Скованные одной цепью.

Твои руки не ощущаются, как прежде... Твои глаза не источают свет во тьме... Ты не будешь в моём сердце тем, кого я прежде так болезненно любила.. Надежды луч погаснет вдруг.. Если я смогу принять.. Что ты, мой верный друг, заменой стал для больной души моей.. Твоё прикосновение мне чуждо, твои сладкие речи не туманят мне больше мозг и, может, на этом нам стоит закончить?.. Но руки, как медвежий капкан, сжали мою искалеченную душу и сердце моё разрывают. Отпустить меня ты больше не в силах, но хотя бы не уродуй мою еле дышащую любовь. Прояви ко мне милосердие, раз не сможем мы друг друга любить, как прежде. Пойми мою боль и прекрати терзать, рвать и метать изнутри, выворачивая все внутренности наружу. Когда-нибудь я устану собирать себя по частям, чинить перегоревшую надежду завтраками обещаний. Когда-нибудь я оставлю тебя, когда перестану верить, что ты до сих пор помнишь обо мне. А пока насладись видом из окна, представь, как мы кружимся в вальсе.. Кружимся в вальсе так же, как и эти хрупкие снежинки, и когда-нибудь мы таким же осадком упадём замертво на холодную почву и мёртвыми телами закроем оголённое страдание родной земли. . . . Ладони женщины исцарапаны в кровь её же ногтями. Боль наполнила тело изнутри и выливалась через громкие крики. Никто не услышит её истошных воплей, никого, кроме их троих, нет в этом месте и никогда больше не будет. Она смотрит снова в окно, будто ищет там поддержки, но помимо горящих вдалеке огней ничего не видит. Другие люди давно отдыхают или ещё работают, а она должна сгнить в этом месте, наполненном ненавистью и порочной жаждой похоти. Поджав губы, Эвелин привыкает к боли и сразу же поднимает глаза на мужчину, замечая его физиономию перед своим лицом. — Я думаю, что нам стоит разнообразить наши встречи. Ты знаешь, как удовлетворяют друг друга двое мужчин во время близости? Хитрые, пурпурные глаза гомункула проходятся вдоль тела девушки, а его ладонь отвязывает руки Рёйтер от батареи. Заметив на её ладонях ранки, он насильно заставляет разжать ладони и прижимает их к горячему чугунному обогревателю, заставляя заместителя громко кричать от боли и извиваться под чужим телом. Истеричный крик срывался в истошный хрип, слёзы стекали по шрамированным щекам женщины. Он убирает её руки от батареи и нежно целует ладони, лаская раны языком и оставляя дополнительные шрамы острыми клыками. — Нет.. Не нужно... На последнем издыхании умоляет женщина, зарывшись лицом в чёрные локоны своих волос и стараясь успокоиться от раскатов боли в руках. Но гомункул остаётся неумолим как по отношению к её чувствам, так и по отношению к телу. Он задирает её руки и переворачивает женщину на живот, привязывая ремень к какой-то деревяшке, которую даже при всем желании обычной военной не вырвать. Жёсткие губы проходятся по холодной спине, заставляя Эвелин вздыхать и оборачивать голову. Она через плечо следит за тем, как чёрная одежда спадает с чужих плеч прямо на пол. И каким грубым образом её голые бёдра заставляют приподняться ближе к штанам. Холодный палец, смазанный какой-то жидкостью, проникает в узкий анус почти до конца, из-за чего таз женщины сводит от болезненных ощущений. Неужели игра стоит свеч? Ей приходится податливо прижиматься к чужой ладони, извиваться и стонать. "Если Эвелин будет хорошим товарищем, готовым на всё, то она будет полезна" — именно этот урок она выучила за всю жизнь и сейчас приводит его в исполнение. Разработав достаточно женский анус, гомункул стягивает с себя штаны и с удовольствием приступает к самому интересному моменту. Его упругий член проникает в анал болезненно, доводя Рёйтер до кусания щёк и истеричного хрипа в матрас, на котором уже отпечатался ещё один кровавый след после мастурбации вагины. — Мне быть медленнее? Только скажи, мой милый заместитель, если сможешь, и твой великодушный Грид сбавит темп. Это больше звучало, как издевательство над женщиной. Он прекрасно осознавал, что она сейчас от боли даже двух слов связать не сможет, поэтому проталкивал свой пенис в анус как можно жёстче, тем самым нанося ей болезненные увечья, калеча её анал до крови с каловыми массами внутри и заставляя тем самым Эвелин рычать от боли и сходить с ума. Кусать матрас и задыхаться. Пытаться сопротивляться и плакать. Гомункул с удовольствием прижался к её заднице, обнял со спины и начал ласкать женские соски, при этом двигая бёдрами с некой даже жадностью. Раньше он ведь этого с ней не делал? Эта мысль возбудила. Быть первым в её жизни хоть в чём-то, превзойти самого себя — истинное желание мужчины в данный промежуток времени. Стоило боли ослабнуть, а крикам стихнуть, как женщину насильно переворачивают на левый бок, задирают ногу и не дают согнуть. Проникновение в новой позе сводило с ума, заставляло Эвелин рычать и до крови кусать губы, щёки и язык. В горле пересыхало от постоянных визгов, и вскоре Рёйтер начала кашлять, давясь воздухом и вжимаясь в тело мужчины. Гомункул с неподдельным удовольствием, алчностью к страданиям возлюбленной стал двигать бёдрами более интенсивно. Его острые когти впивались в мягкую ляжку, разрывая нежную кожу и оставляя на ней алые, налитые кровью следы. Линг кричал внутри на гомункула, уличил его всеми самыми похабными и гадкими оскорблениями за такое отношение к Эвелин, но будущего императора нагло игнорировали или хотели игнорировать, потупить мысли о неправильности действий. Чувствуя напряжение внизу, ГридЛинг освобождает задницу женщины от своего члена, наблюдая, как из анального отверстия вытекает кровь, смешанная с фекалиями, когда Эвелин с дрожью в теле пытается сжать анальное кольцо. — Ах.. Ха.. Тяжело? Ты.. Подожди немного. Я.. Я сейчас продолжу.. Ха.. Хочешь воды? Мужчина выливает половину воды на потрёпанную тряпку, которая раньше служила юбкой заместителю. Он вытирает грязь с члена и громко вздыхает от удовольствия, представляя вместо грубой ткани рот Эвелин, в который насильно пропихивает свой пенис. Женщина еле сжала ноги, чувствуя ноющую боль по всему телу, особенно в спине. Каждый толчок отдавался внутри хлюпаньем крови, которую Рёйтер будто на подсознательном уровне чувствовала в себе. Как красная жидкость растекается по сильно повреждённой прямой кишке, как она служит своеобразной смазкой и "ядом" для трещин. Стараясь избавиться от этих назойливых мыслей, Эвелин снова смотрит в окно. Безнадёжно. Их квартирка — единственное место, где горит всё также свеча вместо лампы. Поджимая губы, она слышит истошный хрип и поднимает глаза на ГридЛинга. Нет ни ненависти, ни неприязни. Только боль и появившаяся надежда, ради которой Эвелин готова отложить свои эмоции и чувства на дальнюю полочку, если это и вправду тот самый Грид, которого она любит до сих пор до слёз. — Тс-с-с.. Скоро вернётся Бидо... Вставай давай.