Саморазрушение

      Оказывается, видеть в глазах Лиры ненависть намного хуже, чем видеть страх. Но Мариса не сдается — протягивает руку, готовая отдать все. И только она в этой комнате понимает, что алетиометр — это и есть жизнь. Самой Колтер, всего мира. И она протягивает эту жизнь дочери, которой совершенно не нужна. И, черт возьми, это очень больно.       Марисе хочется закричать. Заставить Лиру увидеть: вот она, ее мать, готовая пойти за ней куда угодно, защищать от чего угодно. Она не врала — причинить вред дочери не сможет. Да, ее мораль и правда отличается от того, что верно для Лиры, но это ведь неважно. Неважно?       Для дочери — важно. И когда она буквально выплёвывает, что не похожа на нее, когда Пан набрасывается на обезьяну, Марису будто парализует. Боль заставляет рухнуть на колени, но сознание не понимает. Вот венец того, чего она добилась — ее единственное дитя наслаждается ее болью. И Колтер знает, что заслужила.       А потом видит в глазах Лиры ужас. Ее девочка близка к ней, как никогда. Она переступила черту, выплеснула гнев и уже не может остановиться. И даже не подозревает, что повторяет путь матери.       — Лира! ЛИРА!       Чертов мальчишка, кем бы он ни был. Злость и боль смешиваются в мощный коктейль, но Мариса глушит их, вновь восстанавливая связь с деймоном. Он в ужасном состоянии: растерян, обижен, брошен, но Мариса не собирается его успокаивать. Она должна найти дочь.       Бореал хочет ее, и это очевидно. Мариса не видит смысла отказываться от его помощи, он действительно может быть полезен. После гибели Эдварда любовники не были чем-то опасным, бурлящим кровь, а Бореал долгие годы был другом. Полезным другом. Он заслуживает награды.       Деймон готов зашипеть, и Мариса отсылает его прочь. Любовь не имеет значения. Она любила Азраэля и чем это кончилось? Любит Лиру, но теряет ее из раза в раз. Нет, любви не место в ее жизни, по крайней мере не к мужчине. Страсть и похоть тоже прекрасные союзники. Мама когда-то говорила, что с ее внешностью Марисе нужно лишь улыбаться. Именно это она и делает.       Когда руки мужчины притягивают ее к себе, Колтер сдерживает желание отстраниться. Вместо этого она продолжает улыбаться, играя роль, кладет одну руку ему на плечо, а второй мягко касается щеки. В голове вспыхивает мысль, что именно так она всегда встречала возвращение мужа из командировок, но Мариса с ужасом гонит эти мысль. Нельзя думать об Эдварде. Не сейчас. Никогда.       Бореал целует ее, и женщина отвечает. Так проще, это награда. Самый верный способ удержать его рядом. Дать то, чего он так жаждет. За всю жизнь Мариса привыкла выступать в роли приза. Для отца и матери, для мужа, многочисленных любовников. Только Азриэль однажды увидел в ней больше, но и он ее предал.       Бореал тоже видел за красотой человека, видел ее ум, и за это она позволяет ему углубить поцелуй, опустить ладони на ее бедра и вжать в себя. Дыхание непроизвольно учащается, но Мариса знает, когда остановиться. И, когда он разрывает поцелуй, не позволяет продолжить.       — Сначала мы найдем Лиру, получим то, что надо, — тонкие пальцы ведут невесомо по груди, закрытой шелком рубашки. Обещая больше, обещая все. — А потом ты получишь то, что заслужил.       Он кивает, и Мариса целует в щеку. Невесомо, аккуратно. И восстанавливает связь с деймоном. Опасность миновала, по крайней мере, на этот раз.