Чонином удовольствия. Тот же забылся и потерял момент, когда его окружили со всех сторон – трое людей уже подарили ему оргазм, что означало только одно: теперь все присутствующие могли слегка взаимодействовать с ним. Не настолько, чтобы заставить кончить, из уважения к тому, кто будет этим заниматься, но настолько, чтобы окончательно свести с ума: едва ощутимо трогать, почти неслышно хвалить и совсем неспешно двигаться, делая свои действия больше похожими на ткань охлаждающих спину простыней или согревающего одеяла. Чонин, как и ожидалось, был слишком уставшим, чтобы смущаться, поэтому всё, что занимало его мысли – наслаждение, сладкая нега и горячее удовольствие, растекающееся по телу. Теперь все могут его трогать хоть одновременно, хоть порознь: он всё ещё в любой момент мог сказать «стоп», но конкретно сейчас в этом не было нужды. Всё так, как планировалось: парни усиливали все ощущения в стократ и это не было «чересчур», потому что думать Чонин просто не мог. Он лишь ощущал, превращаясь в сплошную эрогенную зону, что без конца стимулировали. Слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и слишком реально, чтобы быть мечтой. — Позволишь трахнуть твои бёдра? — Чонин моргает, не совсем понимая сказанное до тех пор, пока оказавшийся между его ног Сынмин не оглаживает его икры, постепенно перебираясь выше. — Они выглядят мягкими, давно хотел это сделать, — объяснение ничего не даёт младшему, но вот следующий вопрос застаёт его врасплох. — Ты когда-нибудь пробовал делать это с Хёнджином? Чонин даже не уверен, что действительно слышал стон упомянутого парня где-то под боком и это не его галлюцинация, но сказанное взаправду заставляет его задуматься. Он определённо не делал этого и не знал, что так вообще можно, но теперь хотел, несмотря на то, что силы его были на исходе – ему всё ещё хотелось продолжить, но сам он ничего сделать уже не мог, фактически, являясь игрушкой в руках парней. — Так и думал, — Сынмин хитро ухмыляется, поглаживая вновь возбуждённый член Чонина. Тот на это скулит, пытаясь отстраниться от сверхстимуляции, что пока была для него слишком, поэтому старший, увидев его реакцию, не стал настаивать на прикосновениях. — Я бы с радостью сделал это с ним при тебе, но сейчас это будет не совсем уместно, — говорит парень, имея ввиду факт того, что в центре внимания сегодня должен быть Чонин. Скорее всего это не единственная причина, потому что кто-то сегодня уже наверняка трахался на диване, смотря на происходящее, но думал об этом юноша в последнюю очередь. — Ты бы хотел от такого кончить? Чонин колеблется. С одной стороны, ему хотелось узнать каково это – кончать от подобной стимуляции, но с другой – понимал, что после Сынмина есть ещё неопределённое количество человек, что также хотело подарить ему удовольствие. Он сомневался в том, выдержит ли в принципе ещё несколько оргазмов подряд, поэтому решил ответить отрицательно – юноша не помнил кто уже был, отчего не мог посчитать кто будет последним, но определённо точно не хотел лишать этого человека или даже нескольких участия в происходящем. — Хорошо, — Сынмина такой ответ более чем удовлетворил, поэтому он в тот же момент закинул чужие ноги себе на плечи для большего удобства – было видно, что его слова являлись чистой правдой и он определённо точно занимался этим ранее, из-за чего у Чонина аж дыхание перехватывает. Это ощущалось полноценным сексом, но поражало не меньше, давая ему некую передышку в физическом плане. Бёдра юноши были далеко не настолько подходящими для этого, если можно так выразиться – отчего-то ему казалось, что для лучшего эффекта ему нужно иметь такое же телосложение как у Минхо, Хёнджина или, в крайнем случае, Джисона, но Сынмина это отнюдь не волновало и он продолжал вбиваться в манящую щель между бёдер, хотя, по всей видимости, ему было не совсем привычно делать это конкретно с Чонином. Тот постарался сконцентрироваться на трении, и это оказалось верным решением – вместо того, чтобы переживать о том, кончит ли парень в принципе, он начал вновь впадать в то самое странное состояние, в котором пребывал последние несколько десятков минут, прерываясь лишь тогда, когда наступал оргазм. Остатками непомутнённого сознания ему, безусловно, было не так просто с этим смириться – вдруг, этого будет не достаточно? И кто-то, похоже, понял его мысли. — Расслабься, — в том состоянии, в котором пребывал Чонин, ему было непросто понять кто именно ему это говорил, но почему-то слушаться этот голос хотелось. Мягкое поглаживание по голове делало его ещё более податливым, заставляя плавиться от любого воздействия. — Сынмину так хорошо с тобой. Ты очень хорошо справляешься, малыш. Чонин хотел бы поспорить, что не делает вообще ничего, но сил на это почему-то нет. Лишь желание в который раз за сегодня упасть в наслаждение с головой, получая его и даря столько же в ответ. Для него оргазмом считается уже оргазм самого Сынмина, что выглядит преступно сексуально в этот момент и, к удивлению младшего, даже не помогает себе рукой, наслаждаясь исключительно им. Напоследок тот оставляет лёгкий поцелуй на щеке Чонина, стараясь не задеть каких-либо эрогенных зон – юноша и так был чересчур чувствительным, а Сынмин не был уверен в том, что не доставит ему таким образом дискомфорт. Впрочем, подползшего к младшему следом Минхо это, кажется, не волновало. Не то, чтобы он не беспокоился за Чонина, просто уверенность в его действиях звучала как полное знание его самого. Иногда это казалось правдой. — Ты бы хотел, чтобы я был в тебе, пока ты трахаешь Феликса, или чтобы мы оба были в нём? — Минхо говорит это так просто, словно они обсуждают погоду или планы на выходные – крошечная доля правды в этом, впрочем, была, потому что в выходные в их доме все только и трахались. Чонин думал, что сегодня его уже ничего не смутит, но этот вопрос заставил его покраснеть. Потому что он подумал об обоих вариантах. О том, каким будет Минхо, когда вытрахает из него всю душу. Чья-то рука, запутавшаяся у Чонина в волосах, заставляет его подумать о том, как бы старший оттягивал их во время процесса, таким образом направляя или просто применяя силу в случайные действия, пока от Феликса и его действий будет практически зависеть его оргазм в принципе. А также о том, как тесно будет им с Минхо в Феликсе и как тот будет плакать от чрезмерной заполненности, не имея возможности справиться с наплывом эмоций и ощущений. Слишком прекрасная картина, заставляющая его член в который раз за вечер заинтересованно вздрогнуть. Из этого вытекает небольшая проблема. Он не может выбрать, но вместо ясного ответа лишь скулит, опечаленный тем, что не знает что делать. И всё же Минхо, по всей видимости, понимает его. — На самом деле я бы тоже не мог выбрать, — он беззлобно хихикает. — Давай остановимся на первом варианте, чтобы не тратить ещё больше времени на подготовку? А позже мы попробуем и второй. Идея звучала настолько заманчиво, что не согласиться младший не мог. Феликса же, кажется, возбуждало, что его мнения даже не спросили, но Чонин уверен, что это было заведомо обсуждено – ребята по-другому просто не могли. Возможно, если бы у юноши было больше сил, он бы даже намеренно периодически игнорировал старшего и его потребность кончить, чтобы посмотреть что из этого будет, но сейчас они играли по совершенно другому сценарию. В том, где Чонин был в центре внимания, но ничего не мог сделать. И сейчас он ощущал это сильнее, чем раньше. Феликс, подготовив себя заранее, оседлал его член так же просто, как Хёнджин в начале вечера, а Минхо, благодаря Чанбину, смог легко и сразу приступить к своему делу, тратя время лишь на то, чтобы на всякий случай добавить смазку. Всё произошло так быстро и просто, что Чонин ничего и понять не успел прежде, чем откинуть голову назад и громко простонать. Ощущения определённо лучше тех, что он представлял. В теории, их могло быть больше, если бы не частичное онемение из-за сверхстимуляции, но это уже мелочи. Пока что Чонина волнует лишь то, что он испытывает сейчас, а обещание ещё одного группового сеанса в будущем добавило ему уверенности, что он ничего в таком случае не упустит. А упускать есть что – как минимум то, как разный темп сводит его с ума, и, как максимум – умноженные вдвое все чувства, эмоции и ощущения. Феликса, похоже, всё это время вообще не волновало количество спермы на чужом животе, о который он периодически опирался руками, ожидаемо соскальзывая. Его вообще ничего не волновало, судя по наслаждению, что проявлялось на его лице при каждом толчке – он чувствовал себя также, как и Чонин, заставляя того чувствовать себя ещё лучше. Феликсу было хорошо с ним. Всё, что звучало в его голове, стоило тому застонать громче от изменённого угла проникновения или закатить глаза от наполненности. Чонин не знал, выглядит ли он также прекрасно в своём удовольствии, но определённо понимал, что Минхо вытрахивает из него все мозги, не давая возможности даже подумать о том, как заставить Феликса ощущать себя ещё лучше. Тому, по сути, это и не нужно было, но Чонин почувствовал острую необходимость сделать это из принципа – точно то же, что он испытал в бо́льшей мере с Сынмином и Хёнджином, пускай и не так сильно. Чонину потребуется много времени, чтобы разобраться с этим странным чувством, но сейчас вопрос для него стоял в немного другом ключе. Он собирает остатки сил, чтобы совсем слабо сжать чужие бёдра, но Феликсу этого, кажется, хватает, отчего он кончает на уже испачканный живот, дрожа и слегка покачиваясь от толчков Минхо. Действия того были настолько мощными, что отражались на Феликсе, вынуждая того тихо скулить в такт с мечущимся по простыням Чонином. Наконец-то Минхо становится первым за вечер, кто кончает внутрь него, помогая почувствовать приятное тепло где-то внутри не только из-за оргазма – младший кончает практически без спермы, из-за чего Феликсу скорее всего, даже не придется тратить время на чистку всего себя от неё. И Чонина даже за это хвалят, заставляя чувствовать тепло ещё и в груди, что остаётся даже тогда, когда парни вновь отходят, сменяясь другими. Точнее, другим. Чан собирался трахать его в одиночку, чему Чонин абсолютно не был против, а даже наоборот – рад. У него было больше возможностей сконцентрироваться лишь на удовольствии одного человека, пускай само действо и предполагало, что он не должен думать об этом вообще. Эту часть всей сути происходящего юноша успешно игнорирует, не зная куда ещё деть себя в отсутствии каких-либо физических сил. — Скажешь, если будет слишком, хорошо? — Чонин не понимал что может считаться «слишком» после всего того, что уже произошло. Он в принципе не был уверен, что сможет что-либо сказать прежде, чем упадёт в обморок или что-то в этом роде, но на всякий случай кивает, давая Чану понять, что всё знает. Это было не столько правдой, сколько желанием продолжить, поэтому, дабы не оттягивать – чужой стояк ощутимо упирался ему в бедро, заставляя много думать о своих размерах. Чонин догадывался – у него просто не было сил, чтобы посчитать каждого – что Чан был последним из парней, кто ещё не трахал его, поэтому хотел сделать всё по высшему разряду. Или хотя бы по крайней мере то, что было в его силах – пошевелить рукой, если понадобится, или сменить позу, если старшему не захочется смотреть на его испачканный в сперме живот. Та стала уже местами подсыхать, но никто и не думал поворачивать его или вытирать всё это салфетками, что заставляет Чонина задуматься и на эту тему. Им не противно? Он слишком чувствительный, чтобы вытирать его во время перерывов? Они этого и добивались? Всё это вместе? Прийти к окончательному – для себя – решению ему не даёт Чан, вошедший в его уже не такое тугое кольцо мышц – на самом деле Чонин даже не уверен, что смог бы напрячься, если бы его попросили – и сразу же установивший ускоренный темп. То ли он так сильно хотел кончить, то ли это было привычное поведение парня в постели, но одно юноша знал точно. Ему это до закатывающихся глаз нравилось. Сейчас он вовсе походил на тряпичную куклу, не имея возможности двигаться, но в этом и не было необходимости – Чану, кажется, было лишь в удовольствие двигать Чонином так, как вздумается, пускай ему каким-то образом всё ещё и удавалось оставаться достаточно аккуратным и нежным, чтобы не навредить и не задевать слишком часто эрогенных зон. Слишком идеально – всё, что было в голове у Чонина, потому что возможности сказать это вслух не предоставлялось. Чан так часто вбивался в него, что из его рта вырывались лишь тихие стоны, прерывающиеся только для того, чтобы он мог вздохнуть. В попытке схватиться хоть за что-то юноша даже случайно царапает кого-то из лежащих рядом парней ногтями, оставляя едва заметную белую полоску. Ему очень жаль, но он просто не может этого озвучить, продолжая хватать ртом воздух и извиваться, словно выброшенная на берег рыба. Чонин даже не понимает как ему удается вновь кончить, испытывая сухой, но достаточно полноценный оргазм, когда Чан изливается внутрь него. Так много всего, что младший вовсе теряется в ощущениях и пространстве на пару секунд, следуя ложному чувству свободного падения, хотя всё время лежал на мягкой постели. Кто-то приводит его в себя, совсем легонько касаясь шеи, где, по ощущениям, скоро расцветёт видимый засос. Всё так, как и должно быть. — Ты сегодня хорошо потрудился. Отдыхай, — последнее, что слышит Чонин прежде, чем окончательно упасть в сон – совершенно не беспамятство или обморок, а простой приятный сон, позволяющий ему временами сквозь дрёму чувствовать и ощущать всё, что происходит вокруг. Что ж, этот вечер Чонин определённо запомнит надолго. Не то, чтобы он не хотел этого.