ACAB или смерть легавому от ножа

И будут вежливы и ласковы настолько, Предложат жизнь счастливую на блюде, Но мы откажемся, и бьют они жестоко Люди, люди, люди… (с) В. Высоцкий – Деревянные костюмы Саид был привязан к стулу, ремни прочно стягивали его лапы, не давая даже шевельнуться. Напротив стояла все та же жирная панда, курящая дешевую сигарету, вонь от которой наполняла всю комнату. На морде панды была зловещая ухмылка, не предвещавшая ничего хорошего. Впрочем, что хорошего вообще предвещать подобная ситуация… Пит Империя, не прекращая дымить сигаретой, приблизился к каракалу. Когда он подошел, к вони дешевого табака прибавились смрад такого же дешевого виски и от пота. - Ну что, котик, расскажешь все, что нам нужно, по-хорошему, или сразу перейдем к моей любимой части? – проговорил он, внимательно глядя на Саида. - Все, что могу рассказать – что жира с твоей задницы хватит на столько свеч, что можно осветить полгорода, - презрительно фыркнул каракал. - Значит, по-плохому, - обрадовался Пит и смерил Саида уничижительным взглядом. – Вот и прекрасно. Мне уже давно стало интересно, насколько глубоко войдет в твое очко ночная дубинка. Он вынул из пасти сигарету и попытался затушить об морду Саида. Зашипев от боли и дернув головой, каракал цапнул его за лапу – все, чем он мог ответить в данной ситуации. - Ах ты падла! – дернув укушенной конечностью, панда с размаху заехал в челюсть связанному коту. Голова Саида дернулась назад, с разбитой морды мигом потекла кровь. Фыркая, чтобы освободиться от забивающей нос крови, каракал сплюнул на пол выбитые зубы. - Ну что, не передумал?! – почти участливо спросил Империя. Саид плюнул еще, на этот раз панде в морду. Сейчас не промазал – еще бы, теперь до нее было недалеко. - Сука! – стирая кровавую слюну со щеки, ругнулся Пит и снова занес лапу для удара. Перед глазами каракала вновь заплясали звезды. Удар, еще удар. Империя бил его словно боксерскую грушу, хук под дых выбил весь воздух из легких, заставив Саида согнуться, насколько позволяли ремни, и хватать воздух пастью, словно выброшенная на берег рыба. Однако, удар у жирдяя был поставлен не плохо… Панда продолжал развлекаться, пока не пленник не повис бессильно на ремнях. - Готов к чистосердечному? – с ухмылкой спросил Пит, вытирая о свитер каракала перемазанные кровью лапы. Тот не ответил, только тихо зарычал в ответ, пуская из носа кровавые пузыри. - Значит, нет, - констатировал Империя. – Тогда сейчас с тобой поговорит мой коллега, и вот тут уж я уверен, ты выложишь ему все, и еще пожалеешь, что не согласился рассказать это мне. И отвертеться тебе не удастся, о твоей причастности к «Последней Капле» нам хорошо известно. Что ты скажешь на это? Он включил какую-то запись. Из динамика тут же понеслись громкие женские крики, полные ужаса и боли. – Нравится, мразь? – раздался следом голос напарника Саида, ягтерьера Хантера. - Пожалуйста, прекратите! – надрывался женский голос. «Жучок!» - пронеслась мысль в мозгу каракала. – «Они все записывали». Он прекрасно помнил тот день. Собственно, Хантер и подговорил его скрутить ту ушастую шлюху в погонах. У него была особая ненависть к копам, граничащая с одержимостью. Именно она и жажда мести, а не светлые идеалы, и привели его к «Последней Капле». Много лет назад ягдтерьеру пришлось близко «познакомиться» с полицией – он не уступил дорогу лимузину какого-то мажора, за это натравленные тем копы от души отпиздили его прямо на улице, а потом продолжили свое любимое дело в участке. Затем на него повесили какое-то нераскрытое дело. Далее были долгие годы тюрьмы, ежедневные унижения и издевательства и рабский труд на благо государства. А еще за непокорность по приказу вертухаев прислуживающие администрации тюрьмы за лишнюю плошку баланды и поблажки заключенные сделали с Хантером такое, о чем не говорят даже близким друзьям. Саид об этом тоже не знал наверняка, только мог догадываться по тому, что тот однажды сболтнул по-пьяни. После всего, что ягтерьеру пришлось перенести, у него появился комплекс неполноценности и униженность, которые глушились лишь кровью полицейских. Они исчезали на некоторое время после того, как ублюдок в погонах умирал от его лап в жутких муках, однако, потом возникали вновь, требуя новой крови. Хантер лил и лил ее словно в бездну, однако, отчетливо понимая, что ему никогда не заполнить ее и не избавиться полностью от этих чувств. Впрочем, он и не хотел – убийства полицейских приносили ему огромное удовольствие. У крольчихи Маргарет Хлабиб было все – отличная карьера полицейского, хорошая зарплата, блестящие перспективы на будущее и даже свой личный почитатель и почти что раб в лице коллеги - кота Кевина Гудди. Этакий верный паж на побегушках у обожаемой принцессы. Единственное, что последнее время портило ей жизнь – молодой пес породы немецкая овчарка, которого перевели в их участок недавно. Восторженный наивный юнец с горящими глазами, который пошел в полицию, чтобы нести разумное, доброе, вечное… Сколько таких идиотов Маргарет перевидала. Вот только этот был не каким-то очкастым задохликом-ботаном как обычно, а словно сошедшим с плаката, призывающего идти служить в полицию – высокий, подтянутый, всегда в идеально выглаженной форме. Он вообще был идеален во всем – всегда лучший, безупречный, учтивый, любимчик начальства, надежный друг для коллег. Кажется, им были довольны все вокруг. Только не крольчиха. Для нее он был как отличник-выскочка, которого ставили в пример всему классу, гордость учителей и объект ненависти одноклассников. Этот кретин смещал ее с пьедестала почета, который она давно застолбила для себя и к которому с таким трудом пробивала дорогу. Маргарет уже подумывала о том, как бы устроить ему какую-нибудь подлянку и подставить его. Верный Гудди ей поможет в этом, она знала – ее поклонник терпел все концерты, претензии и истерики, от которых другие затыкали уши, и даже когда она превращалась в разъяренную фурию, смотрел на нее с обожанием. Для всех коллег она была кошмаром, порой доводящим их до нервного тика, и лишь для него – спустившейся с облака феей, не иначе. Крольчиха была уверена, не откажет он ей и в устранении назойливого «отличника». Очевидно, он делал это все в надежде добиться от нее ответных чувств, а может, того, что она ему наконец даст. Да только тщедушный кот не привлекал ее от слова «совсем», он был просто удобен в качестве мальчика на побегушках, которым можно вертеть как угодно. Вот она и пользовалась им, давая лживые надежды. Крольчиха шла со смены, обдумывая план мести надоедливому овчару, когда увидела черно-желтого пса, сидящего на лавке с бутылкой пива в лапе. Пройти мимо, ничего не сказав, было ниже ее достоинства. - Эй! – прикрикнула она, доставая «корочки». – Распитие спиртных напитков в общественном месте запрещено! Хантер медленно повернул голову и бросил на Маргарет тяжелый взгляд. - Проваливай к хуям, а то я тебе эту бутылку в задницу засуну. - Угрозы представителю власти?! – вскипятилась крольчиха словно чайник, поставленный на лаву. Она быстрыми шагами подошла к ягтерьеру и нависла над ним, уперев лапы в бока. – Знаешь, на что это тянет?! Ягдтерьер, не вставая с лавки, неторопливо, медленно развернулся к ней словно, настраиваясь на долгий разговор, и вдруг внезапно резко ударил Хлабиб дном зажатой в лапе бутылки снизу в челюсть. Удар оглушил крольчиху, и она «поплыла», теряя связь с реальностью. - Саид! – крикнул Хантер. Каракал, находившийся неподалеку, мигом кинулся к напарнику. Маргарет накинули на голову мешок и связали лапы, а потом закинули в кузов пикапа, словно неразумную свинью, которую везут на убой, и накрыли брезентом. Свет Хлабиб увидела только через некоторое время, в какой-то комнате. Нестерпимый, ужасно яркий после кромешной тьмы, он резал глаза, вынуждая их закрыть. Крольчиха сидела на каком-то стуле и не могла пошевелиться – что-то крепко стягивало лапы, врезаясь в них и вызывая боль при движении. Когда Маргарет наконец привыкла к изменившемуся освещению и смогла осмотреться, ее пробрала дрожь. Она оказалась словно в пыточной камере инквизиции – на стенах висели пилы, молотки, щипцы и какие-то незнакомые ей инструменты, все в буро-красных пятнах. В середине всего этого многообразия, словно на почетном месте, висела анальная груша, а в конце комнаты, навевая еще больше мыслей об инквизиции, стояла дыба. - Очнулась? – раздался знакомый голос у крольчихи за спиной. Она повернула голову назад насколько могла, но пес избавил ее от необходимости напрягать шею, и, обойдя пленницу, встал перед ней. – Это хорошо. Пытать бесчувственное тело было бы неинтересно. - Что ты себе позволяешь?! – разозлено заголосила Хлабиб. – Когда наши узнают, что ты сделал, весь твой инвентарь окажется у тебя в заднице!!! Взгляд Хантера остался по-прежнему спокойным и холодным, и это пугало еще больше, чем накинься он на нее, начни орать или лупить. - Сколько вас тут уже побывало, - с усмешкой проговорил пес. – И все вы несете одно и то же. Никакого разнообразия в репертуаре… Запомни, детка, что бы не случилось дальше, сначала этот инвентарь окажется в твой жопе. И никто тебя отсюда не спасет. Фраза «сколько вас тут уже побывало» заставила крольчиху растерять самоуверенность. Ягдтерьер, конечно, мог блефовать… А если нет? Пятна крови на топорах и пилах недвусмысленно свидетельствовали о том, что ими пользовались ранее, вероятно, не один раз, и вряд ли стоит надеяться, что это кровь неразумных животных, забиваемых на мясо. - Чего ты хочешь? – уже почти начиная паниковать, спросила Маргарет. - Твоих страданий, - бросил в ответ пес. Вот и все. Никаких требований, никакой надежды договориться или откупиться. Ее пленитель, очевидно, был просто одержимым маньяком. - З-зачем тебе это нужно? – растеряно пролепетала крольчиха, стараясь найти хоть какую-то нить, чтобы зацепиться за нее и попытаться вытащить из пса, за что же он собирается ее убить. Может, тогда удастся отговорить его от этого. Хантер не сопротивлялся. Подвинув стоящий у стены стул, он развернул его спинкой к Хлабиб и уселся, положив морду на сложенные на вершине спинки лапы. - Видишь ли, - криво улыбнувшись, начал ягдтерьер. – У меня уже имеется опыт общения с вашей братией. В прошлый раз, когда это случилось, ваши синепузые ублюдки от души избили меня, толпой на одного, а потом долгие годы издевались и унижали в своих застенках. Очевидно, вы считаете, что я от этого должен был исправиться и посчитать, что был неправ. Хантер зловеще улыбнулся и взглянул крольчихе в глаза. -Я ведь и действительно исправился и признал свою неправоту. Понял, что нужно изменить отношение к вам, а еще, что в эту игру можно играть не в одни ворота. Боль и унижение от того, что со мной сделали, так и не прошли, и их на время заглушает лишь ваша кровь. - Я извиняюсь за действия коллег, - быстро проговорила Маргрет, все еще надеясь спасти свою жизнь. – Но послушайте, я не имею к этому ни малейшего отношения, и… - Извиняешься ты, - зло хохотнул ягдтерьер. – Будь ты сейчас на на коне, ты бы говорила совсем другое, так что оставь эти лицемерные извинения. Дверь хлопнула, открываясь, и рядом с псом нарисовался каракал. Хантер не был таким уж маньяком, он думал и о деле. - Сначала ты выдашь всю информацию, что нам нужна, а потом я как следует позабавлюсь с твоей тушкой, - проговорил он, вставая. - Кому «нам»? – спросила крольчиха. -«Последней Капле», - был ответ. Маргарет решила, что будет держаться во что бы то ни стало и не выдаст этим уродам ничего. Она не будет кричать, не будет плакать, чтобы не доставить им удовольствия. Но держаться оказалось не так уж легко – всунутую в ее женский половой орган до упора дубинку она стерпела, в конце концов, ее многоопытная вагина раньше принимала и не таких размеров предметы, но при отрезании первого же уха крольчиха завопила как недобитая свинья, в шею которой воткнули нож. Когда в дело пошли щипцы, и в окровавленный ржавый таз, стоявший рядом со стулом, на котором она сидела, полетели ее когти и зубы, а боль стала совсем нестерпимой, от ее стремления держаться не осталось ничего. Хантер с нескрываемым удовольствием смотрел, как надменная самоуверенная полицейская превращается в хнычущее дерьмо на трясущихся лапках. Что такое оргазм от секса по сравнению с ЭТИМ процессом, приносящим истинное удовольствие?! И каждый раз, видя страдания жертвы, ягдтерьер чувствовал, что ему мало, он хочет все больше и больше. Крольчиха выложила все, вплоть до того, где живут ее мама и папа. Отчетливо при этом осознавая, что как только она расскажет что знает, она потеряет для мучителей какую-либо ценность. Маргрет была готова на что угодно, лишь бы мучения прекратились. - Отпустите, я ничего не скажу, - стонал окровавленный обрубок, привязанный к стулу. Саид периодически фотографировал процесс пыток – Хантер любил на досуге вспомнить приятные моменты. - Вырвал бы тебе и язык, - сказал пес Хлабиб. – Да не хочу лишать процесс приятного музыкального сопровождения. Он начал срезать кожу с кукольного личика крольчихи, глядя в ее полные ужаса и нестерпимой боли глаза. Мгновение – и губы Маргрет полетели в тазик, к когтям и зубам. Каракал поднял их и растянул на пальцах, сформировав из них что-то вроде улыбки. - Смотрите, я полицейская! – Саид двигал пальцами, заставляя губы имитировать движение во время речи. – Моя жизнь прекрасна, меня окружают рабы, которые должны делать то, что я прикажу! Хлабиб молчала. Она только тяжело дышала, глядя вытаращенными глазами в потолок. Хантер взял нож и приставил к ее глазу. Глаз чуть продавился, когда острие надавило на него, а через мгновение лопнул, обрызгивая ягдтерьера и морду крольчихи своим содержимым. Комнату сотряс дикий вопль. - Без глаз твоя тупая рожа выглядит лучше, - проговорил Хантер, улыбаясь, и выколол ей и второй глаз. Потом крольчиху долго насиловали дубинкой в зад, разбив анус в кровь, а закончил все пес тем, что содрал с Маргрет шкуру «чулком», словно с обычного кролика. Затем освежеванную тушку полили кислотой, заставив уже умирающее тело биться в агонии. - Смотрите, я полицейская! – донесся из динамика голос Саида. «В наших рядах «крыса». Что они еще записали?» - подумал пустынный кот, холодея. – «И много ли еще у них наставлено жучков?» - Теперь отвертеться у тебя не получится, - проговорил Пит Империя, насмешливо глядя на каракала. – Не то, чтобы мне жалко эту сучку, она всем нам попила крови изрядно, и я даже рад, что она сдохла. Однако, у нее ведь был тот, кто ее любил. В комнату вошел еще один медведь, на этот раз обычный, седой в силу своего немолодого возраста. Удостоив пленника лишь взглядом, он достал из-под стола коробку и принялся раскладывать на его поверхности щипцы, ножи и пилы. - Подожди, Френк, - сказал панда своему седому напарнику. – Сейчас я позову кое-кого. Медведь молча кивнул, не отвлекаясь от процесса. Через минуту панда привел в комнату молодого кота, Кевина Гудди. - Послушай-ка это, - сказал он ему и включил запись. Крики Хлабиб вновь наполнили комнату. Взгляд кота стал растерянным, его затрясло, а затем и вырвало. - Это он со своим дружком убил Маргрет, - услужливо сообщил Империя. Взяв со стола фомку, он протянул ее Кевину и кивком указал на Саида. Взгляд кота, растерянный и мечущийся, внезапно наполнился злобой и решимостью. Взяв фомку из лап панды, он шагнул к каракалу. - Погоди… - произнес Саид. Пит было решил, что тот просит о пощаде, но дело было не в том. - То есть, они все слышали и знали, что с ней делают, - продолжил каракал. – Знали, где она. Даже если запись услышали не сразу, тот, кто ставил жучок, явно знал, чем мы занимаемся в той комнате и сколько ваших там разобрали на запчасти. И никто не предпринял ничего, чтобы помочь ей? Им сделать эту запись было важнее, чем спасти твою подружку? Кевина словно с размаху ударили по спине. Он согнулся, фомка выпала из лапы, его снова вырвало. Он затравленно посмотрел на напарников, словно ища поддержки и опровержения услышанного. - Не слушай, что он говорит, - ударив Саида по морде, сказал панда. – Убил-то ее все равно он с дружком. Но той решимости, что появилась на мгновение, у Кевина уже не было. Все так же затравленно посмотрев на Пита, он, зажав лапой рот, выбежал из комнаты. - Добился, ублюдок?! – бросив злой взгляд на каракала, Империя вышел следом за котом, думая «эх, так и не получится из него настоящего полицейского». Фрэнк Гладстон, тем временем закончив раскладывать инструменты, подошел к пленнику с каким-то листом в лапе. - Саид, в прошлом Стенли Сэндкэт, - глядя в документ, зачитал он, не обращая внимания на каракала. - Верноподданный Соединенных Штатов, родился в Калифорнии, пытался поступить в летное училище. Неудачно. Когда началась заварушка на Ближнем Востоке, отправился туда. Воевал, и не на стороне Штатов… Медведь наконец соизволил взглянуть на Саида. - Предатель – со злостью произнес он. – Ты давал присягу нашей стране под ее флагом, а сам воевал против ее. - Как я мог ее предать, если никогда не был верен, - с презрением фыркнул каракал, оскалив в кривой ухмылке оставшиеся зубы. – Вы приписали себе мою верность, даже не спросив моего согласия. У меня была возможность присягу не давать?! Если бы я отказался от этого, вы бы устроили мне многочисленные проблемы. Проще уж было изображать лояльность. Он взглянул на морду Фрэнка. - Слово «шантаж» тебе знакомо? Вот то, как вы заставили меня эту присягу дать, и есть он самый. - Ты предал не только страну, - голос медведя стал еще более презрительным. – Ты предал свою веру. - Я никогда не считал ее своей, - ответил Саид. – Мне навязали ее по умолчанию, просто потому, что я американец. Я презираю вашего лицемерного бога… Он хотел продолжить, но удар по морде заставил его заткнуться. - Я не потерплю богохульства, - сказал медведь. – Для таких, как ты, в аду отдельный котел. - Меня ждет рай и гурии, - сплюнув еще один выбитый зуб, зло бросил каракал. – А вы все неверные и отправитесь на вечные муки в огне. Еще один удар заставил Саида на время потерять сознание. Когда он очнулся, медведь все еще читал какие-то документы. - И что же тебя заставило бросить все и отправиться на войну против нас, Стенли Сэндкэт? – с презрительным выражением морды спросил Гладстон, искоса взглянув на пленника. «Что?!» Саид задумался о свое прошлой жизни. Он помнил, как президент США пафосно вещал, что Америка – страна свободы и возможностей и каждый тут может добиться того, чего захочет. Саид с детства мечтал стать летчиком, но врожденные болезни зарубили эту мечту при попытке поступления в училище. Все, что ему оставалось – перекладывать бумажки в каком-нибудь офисе или таскать мешки в порту, работая грузчиком. Такая работа нисколько не привлекала его, и по его мнению, могла нравиться только извращенцу-копрофилу, к тому же, платили за нее копейки. Каракал помнил, как кто-то, возможно, тот же президент, втирал, что все профессии важны и любой труд должен цениться. Да вот только судя по тому, как он оплачивался, труд ценили меньше, чем грязь под ногами. Те, кто действительно работал, получали жалкие гроши, а те, кто занимался только тем, что толкал пафосные речи и обирал народ, да еще те, кто служил тем, кто толкает пафосные речи и обирает народ, жили припеваючи. Саид работал… Каждый день, с утра до вечера, приходя домой только чтобы поспать и с утра снова начиная бежать по тому же замкнутому кругу, имея лишь день свободной жизни в неделю, и то не всегда. Он перестал понимать, зачем живет, все больше осознавая, что весь смысл его жизни сводится к тому, чтобы батрачить на кого-то за копейки для того, чтобы не сдохнуть с голоду а сдохнуть от старости, да обеспечивать работодателям и чинушам красивую жизнь своими страданиями. Он погряз в рутине по самые кисточки ушей и все больше ощущал себя проституткой, которая сдает в наем свое тело, чтобы иметь возможность купить хлеба. Ощущение этого сходства усиливали работодатели, относившиеся к рабочим как к скоту и выдающие зарплату с таким видом, будто проявляли снисхождение. Саид все больше сомневался, хочет ли он жить вообще, и стоит ли такая жизнь того, чтобы тратить на ее время. А потом начался конфликт на Ближнем Востоке, и каракал бросил все и уехал туда. Не чтобы красиво жить, но чтобы перестать существовать, плывя по течению как говно и унижаясь перед эксплуататорами. Уехал без каких-либо четких взглядов и стремлений, имея лишь ненависть к президенту с его лживой болтовней и вчерашним работодателям. - Та жизнь, которую вы зовете нормальной – существование, схожее с тем, что ведет неразумное животное. Участь проститутки, вынужденной продавать себя, чтобы не сдохнуть с голоду, - честно выложил Саид что думал. – Единственная ее цель – принести как можно больше выгоды эксплуататорам перед тем, как умрешь. Платить дань и жить как прикажут, делая это из страха перед насилием, при этом считая себя свободным. И единственное достойное применение этой жизни - вогнать ее в глотку врагам, чтоб подавились. - Значит, такая жизнь тебе не нравится… - протянул медведь. – Во множестве других стран живут еще хуже, и, попадая сюда, радуются, что смогли сбежать оттуда. - То, что есть места, где хуже, не означает, что здесь хорошо, - фыркнул каракал, слизывая кровь, стекающую по разбитой губе. – Везде одно и то же, просто здесь помои в корыте, из которого кормят народ, чуть получше. Участь населения всюду одна – быть компостом для благополучия хозяев жизни. - Ты ведь еще молод, мог бы пойти в полицию, - с укором сказал Фрэнк. -Я вас за зверей не считаю, - Саид оскалился. – Вы такие же паразиты, как и ублюдки в верхах, которым вы служите и чьи условия защищаете и навязываете, идете в копы ради власти и денег, чтобы бить народ, за счет которого кормитесь и чувствовать над ним свое превосходство. Болтовня Саида, похожая на то, что несли ненавистные Гладстону коммунисты, порядком раздражала его. Но больше всего его злило то, что тот предал свою веру, променяв ее на другую. Для Фрэнка, как убежденного христианина, это было самым страшным преступлением, и потому к пленнику он не испытывал ничего, кроме презрения. - Предлагаю тебе сразу рассказать все, что нам нужно, - сказал медведь. – Это избавит тебя от многих мучений. Мы скоро накроем всю вашу террористическую группировку. Я знаю, что у вас много пособников и сторонников среди простого народа, и мы выловим их всех. Но я не хочу, чтобы вместе с преступниками пострадали невиновные. Потому я сделаю все, чтобы выбить из тебя информацию, которая нам нужна. -Невиновные… - Саид рассмеялся, из-за чего из раны на губе, которая было затянулась, вновь потекла кровь. – Будто вас волнуют чьи-то жизни. Народ для вас скот, который вы разводите, чтобы за счет его жить красиво. Будто я не вижу, с каким презрением вы на него смотрите… Удар. Каракал потерял сознание и повис на опутывающих его тело ремнях. Когда Саид очнулся, то увидел Гладстона, протирающего инструменты тряпочкой. Рядом стоял ухмыляющийся панда, искоса поглядывающий на пленника. - Наконец-то… - проговорил медведь. – А то я уже устал ждать. Отложив тряпку, он сказал своему коллеге: - Позови Нико, ему пора набираться опыта. Пит довольно кивнул и удалился. Вскоре он вернулся вместе с кобелем немецкой овчарки. Войдя в кабинет, Нико удивленно огляделся, и, увидев окровавленного каракала, в ужасе вытаращил глаза. - Ч-что здесь п-происходит? - промямлил он, растеряно глядя то на Фрэнка то на Пита Империю. - Здесь правда являет себя свету, - спокойно проговорил медведь и протянул овчару фомку. – Хочу, чтобы ты заставил его выложить его все, что он знает. Пора постигать секреты нашей работы. - Но это… - Нико попятился, выставив лапы перед собой и шарахаясь от фомки словно от ядовитой змеи,. – Это незаконно… Это неправильно! Нащупав спиной дверь, овчар резко развернулся, схватился за ручку, и, толкнув дверь, выбежал из комнаты. Медведь сердито покачал головой. - Ничего, - сказал панда. – Из этого еще получится отличный полицейский, когда розовые очки спадут и появится тяга к карьерному росту. Он хоть в обморок не падает, в отличие от Гудди. - Хорошо, если так… - проворчал Гладстон. – Кругом одни остолопы. А нам нужны новые хорошие кадры… Мне нужна смена. Медведь взял со стола нож и подошел к Саиду. - Знаю, что тебе особенно не понравится, - сказал он и стянул с каракала штаны. -Эй, я не такой ориентации, старый извращенец! – с трудом проговорил Саид разбитыми губами. Игнорируя его слова, Фрэнк сжал его член лапой и приставил нож к основанию. Каракал взвыл от боли и попытался достать врага когтями нижних лап, но тщетно. Отбросив отрезанный член, медведь быстро взял с плиты раскаленный железный прут и приставил к ране, чтобы прижечь ее и не дать пленнику откинуться раньше времени от кровопотери. - Это ублюдку больше не понадобится, - хохотнул Пит. – Надеюсь, он не успел наплодить себе подобных. Взяв со стола щипцы, Гладстон вернулся к каракалу, и, взяв того за лапу, сжал инструментом его коготь. - Предлагаю последний раз. Сдай всех своих сообщников. - Иди в жопу! – оскалился из последних сил каракал. Медведь дернул лапой с зажатыми щипцами. Коготь оторвался с мясом, оставшись в щипцах, а Саид, хоть изо всех сил старался не кричать и не радовать врагов своим унижением, все же заорал. - А я предупреждал, - бесцветным тоном ответил Гладстон на его вопли. - Катись… к черту… - хрипло прорычал каракал сорванным голосом. Щипцы сжали следующий коготь. Рывок – и он тоже летит на пол, а комната оглашается новыми воплями. - Не стоит упоминать чертей при мне, - нахмурившись, проговорил Фрэнк. – Отправишься к ним ты, а не я, изменник. - В аду будешь гореть ты, кафир! – нашел в себе силы ответить Саид. Еще рывок, потом еще один. Хитро устроенные кошачьи когти иногда отрывались вместе с фалангами, и лапы каракала теперь сильно кровоточили, превратившись в обкромсанные культи. Закончив с верхними лапами, медведь перешел к нижним. Каракал выл от боли, совершал тщетные попытки вырваться, но пощады не просил. И это злило Гладстона, обычно большинство пленников ломалось в первые же минуты, некоторые – стоило только ему показать набор инструментов. После того, как когти закончились, медведь занялся немногочисленными зубами пленника. - Я сделаю из тебя покорную овечку, - проговорил Фрэнк, сжимая щипцами клык Саида. Зуб захрустел, когда медведь надавил на ручки щипцов. Гладстон дернул на себя инструмент, и каракал, чью челюсть пронзила невыносимая боль, вновь заорал на всю комнату. Закончив вытаскивать передние зубы, те, что еще не были выбиты ранее, медведь с укоризной покачал головой. Пленник оказался «крепким орешком». Однако, ни капли уважения он не вызывал все равно и лишь злил своей непокорностью, полицейский видел в нем исключительно источник заразы, ведущей к распаду и развращению общества, мерзкого вероотступника, что отвернулся от самой лучшей религии, в которую был с детства обращен. Саид же, глядя на медведя, видел лишь фанатика, бездумно верного вдолбленным в него убеждениям, а на фанатиков он насмотрелся уже достаточно. И что с того, что этот был фанатиком не только какой-либо веры, а еще и уверенности, что идти из-под палки вместе с толпой туда, куда укажет президент – есть высшее благо. «Застыли каменные стены подземелья, Слышны повсюду крики ужаса и плач Шептал себе под нос мужик, дрожа с похмелья: «В моем лице теперь у бога есть палач» Седой монах с крестом и в черном одеяньи Спустившись с факелом в темницу, произнес: Все, кто здесь есть, должны испытывать страданья, Я слышу бога, он желает ваших слез »* - Возможно, я знаю, что быстрее заставит тебя заговорить, - вытерев окровавленные лапы о тряпку, сказал Гладстон и обратился к доселе просто сидящему на стуле и наблюдающему за шоу панде. - Приведи его подружку. От этих слов Саида словно ударило током. Он не думал, что они притащат сюда и Мэг. Знать она ничего не знала и потому даже под пытками ничего не рассказала бы, но если ее на самом деле будут пытать?! Каракал был вовсе не уверен, что сможет смотреть на это и не выложить все, что ему известно, лишь бы ублюдки прекратили мучить его женщину. Пит Империя вернулся, ведя под локоть выдру, лапы которой были скованы наручниками за спиной. Увидев избитого, перемазанного в своей же крови Саида, Мэг вскрикнула, косясь на копов: - Что вы с ним сделали!!! Из ее глаз потекли слезы. - То же будет и с тобой, милочка, - бросил панда, ударом коленом под зад подталкивая выдру к ее возлюбленному. – Если не расскажешь все, что мы хотим знать. Мэг, заливаясь слезами, упала на колени. - Не плачь, не весели этих уродов, - проговорил каракал. Пит, резко дернув выдру на себя за плечи, оттащил ее прочь, привязал к ее лапам конец перекинутой через перекладину веревки и начал, наматывая веревку на катушку, поднимать ее. Плечевые суставы Мэг болезненно хрустнули, но она словно не обратила на это внимания. - Что вы с ним сделали, сволочи!!! – продолжала она заливаться слезами, глядя на Саида. Панда заблокировал катушку так, что выдра зависла примерно в полметре над полом. - Рекомендую сотрудничать со следствием, если не хочешь, чтобы мы превратили твою подружку в окровавленный кусок мяса, - с ехидной улыбкой произнес Империя, обращаясь к каракалу. Перед Саидом встал очень сложный выбор – обречь на смерть всех своих друзей или же обречь любимую на пытки, и, вероятно, тоже смерть. Самое главное, он не был уверен, что, расскажи он все, Мэг оставят в покое. Ведь если копы получат то, что им нужно, они с выдрой станут для них отработанным материалом, не имеющим никакой ценности. Словно в подтверждение своих угроз панда, размахнувшись, ударил Мэг словно боксерскую грушу, метя под дых. Выдра вскрикнула от удара и закачалась на веревке. Каракал оскалил беззубую пасть и дернулся, натягивая ремни. - Оставьте ее, пидарасы!!! - Не надо! – закричала выдра. – Я беременна! - Вот те раз… - хмыкнул Пит и бросил взгляд на Саида. – Что ж, значит, одним выблядком будет меньше. Он приготовился нанести еще удар, но Гладстон остановил его лапу. -У меня есть к Вам предложение, - проговорил медведь, обращаясь к пленнице. – Вы выкладываете что знаете и убеждаете вашего, кхм, мужа, рассказать то, что ему известно, за это мы сохраняем Вам жизнь и здоровье. Вы пройдете программу перевоспитания, Вам сотрут из памяти все события, связанные с «Последней Каплей» и Вы вернетесь в общество нормальным, добропорядочным членом. С ребенком, увы, придется расстаться после того, как он родится, государство не позволит Вам оставить его. Если появится мальчик – он будет отправлен в военное училище, если девочка – в школу домохозяек. Выдра уставилась на медведя широко открытыми глазами. Этот вариант казался даже более ужасным, чем пытки. «Сотрут из памяти»… Она забудет Саида, забудет все, что между ними было… Пожалуй, лучшее, что случилось в ее жизни. Во что тогда она превратится? Точнее, во что ее превратят. В покладистую домохозяйку, которая найдет себе какого-нибудь борова и проведет всю жизнь, убирая и готовя для него да будет носить тапочки в зубах, нарожает выводок поросят, отрастит сиськи до пола и перейдет на ПМЖ на кухню, где станет дни напролет крутиться у плиты в заляпанном халате, с уродливыми бигуди на голове, что были последним писком моды у домохозяек? Участь, что ждала их с Саидом ребенка, была еще хуже – жестокая муштра с целью превратить его в пушечное мясо, которое отдаст жизнь за дядю Сэма на очередной войне, или же превращение в безропотную домохозяйку, что все существование проведет у ног мужа. Перед глазами Мэг ярко вспыхнул образ первого супруга, алкаша, что ни во что ее не ставил и бил за любое возражение. Да и какая обстановка в приютах, выдра знала не понаслышке. Давно, в молодости, подруга зазвала ее поработать волонтером в детском доме. Мэг ожидала увидеть несчастных сирот, которым помогают как могут, нуждающихся в любви и семье. То же, что она увидела на самом деле, иначе, как скотный двор, назвать было нельзя. Детский дом представлял собой обшарпанный барак, внутри которого воняло затхлостью. Забитые, пугливые, настороженные тощие дети, покрытые синяками и ссадинами, жались по стенам, словно призраки, а воспитатели орали на них и давали затрещины, нисколько не стесняясь посторонних. Выдре вспомнилось, как она однажды стала свидетелем отвратительной сцены – неразумная кошка съела своих новорожденных детенышей. Поступок животного, тогда выглядевший для Мэг кощунственно, теперь предстал совсем в другом свете – а может, она спасала их от чего-то еще более жуткого?! Подняв глаза на медведя, выдра решительно и жестко проговорила. - Я отказываюсь. Вашей лживой доброте я предпочту смерть. Гладстон, похоже, даже опешил от ее реакции. - Я дам вам пару минут на размышления, - сказал он, и кивком намекнул Питу, что надо выйти из комнаты. - Как ты? – спросила Мэг Саида, когда они остались одни. По ее щекам текли слезы. Выглядел ее друг ужасно – весь в крови, с изуродованной мордой, один глаз заплыл от побоев. - Нормально, - каракал улыбнулся беззубой пастью, стараясь казаться бодрым. – Не говори им ничего, Мэг, как только они получат, что хотят, мы им станем не нужны. Мы не только сами умрем, но и обречем на смерть множество других зверей, которые не чета этим пидорам в погонах. Выдра молча кивнула. - Помнишь, ты рассказывал, что в той стране, где ты воевал, ты принял другую веру, - неожиданно сказала Мэг. – Ты говорил, для этого нужно было произнести какие-то слова. - «Нет бога кроме Аллаха»… - сказал каракал, не понимая, к чему клонит выдра. – «Ащьхаду уа ля иляха илляЛлах, уа Мухаммаду абдугу уа расульгу». Мэг, подняв голову, взглянула ему в глаза и улыбнулась уголками губ. - Ащьхаду уа ля иляха илляЛлах, уа Мухаммаду абдугу уа расульгу, - повторила она. – Теперь мы с тобой после смерти будем вместе, верно? Саид удивленно взглянул на нее и тоже улыбнулся. - Верно. Выдра стала по-странному спокойной. Видимо, теперь страх оставил ее. Осталась только уверенность, что, чтобы не случилось, они будут вместе даже за гранью смерти, которая не станет концом их существования. У Саида, увы, той же убежденности не было. Дело в том, что произнесенная когда-то фраза была для него просто формальностью, такой же, как и принятие присяги под американским флагом, в душе он как был атеистом, так и остался, и все попытки изобразить из себя религиозного фанатика были лишь позерством ради бравады и соответствия местным устоям. Однако, он, несомненно, был рад, что смог хоть как-то утешить Мэг. - Ну что, Вы готовы принять наше предложение? – вновь поинтересовался медведь, когда они с Империей вернулись в комнату. - Я отказываюсь, - жестко сказала выдра, глядя на Гладстона взглядом, полным злобы. – Засуньте свой гнилой гуманизм себе в одно место. - Ваше решение принято, - равнодушным спокойным тоном ответил Фрэнк и кивнул панде. Тот поднял со стола за ручку полицейскую дубинку и покрутил ее в лапе. - Слышал от ваших, что, мы используем их, чтобы анально удовлетворять себя на досуге, - с недоброй улыбкой проговорил Пит, подходя к Саиду. – В чем-то они правы, вот только мы ими удовлетворяем не себя… Он положил стул на пол, развернул побитого окровавленного каракала боком и стянул с него штаны. Саид дернулся, сделав тщетную попытку вырваться, потом попробовал достать врага зубами – все бесполезно. - Не дергайся, тебе понравится, - усмехнулся панда. – Заодно и узнаешь, насколько эти штуки подходят для удовлетворения. После этих слов он бесцеремонно схватил каракала за хвост, и, задрав его вверх, вогнал под него дубинку. Саид зашипел, снова задергался, но ремни держали его надежно. Боль от засунутой в задницу дубинки оказалась ужасной и сама ситуация была крайне мерзкой, но хуже и унизительнее всего было то, что на это приходится смотреть Мэг. Империя всунул дубинку почти на половину а потом покрутил ее. - Посмотрим, не обнаружатся ли у тебя в жопе какие запрещенные материалы, - гадко улыбнулся панда. – Мало ли где вы их храните. Он надавил на ручку дубинки, вгоняя ее еще глубже. Внутри что-то натянулось до предела, и, как каракал ни старался держаться, он завыл от боли. Пит еще раз крутанул дубинку, отчего все тело пленника вновь пронзило нестерпимой болью. Саид надеялся на одно - что коп повредит ему что-нибудь внутри, и это приведет к смерти. Ой какой не быстрой и очень мучительной смерти от перитонита, но все равно желанной, ибо дарующей освобождение. Может, когда он загнется, оставят в покое и Мэг. Выдра старалась не смотреть на происходящее, закрыв глаза и отвернув голову в сторону, но крики Саида заставляли ее вздрагивать. По щекам Мэг текли слезы. Медведь, доселе просто стоявший в стороне, подошел к ней, и, взяв ее мордочку в лапы, повернул ее в сторону происходящего, надавил пальцами на веки и потянул вверх, заставляя выдру смотреть. - Ублюдки!!! Прекратите это!!! – рычала Мэг, пытаясь дотянуться до лапы Гладстона, держащей ее морду и цапнуть ее, но тот держал ее голову крепко. Медведь не реагировал на ее крики, просто продолжал делать свое дело. Наконец, оставив полуживого каракала в покое, Империя вытер дубинку об его одежду и направился к выдре. - Твой дружок полностью удовлетворен, - панда кивнул на неподвижно лежащего Саида. – Теперь твоя очередь. - Я сам, - остановил его Гладстон. – Помоги мне закрепить ее на столе. Вдвоем они сняли Мэг с веревки, подтащили брыкающуюся выдру к столу и приковали ее лапы специальными креплениями. - Дай я ей вставлю, пока она еще целая. На изрезанную тушку у меня не встанет, - хихикнул Империя, но напарник бросил на него такой хмурый взгляд, что ему пришлось заткнуться. Взяв со стола скальпель, Фрэнк подошел к нижним лапам пленницы, и, повернув одну их них боком, сделал надрез в области ахиллесова сухожилия. Выдра дернулась, но не вскрикнула, лишь сжала зубы до крошки. - Не волнуйся, - «успокоил» ее Империя. – Лапы тебе все равно не больше пригодятся. По камере тебе будет достаточно ползать на передних. Медведь все так же молча перерезал сухожилие и на второй лапе. Мэг не кричала, лишь тяжело дышала, глядя в потолок расширенными от боли глазами. Бросив на нее мимолетный взгляд, Гладстон вернулся к столу с инструментами, затем вновь подошел к пленнице, сжимая в лапах молоток и гвозди. - Эту пытку мы позаимствовали у наших давних предшественников, - сухо проговорил он, и, приставив гвоздь к колену выдры, ударил по шляпке. Боль была чудовищной, ослепляющей и заставляющей на мгновение забыть, кто она и где. Мэг закричала во весь голос. Мгновением позже раздался треск ремней и скрип стула. - Уроды!!! – рычал Саид, пытаясь вырваться и натягивая ремни, не обращая внимания на то, что они до крови врезаются в тело. – Отпустите ее!!! - Я тебе говорил, привязывай лучше! – бросил Фрэнк панде, и тот кинулся закреплять путы на теле каракала. Затянув их так, что Саид едва мог дышать, Пит поставил стул стоймя и повернул пленника мордой к столу. - Наслаждайся, - бросил он ему. Медведь тем временем поднес к лапе пленницы новый гвоздь. Удар – и выдру снова пронзила кошмарная боль, заставившая кричать так, что у мучителей зазвенело в ушах. - У….блюдки… - вслед за криком выдавила из себя Мэг сквозь сжатые зубы. Ей вторили рычание и ругательства каракала, безуспешно пытавшегося освободиться. По щекам выдры текли слезы, которые она тщетно старалась унять, однако, тем не менее, все, что вокруг стало каким-то неважным, главным для нее было одно – они оба умрут, но после окажутся в другом месте, где нет больше боли. И не расстанутся никогда. И в голове, когда палач вгонял в колено очередной гвоздь, звучала лишь одна мысль – «смерти нет, есть лишь переход между мирами». Что бы с ней и Саидом не сделали – это уже не важно. Жизнь рано или поздно оставит их искалеченные тела, все равно когда-нибудь они умерли бы. Потом останется только свет и покой. Мэг плакала, кричала, но держалась, не прося пощады, лишь поливая палачей ругательствами в коротких перерывах между очередными ударами, вгонявшими гвозди в ее коленные чашечки. Не выдержал Саид. - Хватит! – закричал он после очередного вопля выдры. – Я расскажу все, что вы хотите! Только прекратите! Он и правда рассказал все, не смотря на просьбы Мэг этого не делать. Сдал всех, отчетливо понимая, что приговорил к смерти и пыткам своих друзей и соратников, и чувствуя себя последним говном. Каракал просил за это одного – чтобы его любимой подарили быструю смерть. Как он ошибся, поверив в обещания копов, Саид понял уже скоро, когда их с Мэг изувеченные тела, отвязав от стола и стула, потащили в какую-то клетку в подвале.