Герой второго плана

Н-да, давненько Жан Кирштайн не ощущал себя белой вороной. Последний раз так было много лет назад, когда пустоголовые кадеты возомнили себя спасителями мира, а Жан одним из немногих стремился в полицию, слушая голос здравого смысла. Который, к сожалению, замолк, когда случился новый пролом в стене, когда случился Марко и… … зажмурившись, Жан стиснул кулаки. Вдох-выдох, и воспоминания утихли, отступая на задний план. Хоть Жан и ловко научился справляться с болью о былом, мысль о том, что не сверни он тогда со своего пути, и сейчас всё было бы по-другому… эта мысль терзает его до сих пор. И, действительно, стоял бы он теперь, разодетый как дурак, у края тамбура вагона, не решаясь спрыгнуть в скользкую сельскую грязь? Вряд ли. Сидел бы себе рядом с Хитч, в одном из дворцовых кабинетов. Да, работёнка не из лёгких, но уж полегче того камня, что остался висеть на шее после спасения ми… Размышления прервал грубый толчок в плечо, всё-таки вынудивший Жана спрыгнуть вниз: светлые ботинки с характерным чавканьем утонули в бурой жиже, и Кирштайну пришлось опереться на вагон, чтобы удержать баланс. — Аккуратней можно? — огрызнулся он, обернувшись. Толкнул его мужчина, одетый в поношенный фермерский комбинезон. Его ноги прятали такие высокие сапоги, которым не то, что грязь, а сама блевотина титанов была бы нипочём. Не то, что я. Вырядился как кретин, ведь знал же, что еду в деревню. — Ох простите, сэ-эр, — издевательски протянул фермер, с ухмылкой гладя чёрную бородку, — Вы б ещё платье надели да туфли: глядишь, кто-нибудь и спустил бы «принцессу» на руках. Захохотал спрыгнувший следом его приятель, и Жан чуть не лопнул от гнева, готовый уколоть в ответ. Однако мысль о том, что два шутника были единственными сошедшими на нужной ему станции, заставила попридержать коней. — Скажите, — вместо наезда сухо начал он, — До Соколиной фермы отсюда далеко? Мужчины переглянулись, и старший из них пожал плечами: — Это как поглядеть. На повозке — примерно час. А пешком… — он окинул Кирштайна оценивающим взглядом, — А чегой-то вам туда надо? Жан прочапал по грязи к кромке травы и устало плюхнул сумку с вещами на ближайший влажный пень. Что-то в виде фермеров, ставших вдруг серьёзными, подсказало, что лучше им не врать. — Дело есть. К моей подруге. Старший фермер с интересом глянул на второго. Жан вдруг отметил удивительное сходство между ними, словно то были отец и сын: оба смуглые и кареглазые, крепко сбитые мужики. Тот, что помладше, был повыше ростом. Он внимательно оглядел Кирштайна и задержался на зелёном медальоне: — К Микасе, значит? — проницательно хмыкнул он. — Угу. Вы с ней знакомы? — Погоди о Микасе, приятель, — прервал его старший фермер, — Тебя как звать? Представиться бы надо. — Жан, — руку Кирштайна тут же затрясла горячая ладонь: — Зови меня Вито. А это Федерико, мой сын. Живем и трудимся на Соколиной ферме, так что нам с тобою по пути. Кстати, об этом… Я так смекаю, лошадь ты с собой не взял? От злости Жану свело скулы. Лошади и вправду нет, зато есть целая кипа «приличной» одежды, которую вынудила взять чёртова жена! Да уж — светлый льняной костюм и городские туфли невероятно «пригодились» ему в этой глуши. Разве что подзаработать чучелом на поле. — Вы меня не подбросите? — красный то ли от гнева, то ли от смущения, Жан нащупал в кармане бумажник, готовый предложить любую сумму, лишь бы добраться до места без дальнейшего позора. — Отчего ж не подбросить, подбросим, — добродушно согласился Вито, — Только придётся руками поработать. Стоянка тут совсем короткая. Давай-ка поможешь нам разгрузиться. Вместо дальнейших объяснений фермеры и Жан двинулись в сторону хвоста, где в грузовом вагоне томились пара дюжин холщовых мешков. В шесть рук они разместили их неподалёку от просёлочной дороги и отошли в сторонку отдохнуть. Проводив взглядом удаляющийся паровоз, Вито смахнул со лба капли пота, достал самокрутку и уселся на поваленное дерево рядом с Федерико: — Нас заберёт Карло, мой средний сын, а пока присядь, поговорим. Что за дело у тебя к Микасе? Жан помедлил всего секунду, и, смекнув, что испачканным брюкам всё равно крышка, покорно уселся на сырую древесину, отрицательно помотав головой предложенной сигарете: — Не курю. А за Микасой я по просьбе друга. Хочет, чтобы она приехала на его свадьбу, а я её сопроводил. В ответ Вито хрипло захохотал, едва не поперхнувшись собственным дымом: — Это её-то сопроводить?! Друг, да ты её видал? Неужто не знаешь, какая она? — Знаю, — тихо ответил Жан. Да и мог ли кто-то лучше него знать, какая она? Сильная. Неприступная. Верная и… … слепая. Иначе и не описать её стремление быть с чёртовым Йегером, который… Жар воспоминаний заставил снова стиснуть кулаки. Спустя столько лет Жан так и не понял, из-за чего злится на Эрена сильнее: За то, что тот сгубил большую часть человечества?.. …или за то, что обрёк на одиночество Её? — Мы с Микасой были близки, — сглотнув, немного нехотя признался он, — Но не в том смысле, в котором вы думаете, мы… были просто друзьями. Вито с ухмылкой выпустил колечко дыма, а Федерико бесстрастно сообщил: — Она скоро уедет. Ты в курсе? — Да, — вздохнул Жан, — В любом случае нам надо объясниться. — Заслышав звук колёс, он обернулся в сторону дороги, — Это за нами? Две лошадиные морды, показавшиеся из кустов, а также Карло, как две капли воды похожий на брата и отца, безо всяких слов ответили на этот вопрос. И действительно, спустя каких-то пять минут мешки погрузили в повозку, и семейство отправилось в путь. Поначалу дорога была непростая: солнце не успело подсушить сырую землю, и кое-где телегу приходилось толкать. Но в конце концов тропа превратилась в крепкую колею, и Жан расслабился, отдавшись чувству ностальгии. Он мог бы заскучать, но напротив: пасмурные просторы ячменных полей грели его душу на порядок лучше, чем знойный Орвуд, в котором он мариновался всё лето под стать селёдке. — Как так вышло, что Микаса поселилась с вами? — обращаясь ни к кому и одновременно ко всем сразу, Жан отпрянул от борта телеги: дорога стала холмистой, и ход её замедлился как раз подстать для разговора. Ответил ему Федерико: — Сбежала от городской суеты. По крайней мере так сказала. — Рукастая деваха, — восхищённо добавил его отец, — И мозги на месте. С животными могёт. На ферме нам такие нужны. — Странно, — вдруг нахмурился Жан, — Я бывал в этих местах, а о вашей ферме слышу впервые. Вито ни капли не удивился его вопросу. Достав очередную самокрутку, он просто пожал плечами: — И мудрено ли? До Гула и не было фермы. С дырой в Марии весь люд поразбежался кто куда, а вот зверья порасплодилось ого-го. Ну и когда титаны исчезли, мы с женой здесь поселились на свой страх и риск. С моими мальцами дела быстро пошли в гору — и сейчас богатеи от нас не вылазят. Правда, едут другим путём, со стороны Шиганшины. Ну а зачем, смекни-ка сам. Жан задумчиво уставился в сторону горизонта. Соколиная ферма. А соколы нужны для… — Ясно. Они приезжают на охоту. — Ве-е-ерно, — хохотнул Вито и хлопнул Жана по плечу, — У богатых денежек полно. А у нас куча дичи на любой кошелёк. Вот мы и заняли нишу: следим за охотничьей птицей, сопровождаем гостей в лесу, да вдобавок освоили землю, чтобы себя прокормить, с мельницей да хозяйством. Единственно, за харчами в город ездим: сахар там, соль… у нас тут ты их не найдёшь. Вот сегодня как раз оттуда. — А Микаса, она… живёт одна? — как ни хотелось Жану звучать безразлично, его пересохший голос, кажется, выдал его интерес с потрохами. — Так она затем у нас и поселилась. Чтобы жить одной. Утром уходит к лошадям или в лес. Вечером рукодельничает. Никто ей как будто не нужен. Ну, из здешних мест. Уж мы-то знаем, — рот Федерико скривился под усами так сильно, что Жану стало не по себе. Не может же быть, что они клеют Микасу? Да и стала бы она после этого здесь оставаться? Вито считал напряжение Жана и поспешил его успокоить: — Микасу мы в обиду не даём. Ни чужим, ни тутошным. Да и я всегда хотел дочку, тем более такую, что фору даст всем моим пацанам. Надеюсь, только «фору» она и даст. И ничего более… От сердца отлегло, и Жан перешёл на тему побезопасней: — Вито… а сколько у вас детей? — Шестеро. Младшему — девятнадцать, старшему — тридцать шесть. — Тридцать семь, па, — поправил отца Федерико. Тот снова хохотнул и хлопнул сына по колену: — Выглядишь добротно. Наше семя как хорошее вино: с возрастом только крепчает. Жаль, дочки у нас так и не случилось. По Микасе мы будем скучать. — Почему она уезжает? — вопрос вырвался сам собой, и хоть и правильней было бы спросить саму Микасу, привычка выведывать информацию заранее сыграла свою роль. — Потому что к зиме нас скорее всего выселяют. Всех, — Вито затянулся самокруткой, оставляя шлейф тёмного дыма, отражающего его помрачневшее лицо. — Как выселяют? Почему? — Долго объяснять. Да и ни к чему оно тебе, у тебя другие заботы: вон товарища поедешь развлекать. Давай закроем тему, ведь, как известно, у кустов есть уши, а у нас… у нас пока есть головы на плечах, — понизив голос, Вито демонстративно отвернулся, всем видом дав понять, что разговор окончен. И Жан всё понял. А потому решил не давить. Он вновь погрузился в созерцание, и после получасового дождя, так назойливо замедляющего дальнейший путь, они, наконец, добрались до нужного места. — Тебе сюда, — натянув поводья у протоптанной дорожки, ведущей к заросшему саду, Карло махнул рукой вправо, — Вон он дом Микасы. А нам подальше. Ну, бывай. Жан спрыгнул вниз, но не успел потянуться за деньгами, как телега двинулась вперёд, оставив его одного. И весь дискомфорт от неотёсанного семейства как будто остался там, в бурой грязи у платформы, а сердце Жана преисполнилось благодарностью. Ладно, передам им денег через Микасу, - решил он и со вздохом отправился в неизвестность, даже не подозревая о том, что случится дальше. Он ни разу не бывал у Микасы в гостях, и на месте её дома ему упорно представлялся кадетский барак, заставленный аккуратными девчачьими кроватями — тот самый «дом», в котором они учились вместе столько лет. Но вот же странно: первым встретил его у калитки вовсе не барак, и даже не Микаса, а деревянная табличка с нарисованной углём звериной гримасой, в которой можно было распознать собаку. Правда, ну с о-о-очень уж большим трудом. «Осторожно. Клыкастая особь». Замерев как вкопанный, Жан судорожно сглотнул. Судя по рисунку, за забором его встретит не меньше, чем волкодав, и грязь на одежде покажется пустяками. Этого ещё не хватало. Поборов сомнения, Жан всё же решил проследовать вперёд. Он подобрал с земли здоровенную палку, чтобы в случае чего за себя постоять, и медленно двинулся вглубь заросшего бурьяном сада. Будучи на чеку, он весь обратился в слух, но какого же было его удивление, когда вместо собачего лая или рыка, он услышал… лязг инструментов. Неужто дома? — ёкнуло в его груди и, опустив палку, Жан ускорил шаг, лишь для того, чтобы… …оцепенело замереть. Не Микаса, а темноволосый незнакомец с загорелыми плечами, торчащими из открытой майки, сидел на корточках у её двери. И, судя по недвусмысленным звукам, пытался вскрыть замок. Вор! — догадался Жан и с палкой наизготове бесшумно двинулся вперёд. Подойдя почти вплотную к крыльцу, он крикнул: — Эй! Ты кто такой и чего творишь?! От неожиданности незнакомец вздрогнул и резко обернулся, но, не удержав равновесие на скользком крыльце, повалился на спину, выругавшись так грязно, что кадетские ругательства Жана показались ему просто лепетом младенца. Мальчишка. На вид не старше восемнадцати. А уже ступил на тёмную дорожку. — Ты совсем охренел, лошадиная морда?! — завопил незнакомец, двумя руками обхватив палку, которой Жан попытался пригвоздить его к земле. — Ты как меня назвал, щенок?! — запыхтел Кирштайн. Обидное прозвище вынудило поставить на торс юноши ещё и свой грязный ботинок. — Да ты не только охренел, а ещё и оглох! — тёмно-карие глаза мальчишки засверкали яростным гневом. Странное чувство дежавю охватило Жана, но не желая разбираться, что к чему, он зашипел: — А ну заткнись или проткну тебя насквозь! — он усилил нажим в полной готовности если не проткнуть, то оставить наглецу болючий синяк. Но парнишка и не думал униматься. В попытке освободиться, он почти надломил треснувшую палку, но ботинок Кирштайна так крепко пригвоздил его к земле, что… — Р-р-р-рав! Душа Жана ушла в пятки. Вот оно. Волкодав. Секунда, другая — и светлую брючину потянули крепкие зубы, заставляя охваченного паникой Жана отнять палку от вора и попытаться отбиться от атаковавшего пса. Однако дождь ударил Кирштайна первым и, скользнув каблуком по грязной траве, он плашмя повалился назад, впечатываясь в землю уже собственными спиной и затылком. — Клык! Фу. По груди Жана пробежали острые лапки, и в сравнении с волкодавом вес собаки показался подозрительно небольшим. Однако Кирштайну вдруг стало плевать, ведь всё, о чём он думал сейчас, это… — Жан? Ну и ну. Вот же чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт. Да уж, не так он представлял себе встречу с Микасой. Его воспалённый мозг рисовал совсем другую картину, в которой уж если и падать в грязь, то с ней в обнимку, на радостях утратив баланс. Жан в смущении упёрся локтями, чтобы встать, но ему навстречу потянулась рука. Сильная рука с перебинтованным предплечьем, по которой он без труда узнал бы Микасу, даже не слыша её голос. И, каким бы Жан не был гордецом, желание прикоснуться к этой руке вынудило воспользоваться поддержкой и быть с лёгкостью поднятым на ноги… … чтобы снова едва не упасть. Ведь то, что он увидел перед собой, поразило его как раньше. А может, даже сильнее. Микаса Аккерман, с той самой длиной волос, которая когда-то в самом начале свела Жана с ума, смахнула с глаз отросшую чёлку и воткнула снятый с плеча колун в стопку свеженарубленных дров. Одетая в серую майку и фермерские штаны, она не только ничуть не потеряла былую форму, но даже напротив: дождь соблазнительно подчеркивал каждый натруженный мускул на её открытых руках, а под прилипшей майкой читался идеальный пресс. Жан попытался глянуть ей в глаза, но всё внимание приковала её шея, на которой… Не может быть. Шарф. Он больше не на ней. — Да откуда этот полоумный тут взялся?! — позабытый всеми смуглый наглец поднялся на ноги и продолжил орать, — Сперва напугал меня, а потом… Полоумный?! — Жан вынудил себя отвести взгляд от шеи Аккерман и гневно запыхтел. Он не позволит унижать себя на глазах у Микасы и, если надо, прямо сейчас преподаст этому наглецу ещё парочку уро… — Ян, остынь. Это мой друг, — бесстрастный голос мигом остудил их обоих. А решительное подтявкивание заставило Жана посмотреть вниз и ощутить себя просто последним идиотом. Ну и «волкодава» же ты испугался. После такого действительно впору напялить наряд принцессы, полнейший же ты кретин. Бело-рыжий пёс, по внешним признакам весьма напоминающий джек-рассел-терьера, показательно рыкнул на Жана и, глянув на хозяйку, выжидательно уселся у её ног. — «Клык», значит? — с нервной усмешкой переспросил Жан, — Всё-таки завела собаку? Молча кивнув, Микаса двинулась к двери. Она села на корточки перед замком и, оценив его состояние, обратилась к Яну: — Долго ещё осталось чинить? — Ну… минут пять, не дольше. Если б не этот фуфел, я бы справился и быстре… — Хей, — Микаса выпрямилась и развернулась так резко, что кадык Яна дрогул. И то, с какой смесью обожания и восхищения он на неё уставился, вызвало у Жана новую волну гнева. — Полегче со словами, — Микаса скрестила руки на груди и ледяным тоном отдала приказ, — Доделаешь позже. А пока нам всем лучше зайти внутрь. Минута — и будет гроза. И словно в подверждение её слов раздался раскат грома. Темноволосый Ян свирепо зыркнул на Кирштайна, но всё же покорно поплёлся в распахнутую дверь. Его примеру последовал и Жан, любой ценой мечтающий избавиться от наглого парнишки. Разуваясь в прихожей, он хотел было вызваться починить замок сам, но вид в гостиную из дверного проёма лишил его всяких слов. Помимо скромной мебели в гостиной Микасы стоял он: Манекен, облачённый в форму Разведкорпуса. Причём не в ту, что модифицировали марлицы, а первоначальную, в которой Микаса впервые поклялась верности Человечеству. Однако ни коричневая куртка с крыльями свободы, ни белая рубашка, ни ремешки или баллоны УПМ — ничего из этого не заставило его челюсть отвиснуть сильнее, чем… … пресловутый красный шарф. Затасканный и потёртый, он был плотно намотан на шею манекена, и мог значить одно из двух: Она всё-таки оставила Йегера в прошлом? Или никак не может отпустить, поместив на самое видное место? Немые вопросы так и остались тишиной, прерванной кем-то способным раздражать похлеще покойного Эрена. Этот кто-то, стянувший грязную майку на пол и во всю сверкающий ровными рядами кубиков на животе, невозмутимо поинтересовался: — Микаса… Я у тебя сполоснусь? Та кивнула и указала Жану на диван: — После Яна можешь помыться и ты. А пока располагайся и рассказывай, какими судьбами ты здесь оказался. Следя за тем, как Микаса разжигает печку, Жан начал нервно подергивать ногой, не зная, с чего бы ему начать… … рассказать о просьбе Спрингера и перейти сразу к делу? …или попросить сперва выгнать Яна? Пусть этот щенок убирается ко всем чертям, или Жан за себя не отвечает. А отвечает за него теперь внезапно нахлынувшая ревность. Ведь — как оказалось — он всё ещё влюблён.