О звездах и монстрах

10 апреля, суббота, 14:30 Под веками вспышки белого света, каждый удар сердца попадает в бит призрачной мелодии в ушах, которая растекается по венам, опутывает паутиной, пуская импульсы в подрагивающие конечности. Не могу понять, стучит ли сердце в своем ритме или слилось с инструменталом в моей голове. Чувствую под спиной шершавую кору дерева, затылок ноет и во рту сухо. Как же хочется пить. Мажу языком по потрескавшимся губам и тут же морщусь — тонкая кожа лопается от натяжения, привкус железа вызывает рвотный позыв. Открываю глаза и наблюдаю за пробившимся сквозь молодую листву лучом солнца, скользнувшему по ветвям надо мной, по стволу и оставивший теплый поцелуй на моем лбу. Тянусь рукой вверх, пропуская луч сквозь пальцы, и с детским интересом разглядываю просвечивающую на солнце ладонь, окрасившуюся в розовато-красный. Удивительно, что сердце еще бьется, кровь качается и я дышу. Иногда я напоминаю себе таракана, который переживет ядерный взрыв. Что-нибудь еще осталось внутри от меня самой? Помню ли я вообще, кем была? Прикрываю глаза и позволяю недавним событиям замелькать под веками, засасывая мое воспаленное сознание в водоворот воспоминаний, складывающийся в фильм. Вдох. 9 апреля, пятница, 15:15 Я с отчаянием смотрю на Джульетту, черты ее лица острые, скованные стальной решимостью, и ощущаю себя маленьким ребенком, который безуспешно пытается спрятаться за спиной взрослого от жуткой реальности. Только у меня ничего не выходит и страх оплетает внутренности ледяными щупальцами, заставляя живот скручиваться в тугой узел. Меня тошнит от адреналина, паники и отчаяния. — Прошу, — шепчу я в сотый раз, хватая ее за руки и пытаясь сквозь кожу передать ей крупицу здравого смысла, отмахиваясь от рациональной части себя, — умоляю тебя, пойдем! Джульетта сжимает мои пальцы и мягко улыбается. В глубине ее карих глаз мелькает теплота и грусть. — Джорджина, у меня рецидив, — говорит она, и все мое нутро переворачивается, леденеет и падает глыбой в пятки, — рак вернулся, детка. Поэтому какой мне смысл убегать? От смерти не убежишь. Я останусь здесь, Карло тоже. Я пыталась его уговорить, но ты же знаешь этого упрямого барана. Легче континент повернуть, чем внушить ему что-то, — Джульетта улыбается, смотря в сторону коридора, затем тяжело вздыхает и переводит взгляд обратно. — У меня к тебе просьба. Я знаю, что итак о многом прошу, но все ж. Позаботься об Уне, хорошо? Она заслуживает пожить еще немного. Никогда не понимала фразы «оцепенеть от ужаса». Мой мозг всегда работал на износ, придумывал планы на случай отсутствия плана, искал выходы из безвыходных ситуаций, строил стратегии выживания. Я подавляла эмоции, выстраивала вокруг железобетонные стены, запечатывая их во благо меня самой и людей вокруг, чтобы не теряться в тяжелых ситуациях, мыслить рационально, раскладывать по полочкам всю информацию, брать ответственность там, где расцветает эффект свидетеля, выстраивать систему и благодаря этому выживать. Но сейчас я ничего не могла придумать. Ни единой мысли, за которую можно зацепиться и выпутаться. В прошлом мире это не было бы проблемой с привилегиями здравоохранения и безопасности, но сейчас я ощущала себя загнанным в угол животным. Сквозь стены моей эмоциональной тюрьмы пробилась ярость, сокрушая все на своем пути. Она не имеет право! Не моежт вот так разбрасываться своей жизнью! — Нет, — упрямо рычу, качая головой и отказываюсь верить в ее слова. Конечно же это было отговоркой, хитрым планом старой лисы. Джульетта думает, что знает как лучше, но она ошибается. — Ты хочешь, чтобы я ушла, потому что сама решила сдаться. Нахрена приносить себя в жертву? Мы найдем выход, но нам надо идти! Джульетта хмурится, расправляет плечи, ее лицо — жесткая, холодная маска, выражение, которое я прежде никогда не видела. — Держи свою паранойю и язык в узде, Джорджина, — ее голос изменился, в нем больше нет мягкости или тепла. Ледяной тон волевой женщины, заставший меня врасплох. — Если ты думаешь, что я пытаюсь просто героически погибнуть, ты ошибаешься. Мне бы очень хотелось умереть в своей постели от глубокой старости. Но мы работаем с тем, что имеем. Это констатация факта — я все равно труп, скорее раньше, чем позже. Мне повезло прожить столько, сколько я смогла. Так что нечего тут светить кислой миной и повышать на меня голос, девочка. Мне семьдесят пять лет, в конце концов. Это я должна печалиться, что в нынешних реалиях ты можешь не дожить и до сорока. — Джульетта, — едва не взвыла я, цепляясь за ее плечи как за спасательный круг. Отчаяние прорвалось следом, нагоняя ярость. — Мы со всем разберемся, я обещаю! Мы найдем лекарства, врача, но мы должны уходить! Ходячие, блять, прорвались на территорию, если мы сейчас не уйдем, то нам крышка! — Хватит нести чушь, — раздраженно отмахивается она, отходя к окну и смотря во двор, по которому уже бодро маршируют внушительная группа мертвяков, — это смертный приговор. Где ты в чертовом апокалипсисе найдешь онколога? Где я буду химию себе делать, в канаве, пока вы отбиваетесь от ходячих? Включи свою прекрасную головушку и подумай — спасать старуху с терминальной болезнью это просто растрата ресурсов, которых итак кот наплакал. И не спорь! — она вскинула наманикюренный палец, прерывая мой очередной поток ругани. — Это правда. — Ты эгоистка, — зашипела я, отскакивая от нее и впечатывая кулак в стену. Боль слегка трезвит, но не настолько, чтобы кипящий котел в груди сбавил градус. Джульетта лишь многозначительно вскидывает бровь и цыкает. — Ты не имеешь права плевать на себя, тащить за собой Карло! А как же… как же я, черт бы тебя побрал? Вы оба подарили мне второй шанс, надежду, чтобы сейчас так жестоко ее забрать? В темных глазах напротив мелькает холодная ярость. Еще никогда она не смотрела на меня так…разочарованно. — Ты наверное перепутала меня с кем-то, девочка, — тихо, но угрожающе шипит она, складывая руки на груди, — не тебе решать, что мне делать, а что нет. Я не Карло, не твой Диксон, чтобы безропотно слушаться. Не разочаровывай меня, я считаю тебя достаточно умной, Джорджина. Мне конец, тащить меня за собой — это обуза, которая ставит жизни других под угрозу. Я не согласна быть ответственной за это, и уж точно не ответственна за то, что ты не можешь взять себя в руки и начать думать башкой. Открой глаза! Люди, у которых реально есть шанс спастись, зависят от тебя. У тебя есть шанс спастись. Я понимаю, что ты хочешь утопиться в своем горе, но добро пожаловать во взрослую жизнь, она откровенно херовая. И была такой еще в мирные времена, наносила удар за ударом до того, как мертвые восстали, только теперь эти удары могут стать летальными. Ты спасала жизни, это была твоей работой. Так продолжи ее, мать твою, перестань быть такой инфантильной! Каждое слово врезается в мое тело тысячами лезвий, сердце пропускает удар от жестокости и правды, кинутой в лицо. Взгляд Джульетты смягчается, она вздыхает и устало потирает переносицу, затем берет меня за руку и продолжает более вкрадчиво, словно ребенку объясняет: — Я прожила отличную жизнь, Джорджина, мне не о чем сожалеть. Я не боюсь смерти — мы с ней давние знакомые. Мне уйти будет легко, я ничего больше не почувствую. Горькая правда в том, что смерть страшна для живых. Но тебе придется самой выяснить, как справиться с болью утраты. Я знаю, что это жестоко, но жизнь — это искать ответы, радоваться мелочам, задавать вопросы, принимать то, что все приходит и уходит, не сдаваться. Понимаешь? Не сдаваться и идти вперед, ради тех, кто не успел пожить подольше. Ничто не вечно, даже этот апокалипсис, — на губах Джульетты мелькает горькая усмешка. Она тяжело вздыхает, выуживая из кармана шелкового халата пачку сигарет, прикуривает и с наслаждением выдыхает дым в потолок. — Ты что же думаешь, этот кошмар будет длиться вечно? Человечество переживало удар за ударом на протяжении всего существования, и этот переживет, будь уверена. Ты только сама доживи до лучших времен, и постарайся не упускать хорошее на пути. Я знаю, как банально прозвучат мои слова, но именно сейчас нужно наслаждаться мелочами, на которые не было времени в прошлом. Вышло солнце после дождя? Радуйся. Увидела в лесу олененка? Умиляйся. Тебе кто-то сделал комплимент? Флиртуй в ответ. Умение найти лучшее в худшем, вот истинная мудрость. Не позволяй тьме себя поглотить, Джорджина. Я видела, что произойдет, если ты поддашься. Не забывай, что день идет рука об руку с ночью. Я неуютно ежусь, в голове всплывает лицо паренька, которого я забила до смерти, и я морщусь. В сердце нет жалости к нему, только робкое, несмелое сочувствие к себе и страх потерять то, что обрела с таким трудом. Мне теперь постоянно страшно. — Как я могу не поддаваться, если иначе не получится защитить тех, кто мне дорог? — бормочу я, рассматривая свои короткие искусанные ногти. — Я итак винова… Джульетта вдруг раздраженно цыкает и подается вперед, крепко, до боли сжимая мое запястье. — Да что же ты заладила про свою вину, черт бы тебя побрал! — зло рявкает она, не обращая внимания на мое скривившееся лицо. — У тебя уши заложило, раз ты меня не услышала? Я не деревенская сумасшедшая, не живу в иллюзорном мире и знаю, почему ты делаешь то, что делаешь. Я понимаю, что мы прекрасно устроились в этом оазисе, пока за его границами происходила такая жуть, что в голове не укладывается. Но вынужденная жестокость не определяет тебя, Джорджина. Очнись ты уже наконец и перестань перекладывать весь груз мира на свои плечи. Ты взвалила ответственность на себя, хотя никто тебя не просил, доброволец чертов. Но раз уж взялась за дело, то доведи его до конца. Только перестань тягать эту телегу сама, далеко так не уедешь, детка. Только грыжу заработаешь. Я издаю нервный смешок, а Джульетта хитро улыбается и нетерпеливо подталкивает к выходу в коридор, где стоит Карло. Я даже не заметила, что он пришел, но по его застывшему лицу понимаю, что действительно уйду отсюда одна. — Карло, — слабо шепчу я, и мужчина делает два широких шага навстречу, заключая меня в крепкие объятия, — пожалуйста… — Прости меня, bellа, но моя жизнь — это моя жена. Я не оставлю ее одну, — шепчет Карло мне на ухо, затем отстраняется и пихает мне что-то в руки. — Возьми. Смотрю на два обручальных кольца и взгляд расплывается. Я моргаю, чувствуя как слезы холодят щеки. — Не хочу, чтобы они пропали. Это фамильные кольца моей семьи, всегда думал, что отдам их своему ребенку. Детей у нас с Джульеттой не было, но появилась ты, — он улыбается тепло, по-отечески, и я всхлипываю, мотая головой. Грудь сжимает так сильно, что дышать становится практически невозможно. — Отказы не принимаются, это мой подарок, милая. Уважь старика. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь отдать второе кольцу тому, кого полюбишь. Может ли сердце разбиться по-настоящему? Не метафорически, а физически? Перестать биться и взорваться на миллионы острых, вспарывающих грудную клетку осколков? — Я не хочу, — язык заплетается, меня начинает шатать и я цепляюсь за плечи Карло, заглядывая в светящиеся любовью и теплотой глаза, — не хочу вас оставлять. Я же… я только нашла… Пожалуйста, пожалуйста. Я не пойду. Я останусь с вами, прошу, Карло, умоляю… — Твой выход, — раздается позади меня голос Джульетты, и я с недоумением оборачиваюсь, пытаясь понять о чем она говорит, когда в дверях появляется запыхавшийся, злой как черт Диксон, покрытый грязью и кровью. Не успеваю и слова сказать, как он хватает меня за локоть и выдергивает из объятий Карло в свои, пропахшие тошнотворным коктейлем крови, машинного масла и дыма. — Что ты… — начинаю кричать я, но Дэрил не смотрит, лишь крепче сжимает меня и бросает жесткое «Времени нет, бегом, блять», буксируя меня к лестнице. — Отпусти! Отпусти меня блять! — крик тонет в его широкой ладони, которую он бесцеремонно припечатывает к моему рту. Дэрил тянет меня вниз по ступеням, как тряпичную куклу, не обращая внимания на мои попытки вырваться, где у входной двери уже ждет такой же взмыленный Рик со скулящей Уной на поводке. — Так было надо, Джорджина, упрямая ты девчонка, — кричит вслед Джульетта, и я наконец вижу слезы в ее глазах, — когда-нибудь скажешь мне спасибо. 10 апреля, суббота, 14:45 Открываю глаза и с шумом вдыхаю теплый воздух. Аромат вступившей в права весны сплетается с запахом гнили, и я отстраненно отмечаю, что даже не морщусь. Мои рецепторы привыкли. Адаптация к новым условиям жизни всегда происходит через боль от потерянного привычного и страха новизны, какой бы она не была. Я привыкла к смраду и ежедневной возможности не дожить до вечера, к жестокости и сюрреализму происходящего. Но человек еще быстрее привыкает к хорошему, когда над головой есть крыша, в холодильнике еда, а вокруг безопасность, поэтому падение с вершины пирамиды потребностей воспринимается особенно болезненно. И мне было чертовски больно. Словно вторя моим мыслям, сломанные ребра взрываются болью от неосторожного движения, и я вскрикиваю, слыша в ответ активное рычание. Ствол дерева вибрирует — ходячие бьются и царапаются, пытаясь добраться до меня. Медленно выдыхаю, осторожно ощупывая бок, перевожу взгляд на разбитые костяшки пальцев и исцарапанные в кровь руки. Это от веток и кустов, встречавшихся мне по маршруту моего побега от ходячих, или кто-то из мертвецов все же добрался до меня? «Я не готов вот так помирать посреди чертового леса, сидя на дереве как макака!» — возмущенно шипит Голос, и я практически ощущаю на лице пощечину. «Соберись, Джо!» — Что ты от меня хочешь? — в моем голосе нет даже ноты раздражения, только усталость. У меня не осталось сил брыкаться. Все, чего хочет мой ошалевший от напряжения и адреналина организм, это наконец поспать. — По деревьям попрыгать в сторону трассы? Кричать до хрипоты, чтобы кто-то из группы услышал? Я окружена, если ты не заметил. Перевожу взгляд вниз, на море из мертвых тел, что как волны бьются друг о друга в хаотично-организованном порядке, и горько скалюсь, вновь ерзая и пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не свалиться прямиком в лапы мертвецов, заполонивших лес. «Тебе все равно придется свалить отсюда», — недовольно ворчит Голос, драматично вздыхает и оставляет меня в покое. Проверяю узел широкого мягкого пояса от куртки, которым примотала себя к ветви, и возвращаюсь к прошлым событиям, ставшим причиной моего неутешительного настоящего. 9 апреля, пятница, 15:34 — Как это произошло? — в глазах Рика плещется отчаяние и гнев, рука с мачете летала словно сама по себе, снося головы вокруг, — как они смогли сюда прорваться? Я с раздражением выдыхаю, ногой отталкивая от себя слишком близко подобравшегося ходячего, и с чавканьем вонзаю охотничий нож, который на прошлой вылазке добыл для меня Дэрил, в прогнившую черепушку. Меня трясет от страха и адреналина, мышцы скручивает от напряжения, но блядских ходячих не становится меньше. На месте одного вырастают двое. Чувствую себя отчаявшимся Гераклом, рубившим головы лернейской гидре, которая не подыхала, а лишь становилась сильнее. — Западная часть забора, — рявкаю я, уворачиваясь от очередных загребущих пальцев и краем глаза замечая, что Дэрил с Уной добрались до дома Рика, — не выдержала натиска. Берегись! Резкий выпад вперед, и я сношу с ног невысокого, тощего ходячего, у которого отсутствовала правая часть лица, вонзая лезвие в уцелевшую глазницу и стараюсь глубоко не дышать. От мерзкого смрада мертвечины желудок опасно сжимается и я чувствую на языке привкус желчи, но сейчас нет возможности поддаться желанию блевануть. Брезгливо морщусь, на ходу вытирая лезвие о штаны, и спешу за Риком к его дому, куда уже эвакуировались остальные. Голова гудит и я оборачиваюсь по сторонам, лавируя между прорвавшимися в поселение ходячими. Их было так много, что за телами я не видела берега реки. Вокруг лишь рычание, перекошенные сгнившие лица и впитавшаяся в кожу вонь, от которой слезятся глаза и крутит морским узлом желудок. Сказать, что нам пиздец — не сказать ничего. Рик вцепился в мой локоть, прорываясь вперед с упорством танка. Со стороны дома раздаются выстрелы — Гленн и Ти-Дог пытаются очистить нам дорогу, засев на крыше с винтовками, с крыльца палят Мэгги и Дэрил. Справа слишком прыткий ходячий пытается вонзить зубы в Рика, и я выворачиваюсь из захвата, простреливая очередную черепушку. Сколько патронов у меня осталось? — Блять, — рычит Рик, вновь хватая меня за руку, — не отходи ни на шаг! — Я не ребенок! — рявкаю в ответ, но Граймс не слышит. Мы почти добрались до ступеней, когда один из ходячих хватает меня за край куртки и с неожиданной силой дергает. Вскрикиваю и заваливаюсь назад, но через секунду мертвый ублюдок мешком падает на землю с болтом между глаз. Вскакиваю, с силой пнув тело по ногам, и заскакиваю на крыльцо, где опускает арбалет Дэрил, в глазах сплошная сталь. — Ты в порядке? — удостоверяется Мэгги, подстреливая очередного ходячего, и я киваю. — Внутрь, быстро! — орет Рик и повторять дважды не надо, я с Мэгги влетаем в коридор, следом Граймс с Дэрилом, которые захлопывают дверь и пытаются удержать ее от натиска десятка мертвецов. — Еб твою мать, — приземляюсь на колени и пытаюсь отдышаться. По коридору мчит Ти-Дог, с разбегу впечатываясь в дверь и помогая забаррикадировать ее комодом. — Еб твою мать… Ноги дрожат, встаю, опираясь о стену и чувствую, как по подбородку течет что-то теплое и густое. Не успеваю дотронуться до лица, как передо мной вырастает Дэрил. — Откуда кровь? — рявкает он, хватает за челюсть и поворачивает мою голову в разные стороны, в голосе нотки паники. — Поцарапали? Укусили? — Да блять, все нормально, никто меня не кусал! — огрызаюсь я, дергаясь от него как от огня. — Ударилась подбородком когда упала. Штормовые глаза опасно блеснули, и на миг мне кажется, что я вижу проблеск молнии. Дэрил смотрит фирменным нечитаемым взглядом, молча кивает и уходит на второй этаж, оставляя меня в недоумении хмуриться. Всего лишь царапина, черт возьми, чего так нервничать? Поднимаюсь следом, с облегчением отмечая, что все целы и невредимы. Лори слегка укачивает в объятиях бледного и напуганного Карла, к ногам которого жмется Уна, Мэгги, Гленн и Хершелл стоят в дверях спальни и о чем-то тихо переговариваются, Рик с Дэрилом и Ти-Догом строят план дальнейшего побега, а Кэрол молча с ужасом наблюдает за огромным стадом, заполонившим улицу и дворы. Подхожу ближе к ней и поверх плеча смотрю на свой дом, в котором остались Карло с Джульеттой. Кэрол замечает меня в отражении, так же молча тянется назад и сжимает мою ладонь, на что я неожиданно для себя отвечаю. Ее пальцу сухие и холодные, но тело слегка расслабляется, и я с благодарностью киваю, наблюдая за колышущимися занавесками в приоткрытом окне моей спальни. Слова вокруг сливаются в белый шум и я перевожу взгляд на тонкую шею Кэрол, не в силах больше смотреть на блядские занавески. Когда Дэрил силком выволок меня, я хотела сломать ему челюсть и вернуться, но выбора уже не оставалось — или двигаться вперед или стать кормом для мертвых ублюдков. Блядский Диксон, блядские ходячие, блядский мир! Рвано выдыхаю и отхожу от окна, вытаскиваю из кармана чудом уцелевшую пачку сигарет и осматриваюсь. Второй этаж представлял собой большую мансарду со скошенным балочным потолком, окнами в пол, которые разъезжались в стороны и превращали пространство в огромный балкон. Двери в спальни были открыты настежь. Хозяйская, размером с две мои, практически такая же большая детская и чуть поменьше — гостевая. Шикарно люди раньше жили. Кидаю взгляд на Лори, шепчущей что-то на ухо Карлу, со вздохом вынимаю сигарету изо рта и направляюсь в гостевую спальню, подальше ото всех. Лишь пару минут тишины. Уна вскидывает голову и идет следом, тыкаясь мордой в бедра. Гостевая спальня обшита светлым деревом, большие окна занавешены легким тюлем, небольшая двуспальная кровать ютится в углу на небольшой платформе под скошенным потолком, рядом с дверью в ванную стеллаж, на полках рассыпаны уютные мелочи типа джутовых корзин, подушек и вазочек с суккулентами. Меня вдруг до костей пробирает злость, и я пинаю пузатый ротанговый пуф, который жалобно скрипит и катится в сторону ванной. Контраст этой обстановки, дышащей семейным уютом, и лютого пиздеца за стенами выбивает из колеи и я закуриваю, делая глубокую затяжку. Уна скулит и толкает меня в ноги, словно упрашивая присесть, и я виновато морщусь, сую сигарету в уголок рта и глажу собаку по голове обеими руками, пропускаю густую шерсть сквозь пальцы и едва сдерживаю желание превратить эту приторно-сладкую комнату в щепки. — Прости, малышка, — приседаю на корточки, заглядывая в темные влажные глаза, — прости меня. — Ты в порядке? Вздрагиваю и оборачиваюсь на голос, не обращая внимания на пепел, осыпавшийся с сигареты прямо на пушистый ковер. В дверях стоит Дэрил, на лице — каменная маска. Он скидывает арбалет с плеча, прислоняет к стене и подходит ближе. Замечаю, что у него слегка подрагивают пальцы. Нет, Диксон, я не в порядке. Джульетта и Карло погибнут меньше чем через полчаса, чтобы спасти нас, а я оставила их, потому что моя ебаная рациональность визжит о правильности аргументов Джульетты. Она не выживет в дороге, пожираемая раком, Карло не сможет жить без нее и пустил бы себе пулю в лоб после ее смерти. Остаться и устроить серию взрывов, чтобы уничтожить столько ходячих, сколько получится, а остальных отвлечь от нас — правильно решение в этой ситуации, стратегически верное. Логичное. Но чудовищно бесчеловечное. Я не в порядке, потому что ты, черт бы тебя побрал, спас меня. — Да, — вру я, делая очередную затяжку и втаптываю боль глубже, обещая себе, что всласть нарыдаюсь как только мы выберемся из этого пиздеца. — Что мы делаем дальше? Дэрил тихо вздыхает, подходит ближе и легко проводит ладонью по голове Уны. Собака ластится к его пальцам, затем вскидывает уши на голосок Карла и убегает обратно. Я поворачиваюсь к окну, наблюдая за толпой мертвецов, и протягиваю пачку сигарет Дэрилу. — Ждем их сигнала, затем уходим через крышу пристройки во внутреннем дворе. Оттуда легче и быстрее всего добраться до пристани, а там на катере на соседний остров, переждем и перегруппируемся. На прошлой неделе я и Рик проверяли там запасы, должно хватить на какое-то время. Я киваю, молча докуриваю и выхожу из комнаты, не в силах смотреть на него. Понимаю, что Джульетта заранее попросила его стать планом Б, что Диксон спасал мою жизнь, что он не виноват в том, что происходит сейчас, но рвущаяся изнутри ярость заполнила каждую клетку тела. Иррациональная, детская часть меня рвала и метала от негодования. Какое право они имели решать за меня? Почему выбор Джульетты — это правильно, а мой — суицид? «Не сейчас», — раздается в моей голове и я вздрагиваю. Блять, только этого не хватало. «Подумаешь об этом потом. Сейчас главное выжить, Джо.» 10 апреля, суббота, 15:25 «Вот так и оставляй тебя одну», — шипит Голос, слегка растягивая слова. Я жмурюсь и не понимаю, рада я его слышать или нет. — «Сосредоточься. Ты в пиздецки херовом положении, детка». Мягко сказано. Жажда режет язык не хуже ножа и я снова сглатываю, пока рот не сводит от сухости. Пальцы дрожат, тело ломит от жара и я с тоской мечтаю о мягкой кровати и минимум двадцатичасовом сне. Пока меня только бросало в вязкую тьму, откуда вырывало так же грубо и бесцеремонно. Прикрываю глаза, но под веками вспыхивают обрывочные кадры, принося с собой не забытие, а боль. Моргаю и не могу разлепить отекшие веки, и мне хочется плакать от бессилия и усталости. Мне вдруг кажется, что до лица дотрагиваются шершавые чужие пальцы, пахнущие лесом, костром и машинным маслом, и я с хныканьем дергаю головой, пытаясь уткнуться горящим лбом в спасительную прохладу, в надежде распахиваю глаза, но вокруг лишь густая весенняя листва, юная, свежая и насыщенно зеленая. Никакого шторма, только штиль. 9 апреля, пятница, 19:00 Джульетта и Карло подарили нам единственный шанс на спасение. Сначала все шло по плану: в окне моей спальни зажегся и погас свет — сигнал к действию. Группа приготовились бежать, разделившись на пары, и когда раздался первый взрыв, затем по цепочке второй, и третий, я не смогла сдержать болезненный стон. Не сейчас, мешкать нельзя. Как только небо заслонил черный густой дым, а основная дорога поселения превратилась в исписанное кишками, частями тел и кровью полотно, Дэрил и Ти-Дог первыми спустились через балкон вниз, расчищая путь к пристани и давно готовому катеру от оставшихся ходячих. Следом — Рик с бледным от ужаса Карлом на руках, Мэгги с Лори, Хершелл и Кэрол. Я и Гленн прикрываем процессию сверху, пока Дэрил, Ти-Дог и Рик отстреливаются с земли. Как только они добрались до катера, Дэрил оглушительно свистнул — наша очередь уносить ласты. Помогаю Гленну надеть его рюкзак на спину и мой — вперед на грудь, и подталкиваю парня в спину — иди первым. Удерживаю Уну за ошейник, перевязывая ее поводок вокруг своего торса на подобие шлейки. Бежать с ней и рюкзаком было бы слишком неудобно. — Следуй сразу за мной, хорошо? — шепчет Гленн, в черных глазах страх, но еще такое тепло, что в сердце больно и остро колет. Улыбаюсь, киваю и снова толкаю его в плечо, приготовившись укокошить любого ходячего, решившего добраться цепкими лапами до прыткого парнишки. Гленн бегает феерически быстро, через пару минут он уже присоединяется к Рику и отстреливается от ходячих. Снова свист — Дэрил стоит с арбалетом наготове, и я глубоко вдыхаю. — Наша очередь, малышка, — шепчу я Уне, с кряхтением поднимая ее на руки. — Черт, какая же ты тяжелая. Прыгаю на крышу постройки, неудачно приземляюсь на колени, и Уна падает рядом на бок, поскуливая от непонимания и боли. — Блять, прости, прости! Прости, девочка, — успокаивающе глажу ее по голове и смотрю вниз, где пара ходячих бьется о стену в попытке добраться до свежего мяса. Стреляю точно в голову одному, второй падает от меткого выстрела Гленна. Кажется, нам удастся уйти отсюда живыми. Не успеваю додумать мысль до конца, как Уна отчаянно лает и бросается вперед, спрыгивая на землю. Я не успеваю сориентироваться — поводок тянет меня следом, и я падаю с крыши, слыша хруст. Ребра пронзает дикая боль и я не сдерживаю крик. — СТОЙ! Уна несется вперед, волоча меня за собой, и я с трудом вскакиваю на ноги, в попытке остановить собаку дергаю поводок, и снова кричу команду стоять. Уна слышит, останавливается как вкопанная и я практически плачу от облегчения, тяну ее на себя, но никем не замеченный ходячий, ковылявший из-за угла постройки, набрасывается на Уну и полный боли вой собаки перекрывает собою все остальные звуки. Как в замедленной съемке я вижу, как ходячий наваливается на Уну и в вгрызается в ее живот. Уна кусается, рычит, брызжа слюной, тявкает и скулит, и мышцы срабатывают быстрее, чем мозг — голова мертвеца взрывается как переспелый арбуз, глок в моих руках дрожит, пока я сбрасываю поводок и мчусь к раненой собаке. Краем уха слышу выстрелы и крики, но ошалевшая от боли и страха Уна дергается, истошно воет, пытается подняться на разъезжающихся лапах и бежит в противоположную от нашего изначального маршрута сторону. Наверное, у меня был выбор. Я понимала, что ей конец, что нужно срочно возвращаться к пристани, но на самом деле выбора не было. <i>«Позаботься об Уне, хорошо? Она заслуживает пожить еще немного». Я не могла ее бросить. Джульетта…это ее последняя просьба. Поэтому поворачиваюсь спиной к реке и бросаюсь за Уной, игнорируя окрики Дэрила. Я найду ее и вернусь, я найду ее и вернусь! Она не умрет, не может! Ей страшно, больно, но она не может умереть. Пожалуйста. Мчусь вперед, пытаясь не упустить из виду темную шкурку, виляющую между ходячих, и молюсь всем богам, чтобы до Уны не добрался кто-то еще. И я почти догнала ее, но сосредоточившись на своей цели пропускаю момент, когда меня сносит с ног под натиском уцелевших ходячих, и я падаю, слыша хруст еще одного ребра. На адреналине не чувствую боли, только зубодробительную ярость. Отбиваюсь руками и ногами, с досадой понимая, что глок выскользнул из пальцев. Сжимаю голову ходячего, клацающего зубами практически у моего носа, и с силой опускаю ее на камень, жмурясь от брызнувшей крови. Отталкиваю второго, впечатывая ботинок в полуразложившееся лицо, пытаюсь дотянуться до ботинка, где спрятан небольшой нож, но вскакиваю на ноги, понимая, что до пристани мне больше не добраться — толпа ходячих отрезала меня от группы. Теперь выбора точно нет. Поворачиваюсь и бегу за Уной, исчезнувшей в небольшой дыре между досок, с трудом перелажу через забор поселения и едва не глохну от последнего взрыва, раздавшегося совсем рядом и выбившего ворота, разлетевшиеся на щепки. Поселение «Райская гавань», чудесное, волшебное королевство спокойствия и безопасности, превратилось в адское пекло, похоронив под собой и ходячих и тех, кто стал моим личным спасением. Карло и Джульетты больше не было. Не сейчас. Сейчас нужно встать и бежать. Бежать, бежать, бежать! Через минут пятнадцать я нашла Уну недалеко от поселения. Рана оказалась слишком серьезной, собака лежала на боку, вывалив язык, часто дышала, ее тело уже билось в конвульсиях, а под разодранным брюхом собралась лужа крови. Я не помню, что ей говорила, пытаясь успокоить. Обещала, что все будет хорошо? Твердила, что люблю ее, что она самая лучшая девочка на свете? Что она спасла мне жизнь, найдя меня, истекающую кровью так же, как она сейчас? Только я не могу спасти ее, не могу вернуть долг. Единственное, что я могу сделать — подарить несчастному животному быструю смерть без мучений. Поэтому стискиваю зубы, в последний раз целую сухой нос и без раздумий сворачиваю Уне шею, а затем сгинаюсь пополам и меня тошнит, пока внутри не остается ничего, кроме желчи. Вокруг никого, слышно лишь ревущее пламя и визги ходячих. Мгновение смотрю на дым, глубоко вдыхаю и оттаскиваю Уну под кусты, прикрывая ее ошметками земли, листьев и веток, и плетусь вперед, в очередной раз оставляя свою жизнь позади.</i> 10 апреля, суббота, 17:45 Через несколько часов после очередного пробуждения, последние ходячие наконец свалили от моего убежища. Путь свободен, но я с трудом двигаюсь. Оцениваю масштаб урона — сломанные ребра, глубокий порез на бедре, который я не сразу заметила, многочисленные ушибы, синяки и царапины на теле. Правый глаз заплыл, нос, кажется, сломан или смещен — падение с крыши постройки не прошло бесследно. Что я имею? Мой рюкзак остался у Гленна. Глок втоптан в грязь или похоронен под телами ходячих. Единственное мое оружие — небольшой нож в ботинке. Ни еды, ни воды, ни лекарств. Может, стоит вернуться обратно? Огонь явно утих, уцелевшие ходячие свалили, вдруг все же смогу найти свой пистолет или отыщу аптечку. Может, Дэрил или Гленн вернулись и ищут меня? Они не могли уйти просто так. Не могли же? Опираюсь на руки, подтягиваю отяжелевшее тело вверх, сажусь удобнее и с сомнением смотрю на бедро. Кровь запеклась, артерия не задета, но есть огромный риск подохнуть от заражения крови. Нога онемела, боль в сломанных ребрах не дает сделать полноценный вдох, но я все же смогу спуститься. Упрямо поджимаю губы и киваю самой себе. Да, смогу. У меня есть план, достаточно паршивый, рискованный, но план: вернуться обратно, поискать аптечку и свой глок, дождаться других. Что говорила Джульетта? Не тягать телегу самой. Тянусь к ветке ниже, чтобы начать свой медленный спуск, но внезапно раздавшиеся голоса пригвождают меня к месту. Замираю и на целое мгновение мне кажется, что это галлюцинация. Голоса мужские, они приближаются все быстрее и я слышу тяжелый южный акцент. Внутри все переворачивается от облегчения. Дэрил. — Не бросил, — шепчу я потрескавшимися сухими губами, и слабо улыбаюсь, — чертов Диксон, не бросил. Но что-то угрожающее, густое, странное в интонации голоса заставляет меня застыть. «Это не твой дровосек, детка», — услужливо подсказывает Голос и я отдергиваю руку от ветки. Мышцы каменеют, сердце заходится в исступленном ритме, а низ живота скручивает ледяным узлом. Нет. Это не он. Не Рик, Гленн или Ти-Дог. Это чужаки. На небольшую полянку под моим деревом выходят пятеро незнакомцев и я едва дышу, пока медленно тянусь к ботинку, игнорируя боль, и выуживаю небольшой складной нож. Блять, блять, блять! Что еще сегодня произойдет? Наконец ебнет метеорит и положит конец этому ебнувшемуся миру? Замираю с ножом в руке, и сижу тихо, как мышь, рассматривая незнакомцев. За густой кроной снизу меня увидеть было невозможно, но мне их было видно отлично. Три взрослых мужика и два более молодых пацана, вооруженные до зубов. Особенно внимание привлекал короткостриженный реднек с внушительным протезом-штыком на правой руке, с грубым, жестким, словно высеченным из гранита лицом. В глазах горит холодная ярость, в плавных кошачьих движениях скрыта неожиданная, словно первобытная сила. Пацаны рядом с ним казались желторотыми доходягами. Прищуриваюсь и пытаясь понять, почему этот неандерталец мне смутно знаком. Один из чужаков, высокий, крупный темнокожий мужик, ведет носом и с подозрением оглядывается. — Гарью воняет, — басит он, удобнее перехватывая автомат в руках, — что-то тут не чисто. — Да сам уже понял, — недовольно ворчит реднек, — видал, сколько этих мудаков мертвых по дороге было? Кажись проебались наши птенчики. Ты! — гаркнул мужик кудрявому тощему пацану, — напомни как звать-то тебя, шнырь? Паренек неуютно поежился и остановился. — Гарджулио, — тявкнул он и выпрямился по стойке смирно. Мужик плотоядно лыбится, растягивая тонкие губы в злобную ухмылку. -Кар-чу-ли-ооо, — он с издевкой прокатывает исковерканное имя по языку, — а ну-ка напомни, че тебе твой кореш по рации вякал, Карчулио? — Что они нашли функционирующее поселение с небольшой группой. В основном бабы и старики, опасности он не увидел, — сглотнув, ответил пацан, на что реднек плотоядно оскалился. — Ага, а на связь они выходили когда последний раз? Гарджулио молчит, опустив глаза, лишь рвано выдыхает и со свистом вдыхает. Он боялся его, это видно невооруженным глазом. Сама бы не хотела столкнуться с таким ублюдком один на один. — Скажи-ка мне, радость ты моя, что ты видишь? — не унимается реднек, делая шаг к пареньку, который уже мелко дрожал. — Давай включим котелки и подумаем, а? Разнообразия ради. Ты кроме ходячих еще кого-то встретил? А мы прочесали берег, прям под каждый камушек, блять, залезли, и никого, кроме сраных лягушек. По лесу ни одной ловушки, ни одной душеньки живой, ток мертвяки разгуливают. А тут еще воняет гарью, как правильно подметил Шумперт. Только вот помимо гари тут еще фонит кое-чем. Угадаешь, а, Карчулио? Гарджулио слабо мотает головой, раздражая реднека еще больше. — От ведь срань господня, а. Чему вас в ваших школах учили! Нитроглицерин это, блять, который используется во взрывчатке. Видимо, воткнули твоему дружочку шашку в жопу и фитиль подожгли, блять. И что мы имеем? То есть именно по твоей инфе мы приперлись сюда, чтобы нихуя не найти. Че Губеру тогда в рапорте писать, а, лох ты кудрявый? Топливо потратили, людей потеряли, ниче не обнаружили, сильвупле бля. Да он нас на кол посадит! — Нет, вы не правы, — Гарджулио храбрится, воинственно выпячивает челюсть, и я предвкушаю разборку. Мужик со штырем явно не любит, когда ему перечат. Он расхохотался, картинно утирая несуществующие слезы, но в глазах ни капли веселья. Он безотрывно смотрит на несчатного паренька, как хищник перед броском. — Нам надо найти Джека и Лесли, проверить поселение и доложить Губернатору, — твердо заявил парнишка, не замечая хищного злого взгляда, — такой был приказ. —Так мы проверим, птенчик ты мой недобитый, — ласковым, не предвещающим ничего хорошего тоном промурлыкал мужик. Я почувствовала, как на загривке волосы дыбом встали. — Проверим, ты не переживай. И если покромсали эти нехорошие люди наших, то в долгу мы не останемся. Только вот если Берди вернется с разведки и скажет, что там нихуя нет, то тебе и твоему дружку пизда. И нам заодно, а я такое не люблю. Мне моя шкурка очень дорога. Шумперту вот, тоже. А, дорога тебе шкура, Шумперт? Едва он успел договорить, как раздался треск кустов и к пятерым чужакам добавился шестой, всклокоченный, невысокий рыжий мужчина средних лет, с бегающими голубыми глазами. В одной руке он нес копье, на котором не так давно красовалась голова ублюдка, напавшего на Бет, а другой нервно сжимал и разжимал рукоятку пистолета. МОЕГО, блять, пистолета. Я сцепила зубы, подаваясь вперед и жадно смотря на свой глок в чужих руках. Сука. — Там погорело все, — с ходу заявил рыжий, с неприязнью смотря на Гарджулио, — дотла, блять. Горы трупов, мертвяки только, но никого живого нет. Проверил все, ни одного целого дома, блять не осталось. Поселение зачетное было, даже пристань есть, ток и она сгорела к хуям. И пацанов наших нигде не было, но я копье Лесли нашел и вот, глок. Порешили их, походу. Реднек тяжело вздохнул, проведя целой рукой по лицу, и недобро взглянул на притихшего пацана. — Это нехорошо, — темнокожий мужик подошел к реднеку, — Губернатор будет в бешенстве. — Я знаю, — огрызнулся реднек, — поэтому мы не скажем ему нихуя. Здесь не было никакого поселения, а эти два придурка скормили нам ложную зацепку, померещилось им, блять, ясно всем? Все кивнули, кроме Гарджулио. Храбрый маленький ублюдок. -Но… — начал он, шагнув вперед, на что реднек помрачнел, все напускное веселье тут же смылось с его лица. -Я те понокаю, пиздюк, — рявкнул мужик, теряя терпение, — Губернатору отчитаемся, что все по феншую сделали, ферштейен, Карчулио? Приехали проверить, но никакого поселения тут на хуй не было, пацанов забрали на справедливый суд за пиздеж, да только на обратном пути беда произошла — столкнулись с мертвяками, начали отбиваться, силенок ужо не было, а эти двое решили искупить свои грехи и дали нам шанс свинтить, пали смертью храбрых, геройство да и только! И копье возьмем как доказательство. Скатались, так сказать, на пикник на берегу реки, ебаный рот. Несмотря на серьезность момента, я едва сдержала смешок. Кажется, лихорадка от раны действует на мозги стремительнее, чем я думала. — Но… — Хуй в очо! Давай, пошевелил колготками в нужном направлении, — гаркнул мужик и ткнул протезом в сторону леса, только вот Гарджулио явно проебал инстинкт самосохранения, потому что брякнул что-то под нос про неправильность обмана и что он сам доложит Губернатору о реальном раскладе дел, а потом мужик со штырем, ласково, почти нежно улыбаясь, быстро и без сожаления прострелил парнишке голову, цыкая и раздраженно сплевывая на землю. Я вздрогнула от оглушительного выстрела и прижала руку ко рту. — От ведь дундук недоделанный, — зарычал мужик, подбирая оружие парнишки, — ну говорил же? Говорил. Скажет он, блять, Губернатору, правду. Чтобы с нас со всех шкуры спустили? Долбоеб. Слушал бы старину Мерла, так жив бы остался, етить твою направо! Заканчиваем здесь, давайте, попиздохали обратно. К геройству павших прибавился еще и этот кудрявый имбецил. Только время, блять, потратили. Чужаки оставили пацана валяться на земле и ушли, оглядываясь по сторонам. Я наконец смогла вздохнуть и не отрываясь смотрела на заставшее в удивлении лицо парнишки. Значит, те ублюдки все же успели передать информацию своим. И снова Губернатор. Внутри заворочалось нехорошее предчувствие, и я прижала кулак к груди, пытаясь угомонить колотящееся сердце. В голове жужжали все новые и новые вопросы. Кто такой этот Губернатор? Откуда они вообще взялись? Неужели их группа настолько хорошо экипирована, что они могут позволить себе делать такие марш-броски? У них есть свое поселение? Но где? Мы облазили все близлежащие городки и леса, и не наткнулись даже на намек присутствия других людей, не то что соседнего поселения. Внезапная мысль заставила кровь застыть в жилах. А что если по дороге эти ублюдки все же наткнутся на Рика и остальных? Лучше им не искать меня, а свалить в соответствии с планом. Судя по словам рыжего, пристань была пуста, значит Рик смог вывезти всех на остров, а на пепелище остались лишь сожженые ходячие. Я действительно осталась одна. 10 апреля, суббота, 19:00 После ухода чужаков, я сидела не двигаясь, то ли от страха, что они могут вернуться, обнаружить и добить меня, то ли от подкатывающей к глотке тошноты, и наблюдала за одиноким полумесяцем луны, робким и неуверенным, вступающим в конкуренцию с еще пылающим на сизом небе солнцем. Внутри меня что-то с треском ломалось, слой за слоем, уровень за уровнем, вскрывалось, как нарыв, выпуская литры гноя, и я наконец разрыдалась, сгорая и корчась от ревущей душевной боли, от физической в покалеченном теле. Прижимаю руки к лицу и чувствую едва уловимый запах собачьей шерсти, а в ушах на повторе звучат слова Джульетты — позаботься об Уне, Джорджина, она заслуживает пожить еще немного. — Я пыталась, — глотая сопли, скулю я и обнимаю себя крепче, — я правда пыталась, Джульетта. Я так хотела ее спасти. Я же… я же обещала… Прости меня, прости, простипростипростипрости, — мне хотелось выть, но из горла вырывался шепот, повторяющийся как мантра, которая не приносит желанного спокойствия. «Джо, может, это не твое? — услужливо подсказывает Голос, щекоча череп изнутри. — Куда бы ты ни пошла, смерть следует по пятам. Тебе лучше оставаться одной, детка. Так мы оба выживем и мне не придется каждый раз выслушивать твои стенания и самобичевание». И я соглашаюсь. Наверное, мне не стоит искать их, потому что я принесу за собой смерть. Огонь и смерть, черт возьми. Всхлипываю в последний раз и в голове становится благодатно пусто и тихо. Я заставлю себя двигаться вперед, хотя бы это обещание Джульетте я выполню. Но одна. С меня хватит, работать в команде у меня не получилось. Впервые улыбаюсь, искренне и широко, вытираю слезы и продолжаю спускаться вниз, медленно, осторожно. Нужно добраться до ближайшего городка, зализать раны и подумать, что делать дальше.