ghostly living

      — Посмотрите-ка, кто это к нам пожаловал, — ехидно улыбаясь, протянул один из парней, бросая бычок от сигареты на землю, и, придавив его носком ботинка, приблизился к Ланге. — Неужто это наш зайчик? — проворковал он, видимо, имея ввиду тот случай, когда Хасегава попытался сбежать от них, перепрыгнув через лестницу. — Давно пизды не получал?       В притворно ласковом голосе чувствовалась угроза, и Хасегава стойко ощутил, как сердце бьётся уже где-то в районе желудка. Не сводя испуганного и напряжённого взгляда с громилы, он медленно вслепую отступал назад, пока не уткнулся спиной в забор.       — А бежать-то некуда, — цыкнул кто-то ещё, хихикнув, и вся шайка стала медленно надвигаться на загнанного в угол юношу.       Ланга лихорадочно искал пути к отступлению. Попробовать ударить первым и сбежать, воспользовавшись элементом неожиданности? Не сработает, места между сараями слишком мало для манёвренности, а всех сразу он обхитрить не сможет. Перелезть назад через забор? Нет, его схватят прежде, чем он сможет даже зацепиться за него. Что же делать? Что делать?       — Щас я тебе за зуб-то свой отомщу — мамочка родная не узнает. — Один из хулиганов — тот, которого Хасегава в прошлый раз ударил ногой по лицу, — подошёл к нему вплотную, хрустя пальцами рук, сжатыми в кулаки; остальные следовали за ним, разминая плечи.       Ланга рефлекторно прижал чехол со скейтом крепче к груди, что было ошибкой. Действие не укрылось от глаз громилы, и он, скосив взгляд на сумку, оскалился:       — А что это у нас тут? Дай-ка посмотрю.       Не дожидаясь реакции Хасегавы, парень вырвал из его рук чехол и отошёл, и блондин, не раздумывая, ринулся за ним, протягивая руки, намереваясь — непонятно каким образом — забрать скейт назад, но его тут же одним движением мускулистой руки оттолкнули назад, и он вновь налетел спиной на железную плеть забора.       — Что же там такого ценного, что ты был готов кинуться на меня? — Амбал потянул за молнию и расстегнул чехол, пока остальные из шайки собрались вокруг него, продолжая следить за Лангой, а затем вынул оттуда скейт. — Доска? — фыркнул парень, а остальные противно расхохотались.       Хасегава нахмурился, выпрямившись и напрягшись всем телом, готовый защищаться или нападать.       — Отдай, — потребовал он, стараясь звучать как можно более грозно.       У хулиганов эта жалкая попытка запугать вызвала лишь новый приступ смеха. Ланга стиснул зубы, но заставил себя не отводить взгляда. Он слабее, и все они прекрасно это видели, поэтому расслабляться и отвлекаться нельзя.       — Зачем тебе скейтборд? — продолжал глумиться юноша. — Тебе что, пять?       Он вновь противно загоготал, и остальные присоединились к нему, явно наслаждаясь происходящим.       — А вам? — неожиданно осмелев, с вызовом бросил Ланга в ответ. — Только отсталые в развитии и слабохарактерные люди выбирают самоутверждаться за счёт других, унижая и избивая их, — с нажимом процедил блондин, а затем резко сделал раскаивающееся, полное жалости лицо. — Ой, прости, мне объяснить попроще? Ты ведь, наверное, и слов даже таких не знаешь.       Хасегава понятия не имел, откуда взялась эта напускная отвага. Он сам себе сейчас роет могилу, потому что после того, как он огрызнулся этим головорезам в ответ, его точно не отпустят просто так. Единственное, что он знал: скейт Рэки сейчас в руках у этих подонков и он должен сделать что угодно, чтобы вернуть его назад, пускай это и означает, что он сам пострадает в процессе. Он ведь обещал порадовать Кяна. Он не может отказаться от этого желания и пойти на попятную.       Амбал тяжело дышал, сердито глядя на Лангу исподлобья; крылья носа раздувались, как у разъярённого быка, и Хасегава прикусил язык. Ему действительно не следовало подначивать его, но сделанного не воротишь.       — Чё вякнул? — Громила громко харкнул, сплёвывая слюну на землю, и медленно, угрожающе двинулся к Хасегаве. Ланга видел, как побелели костяшки пальцев юноши, когда он с силой сжал скейт в руках, и желудок скрутило от страха.       — Отдай. Скейт, — повторил блондин, но голос его предательски дрогнул в конце, и Ланга судорожно вздохнул, понимая, что сам сдал себя с потрохами.       Громила замер — и усмехнулся. От этого жеста у Хасегавы всё похолодело внутри. Улыбался он гадко, довольно, уверенно, — как хищник, почуявший кровь раненой жертвы, обнажает клыки в сладком предвкушении охоты — и разделки добычи.       Он оглядел доску ещё раз, и внезапно на его лице мелькнула смесь удивления и замешательства.       — Погодите, — он вгляделся повнимательнее, нахмурившись. — Эй, а разве у того рыжего ебанько не такая же доска была?       Ланга замер, мигом прекратив все попытки вырваться. Ему же не послышалось, да? Он что, говорит о Рэки?       На мгновение Хасегаве почудилось, будто земля уходит из-под ног. Всё казалось каким-то ебанутым сном. Почему этот мерзавец говорит о Рэки? Какое право он вообще имеет упоминать его, не говоря уже о том, чтобы оскорблять?       — Да не похуй ли? — выкрикнул кто-то, явно веселясь.       «Нет, не похуй! Как вы вообще связаны с Рэки?»       — Реально, — поддакнул другой. — А ты его подружка типа? — он гадко хихикнул, тряхнув Хасегаву. — Ну ничего, займёшь место этого рыжего засранца.       — Да он уже! — выкрикнул третий, и вся шайка зашлась смехом.       «Займёшь место? Что?». Мысли проносились в голове Ланги с космической скоростью, на языке вертелась сотня вопросов, но блондин не смог вымолвить ни слова. «Это бред какой-то!»       — Значит, этот кусок доски тебе важен? — когда все вновь успокоились, участливо поинтересовался юноша, но Ланга знал, что это дружелюбие — лишь игра. Он чувствовал, будто пасть зверя вот-вот сомкнётся на него шее. И лучше бы ему действительно перегрызли горло, потому что следующие слова громилы наполнили его сердце ледяным ужасом: — Вот с него-то я и начну. Сначала я сломаю эту доску, а потом выбью из тебя всё говно и заставлю съесть щепки от этой вонючей рухляди.       — Нет! — Хасегава ринулся вперёд, не отдавая отчёта в своих действиях, не имея чёткого плана, не представляя, как он собирается ударить этого верзилу, но с одной ясной мыслью в голове — «Забрать. Скейт. Рэки».       — Держите его, — холодно процедил громила одновременно с ним.       Ланга не успел сделать и трёх шагов, как двое из четвёрки хулиганов набросились на него, крепко схватив за плечи с обеих сторон, заламывая руки за спину Хасегаве, так, что ему пришлось подогнуть колени, и силой оттеснили назад, к забору, стойко удерживая на месте. Блондин вырывался и метался, пытаясь освободиться, но безрезультатно.       Громила наблюдал за его жалкими попытками прямо-таки с садистской улыбкой, светя дыркой в зубах, и демонстративно попробовал погнуть скейт. Дерево оказалось довольно крепким, и в какой-то момент в сердце Ланги даже мелькнула надежда, что доска выдержит и не сломается, а верзилам просто со временем надоест пытаться избавиться от неё. Но эта надежда тут же погасла, когда парень подозвал оставшегося стоять в стороне не у дел товарища.       — На, — он протянул ему скейт, — сядь и держи крепко.       Тот послушно опустился на корточки, поудобнее хватаясь за доску с двух концов.       — Что ты... — тихо пролепетал Ланга, отказываясь верить в происходящее. Что этот уёбок собирается делать со скейтом Рэки?       Будто читая мысли Хасегавы, громила оскалился ещё раз — а затем резко замахнулся ногой и ударил со всей силы прямо в середину скейта.       — Нет! — выкрикнул Ланга, во весь голос, не беспокоясь о том, что кто-то может их увидеть. Ему уже плевать, он уже хочет, чтобы кто-то пришёл и прекратил это безумие.       Громила не остановился. Он продолжил бить и пинать, целясь в середину скейта, но твёрдое дерево не поддавалось. Тогда юноша, разозлившись, начал бить ещё сильнее, и с каждым ударом, каждым глухим стуком подошвы ботинка о доску, каждым жалобным скрипом, сердце Хасегавы разрывалось. Он кричал и вырывался, чувствуя, что начинает плакать, но его удерживали на месте, и всё, что он мог делать, — наблюдать. Наблюдать и думать о том, что лучше бы его самого избили, чем лишили Кяна его скейтборда. Так ведь нельзя! Он ведь только-только принёс этот скейтборд. Рэки ведь ещё не увидел его, не обрадовался, не поблагодарил Лангу, не улыбнулся своей самой яркой и широкой улыбкой, не научил Хасегаву кататься... Пускай это закончится, пускай это прекратится!       Удары были настолько сильные, что парень на корточках едва удерживал скейт в руках, пока его товарищ бил с особым остервенением. Казалось, теперь это было делом принципа, будто у громилы были свои счёты с этой трёклятой доской — просто за то, что она не ломалась под его ударами.       В сердце теплилась надежда. Это ведь дерево. Это новый скейт, сделанный профессиональной рукой Оки, а Ока не мог подвести Лангу. Скейты ломаются, когда истончается материал, они ломаются от трюков, от ударов о какой-нибудь блядский металл, но не от человеческих костей!       Звуки ударов смешались с тяжёлым пыхтением бьющего громилы, гоготом и подначивающим улюлюканьем его подпевал, удерживающих Хасегаву на месте, и его собственным сердцем, стучащим в ушах. Какофония звуков сводила с ума и ошеломляла, но пока не всё было потеряно. А затем, среди этого шума и гама, раздался треск. Вместе с ним треснула и разбилась последняя надежда Ланги.       На секунду воцарилось молчание. Затем тишину пронзили радостные юношеские крики, топот ног, довольное улюлюканье и даже свист. Хасегава дёрнулся в последний раз — и стих. Если бы не два парня по бокам, которые всё ещё держали его за локти, он бы так и осел на землю.       Скейт. Скейт Рэки. Он сломался.       Довольно осклабившись, громила подошёл к Ланге и помахал сломанным надвое скейтбордом перед его лицом. Юноша лишь обессиленно скользнул по нему пустым взглядом. Он ещё пока не развалился, но трещина была глубокая, деревянные половинки держались на шкурке — и божьей помощи. Хасегава не мастер, но даже неопытному человеку понятно, что эту доску уже не спасти. Парни вокруг гоготали и что-то говорили, но блондин их не слушал. Голоса доносились размыто, будто сквозь толщу воды. Что он скажет Рэки? Ланге нечего отдать ему. Нечего предложить. Нечем порадовать.       Он ведь просто хотел порадовать его...       Это ведь даже не просто подарок, это что-то, что напоминало бы Кяну о его прошлой жизни, о том хорошем, что в ней было, что он так любил. А теперь это просто щепки.       — Боже, блять, это просто кусок дерева, нахрена так убиваться? Плакса ёбаная. — Громила опустился на корточки перед Лангой, заглядывая тому в лицо.       Хасегава смерил его таким же невыразительным взглядом:       — Отъебись.       На секунду все смолкли. Юноша напрягся, снова начиная злиться. Какой-то сопляк смеет подрывать его авторитет перед братвой?       — Чё сказал? — пропыхтел он, и, схватив Лангу за волосы, поднял его лицо к своему.       — Отъебись от меня, говорю, — спокойно процедил сквозь зубы Ланга, смотря тому прямо в глаза.       Он чувствовал, что устал. Скейт сломан, сюрприза не будет, а значит и смысла ни в чём уже нет. Хасегава просто надеялся, что эти парни решат, что уже достаточно поиздевались над ним и уйдут восвояси, наконец, оставив его в покое. Кто вообще в здравом уме получает удовольствие от таких издевательств? Ланга устал, правда устал.       От наглости блондина юноша сначала опешил, а потом, со всё более тяжелеющим дыханием, прошипел:       — Ах ты ж паскуда! Ну ничего. Сначала я уничтожу твою любимую игрушку до конца. — Громила достал из кармана металлическую зажигалку, откинул колпачок и поджёг её, поднеся к лицу Хасегавы. — А потом и тебе личико подправлю. Как думаешь, ожог на пол-лица сделает тебя красавчиком? Или, может, стрижку подправим? Выглядишь, как пидор.       Выплюнув последние слова, юноша провёл зажигалкой у щёки Ланги, подпаливая волосы. Хасегава не дрогнул, но почувствовал, как в нём снова зарождается страх.       — Эй, что вы делаете?! — раздался звонкий, беспокойный, девичий голос. — Сейчас же прекратите!       Громила отпустил волосы Ланги, и блондин смог обернуться, чтобы посмотреть на того человека, что осмелился вступиться и отвлечь хулиганов.       — Миура... сан?.. — просипел он, не веря собственным глазам. Что она тут делает? Это же опасно! Мало ли, на что ещё эти головорезы способны? Она не должна привлечь их внимания, она может попасть под горячую руку.       — Деточка, — громила медленно выпрямился и принялся с надменным видом крутить зажигалку в руках, — иди куда шла.       Только глупый не распознал бы скрытого посыла: проходи мимо — и никому ни слова, иначе будешь следующая. Цукико не глупая, она тоже всё поняла. Но Хасегава видел, как, вместо того, чтобы сдать напопятную, девушка лишь нахмурилась и сжала кулаки.       — Миура-сан, ухо-... — выкрикнул было Ланга, обращая на себя внимание, пытаясь достучаться до девушки, но тут громила тряхнул его, заставив двух других парней отпустить Хасегаву, и прижал к себе, по-дружески закинув руку ему на плечо, отчего блондина едва не передёрнуло.       — Я просто болтаю со своим приятелем, правда ведь? — парень ткнул Лангу в бок, чтобы тот подыграл ему, но блондин не смог заставить себя. Он не хотел, чтобы его оставляли, он хотел сбежать отсюда, но не мог позволить себе подвергнуть Миуру опасности. Ей нельзя тут находиться, нельзя вмешиваться.       Цукико, будто читая мысли Хасегавы, лишь уверенно дёрнула подбородком вверх.       — Я уже позвала учителя, прежде чем прийти сюда. У вас есть минута на то, чтобы уйти, — ровным, стальным голосом произнесла она.       Несколько секунд банда переглядывалась между собой, будто молча совещаясь. Затем тот, что держал Лангу, недовольно цыкнул и убрал руку с плеча Хасегавы.       — Пойдём, ребята, — бросил он своим товарищам, брезгливо разжимая руку и позволяя сломанному скейту упасть у ног блондина. — Было приятно снова с тобой увидеться, дружище, — с этими словами парень похлопал Лангу по спине, а потом внезапно сжал плечо, крепко, до боли, и, наклонившись к уху, прошептал так тихо, чтобы только Хасегаве было слышно: — Мы с тобой ещё не закончили.       Ланга сглотнул. Амбал «приятельски» хлопнул его по плечу в последний раз и, махнув Цукико на прощание, жестом велел товарищам следовать за ним. Хасегава молча и пристально смотрел им вслед, не отводя взгляда, пока они не скрылись из виду, и только потом позволил себе шумно и тяжело выдохнуть и расслабиться.       Это просто чудо, что он так легко отделался. Хотя как на это посмотреть, «легко»: весь удар на себя принял скейт Рэки — в прямом и переносном смысле. Ланга проигнорировал больно кольнувшее сердце чувство вины и досады.       Цукико подошла к Хасегаве.       — Ты в порядке? — со сквозящим в голосе беспокойством спросила она.       — Да. — Ланга сдавленно кивнул. Не хотелось думать о том, что, не подоспей Миура так вовремя, косточки Хасегавы ждала бы та же участь, что и поломанный скейтборд. — Спасибо тебе. Ты прямо мой спаситель.       Блондин попытался благодарно улыбнуться, но вышло криво. Цукико лишь пожала плечами.       — Я ничего такого не сделала. То, что я сказала про учителя, — блеф. Я никого не звала. Тебе повезло, что я вообще оказалась неподалёку и заметила вас.       На мгновение девушка замолкла, поджав губы, будто не решаясь спросить что-то, но всё же заговорила:       — Что ты такого сделал, что они теперь охоту на тебя объявили? — с явным осуждением спросила она, и Ланга почувствовал себя так, словно его отчитывают, как маленького мальчика. — Ей Богу, зачем ты на рожон-то лезешь? Они ведь и навредить тебе могут!       Хасегава лишь пожал плечами. Он не нуждался в нотациях: и без неё всё прекрасно осознавал, — но не его вина в том, что его выбрали местной грушей для битья. Хорошеньким девочкам из благополучных семей наверняка не понять, какими жестокими могут быть дети. Хулиганам только волю поиздеваться дай — а повод всегда найдётся.       — Вы оба какие-то ненормальные! Что ты, что он — оба собачитесь с ними... — продолжала причитать Цукико, и Ланга молча слушал, не придавая значения её словам: мало ли, как много в этой школе других, таких же забулленных неудачников, как он.       Он лишь наклонился, чтобы поднять сломанный скейт с земли, и аккуратно стряхнул с него пыль. Проследив за его движениями, Миура вдруг всплеснула руками, раздражённо отворачиваясь от Хасегавы, и воскликнула:       — Боже, да у тебя даже скейт такой же, как у него! Тоже помереть не терпится, да?       Ланга так и замер, всё ещё держа скейт в руках, и вперил пустой взгляд перед собой, чувствуя, как сердце ёкнуло в груди. Цукико, осознав, что она только что сказала, тоже вдруг резко замолкла.       — Что? — тихо переспросил Хасегава, медленно обернувшись к девушке, вперившись в девичью спину пристальным взглядом. — Прости, что ты только что сказала?       Миура лишь обняла себя за плечи, нервно переминаясь с ноги на ногу, и не спешила оборачиваться к Ланге или отвечать на его вопрос.       — Ничего, — наконец, хмуро бросила она, всё ещё избегая смотреть на Хасегаву. — Забей.       — Миура. — Ланга в один шаг преодолел разделявшее их расстояние и, схватив девушку за руку, развернул к себе, наклоняясь, чтобы заглянуть ей в лицо. Цукико лишь закусила губу и снова отвела взгляд. — Ты ведь про Рэки говоришь, да?       Услышав имя, девушка вздрогнула, и это не скрылось от взгляда блондина.       — Рэки Кян, семнадцать лет. Умер в июле в результате несчастного случая. Миура-сан, я знаю: тебе что-то известно. — Ланга положил вторую руку девушке на плечо и легонько встряхнул. — Пожалуйста, расскажи всё, что знаешь.       Цукико впервые встретилась с его пристальным взглядом своим, презрительно сощурив глаза:       — Тебе-то откуда о нём знать?       — Скажем так, мы с ним... знакомые. — В голове Хасегавы был такой беспорядок, что он даже правоподобную ложь придумать не мог.       — С чего бы я должна тебе хоть что-то говорить? — Девушка определённо ему не верила.       — Брось. — У Ланги не было сил уговаривать её. Он был весь на взводе. Почему-то все вокруг ведут себя так, словно знали Рэки, — и только Хасегава, как последний идиот, не у дел. Ланга начинал злиться, в игры ему играть не хотелось. — Он мёртв. Не то чтобы я смогу как-то навредить ему, узнав о нём чуточку больше, если ты об этом переживаешь, — с сарказмом подметил он.       Цукико всё ещё недоверчиво смотрела на него, но, казалось, была настроена менее категорично.       — Пожалуйста, — попросил Ланга, чувствуя, будто весь мир ускользает мимо него, а он пытается ухватиться за последнюю соломинку, чтобы не свихнуться в этом безумном водовороте. Он не понимал, что происходит, что он упускает из виду, и это пугало. — Это правда важно.       Видимо, на лице его читалась крайняя степень отчаяния, потому что спустя несколько долгих мгновений Миура устало вздохнула, сдаваясь.       — Сразу говорю, знаю я немного, — предупредила она, скрестив руки на груди, опустив взгляд и неловко шаркнув ногой. Ланга отпустил её плечи, не осознавая до этого момента, что всё это время продолжал удерживать её, и они не торопясь двинулись в направлении школы.       — Я не думаю, что хоть кто-то знает о нём достаточно. Рэки всегда был скрытным, — продолжила девушка.       Хасегава едва удержался от того, чтобы фыркнуть: он-то был особенный, он мог видеть и общаться с призраком Кяна, — но потом осознал, что, даже спустя десятки часов, проведённых за разговорами с Рэки на самые разные темы, он до сих пор многого о нём не знал. Это пугающе удивительно — то, как много может скрывать людская душа.       — Он изначально будто не вписался в коллектив, а потом и попытки бросил. — «А вы пытались хотя бы узнать его? По-настоящему пытались?» — подумал Хасегава, но вслух произносить не стал, и просто позволил девушке продолжить. — И это странно. Никто с ним не ссорился, никто его не обижал, по крайней мере, из класса.       — По крайней мере? — Ланга не удержался от язвительного смешка. — А что тогда насчёт тех малолетних уголовников? Откуда они Рэки знали?       Цукико принялась неловко мять руки, поджав губы. По ней было видно: данная тема ей приносит особый дискомфорт. Поэтому ответила она не сразу.       — Ну, судя по всему, Рэки... проходил через то же, что и ты. — Наткнувшись на вопросительный взгляд Ланги, она пояснила, с едва слышными запинками, свидетельствовавшими о тревоге: — В смысле... над ним издевались те же ребята, что сейчас издеваются над тобой...       Хасегава резко остановился и замер на месте. Осознание будто выбило почву из-под ног. Глубоко в сердце он догадывался, что Рэки подвергся буллингу, но совсем другое — услышать прямое подтверждение этому. Сердце сжималось от мысли, что Кяну пришлось столкнуться с той же болью и тем же страхом, что и Хасегаве, и Ланга почувствовал, что его тошнит.       — Погоди. — Хасегаву осенило вновь. — То есть ты всё это время знала об этом? Знала — и молчала?       Миура, помедлив, кивнула, стыдливо отведя взгляд вниз. Ланга сначала одну долгую секунду ошарашенно смотрел на девушку, позволяя осознанию всей жестокости ситуации осесть в голове, а потом всплеснул руками, отвернувшись от одноклассницы:       — Невероятно!..       — Да, я знала! — громче и чётче, гораздо более настойчиво повторила Цукико. — Но, к твоему сведению, я думаю, многие догадывалась, что происходит! Эти ребята много кого задирали, так что, скорее всего, бóльшая часть школы была в курсе. Даже сама администрация и учсовет в том числе.       Возможно, для девушки это звучало как оправдание, но Ланга лишь ещё больше разозлился. О-х-у-е-т-ь можно! Вся школа в курсе — и никто ничего не делает. Вы хотите сказать, что даже сейчас администрация продолжает игнорировать то, что происходит с Лангой — у них прямо под носом, прямо в этот момент? Им что, настолько плевать?       — Если все знали, почему тогда никто, блять, ничего не предпринял? — возмутился Хасегава, повышая голос.       — А что мы могли? — жалобно протянула Цукико, глаза её блестели от собиравшейся влаги.       — Блять, ну не знаю, — хоть что-то?! — Голос Ланги сочился сарказмом. — Как минимум, поставить в известность взрослых: не знаю, там, учителей, родителей, полицию, в конце концов, — и заставить их принять меры.       — И тогда проблемы были бы у нас, — холодно процедила сквозь зубы Миура. — Если бы кто-то настучал, думаешь, эти головорезы оставили бы это просто так? Нет. Никто не любит крыс и стукачей. Того, кто их сдаст, ждут издевательства в разы хуже.       — Блять. — Негодованию Ланги не было предела. «Она же ведь сейчас не всерьёз, да?». Он не понимал, как можно оправдываться. Это он дебил или с этим миром что-то не так? — Какие проблемы? О чём ты? Тут человек умер! Что может быть хуже?       — Оказаться на его месте и пройти через тот же Ад, — спокойно ответила Цукико, понизив голос. — Но ты ведь это на своей шкуре ощутил, не так ли? Должен понимать, каково это.       На минуту Ланга подумал, что её слова имеют смысл: быть объектом издевательств действительно страшно и больно, и Хасегава, наверное, не пожелал бы никому через это пройти, — но он тут же отмахнулся от этой мысли. Нет, он не хотел принимать эту позицию, не хотел проникаться сочувствием. Нельзя, нельзя закрывать глаза на насилие. Если мы будем равнодушны к страданиям других, что с нами станется? Замалчивание приведёт лишь к ещё большей вседозволенности и ещё большей травле. Бездействие одних развязывает руки бессердечности других.       В итоге Ланга не нашёлся с ответом, и Миура воспользовалась его молчанием, чтобы настоять на своём.       — В конце концов, это лишь предположение. Официальная версия — несчастный случай, но даже если это не так, ты не можешь знать наверняка, что он покончил с собой именно из-за буллинга, — видя, что Хасегава в замешательстве, проговорила она, скрестив руки на груди. — Как я уже сказала, никто по-настоящему не знал Рэки. И даже ты — кем бы ты там ему на самом деле не приходился — не знаешь многое о его жизни. Не можешь знать, почему он решил... сделать то, что сделал.       Девушка нахмурилась, состроив обиженное лицо, и, глядя на такую реакцию (казалось бы, почему обижается она, если через это дерьмо проходят они с Рэки?), Ланга понял, что совсем потерялся в своих чувствах и эмоциях. Их было так много, что, в итоге, единственное, что ему осталось, — полное опустошение.       — А теперь никто и не узнает, — тихо, сдавленно проговорил он, и Миура, шмыгнув носом, вновь поджала губы.       Повисла тишина — тяжёлая, душащая. Цукико какое-то время мяла юбку в руках, переминаясь с ноги на ногу и глотая слёзы, а затем, превозмогая себя, заговорила.       — Слушай, я... — Рваный всхлип. — Мне жаль. Мне правда жаль. — Ещё один. — Веришь или нет, я жалею, что ничего не сделала для Рэки. Жалею, что не пыталась помочь ему, что ни к кому не обратилась, что долго закрывала на происходящее глаза. Прости. Я правда сожалею.       Ланга молча, отрешённо смотрел на слёзы, что текли по щекам девушки. Это очередное притворство? Хасегава уже не мог разобрать. Люди вокруг него когда-нибудь перестанут носить маски?       — Сожалениями Рэки к жизни не вернёшь, — едва слышным, пустым голосом ответил он.       Ланга отвернулся от Миуры и медленно, безвольно поплёлся в школу, отдалённо слыша сдавленные рыдания за спиной.