Сирота

      -О чём думаешь? – На самом деле её нисколько это не интересовало, просто она чувствовала, что, если не переведёт тему и не отвлечётся, всё спокойствие и эмоциональная стабильность полетят к чертям.       Фран усмехнулся. Бросив глупое и растянутое в привычной манере «ничегооо».       Боже, и откуда у него взялась эта стрёмная привычка? Она-то думала, что он уже давно вышел из возраста, когда она могла бы назвать его своим «лягушонком».       -А он знает обо мне? – неожиданно, с обречённой интонацией спрашивает будущий варийский офицер. И не понять было, действительно ли его интересует этот вопрос или ему нечем заняться.       Вайпер сглотнула ядовитый ком слюны и сказала правду:       Верде знал о нём. Чуть ли не с самого первого дня беременности знал, просто молчал и старался не замечать её вздувшегося как воздушный шарик живота. Их роман был поистине удивительной вещью, когда двое даже не замечают, что вот-вот появится третий. Маленький и вечно орущий фонтан, прости Господи, счастья. "Ну, или огромных разочарований", - едко подумала Вайпер.       -Ну, скажем так. Ему было не до тебя.       И это было самым болючим, что Верде мог сделать ей. Он просто смылся в самый неподходящий момент, завуалировав своё нежелание обременять себя беременной любовницей странным письмецом, в котором ссылался целых три раза на неотложную поездку в Германию. Гражданский долг, видите ли, зовёт! Более нелепейшей отговорки от величайшего ума человечества и представить сложно. Но это было горькой правдой её жизни. И ничего с этим уже поделать нельзя. Этот побег недоотца стал последней точкой в их продолжительном и бурном романе.       Фран недоверчиво посмотрел на мать. Та со вздохом запрокинула глаза к небу:       -Ну, да, Боже. Каюсь, у нас было ещё несколько раз после твоего рождения; это было по работе. Но и тогда он ничего не спрашивал о тебе, а я и не начинала даже. Зачем? Его бы отношение к тебе это не поменяло, даже скажи я, что ты его очень любишь, несмотря ни на что, и прочую херню.... Он бы не пришёл!       «Не вернулся ко мне, даже после нескольких сладких ночей (ну, и не только ночей, разумеется)».       -После проклятия он ещё больше спятил и подался в сумасшедшие учёные. А у таких в принципе отсутствует понятие о любви. Ты же понимаешь?       Фран рассеяно кивнул, невидящим взглядом уставившись на дверцу с затылком шофёра. Мог ли он позволить себе вновь заплакать? Расценивается ли сказанное ею сейчас и до этого, как то, что он теперь официально – сирота?       Даже она, его родная мама, общается с ним через силу. А ведь он совсем неплохой на самом деле. Просто ведёт себя и выглядит не на свой настоящий возраст. Ну разве это преступление – любить своих родителей и верить, что и ты нужен им? Он бы хотел навсегда остаться маленьким мальчиком в белых шортах и детской кофточке-матроске, только бы они стали семьёй. Бабушка Мишель любила его, но он не мог отделаться от мысли, что ему нужны настоящие родители. Какие, например, были у его сверстников. Он столько раз видел, как чей-нибудь папа вынужденно пачкал дорогой костюм, играя в футбол на площадке с сыном. Или как чья-нибудь мамочка утирала разбитый в кровь нос очередного задиры. А за Франом после школы приходила пожилая женщина с диабетом, с которой он мог разве что играть в пасьянс вечерами. На большее, увы, его старая и немощная grand-mère не была способна. И друзей у Франа не было, хотя могли бы быть.       Ведь он не плохой, просто у него не было родителей с трёх лет.       А так, он совершенно здоровый мальчик, и сейчас ему двадцать.       Он даже отца в глаза не видел. А выглядит тот, судя по слухам, очень зелёным.       Интересно, можно ли судить о степени родства по цвету волос?              Оказалось, можно, и ещё как!       Фран, награждённый геном зелени, был очень вхож в мафиозные круги исключительно благодаря догадливости и откровенно длинному носу некоторых больших шишек, которые только и мечтали поближе подобраться к известному в криминальном мире создателю коробочек и мощнейшего передового оружия современности. А что может быть лучше и легче, чем похитить сына этого неуловимого гения, человека, который сам себе на уме?       Вот и Фран об этом думал. И точно знал, что отец ни за что не пожертвует своей собственной безопасностью взамен на безопасность и целость сына.       Пришлось совершенствовать уже свой другой ген – ген иллюзиониста и мастера пускать дым в глаза своих обидчиков. И будь у него хоть какой-то выбор, как часто говорил себе Айроне, он бы вообще ничем не занимался; не то, чтобы набивать себе цену на мафиозном рынке охотников за головами. А за ребёнка двух Аркобалено, там, уж поверьте, давали нехилое вознаграждение… Можно было даже поторговаться: больше всего, например, за его голову предлагала семья Фабиа, которой не терпелось не только поквитаться с жадной Аркобалено, но и приобрести парочку новейших заготовок оружия от «Верде-инкорпорейшн».       Ну а Франу просто не хватало сил развеять все эти нелепые заблуждения. Все эти люди ничего бы не получили, и даже были бы серьёзно удивлены, возможно…, даже возмущены, … но никого из его дорогих родителей это бы уже не волновало.       -Фран, ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?! – с силой сжала его плечо женщина, усаживая на сиденье рядом, пока он окончательно не лёг плашмя на весь салон.       -Ну вот опяяять... - Прогундел парень, съезжая с кресла автомобиля.       Вайпер стоило больших усилий не надрать ему зад за такое хамство, но она держалась. Что ещё взять с этого ублюдка, которого она имела неосторожность оставить в живых. А ведь говорил ей Верде, прямо кричал, в письме: «избавься от проблем Вайпер», «не будь дурой, Вайпер!», «Я вернусь, Вайпер, как только ты разберёшься со всем этим дерьмом, крошка…».       Эспер даже не заметила того, что испортила обивку своими ногтями, пока в трансе разрывала дорогую кожу от гнева.       Этот козёл!       Глянула на растёкшегося безвольной лужицей сына и поправила себя: «Эти два козла!» ***       Один из которых, в этот поздний час, не спал и, к своему глубокому удивлению, чихнул, нарушая гробовую тишину лабораторных застенков.