Сборник пописулек по «Илье»

Чайльд замечает за собой, что всё чаще и чаще наведывается в лабораторию Доктора (даже не за каким-то делом), может отличить каждого из клонов, знает их всех поимённо, точнее, покодово, замечает особенности в характере и поведении, хоть они и являются копиями одной и той же личности. Чайльд начинает приносить Дотторе перекусить, накидывает на него плед, когда тот засыпает за рабочим столом, сам остаётся переночевать. Сегменты Второго очень милы, как-то замечает Тарталья. Они ненавязчиво касаются его запястий, поглаживают по плечам, иногда делают потрясающий расслабляющий массаж, мягко улыбаются, треплют его рыжие кудри, поддерживают каждую тему, которую он заводит. Он не видит, каким взглядом его окидывает настоящий Доктор. В присутствии хозяина клоны тихи и шёлковы. Даже когда он сидит к ним спиной и работает снова над какой-то моделью. Аяксу комфортно с ними, он даже позволяет себе заснуть на плече «альфы». Он же в свою очередь не двигается и, наверное, дышать даже перестаёт. Однако всё меняется, стоит Зандику, скрепя сердце, оставить Одиннадцатого одного в обществе других версий. *** Одна из копий таинственно улыбается и тянется ладонью под полы рубашки. Аякс сдерживает дрожь и изумлённо вскидывает брови, глядя прямо на нахала. — Объяснишь мне, что творишь? — он хмурится, но не успевает дождаться ответа, как пальцами хватают за подбородок и с ненавязчивой настойчивостью целуют. Все мужчины как с цепи срываются, их касания ощущаются везде и всюду, на разных участках тела, водят по горячей, нежной и чувствительной коже. Его личико мотают в разные стороны — каждый хочет улучить возможность поцеловать рыжее чудо. И Тарталью начинает вести. Его раздевают, с нажимом проводят по грудным мышцам, скользят по худым бокам, очерчивают бёдра, сжимают ягодицы. А «омега» и вовсе от души шлёпает его по заднице. Аякс давится стоном, пока его рот трахают языком. Чьи-то руки отодвинули кромку штанов, залезая пятёрней под бельё... ... И до слуха Аякса доносится удивлённое «о». Чайльд весь сжимается, напрягается, а через мгновение дёргается, когда подушечки пальцев начинают массировать его клитор. В покрасневшее ушко загнанно дышат, горячо опаляют дыханием, и неизвестно, кто больше получает удовольствие от процесса. Ловкий сегмент Дока, сидящий на коленях перед ним, снимает брюки, облизывается голодно и присасывается к чувствительному местечку, пока пальцы первого сегмента проникают в девственное лоно. Это слишком для мальчишки, он от стимуляции начинает позорно хныкать в подставленное плечо. Он хватается рукою за твёрдый член, как оказалось, самого ласкового из клонов. Дотторе глухо стонет ему на ухо, отчего он начинает течь ещё сильнее. Однако ж Доктор, прижимающийся сзади, оголяет нижнюю часть своего тела, вытаскивает пальцы и утыкается во влагалище крупной головкой. «Нижний» сегмент с ещё большим усердием ласкает его клитор языком, что стоит только Дотторе войдёт в него своим толстым большим членом, и он кончит, Пресвятые Архонты, он кончит. В него погружаются медленно, над ним воркуют со всех сторон и над каждой частью тела. Стоны справа так возбуждают, что, право, он хочет сейчас же развернуться, положить под себя «омегу», расположившегося сзади, поднять с колен «альфу» и приказать взять себя сзади и отсосать «гамме»¹. И он соскакивает с органа под неприятно удивлённый вздох и делится своими желаниями. Такой раскрепощённый, развратный и отчаянный Одиннадцатый заводит всех троих. Они устраиваются по прихоти их лисёнка. Тарталья облизывает пересохшие губы, его потряхивает от перевозбуждения, предвкушения и дикого желания почувствовать тяжесть чужого члена на языке. Тем более этот клон не разочарует своей отзывчивостью. Под хриплые стоны он сосёт головку и стонет, вибрируя горлом, когда чувствует два члена у своей влажной киски. Он делает минет ещё усерднее, смаргивает слёзы, цепляется за упругие бёдра в качестве опоры и закатывает глаза, стоит остальным двоим начать входить в него с грузным дыханием и постанываниями. Аякс чувствует себя такой шлюшкой, растянутой, жадной, насаженной с двух сторон, и ему всё ещё мало. Когда же его партнёры начинают в хаотичном порядке двигаться, он визжит, стонет и, пресвятая Царица, рыдает. Двигается сам, работая дрожащими бёдрами, сжимается и течёт, как же сильно течёт. На его лицо кончают со сладким стоном, и он слизывает струйки, попавшие на губы, принимаясь «чистить» опадающий член. «Гамма» гладит его по волосам и сбито шепчет: «Хороший мальчик», добивает этим парнишку. «Какой сладкий» «Такая тонкая талия» «Чудесный, такой узкий» «Так бы и трахал» «Хозяин будет не в восторге» Впервые клоны сходятся во мнении. И замирают, стоит входной двери распахнуться. *** Дотторе будто предчувствовал, что что-то не так, что он совершил ошибку. И чутьё его не подводит, стоит только открыть дверь в свои покои. Он тут же останавливается, как и его клоны, они смотрят друг на друга с несколько секунд. — Вон. Все трое вон, — сталь в голосе разрезает давящую тишину. И вот теперь становится боязно уже Тарталье, к которому волком медленно, но верно подбирается настоящий Второй предвестник. — Док, родной, послушай, — парня резко обрывают, переворачивая на спину. — Дряной мальчишка, — рычит предвестник и обхватывает юношу крепкой хваткой рук, чувствует, как тело под ним дрожит. Дотторе успевает только расстегнуть ширинку и войти в своего мальчика, да укусить в плечо, с довольством замечая, что клоны не оставили на коже своих меток. Он ритмично двигается, тяжело дышит и срывается на короткие стоны, раздвигает бёдра шире, фиксирует и вдалбливается в податливое нутро. Юнец скулит под ним, подмахивает бёдрами как может. От стен комнаты отражаются звонкие звуки шлепков. Клонам ничего не остаётся как додрачивать за стенкой на звуки их малыша и надеяться на милость своего хозяина.