***
— Джо! Джо! — сквозь толщу воды пробивается голос, разрубивший тьму вокруг. Я часто моргаю, растерянно осматриваясь вокруг. Ходячие хрипят, надвигаясь на меня стеной, тянут руки, пытаясь дотянуться до желанной горячей плоти, разорвать, вцепиться зубами и рвать. Воздух влажный, тяжелый, тело полосует ливень, заливающий глаза, сокращая видимость до минимума. Пытаюсь прислушаться и снова услышать зов, но в уши бьет рычание и раскаты грома. Я напрягаю пальцы, сжимая что-то холодное, кожаное, и с удивлением перевожу взгляд вниз — навершие двуручного меча в моих руках тускло поблескивает, рукоять обтянута плотной черной кожей, об острое длинное лезвие разбиваются капли, смывая черную кровь. Ко мне подбирается прыткий ходячий, и тело реагирует на автомате — полуразворот, взмах меча и рычащая голова откатывается в сторону, исчезая под ногами остальных мертвецов. — Что за фигня, — шепчу я, с ужасом смотря на окровавленный меч. Когда я научилась им пользоваться? Какого черта я вообще держу в руках меч из какого-то фэнтези? Где я? Новый раскат грома раскалывает свинцовое небо напополам, вспышка такая яркая, что темные улицы освещаются и я вновь застываю. Руины вокруг оказываются Нью-Йорком. Бездушным, серым, наполненным смертью и смрадом, тьмой, покрывающей некогда шумные и бессонные улицы. Что я здесь делаю? Ходячие пытаются сомкнуться вокруг, и тело наконец реагирует, сбрасывая ледяной шок, двигается, прорубает путь из кольца, и бежит. Мой разум словно не успевает за движениями, я смотрю на свое отражение, мелькающее в целых стеклах высоток, и не могу понять, куда бегу и зачем. Ходячие отстают, и я останавливаюсь, оборачиваюсь. Они все еще стоят, словно окружают кого-то, и сквозь разлагающихся тел вижу фигуру с мечом. Что за хуйня? Я закрываю глаза, открываю и вновь вокруг плотное кольцо мертвецов. Страх сковывает каждую мышцу и я не могу двигаться. Меч с металлическим грохотом выскальзывает из рук, и я с хрипом втягиваю воздух сквозь зубы. Я не могу пошевелиться, не могу защитить себя, тону в собственном ужасе и запахе гнили. Моего плеча касается что-то, сжимает, и я пытаюсь закричать — кожу разрывают чужие пальцы, боль ошеломляет, сбивает с толку. Хочу дернуться, но не могу, застыв молчаливым изваянием. Ливень быстро смывает горячую кровь, хлынувшую из раны, и ходячие вокруг рычат агрессивнее. Они хватают меня, впиваются зубами в шею, руки, рвут до мяса, ломают кости. Мое тело горит адской болью, глаза больше не видят ничего, кроме пульсирующей тьмы с танцующими в ней алыми разводами. Горло дергается, я хочу кричать, орать, биться в агонии, но ни один уцелевший мускул не дрогнул. Меня пожирают заживо, но я стою крепко, сама не понимая, как. Лицо опаляет — один из ходячих вгрызается в него гнилыми острыми зубами, и мир меркнет, я стремительно теряю сознание от осознания того, что мои щеки, нос, губы превращаются в месиво, кусками исчезая в жадной глотке. — ДЖО! Я захлебываюсь в собственных рыданиях, пытаясь сконцентрироваться на голосе, зовущем меня. Здесь еще кто-то, зовет меня, пытается спасти. Пытается же? Пожалуйста, помогите. Помогите! Помогите! — Джо! — меня трясут, и я дергаюсь, слыша чей-то дикий крик. Плечи кто-то сжимает, я вздрагиваю, тело возвращает чувствительность, беспорядочно машу руками, бью что-то крепкое, и вдруг понимаю, что отдаленный крик — это я. Я кричу так, что горло саднит и болезненно сокращается. — Да ебаный в рот! Очнись! — лицо обжигает звонкая пощечина, из глаз брызжут слезы, но я наконец прихожу в себя и осматриваюсь бешеными глазами, вдруг натыкаясь на ледяное спокойствие посреди дикого шторма. Дэрил. Он дышит тяжело, на заросшем щетиной лице красуется пара свежих царапин, и я тут же виновато прикусываю щеку, переведя взгляд на собственные пальцы. Диксон отпускает мое трясущееся тело, устало валится на задницу и с силой протирает лицо, скривившись от боли, когда пальцы касаются раненой кожи. — Это сон, Джо, — хрипит он, сверкая льдом из-под челки, — тебе приснился кошмар. Я сжимаюсь в комок, затравленно оглядываясь. Вокруг выцветшие стены палатки, вибрирующие от порывов ветра, руки комкают грубую ткань пледа, а глаза останавливаются на Диксоне. Он немного бледный, встрепанный. — Прости, — слова даются с трудом, царапая сухим языком небо, — прости за… — Ничего, Джо. Сам нарвался, — хмыкнул он, коснувшись носком ботинка моей щиколотки. Я поджимаю губы и прячу лицо в руках. Остатки кошмара еще режут изнутри, вспыхивают под веками, пытаясь выкрасть меня из реальности, но касание Дэрила и шершавая ткань в моих руках крепко удерживают сознание. — Спать сможешь? — Нет, — просипела я, выбираясь из спального мешка, — вообще никогда больше не хочу спать. Дэрил ухмыляется и вдруг тянется ко мне рукой, на что я с непониманием вздергиваю бровь. — Не мечтай, я температуру померить, — хмыкает он, дотрагиваясь прохладными пальцами до моего лба. Разгоряченная кожа едва не шипит от контраста, я неосознанно жмусь ближе и блаженно выдыхаю. Диксон на мгновение застывает, быстро отдергивает руку и встает. — Лихорадки вроде нет. Пойду заварю тебе еще этой херни, — выпаливает он, едва ли не бегом выскакивая из палатки. Я с недоумением смотрю ему вслед, и в груди вдруг ворочается что-то теплое, озорное, давно позабытое. Я неожиданно для самой себя хихикаю, как девчонка, вспоминая раскрасневшиеся щеки Диксона и его неуверенную попытку острить. Ага, не мечтай. — Дикарь, — шепчу я под нос, но в голосе не слышится и капли злобы. Тело все еще борется с температурой, но меня не знобит и я даже могу встать и выйти в прохладу ночи, укутавшись в куртку и плед. Дэрил колдует над своим отваром, сидя перед костром спиной ко мне, и я осматриваю его, позволяя больному сознанию оторваться по полной. Широкий размах плеч, под неизменной жилеткой с крыльями угадывается изгиб талии, крепкие руки ловко и быстро справляются с чайником, а потрепанные джинсы обтягивают мощные бедра. Рукава его лонгслива закатаны по локоть, смуглые руки покрыты мурашками — он оставил свою парку в палатке, для меня. Сердце странно обдает холодком, грудь стягивает и я ловлю себя на том, что бесстыдно любуюсь мужской фигурой. Искренне надеюсь, что красноту моих щек Диксон спишет на болезнь, которая явно расплавила мне мозги. Быстро ныряю в палатку, подхватив парку, и осторожно подхожу к Дэрилу, накинув куртку на его плечи. — Если замерзнешь и заболеешь, я тебя не дотащу, — спокойно отвечаю я на немой вопрос в глазах, и сажусь на бревно напротив, — одевайся. Диксон слегка хмурится, пока застегивает парку до горла, но я больше ничего не говорю, наблюдая за костром. Горизонт уже начинал светлеть, значит скоро можно будет выдвигаться в поселение. При этой мысли живот скручивает и я рвано выдыхаю. Снова встретиться с Карло и Джульеттой лицом к лицу необъяснимо страшно. Лучше еще неделю проваляться с лихорадкой, чем почувствовать холод и отчуждение от Марчетти. Я вспоминаю ощущение беспомощности из своего кошмара, когда я не могла двинуться и вырваться из лап ходячих, и оно снова окутывает меня плотной пеленой. — Чего зависла? — спросил Дэрил, протянув мне кружку с вонючим отваром. — Ссышь? — Чего? — с возмущением переспросила я, одарив Диксона презрительным взглядом. — Ты охренел? Блять, неужели на моем лице все так очевидно читается? Дэрил ухмыльнулся, в штормовых глазах блеснуло веселье. Он выудил из кармана рюкзака батончик и кинул мне. — Ссышь, — не спрашивал, а утверждал, — ссышь возвращаться обратно. Я раздраженно выдохнула в кружку, кроша в руке злаковый батончик, снова морщась от запаха. — Не помню, чтобы записывалась на прием к психотерапевту Дэрилу Диксону, — заворчала я, отпивая мерзкую настойку и вздыхая от облегчения, когда по саднящему горлу разлилось тепло. Дэрил вдруг улыбнулся так широко, что я на мгновение опешила. Кажется, такой улыбки я еще не видела. От лисьих глаз разбежались морщинки, а на лице скользнуло что-то неуловимое, мальчишеское. — Интересная теория, но нет. Далеко нет. Меня разобрало любопытство, ночной кошмар отступил на второй план. Казалось, что внешний мир не дотянулся до этого уголка леса, окутанного предрассветной тьмой и запахом костра. Я расправила плечи, глубоко вдыхая и прислушиваясь к звукам. Где-то в глубине леса ухнула сова, шум реки сливался с потрескиванием веток в пламени, и чудодейственное средство Дэрила влило в меня жизнь. Мне было хорошо впервые за очень долгое время. Спокойно. Я решила воспользоваться атмосферой кемпинга и просто поболтать, попытаться разузнать о человеке, который все это время не давал мне окончательно рухнуть в кипящий котел из собственных сожалений и ужасов. — А кем ты был? — спросила я, придвигаясь чуть ближе к костру. Дэрил оторвался от изучения своих ногтей и бросил на меня озорной взгляд. — А ты? Я хмыкнула, погрозив ему пальцем. — Вопросом на вопрос отвечать невежливо. Дэрил щурится и пожимает плечами. — Никогда не был вежливым. Давай, колись. Я коротко выдохнула, делая глоток отвара и рассматривая взметнувшиеся ввысь искры. Они танцевали в диком, словно ритуальном танце, шипели, вспыхивали ярче, сталкиваясь друг с другом, и растворялись в сумрачной тьме. Совсем как люди и их такие короткие, стремительные жизни. Вспышка, новая зарождающаяся вселенная, разрастающаяся до необъятных размеров, снова вспышка — и тьма. — ФБР, — коротко сказала я, наблюдая за его лицом. Брови Дэрила взметнулись вверх, он на мгновение замер, смерив меня внимательным взглядом, но быстро взял себя в руки. — Хмм, — он смотрел с подозрением, внимательно ведя глазами по моему лицу, будто пытался найти там подтверждение или опровержение, на что я лишь ухмыльнулась. — Что-то не похожа. Тощая слишком. Ухмылка сползла, я раздраженно фыркнула, бросив в него небольшой веточкой, которая ожидаемо не долетела до цели и упала в костер, тут же вспыхивая и сгорая. — Не умничай. И не такая уж я и тощая, задолбал, — проворчала я, впервые задумавшись над своим внешним видом. В подростковом возрасте я действительно была тощей и длинной, дико комплексуя из-за тоненьких ножек-спичек и того факта, что я была на голову выше своих одноклассников, обзывавших меня то жирафом, то Эмпайр Стейт Билдинг. Но годы тренировок сделали свое дело, и кости обросли неплохими мышцами. Которые сейчас, из-за недостатка питания и постоянного стресса, исчезли, снова превращая мое тело в угловатое нечто. — Я работала в отделе поведенческого анализа. Мы составляли психологические портреты убийц, создавали, ммм, дорожную карту преступлений, скажем так. И давали заключение для оперативников, какой именно шаг предпримет убийца в следующий раз. Иногда проводили допросы. Так что «в поле» я работала достаточно редко. Больше как наблюдатель, в непосредственно задержаниях не участвовала. Мое главное оружие вот это, — я постучала пальцем по лбу. Дэрил хмыкнул, подавшись вперед и упершись локтями в колени. — Почему ты выбрала это? Настал мой черед удивляться. — Почему? — Ну ты…ээм…симпатичная. И умная. Явно могла выбрать много чего другого, более безопасного. Да и прибыльного. Вряд ли в ФБР платили дохуя. Почему остановилась на такой сложной профессии? Работать с маньяками — такое себе удовольствие, нет? — немного краснея спросил Дэрил, и я закусила губу, чтобы не заулыбаться. Кажется, это первый скомканный комплимент, который я от него услышала, и я поймала себя на мысли, что мне приятно. Надо же, девочка внутри меня все еще жива, хоть и нехило так потрепана жизнью. — Говоришь, как моя мама, — хмыкнула я и тут же стушевалась. Воспоминание о маме кольнуло сердце, но я вдруг поняла, что укол притупленный. Боль стала более…выносимой, словно я начала свыкаться с тем, что ее нет. Дэрил заметил мое изменившееся лицо, но промолчал. Слегка тряхнув головой, я снова натянула улыбку. — Хотела людям помогать. Все банально. Ну и, может быть, я слегка отбитая. — Не слегка, — хмыкает Диксон, уворачиваясь от более внушительной ветки, запущенной в его сторону. Мне стало жарко и я скинула плед, разминая плечи и хрустнув шеей. — Говнюк, — проворчала я, но на душе было на удивление тепло. Почему-то рассказав Дэрилу о небольшой части своего прошлого, мне стало легче. Будто я наконец признала и перестала рьяно отталкивать себя, пытаясь зарыть прошлую Джо Эллис в самой глубокой и темной яме. Признала ее существование как неотъемлемую часть себя. Не думала, что настолько соскучилась по обычным разговорам. Или это умиротворяющий эффект Дэрила и его удивительная способность уважать чужие границы? — Теперь твой черед отвечать. Кем ты был? — снова спросила я, залпом допивая остатки отвара и морщась. Невероятная хрень, но Диксон прав — температуру она сбила. Дэрил задумался на пару минут, ковыряя палкой землю у костра. — Да никем, — пожал он плечами, заметно помрачнев, — слонялся с братом, ввязывался в не совсем легальные мутки, прожигал время, надирался в барах. Типичный реднек. Ничего интересного. Мне почему-то стало неуютно от того, с какой пустой интонацией он говорил о себе. Словно его прошлое совершенно не имело значение. Словно он сам не имел значение. Никем… Это задело меня сильнее, чем я предполагала. Сильнее, чем меня волновало мое собственное прошлое. Странные эмоции, которые я не смогла идентифицировать, подлили масла в огонь и я вспыхнула. Раздраженно цыкнув, я поддела ботинком конец горящего полена, и в воздух снова взметается сноп искр. — Не так впечатляюще, как у тебя, — пробормотал он, подлив масла в огонь внутри меня. — Не говори так, — со злостью рявкнула я, на что Дэрил удивленно вскинул голову, сузив глаза, — какая разница, кем мы были. Это уже неважно. Мы здесь, — я раскинула руки, — в ебаном лесу. Федерал, реднек, великий ученый, поп-звезда, богач, нищий. Наступило всеобщее равенство, за которое люди боролись сотни лет — все совершенно на равных сдохли и теперь ходят в поисках живого мяса. Аллилуйя, блять. Я выдохнула, пытаясь успокоиться. Дэрил молча смотрел на мое раскрасневшееся лицо, а я смутилась всплеску собственной агрессии и опустила голову, с усилием потирая лоб, словно пытаясь стереть все беснующиеся эмоции, но из-за сраного гриппа и слабости внутренние стены трескались и крошились. У всего бывает предел, не так ли? Диксон вдруг потянулся в мой рюкзак, не обращая внимания на мой возмущенный взгляд, и выудил оттуда то, что на мгновение повергло меня в шок. Я совершенно забыла про плеер брата. Дэрил задумчиво смотрел на небольшую оранжевую коробочку, пропуская сквозь пальцы провод наушников. Я переместилась ближе к нему, забрав из рук драгоценную вещь и нежно погладила корпус. В груди разрослась черная тоска, дышать стало тяжелее и я рвано вдохнула. Напоминание об Эйдане и Летти оказалось в разы больнее, чем о родителях. Возможно, на каком-то подсознательном уровне я всегда понимала, что в идеальном мире родители уходят первые. Я всегда надеялась, может наивно, что все должны умирать по старшинству. Младшие должны прожить жить счастливо, до седых волос и кучи внуков. Что старшие не должны хоронить младших. Но у жизни оказались свои планы, подтвержденные еще и моей работой — я быстро поняла, что мир совершенно не идеален и ужасающе несправедлив, и ему плевать на пресловутый порядок, ему хорошо в хаосе. А затем, жизнь словно в наказание за мои дурацкие идеалы и принципы, отняла самое ценное. Потерять младших брата и сестру оказалось разрушающе больно. Больно настолько, что даже влитая в глотку кислота не принесла бы столько страданий. Мне искренне хотелось, чтобы на мою голову упало небо и похоронило меня под собой. Хотелось уйти за ними. Но я не ушла. Я здесь, как и сказала Диксону, в этом ебаном лесу. От разбитого сердца я физически не умерла. — Это плеер моего брата, — хриплым голосом сказала я, сдерживая слезы. Не хотелось снова плакать при Дэриле или словить очередную паничку. Вместо этого я вытянула на свет образ брата и с трудом улыбнулась, вспомнив озорство в любимых синих глазах. — Его звали Эйдан. Ему было шестнадцать. А еще была Летиция. Они двойняшки. И мама. И папа. Я не смогла их уберечь. Мой голос предательски сломался и я закусила губу до крови, пряча лицо в волосах. Нет. Слишком рано. Я не могу вспоминать их без раздирающей боли, пока не могу. Собираю образы семьи и снова прячу все в глубине сознания, заталкиваю насильно, несмотря на сопротивление. Не могу. Я не могу. — Моего брата звали Мерл. И он был полным придурком, — хмыкнул Дэрил, но я услышала ту же тоску, что бушевала внутри меня. — А может и есть. Он пропал и я не смог его найти. Нос снова потек, я всхлипнула, развернувшись к Дэрилу лицом. Казалось, что любое слово или движение спугнет его и Диксон замолчит, закроется в себе и на меня снова повеет ледяным спокойствием. Мне ужасно захотелось дотронуться до него, жестом сказать, что я понимаю, но с ним этого не нужно. Он знает. — Точнее, я его бросил. Бросил искать и ушел с Риком. Я им зачем-то был нужен. А зачем — сам не знаю, — сказал Дэрил, переведя взгляд с костра на свои ботинки. Затем шумно выдохнул, тряхнул головой и посмотрел прямо в глаза. — Прошлое к прошлому, а, Джо? Он вдруг протянул мне мизинец и я улыбнулась, тут же сцепив его со своим. — Прошлое к прошлому, Леголас, — прошептала я, все еще сжимая в руке плеер. Вдалеке оглушительно ухнула сова, и я вздрогнула. Мой палец соскользнул на кнопку, и из наушников вдруг полилась приглушенная мелодия. Я с неверием смотрела на плеер, улыбка стала еще шире. Кажется, в последний раз я включала его еще в Атланте, а затем просто забросила на дно рюкзака, избегая любых напоминаний о своей семье. Удивительно, что батарейки все еще работают. Дэрил подцепил один наушник и поднес к уху. — ABBA? — ехидно сощурился он, и я закатила глаза. — Не думал, что ты фанат диско. — Это Эйдан, — фыркнула я, слушая биты через второй наушник, — сама никогда не понимала этой страсти. И диско — это семидесятые. И откуда ты знаешь, кто такие ABBA? Мистер Диксон, я в шоке. — Зануда, — проворчал Дэрил, а в моей груди зашевелилось что-то теплое и озорное, удивившую меня саму, и я посмотрела на заслушавшегося мужчину. Он прикрыл глаза и по его губам блуждала улыбка, которую я определила как ностальгическую. Он тоже соскучился по чему-то нормальному, обыденному и чудесному. Как музыка. Простое действие, которое казалось данностью — просто вставить наушники в уши и послушать парочку любимых песен. Мы сидели, прижавшись друг к другу боком, слушали задорный плейлист и наблюдали, как солнце постепенно заливает все вокруг мягким теплом. Река сияла и переливалась миллионами драгоценных камней, пробуждающийся ото сна лес шумел и дышал, играя свою мелодию из стрекота насекомых и щебетания птиц. Природа вокруг ожила после зимней спячки и я с нескрываемым удовольствием поняла, что мое сердце отзывается на красоту вокруг. По-настоящему, без боли или тоски. Просто поет в унисон с музыкой в одном ухе и песней леса в другом. Я бросила взгляд на Дэрила и по его прикрытым глазам поняла, что он чувствует тоже самое. Мы словно очутились в хрупком коконе, сплетенным из нормальности и спокойствия, и я отчаянно желала остаться в нем навсегда.***
До поселения мы добрались через пару часов после рассвета. Перед воротами я остановилась как вкопанная, словно меня парализовало также, как во сне. Сделать шаг казалось невыносимо тяжело, и я бы трусливо сбежала, если бы не дикая слабость в измотанном болезнью теле и Дэрил, удерживающий меня за локоть. — Они ждут тебя, — шепнул он, кивая в сторону ворот, — идем. Я сделала шаг и снова затормозила, чувствуя как горло сковывает спазм. Дэрил обернулся, нахмурившись, и коротко выдохнул. Он хотел что-то сказать, но я опередила. — Дэрил, — тихо позвала я, переступая с ноги на ногу и ощущая себя подростком в новой школе. Нужно зайти, встретиться с кучей людей, и попытаться не умереть от ужаса. — Мне страшно. Признание сорвалось с языка неожиданно для меня самой, и я закусила палец, вгрызаясь в сухую кожу у ногтей. — Я буду рядом, хорошо? — в голосе Дэрила послышалось несвойственное ему тепло, и я слабо улыбнулась. Голову снова жгло и стягивало, поход по лесу окончательно меня вымотал и больше всего мне сейчас хотелось вновь очутиться в комнате с лепниной на потолке, юркнуть в кровать, отсыпаясь несколько суток без перерыва. Только комнаты больше не было, как и дома, ставшим мне родным. Я прикрыла глаза, отсчитывая до десяти, затем взглянула вперед, на обвитые плющом ворота, и коротко кивнула, молча двинувшись вперед. Ворота резко распахнулись, отчего я вздрогнула всем телом, и нас встретил Гленн, на лице которого отпечатались сначала удивление, а затем такая радость, что я опешила и беспомощно оглянулась на Дэрила. Тот лишь кивнул и крепче сжал мой локоть. — Джорджи, — Гленн улыбнулся и не спрашивая заключил меня в крепкие объятия, от которых тут же стало трудно дышать. Я стояла не двигаясь, согреваемая теплом и старалась не заплакать. Я ожидала косых взглядов, страха, отвращения. Не этого. Не радости на юном лице, словно я лучший человек на земле. Я стояла, уткнувшись носом в плечо Гленна, и смотрела вперед, сконцентрировавшись на одной точке. Моргну — и выдам себя с головой хлынувшими слезами. — Как же хорошо, что ты вернулась, — он отпустил меня, осматривая с ног до головы, — ты в порядке? Выглядишь бледной. — Приболела, — я постаралась натянуть на лицо улыбку, но вышло нечто кривое и разбитое. Гленн тут же посерьезнел, беря меня под локоть и буксируя внутрь. Оглядевшись по сторонами, я наткнулась на пепелища на месте дома Марчетти, и сердце обдало холодом, хлынувшим куда-то в желудок. Я закусила губу и опустила глаза в пол, едва сдерживая порыв удрать обратно. Все навалилось сразу, воспоминания мелькали под веками, идти было так тяжело, будто в ноги влили свинец. Но Дэрил с одной стороны и Гленн с другой будто оберегали меня от собственных мыслей. Гленн отвлекал разговорами. Сказал, что после моего ухода Карло с Джульеттой выглядели жутко расстроенными и подавленными, каждый день ждали меня обратно. Карло даже порывался увязаться с Дэрилом и прийти ко мне, но понимал, что мне нужно время. Мэгги с Хершелом все еще разбиты горем, но группа сплотилась вокруг них. Они стараются держаться, помогают Рику с животными и огородом, пытаются загрузить себя работой. Гленн вообще старается не отходить от Мэгги, и так этим достал, что она сама погнала его на дежурство у ворот. А еще маленький Граймс часто спрашивал, где я и почему не прихожу, все боялся, что меня тоже могут обидеть или убить. Каждое слово врезалось в меня тысячами осколков. Вина обрушилась как цунами, и Дэрил, заметив мое мрачное лицо, притормозил Гленна. Тот захлопнул рот и затравленно взглянул на меня. — Прости, — парень смутился и крепко сжал мою руку, снова одаривая солнечной улыбкой, — все хорошо, Джо. Мы все тебя очень ждали. Правда. Я перевела взгляд выше, поверх его плеча, и застыла как вкопанная. С крыльца ближайшего небольшого домика сбежал Карло. Запыхавшийся, с блестящими глазами и нечитаемым выражением лица, он широкими шагами приближался к нам, практически бежал. В дверях появилась Джульетта, которая не сдерживала слез и стояла, прижав руки ко рту. Я задохнулась от боли, отступив на шаг назад, и всхлипнула. Карло подошел ближе и я вдруг поняла, насколько сильно я скучала по нему и Джульетте. Поняла, насколько близкими они мне стали, как смогли заполнить черную, кровоточащую дыру в груди, оставленную после смерти семьи, своей любовью и заботой. А я бросила их и сбежала, ведомая собственной трусостью и эгоизмом. Карло стоял передо мной молча, рыскал глазами по всему моему телу, хмурился и пытался что-то сказать, но слова не шли ни у него, ни у меня. Он вдруг просто раскинул руки и я без сил упала в его объятия, разрыдавшись в голос, как маленькая девочка. Карло гладил меня по голове, шептал, что все хорошо, что я дома, что мне не нужно больше никуда сбегать, потому что они рядом, а я плакала и не могла остановиться, сжимая кулаки на его спине и заливая слезами и соплями его тонкий свитер. — Andiamo tesoro mio, calmati*, — бормотал он, покачиваясь из стороны в сторону, словно пытался убаюкать меня, — дай мне взглянуть на тебя, милая. Он отстранился, стирая большими, теплыми ладонями слезы с моих щек, и вдруг улыбнулся той прекрасной, широченной улыбкой, на которую невозможно было не ответить. Которая с первого взгляда и покорила меня. — Ох, Джорджина, ты только взгляни на себя! Джульетта, милая, все наши труды пошли прахом — она снова тощая, как веточка! — в сердцах воскликнул он, затем прижал тыльную сторону ладони к моему лбу и зацокал. — Еще и с температурой. Mamma Mia ragazza, quanto irresponsabile! ** Я усмехнулась, всхлипывая и утирая нос рукавом. — Я не специально, — прохрипела я, уже сама обнимая Карло и улыбаясь Джульетте, которая все так же стояла и тихо плакала на крыльце. — Прости меня, Карло. Простите вы оба. Я… просто я…если вы хотите, я могу уйти. Я пойму… Мое лицо скривилось и я снова заплакала, только тихо, вторя Джульетте. Карло крепче сжал меня, словно пытался поделиться своим теплом, подцепил пальцем мой подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза. — Все проходит, моя девочка. И это пройдет. Пойдем домой. Мы очень тебя ждали. ____________________________________________ * — Ну же, моя милая, успокойся ** — Мамма мия, девочка, какая безответственность!