Лето, деревня.

Наверно у семейства Антиповых что-то было не так с головой. Иначе объяснить зачем они послали подростка в деревню было нельзя. Серьёзно. Вместо знакомой удобной комнаты с кондиционером его сплавили к дальнему родственнику куда-то в деревеньку на реке Лопухинка. Лопухинка. Да даже название сигнализирует о том, как там скучно. Айсберг недовольно уткнулся в экран телефона. Интернет давно пропал, а сейчас мигала исчезая последняя полоска связи. Блеск. Не на это он рассчитывал когда предъявлял своё недовольство множеством валившихся на него в течении дня мелких обязанностей. Молчал бы, да носил воду в стаканах. А то сейчас придется носить её в вёдрах. Полоска мигнула в предсмертной агонии и надпись «нет связи» похоронила надежды вызвонить кого-то из знакомых. Поезд остановился на конечной станции, платформа была пуста и Айсберг в первые несколько минут даже не понял, что ненавистная поездка завершилась. Сухонькая старушка прошла по вагонам, выгнав засидевшихся пассажиров на палящее солнце. Недовольно сощуривший глаза Айсберг оглядел платформу. Ветра не было и вероятно только поэтому здесь не каталось перекати-поле. Духота наваливалась и давила на плечи, морально айсберг готовился к тому, что ему придется идти по этой чудной погоде пару километров, потому что вокруг, кроме пыльного леса, не было абсолютно ничего. Даже птицы в такую жару падали с тепловым ударом и только печально чирикали в своих гнёздах. Дорога, на которую вышел айсберг, была пыльной, потрескавшейся от стоявшей с середины мая жары. Мозг плавился, но с упорством человека нежелавшего ночевать в лесу, юноша двинулся вперёд, туда откуда синим маяком надежды поблескивала надпись «деревня Лопухинка 5 км». На деле километров оказалось все десять, а бутылка воды, купленная ещё в городе, закончилась непростительно быстро. Пыль забивалась в лёгкие, клубилась под ногами бело-желтым туманом. Через час ходьбы Айсберг неохотно смирился с необходимостью отдыха. Особенно раскидистая сосна вполне подходила под эти цели. Айсберг влез на нижнюю, нависающую над дорогой, ветку и прикрыл глаза намереваясь отдохнуть пару минут. Ветка покачивалась, успокаивая и усыпляя. Айсберг уже практически уснул, обняв рюкзак, но в этот момент в мертвой тишине летнего полдня раздалось оглушающе жизнерадостное ржание. — Да блять! Парень с ветки сверзился ровно в какие-то мешки. Спасибо хоть мягко. Старичок впереди обернулся. — Ну что за молодёжь пошла. Никакого уважения. Падають тут всякие. Мешки буробят. Разворошат и уйдут, невоспитанные пошли дети, ой невоспитанные. Речь старичка была хриплой, глухой, на некоторых фразах взлетала фальцетом, расставляя диковатые акценты. Айсберг, оглушенный падением с высоты однако освоился быстро. — Простите, дедушка. Куда путь держите? — Известно куда, в Лопухинку. Она тут на сотни верст одна. Айсберг задумался переводя версты в километры. Речь старика сбивала с толку своей архаичностью и айсберг потратил некоторое время составляя ответ. — А звать то вас как, дедушка? — Максим я. Максим Велесов сын. А ты чей, отрок? Айсберг разлёгся на мешках поудобнее и ответил. — Антипов я. Из города. — А звать тебя как? Айсберг поморщился, собственное имя казалось ему нелепым до невозможности, а потому он использовал прилипчивую кличку. С мыслью «авось прокатит» он устроился поудобнее. — Айсберг. Все меня так кличут. — Немец шоль. Максим развернулся и сощурился то ли в интересе, то ли угрожая и Айсберг поспешил убедить его в обратном. — Нет, ну дедушка! Кличка у меня такая. — Ну ладно. Поживём увидим, по что наперед то загадывать. — Дедушка, а вы не знаете, где в Лопухинке улица… Айсберг запнулся и достал из рюкзака бумажку с адресом и именем родственника, условно именуемого дядей. Он вгляделся в смазанные графитные буквы и с трудом прочитал — Улица Верхнелесная. Дом 3. — Ну как не знать! Там же старина Писатель обитает. Ты ему кто? Родственник штоль? Не похож ты на родственника. — Я дальний. Отвезете меня? — Да не с руки мне понимаешь? Мне на польку, на Полевую то бишь, вниз ехать. А лесовка это наверх. Я тебя поближе там высажу. Айсберг вздохнул. Нет ну с одной стороны конечно обидно, что не получится доехать до дома на мягких мешках. С другой, зато ему не нужно тащиться пешком. Дорога ближе к деревне покрылась панцирем брусчатки и разделилась на три улицы. Одна шла на верх, вторая прямо и третья вниз. Максим ссадил его прямо на перекрёстке и скрылся из виду, поехав вниз. Айсберг постоял какое-то время, пока цокот клячи тащившей телегу не стих вдалеке. Солнце медленно клонилось к закату и Айсберг пошёл наверх. Большая часть домов выглядела пустыми и брошенными, покинутые жильцами скелеты. Пустые тёмные окна словно провожали подростка взглядом и Айсбергу становилось не по себе. Он прошел уже десяток домов, но нужного дома всё ещё не появлялось. Наконец улица резко повернула и закончилась тупиком. Третий дом оказался именно здесь. Простой одноэтажный домишко, с свежепобеленным забором стоял ровно на границе леса и посёлка, отбрасывая свет из единственного окна на дорогу. Айсберг подошёл к калитке и дернул за висящий рядом шнурок, в доме зазвенел колокольчик. Сначала не происходило ничего, но вот, дверь отворилась и на дорожку вышел мужчина. Айсберг сглотнул. Чёрные волосы аккуратно зализанные назад, холодные серые глаза и деловой костюм, неуместно аккуратный в этом заброшенном, забытом богом посёлке. Айсберг отмер, шагнул назад, чтобы можно было открыть калитку. — Здравствуйте. Вам должны были позвонить мои родители. Отправлен к вам на лето. Какое-то время мужчина за калиткой молчал, словно перерывая внутреннюю картотеку. По его лицу было не угадать, рад ли он приезду родственника, или же раздосадован. Зато Айсберг почти физически почувствовал как из ящика с аккуратной буквой «А» вынули сначала папку «Антиповы» а потом достали оттуда карточку с его именем и внимательно изучили. Потом, возможно, пробежались длинными пальцами выравнивая со стопкой остальных карт. Взгляд снова просканировал айсберга, сверяя с фото в кратком досье и наконец калитка распахнулась. — Доброго вечера, Айсберг, верно? — Да, сэр. Айсберг сам не понял откуда вырвалось это странное «сэр», но обращение легло на язык легко, как только он увидел этого человека. — А вы, сэр? — Можешь обращаться ко мне Чарльз. Последовала пауза во время которой они прошли по дорожке к дому, Чарльз распахнул дверь и пропустил Айсберга вперёд. — Ещё ты можешь звать меня дядей. Полагаю наше родство достаточно дальнее для того чтобы не утруждать тебя подсчётом степени. Айсберг, которому перед отъездом мать намертво вбила эту самую степень, и который забыл её как только поезд отошёл от перрона, только кивнул. Новоявленный дядя включил свет в прихожей и постучав по табличке на стене скрылся за дубовой дверью кабинета. — Беспокоить только в крайнем случае. Айсберг снял кроссовки и подошел к табличке. На ней аккуратными линиями был расчерчен план дома. Коридор вел к лестнице на чердаке, левая дверь на кухню-гостиную, а за правой скрывался кабинет. — Ну бля а спать я на улице буду по вашему? Из-за двери донеслось глухое — На чердаке вполне жилая комната, но если хочешь я одолжу тебе палатку. Айсберг поспешил ретироваться от этого предложения на чердак. Там и правда стояла кровать, была розетка, тумбочка и табуретка. Пыль покрывала всё ровным слоем. — Ну типа, приехали. Пыль ему не ответила, чему Айсберг был однозначно рад. Рюкзак полетел в угол, Айсберг полетел к окну. Круглое окошко обладало возможностью распахиваться только настежь, но в духоте чердака это было плюсом. Усталость от целого дня в дороге преодолела желание переодеться, помыться и даже поесть. Из окна дул вечерний холодный ветер и Айсберг, блеснув отсутствием совести, завалился спать прямо в одежде, поверх клетчатого одеяла.