И вся королевская рать

Фиолетовые глаза не отрываясь смотрели на одевающегося директора Кренника, ловя каждый момент из того времени, что они проводили вместе. Плащ — предпоследний элемент, как всегда неизменный, эквивалент шляпы для неймодианцев. В завершении чёрные форменные перчатки, которые можно было в принципе и не носить, но директор всё же надевал почти всегда, пряча свои, как он считал, недостаточно изящно-аристократические пальцы. Однако же добиваясь совершенно противоположного эффекта, затянутые в кожу ладони казались визуально ещё больше. Но Алмаз нравились в частности и эти попытки Орсона спрятать свои якобы недостатки. — Уже уходишь, радость моя? — спросила женщина, нежась в постели. Утро перестало быть ранним пару часов назад. — Не все же такие счастливцы, как ты, у некоторых из нас есть работа. — У меня тоже есть работа, — возразила женщина. — Да? И когда же ты была в последний раз в Сенате? — притворно-удивлённо спросил директор. — Совсем недавно, пару недель назад, на следующей неделе, наверное, появлюсь снова, — легкомысленно заявила Алмаз. — Мне будет скучно без тебя, Орсон. — Что я могу сказать, — Кренник повертелся перед зеркалом, проверяя всё ли в порядке. Как всегда, идеален. — Навести старых друзей, или заведи парочку новых. — Хм, да, пожалуй, ты прав, я так и сделаю, — она потянулась, предпринимая последнюю попытку соблазнить директора. Но ничего не получилось. Кренник лишь отрицательно покачал головой, ему действительно пора было уходить, и Алмаз это было прекрасно известно. Она поманила директора пальчиком. — Прощальный поцелуй, Орсон. Кренник притворно тяжело вздохнул и выполнил требуемое. — Теперь можете быть свободны, директор, — шутливо-приказным тоном произнесла Алмаз. *** Ярко-красная, откровенно хищно-ядовитой раскраски, Феррари остановилась перед галереей «Галактических древностей и Объектов, представляющих интерес». Первым вышел водитель в серой имперской форме, открыл дверцу и подал руку пассажирке, помогая той выбраться из машины. Двери магазина открылись. Дама и её сопровождающий вошли внутрь. На лицах хозяин галереи и его помощницы в ту же секунду возникли доброжелательные улыбки, непременный атрибут их работы. — Добро пожаловать, сенатор. Лютен Раэль, владелец этого скромного собрания диковинок и редкостей, к вашим услугам. Для нас большая честь принимать у себя очаровательнейшего из сенаторов, — мужчина в фиолетовом костюме расплылся в ещё более широкой улыбке, приветственно распахнув объятья. Сенатор от Набу, коротко скользнула взглядом по стоящей рядом помощнице Лютена, и значительно больше времени удалила ему самому, окинув с ног до головы, будто он сам был одной из выставленных на продажу диковинок. — Приятно познакомиться, господин Раэль, — произнесла, наконец, женщина в светлом костюме. Высокая, стройная; с белее снега волосами, собранными в замысловатую прическу. — Ищите что-то конкретное? — спросил Раэль. — Для начала, хотелось бы ознакомиться со всей коллекцией, — ответила сенатор. — Прошу, — Раэль сделал приглашающий жест рукой. — Могу я попросить чашечку кафа? — обратился водитель к помощнице Раэля, и получив утвердительный ответ, уточнил какой именно каф предпочитает. — Чёрный, без сахара. Клея удалилась, водитель без капли стеснения расположился на мягком диване, вальяжно откинувшись на мягкую спинку, ожидая свой каф. Сенатор между тем осматривала коллекцию, при каждом шаге колыхалось длинное тонкое перо на её маленькой шляпке. Лютен тенью следовал рядом, комментируя тот или иной предмет, на котором останавливался взгляд сенатора. Невольно улавливая исходящий от молодой женщины аромат: приторно-сладкий, с нотками сигаретного дыма добавленных для остроты. Кажется даже с щепоткой спайса — это уже для эффекта дурманящего, невесомого волшебства… — У вас и гунганский щит есть? — спросила Алмаз. — Пользуется спросом? — Да, есть любители вещей с вашей родины, — согласился Раэль. — Набу нынче в моде? Надо договорится с гунганами и снабжать страждущих. Шучу. Раэль коротко рассмеялся — автоматическая реакция, смеяться не смешным шуткам своих клиентов. — Вот у этого точно есть длинная и весьма занятная история, полагаю, — сенатор пристально посмотрела на мужчину, имея в виду один из выставленных на продажу головных уборов. Такой же носила в свое время сенатор Амидала. — Да, вы правы, это очень занятная история, — согласился Раэль и уже намеревался начать повествование, но тут появилась Клея с чашечкой свежесваренного кафа для водителя. — Расскажите в следующий раз, к сожалению, сегодня у меня очень мало времени. — Как пожелаете. Выбрали что-нибудь? — Наверное, всё-таки да, — неопределённо ответила Алмаз. — И что же? — Я ищу подарок для своего друга. Он очень интересуется кайбер-кристаллами, — произнесла сенатор. — Весьма редкий товар, — заметил Раэль, отмечая также, что кайберов в зале выставлено не было, и её ответ касался определённо чего-то другого. — Но и они у нас есть. Прошу. Раэль вытащил из одного из ящиков под центральной витриной бархатный планшет с кайберами. Сенатор окинула взглядом представленную коллекцию — несколько разноцветных камней небольшого размера — и не впечатлилась. — Я имела в виду что-то по-настоящему редкое, — пояснила она. — Эксклюзивное. — В таком случае, вам должно понравиться это, — Раэль вытащил ещё одну коробочку. Этот кристалл оказался длиннее и больше, белый с синим. — Это печатка Куати. Синий кайбер. Небесный камень. Древний мир. Знаменует собой восстание против Раката. — Это, пожалуй, подойдёт. Я возьму. — Что-нибудь ещё? — спросил Раэль, отдавая кристалл Клее, чтобы та упаковала его. — Может быть в следующий раз, — ответила сенатор. Как оказалось, вопросами оплаты заведовал водитель госпожи сенатора. Спасибо за покупку, приходите ещё, ждём вас снова. Красная Феррари отчалила. — Даже не думай об этом, Лютен, — предупреждающе сказала Клея. — Клея, ты только подумай, она даже не спросила, сколько он стоит. — Никто из них не спрашивает, — возразила помощница. — Но это Набу! Бриллианты везде, на шляпке, вместо пуговиц, даже не туфлях! — Вот именно, Лютен. Она — Набу, и ты, кажется, забыл, кто ещё родом оттуда. — Нет, Клея. Нет, я не забыл, я прекрасно помню, где у нас родина Императора. И прекрасно знаю, как опасно… — Опасно, что именно, Лютен? Забраться в кошелёк ставленницы Императора? Или постель? — Не ревнуй, тебе не идёт. — А никто и не ревнует. Только ты, кажется, слишком много о себе возомнил. — А моё мнение не имеет значения, в этом случае. — Вот как? Всё равно, это слишком опасно. Она вертится в тех кругах, где тебе появляться смерти подобно. — Боюсь, у меня нет выбора, Клея. Ибо не я выбираю, — горько усмехнулся Лютен Раэль. — Давай лучше надеяться, что показалось, — предложила Клея. Злясь на беспечность Раэля. Не допуская и тени мысли злиться на себя саму за… ревность. Это нелепо. Смешно. Ведь ничего кроме общего дела, общей цели не связывало Клею Марки с Лютеном Раэлем. И без того всё было слишком сложно и опасно. Но надежды Марки не сбылись. Через пару дней Лютен Раэль получил приглашение на вечеринку сенатора от Набу. Печатная карточка с позолотой по краям и золотыми же буквами, которую Лютен вертел в руках, прикидывая каким образом заставить сенатора раскошелиться. Чтобы ещё такое продать втридорога… *** — Дамы и господа, сегодня, в этот знаменательный день, мы собрались сегодня здесь дабы устать слушать эти шаблонные пафосные речи, — волна смеха прокатилась по залу, — и чтобы поздравить нашего драгоценного, незаменимого, наш бриллиант в короне Империи, нашего самого талантливого в галактике архитектора, самого хитрого и изворотливого управленца за всю историю существования вселенной. Нашего дорогого и любимого адмирала, директора! Единственный и неповторимый, Орсон Кренник, дамы и господа! Сегодня ваш день рождения, дорогой директор и вы с годами становитесь только лучше, выдержаннее и достойнее, как то и подобает настоящему мужчине. Пропустим стандартный список пожеланий и перейдём к главному: вы человек, сделавший себя сам, вы — творец не только собственной судьбы, но и окружающих вас людей. Вы — прирождённый лидер. Вы — создатель, вы — демиург. Вы — бог, Кренник! Вы привыкли ставить перед собой великие цели, и вы всегда их добиваетесь. Пусть же так будет впредь и вовеки веков! Да здравствует директор Кренник! Ура! Ура! Ура! Гости эхом вторят это троекратное «Ура!», взрываются аплодисментами, раздаётся звон бокалов. Для полноты картины не хватает только салюта. Кренник сияет, Кренник доволен. Директор светится от счастья, находясь в центре внимания. Пусть это всего-навсего лишь домашний праздник — для маленького круга своих и почти своих. Коллег, подчиненных, редких друзей, старинных и новых, свита Алмаз, парочка друзей сенатора… Гален, как всегда, грустящий у панорамного окошка с бокалом кореллианского виски в руках. — Спасибо, спасибо, спасибо! Коллеги, друзья, и конечно, моя несравненная, бриллиантовая леди Алмаз, — несравненная леди посылает череду воздушных поцелуев директору, — чрезвычайно рад видеть вас всех сегодня и смиренно, — директор скромно потупил взгляд, — принимаю все сказанные в мой адрес дифирамбы. Божественный Кренник, а, знаете, мне нравится. Кренник лучезарно улыбается, торжествуя. Маленький триумф, во многом призрачный, но он знает, уверен, что последуют и настоящие, громкие. С фанфарами, с фейерверком в его честь, с похвалой самого Императора не только при личной аудиенции, но и при всех, во дворце на приёме в его, Орсона Каллана Кренника, честь. А пока самолюбие тешит эта маленькая домашняя вечеринка, репетиция. Улыбки, некоторые даже искренние, поздравления, подарки. Ужин. Танцы. Торт без проститутки внутри, но с искрящимися свечками. Блёстки, мишура. Реки шампанского. Сам Кренник в парадной форме, Алмаз — в пышном сиреневом платье под цвет глаз. Хотя, может и не столько под цвет глаз, сколько в тон костюму одному из гостей. — Директор, позвольте представить, Лютен Раэль, антиквар, благодаря которому я нашла тот потрясающий кристалл для вас. Приятно познакомиться. Взаимно. Прекрасный праздник. Это всё Алмаз постаралась. Вежливые улыбки, как приклеенные на лицах обоих мужчин и только Алмаз искренне веселится, едва ли не хлопая в ладоши, наблюдая за сразу двумя красивыми мужчинами рядом с собой. Она — не приз, они не соревнуются, но что-то такое проскальзывает между мирами… — Новый друг? — осведомляется Кренник, когда Раэль смешивается с другими гостями. — Возможно, я пока не решила. Это зависит от… — От чего? — От того, передаришь ли ты мой подарок Галену. — Не говори глупостей, больше обычного, я имею в виду. Мы оба прекрасно знаем, чем всё это закончится. Ты приобрела кристалл именно для того, чтобы в итоге он достался Эрсо. И вы, конечно же, подружитесь с господином антикваром. Ты это знаешь, я это знаю. Даже он это знает. Все вокруг это знают, моя милая. Алмаз притворно тяжело вздохнула. — Это, полагаю неизбежно. Раз все знают. — И весь фокус в том, чего все не знают, а вот я — знаю. — И что же ты знаешь, милый директор? — Я знаю то, что ты давно обещала организовать мне встречу с твоим самым главным другом, — бархатный голос адмирала приятно ласкал слух женщины. И на контрасте в следующей его фразе прорезались нотки нескрываемого недовольства. — И что-то я до сих пор с ним не встретился. — Вот закончите Проект, Кренник, тогда и встретитесь, — словно ножом полоснула Алмаз. — Я не имею ни малейшего желания быть поджаренной, в прямом смысле слова, и вы, уверена тоже. Император не любит, когда его время тратят просто так. Как я и сказала, мой милый Орсон, всё в ваших руках. — Кончиками пальцев она коснулась подбородка мужчины, лаская, словно домашнего котика. Хриплый голос снова стал игривым и нежным. — Так что идите уже, дарите кристалл Галену. Мотивируйте. И вообще, вы знаете, что делать с Галеном лучше меня. О! Кстати! С этим «О! Кстати!» Кренник был хорошо знаком. Не сказать, что ему всегда нравилось всё то, что следовало обычно за этим, но иногда было забавно. Маленький джаз-бенд повиновался хозяйке вечера и начал играть мелодию. Национальную, народную, со свистом, набуанской балалайкой, гунганской гармонью и атмосферой хлебосольного застолья где-нибудь в срединном кольце, но уж никак не высшем обществе. Но ничего не поделаешь. — «Галина», дамы и господа! — объявила Алмаз. Любимая песня, не раз исполняемая на бис, слова которой уважаемые дамы и господа за редким исключением успели выучить наизусть и особо набравшиеся смелости и храбрости подпевали, на припеве, поощряемые призывными аплодисментами Алмаз. Растёт, растёт возле дома калина, Растёт, цветёт на мою на беду. Живёт, живёт в этом доме Галина, Да я никак всё туда не дойду! Живёт, живёт в этом доме Галина, Да я никак всё туда не дойду… И почти все за редким исключением в лице самого «героя» песни и директора Кренника, идеально слаженным хором, повинуясь дирижерскому жесту Алмаз, громогласно тянули «Галина!» в соответствующих местах на протяжении всей песни. Эрсо давно перестал обижаться на эту, с позволения сказать, шутку. Вообще не реагировал никак, предоставляя Алмаз упиваться её этой маленькой, непонятной… диверсией, местью… Кренник махнул рукой, доподлинно зная, что Алмаз всё равно будет делать свои глупости. Просто из вредности и упрямства. Просто потому, что может. Знает, что никаких штрафных санкций за это не последует, а если и да, то исключительно такие, что нравятся ей самой. Горькая правда жизни состояла в том, что Алмаз была нужна директору. Взбалмошная, избалованная девица, однако же, входящая во внутренний круг Палпатина. Не то золотое кольцо, пересыпанное бриллиантами, из очень-очень-очень красивых женщин из гарема Императора, но то избранное общество, что могло (звёзды демонов, вы только подумайте!) иногда выражать своё экспертное мнение, почти советовать Ему Самому. И Он даже иногда принимал такие почти советы во внимание. Так что директор был вынужден прощать подобные выходки Алмаз. Хлопающая белёсыми ресницами кукла, но Кренник знал, что всё не так просто.