these walls.

Узнав, чего хочет человек, ты узнаешь человека. Мозг отключается. Есть только одно совершенно упрямое гудящее желание — сбежать от Мэтта, скрыться, не дать себя поймать. Ни за что, ведь в ином случае тебе придется остаться с ним наедине, а потом… что же, потом есть «потом», потому сейчас лучше об этом не думать. Правда? Как и о том, что злой, взлохмаченный, максимально очаровательный Мэтт Смит следует за тобой сейчас буквально по пятам. Я и Дьявол, проносится у Милли в голове. Гореть с Дьяволом может быть чем-то попросту прекрасным, нам ли не знать, да только страх откинуть сперва нужно. А пока он все еще есть, пока он скручивает все ее внутренности, как сжатый кулак, единственный выход — растворится пятном в пьяном мгновении хаоса и тусовки. Моментально. Испания понимает. Тут было столько драмы, что ебнешься. Адреналин в крови, как и алкоголь… этому способствуют, потому Милли ловко пользуется своей способностью исчезнуть в толпе народа. Да так, что даже макушки ее не видно. Она выбирается на второй этаж тихо, быстро и совершенно умело. Никто особо даже не смотрит на то, что она полу-голая. У всех одна цель — не быть пойманным. Сердце в груди стучит так быстро, словно кто-то оставил у нее под ребрами такие незамысловатые часы с большой секундной стрелкой. Которые отсчитывают ее время на победу. Милли забегает в просторную спальню, тут же захлопывая за собой двери. Она останавливается, тяжело сама дышит, а потом только бегло осматривается. Кровать? Нет, слишком клишейно, слишком тупо… она не собирается прятаться под ней. И дело даже не в ужасе от монстров, дело в том, что от одной мысли, что ее кожа прилипнет к грязному полу, когда она повернется на живот, чтобы пролезть под — вызывается отвращение. Небольшая ванная комната тоже не подходит — там попросту нет места для тайны. Остается синяя дурацкая шторка — разве что пальцы ног выдадут тебя молниеносно. Как в этом вот детстве. Потому Алкок, не долго размышляя, выбирает просторный шкаф, встроенный в стену: он, ясное дело, напоминает ей эти американские гардеробные. И это просто прекрасно. Это то, что ей сейчас нужно. Хватаешься за ручку — вот ты внутри. Темно. Ничего непонятно. Милли поворачивается в дверям с белой небольшой полоской. Сквозь нее видно саму эту комнату, как на ладони. Выдохнуть — она может, да, она умеет. Обхватить себя руками за талию — сейчас как мантра. Да и можно было бы уже успокоиться, правда-правда, придти в себя, да только светловолосая мгновенно улавливает запах яблочного шампуня, а потом и крепкого виски. В крови разливается дурной интерес. Ну и: — Несомненно, — тут же позади глухо отвечает владелец этого запаха. Кожа на спине у Милли идет мурашками. Большими, крупными. — Со всех мест в этом доме, ты выбрала вот это. Ага. Не я, а случайности. Но допустим. Чужие руки тут же обхватывают талию Алкок, просто притягивая к себе ближе. Бережно, учтиво. Так, словно она Принцесса в настоящей вот жизни, будто прикасаться к ней имеет право кто-то особенный, обещанный ей судьбой или самым Королем. Глупости. Таргариены угорают. — Райан, — девушка сглатывает, она его тут же узнает, его просто невозможно не узнать. Его пальцы вырисовывают на ее теле смазанные круги. Приятно. — Как ты- — Ш-ш-ш, — он наклоняется, его пьяное дыхание щекочет ей волосы и ушко. Он весь тебе напоминает доблесть, рыцаря, эмоционально взрослого мужчину. Прикол в том, что такие, в отличии от Фабиана, когда протрезвеют… то придут к тебе домой с букетом цветов, но не для того, чтобы начать с тобой встречаться, а для того, чтобы грамотно тебе объяснить, что вам не по пути, что это была пьяная слабость, ну и что расставаться нужно спокойно и по-взрослому. Милли улыбается. — Даже не думай разговаривать, ведь тогда нас найдут. Просто стой себе, ладно? Просто стоять? Ну-ну. Милли дергается. Ей приятно то, как он ее касается. Но даже прямо сейчас, она не требует от него каких-то действий. Райан это тебе не Мэтт, она на нем не помешана. А брать то, что он предлагает — безопасно. Девушка знает, что он ничего не сделает против ее воли. От этого в груди трепетно скачет сердце. Его этот большой палец надавливает на ее ребро. Ее задница упирается ему прямиком в пах. — Я тебе нравлюсь? — Такой очевидный вопрос с ее стороны. Вдруг. Милли ерзает. Она не знает, на что она надеется. Джин в крови всегда заставлял ее быть смелее. — Или ты все это делаешь- — Я делаю это, потому что тебе так хорошо, не так ли? Сам могу себе позволить сегодня расслабиться и не думать, просто отдавать другому человеку немного заботы, если она нужна. А нужна ли? То, как его ладони ее трогают — не похоже на заботу. Это похоже на вязкое желание. — Значит, я тебе нравлюсь, — Алкок прикусывает губу, а ее ручки накрывают его вот эти собственные поверх. — Райан, ты такой зайчик, я не могу просто. Райан Корр хрипло и лениво посмеивается ей в затылок. Зайчик. Впервые, не пустоголовый. Впервые — не такой, как все остальные, словно на подборку. К нему чувствуется тепло, мягкое и хорошее. Оно заливает ей голову, тело — ну и Милли сама думает, что секс с ним был бы спокойным и приятным, он сто процентов бы отдавал всего себя для того, чтобы ей было классно. Да только мысль эта не особо будоражит ее сознание, она не отзывается у нее между ног. Пока что. — Ты так хорошо пахнешь, — он отзывается. Склоняется к ее шее, вдыхает ее запах. — Чем-то невообразимо сладким, карамельным, словно тем кофе, что ты у меня украла днем. — Но там был кокос, забыл? — Смешки, смешки, улыбки, улыбки. Девушка щурится, когда его теплые губы оставляют у нее на коже поцелуй. Она к нему поворачивается, ее ладошки опускаются ему на грудь. Глаза в глаза, хоть почти ничего не видно. Его пальцы только сильнее стискивают ее ребра. — Тебе нравится сладкое? Какой же твой любимый торт? Она его дразнит, специально переводит все на разговорчики о тортах. Райан выдыхает, потом чуть тянется к ней ближе. И пока он это делает, в голову моментально бьет одна постоянная, ну и волнующая мысль. Мэтт. Ее Мэтт, злющий и громкий — сейчас переворачивает дом вдоль и поперек. Чтобы найти ее. Такой Мэтт это чисто пьяный мудила, который ее бесит. Она ненавидит, когда он сам в таком состоянии. Но почему-то оно все вызывает волнение, трепет, а в крови разливается огонь. Огонь. Что Мэтт сделает с ней, когда (все-таки) найдет ее? Что он с ней сделает, когда найдет ее тут, вместе с Райаном? Внутри все стягивается в пружину. Боже-боже. Но мысль быстро выясняется, потому что поверх ее губ ложатся губы Райана. Становится хорошо. Он целуется медленно, совершенно мокро и как-то даже с некой осторожностью. В рот ей языком первый не лезет, будто сам ждет ее позволения, потому она сама приоткрывает его, позволяя ему самому все изучить. В горле оказывается стон — все приятно, приятно, мягко и хорошо. Райан медленно прижимает Милли к себе ближе. Обе его руки обнимают ее за талию. — Ты боишься? — Она спрашивает, не может не спросить. Прямолинейность, как второе я. — Не тебя, — он смеется ей в губы. Потом целует в нос. — Не хочу тебе навредить, окей? Навредить? Ты? Чушь. Милли прыскает. Райан не сможет ей никогда навредить, понимаете? Он очень классный, ну и даже если он как-то сумеет это сделать, Алкок уверена, что в сравнении с тем, как она уже поломалась из-за Мэтта — у Корра даже шанса не будет вытворить что-то подобное. — Глупый, — Алкок втискивается в его грудь, ее соски касаются его обнаженной кожи. — В тебе нет этого. Ты такой тип мужчин, которых бы «написала женщина». Как в романе. Ты слишком книжный, потому и практически идеальный. Идеальный. Ну, факты. Жаль, что Милли совершенно нужно другое. Она ищет неровность, боль, крушение… она ищет связь. Такую, которая неумолимо тлеет в легких, которая говорит ей прямо сейчас: Он на первом этаже. Половина твоей души. Понимаешь? Он чувствует себя так потерянно, его заполняют противоречия. — Милли. — М-м? — Она берется за его руку, потом опускает ее себе на живот. Хочет. Это вообще-то даже не «использование», ведь она хочет, нуждается, а он не станет сопротивляться, у него под веками уже искрится желание. — Можешь потрогать меня… там? Так непринужденно. Так смущенно. Она даже не называет вещи своими именами. Своими именами она будет говорить только самому Мэтту. В лоб. Он всегда ее понимает. Если бы он стоял тут сейчас вместо Райана, он бы прошарил ее просьбу еще до того, как Милли бы открыла свой рот. Если они не ебнуться до конца этого вечера. Все возможно. Райан опять втягивает девушку в поцелуй. Он действительно делает то, что она просит. Рука оказывается у нее между ног быстро, да только в белье он не лезет, все еще медлит. Делает движение — вперед, потом назад. Она еще не мокрая, но определенно станет, да. Милли улыбается. И никто не знает, чем бы это все закончилось, если бы не произошло следующее. В комнате кто-то появляется. Алкок дергается, потом бегло поворачивается. Смотрит сквозь небольшую щель в дверях. — Это Фрэнк, — тихо-тихо шепчет она, а Корр оказывается рядом с ней, всматриваясь в фигуру пацана, который жмурит. — Черт. Пацан до жути пьяный, едва на ногах держится. Но это не мешает ему громко фыркать и громко (громоздко) переворачивать все вокруг. Он проверяет под кроватью, потом сам заходит в ванную. Шторы, шторки, даже под столом. Еще каких-то минут пять, ну и он запросто найдет Милли с Райаном. Прикол. Корр, кажется, впервые в жизни знакомится с телепатией. Он молча стягивает с себя синюю рубашку. Он молча накидывает ее на плечи Милли, сам помогает ей руки просунуть в рукава. Даже на ощупь застегивает несколько пуговиц у нее на груди. Милли благодарно его целует в щеку. — Тут по-любому кто-то есть, — Фрэнк спотыкается, матерится, а потом опять на ноги сам встает. — Я чую это, как псина, понимаете? Такая крутая комнатушка, сто пудов есть, где припрятаться… Милли прыскает. Она зажимает ладошкой рот. Райан переводит на нее взгляд, всего на мгновение, но светловолосая улавливает то сумасшедшее тепло, которое буквально вот передается ей тоже. Корр наклоняется к ее ушку, а потом говорит: — Если он откроет шкаф, то ты спрячься за мной, за моей спиной. Он тебя не увидит. Сам подумает, что нашел только меня, ладно? — Ты невероятный, — Алкок тут же кивает ему, потом делает шаг назад, прячась у него за спиной, вжимаясь в целый ряд курточек и кофт. — Будто вышел прямиком из какого-то романа. Поистине. За все двадцать минут в этом вот шкафу он даже ничего не спросил о той драматической сценке с Мэттом, которую он наблюдал. Ни сказал ни слова. Вы такое можете себе взять и представить? Корр широко улыбается ей в ответ. И как только пытается что-то ответить, дверь за эту вот секунду открывается, ну и появляется до чертиков довольный Фрэнки. — Ага-а-а! — Он смешно хлопает в ладошки, облизывается. Почти-что скачет на месте. — Попался! Мой первый! Райан, ты такой предсказуемый! — Захлопнись, — Корр уверенно делает шаг вперед, буквально вытесняя пацанчика назад в комнату. — Да-да, ты меня нашел. Молодец какой! Пошли, ты же должен меня провести на первый этаж в гостиную, да? Чтобы потом подсчитать всех, кто тебе попался. — Э-э, ага, — Фрэнк чешет затылок, направляясь к двери. — Умно. Погнали! Они за минуту скрываются в коридоре, Милли слышит приглушенные голоса. Хух, ну-у отлично, получается. Благодаря Райану она в безопасности. А еще он отдал ей свою рубашку — тело прикрытое, такой кайф. Девушка еще мгновение стоит себе на месте, дыхание переводит. Было бы логично остаться тут, Фрэнки вряд-ли ее станет искать повторно в этом месте, но… Но. Всегда есть «но». Где-то там шарится Мэтт, самым настоящим образом… одержимый ее личной поимкой. Потому ее кровь опять бурлит (хочет она того, ну или нет), опять скачет ей в виски, шумит в ее ушах. Невыносимо. Мэтт, скорее всего, если окажется тут, то он сто процентов сам заглянет в шкаф. И это станет ее провалом, ее фиаско. Ему нельзя давать такое право. Потому Милли разглаживает рубашку. Она выбирается в комнату, бегло осматриваясь. С нижнего этажа слышится громкая модная музыка. Она басами вливается в ее сознание. Выскользнуть в коридор — проще простого. Случайно найти пачку сигарет в кармане — идентично. Желание покурить становится практически невыносимым, хочется наткнуться на балкончик. Алкок крадется вдоль длинного коридора, один раз замечая большой антикварный такой сундук в углу, с приоткрытым верхом. Смех встает поперек горла, потому что в сундуке этом виднеется макушка Эммы Дарси. Как она там поместилась — вообще непонятно. Эмма Дарси громко прыскает в ответ, а потом только палец к губам приставляет. Мол, молчи, малышка. Никому не рассказывай. Милли молча ей кивает в ответ. Она проходит южную часть дома, оглядываясь себе за плечо несколько раз. Впереди виднеется огромная такая библиотека с дубовыми дверями, а в самом ее конце — круглый балкончик. Цель есть, осталось добежать. Ей почти удается совершить задуманное. Почти. Да только возле самой библиотеки ее за руку ловит… Мэтт. Ох, Мэтт. Рукой он сжимает предплечье, а глаза горят, горят, так нездорово горят, что становится жарко. Милли пищит, пытается вырваться, но у нее ничего не получается. Она заливается смехом, брыкается, но мужчина непоколебимо тащит ее в комнату с книгами, а потом сам захлопывает дубовые двери, щелкнув замком. Милли убегает от него в сторону балкона, останавливаясь за огромным черным столом, утыкаясь взглядом ему в лицо. Мэтт выглядит одержимым. Он сперва оценивающе наблюдает за ее действиями, потом его клинит на месте, как только он осознает — она в рубашке Райана. Дьявол. — Попалась. Голос у него полу-пьяный, низкий, волнующий. Между ног за секунду становится мокро. Ничего нового. Милли кусает губы, заправляя волосы за уши. Они не двигаются — так и стоят себе в разных концах комнаты; Хочется спросить его… а какого, собственно, хера происходит? Почему так ток ползет телом, почему она не может просто сказать ему «нет», развернуться ну и уйти? Потому что… она не хочет. Такая истина. — Ну что? Перевернул дом? Еще не успокоился? Так драматично, Мэтти, — девушка вдруг фыркает. Лучше сразу на него нападать, не дать и секунды, чтобы он выиграл. — Зачем вообще я тебе? За тем, что тебя уже не вывести из меня. Никогда. И я не понимаю, что мне делать. И я так зол, так страшно зол на тебя, дура ты такая, мне кажется, что если ты пропадешь, то не смогу и вдохнуть, потому что воздуха больше нет. Понимаешь? Воздуха больше нет. — Какого хуя на тебе его рубашка? М-м. Ну-ну. — Чтобы ты спросил, очевидно. Стало холодно, он позаботился обо мне. Люди так делают, прикидаешь? Без всяких дурацких игр. Если тебе кто-то дорогой, ты просто «есть» рядом. Да, давай, бей сильнее. Бей так, чтобы от Мэтта ничего не осталось. Как и от тебя, когда Дракон испепеляет твои кости во сне. Чего же молчишь? Скажи еще чего, посмотри на его смерть. — Ты мне тоже дорога. — Что, реально? — Алкок упирает руки в бока. Она вскидывает подбородок. Между ними вскипает, кажется, даже пространство. — Вау, а я, все-таки, думаю, что это не так. Если бы я была тебе дорогой, ты бы не пропадал ночами с девками, ты бы оставался рядом. Понимаешь разницу? — Все не так просто- — Ну да! Конечно! Чего еще от тебя ожидать? У тебя все, как не у нормальных людей. Мэтт усмехается. Сейчас он очень схожий с Деймоном, все всяких сомнений. Хочется к нему подойти, и… и что? Вжаться в него? Ударить его? Почему всегда с ним все так вот противоречиво? Алкок выдыхает. Она чувствует, как липко стало у нее между бедер. А еще… она отчетливо улавливает, как трещит по швам его маска. Эта вот невозмутимая и напускная маска. Половина моей души, думается ей. Та, что всегда была свободной и жестокой. Как ему живется? Ну вот как? Половина моей души. Какая я, бля, дура, если реально поверила в такое, ага. Смит делает шаг ближе. — Поживешь еще лет двадцать, сама увидишь. Не дели мир на белое и черное. — Мне, блин, все равно на «белое» и «черное», дурак. Я просто… не понимаю, как ты можешь себя так вести, после… Он сам не понимает, посмотри. В одну минуту у него к тебе до жути страшная тоска и ласка, любовь, может даже быть, желание защищать, унести тебя с собой домой, быть для тебя всем — чем может, ну и чем не может. А в другое мгновение… ему становится больно, непонятно, остро и горько, ну и от такого спасает только пустой секс, вечные прогулки, постоянные разборки. Ведь не может он с тобой так просто об этом поговорить, он сам ничего не понимает. Скорпион, такой скорпион. Твое маленькое проклятие. — Ты меня любишь? — Вдруг она так просто и четко задает ему свой вопрос, что он аж останавливается. Доходит к столу, а потом замирает, напрягается. В его глазах отображается сперва непонимание, а потом очевидная тоска, под покровом яркого желания. А какой любовью ты хочешь, чтобы я тебя любил? Вот этой вот… где ты моя девушка, я твой парень, мы вместе, да? Такой? Или тебя устраивает моя деструктивная любовь, когда я становлюсь хаосом, когда забираю у тебя понимание, жизнь саму? А ты, дурочка, даже не против. Ты не против. — Райану ты таких вопросов еще не задавала? Странно. А Фабиану? — Мэтт… Он опять продолжает свое движение. Сперва обходит стол, потом останавливается сам напротив девушки. Два магнита. Сумасшедшее желание. Тело покрывается мурашками. Бедра трутся об бедра. Хочется к нему прикоснуться, взяться за него самого, за его руки — ничего не обдумывать больше. Но так неправильно. Так быть не должно. Даст он ей секс, ну и что дальше? Забудет, уйдет… черт, почему ее так тянет к нему? Почему так- — Если ты от меня ничего не хочешь, то почему ты ведешь себя так, словно я должна быть только твоей? Мужчина протягивает руку и касается щеки Милли. Она тут же утыкается в большую его ладонь. Всхлипывает. — Разве я могу сопротивляться этому? Разве ты… можешь этому сопротивляться? Впервые, это звучит очень ласково. Практически нежно. Практически правдой им под ноги ложится. Но нет. Она не может этому сопротивляться. Конечно, что нет. Тело вопит, так сильно хочет его. Мозг вопит, так сильно не хочет его. Ебануться. Милли закрывает глаза. Мэтт открывает рот и говорит опять: — Разве что ты позволишь теперь Райану- Щелчок. Нежность рассеивается. Злость вспыхивает в ней моментально. Милли отстраняется, она сильно пихает его в грудь двумя руками. — Какой же ты ненормальный! Убирайся! Ха. А еще чего? Губы Смита чертит ухмылка. Он склоняет свою голову, всматривается в лицо светловолосой. Кровь кипит, как в жерле вулкана. Убраться и не показать тебе, что ты была, сука, неправа? Тогда, когда отсвечивала грудью в бассейне? Ты за кого меня принимаешь? Мужчина низко хохочет. Он импульсивно подается вперед, его губы сами намертво впечатываются в губы Милли. Больно. Нужно. Мое, мое, мое. Он берет и открывает ее рот языком, влажно лижет уголок, потом зубами прикусывает. Стонет, будто получил свою дозу. А Милли тут же отчаянно прижимается к нему ближе, бьется почти что подбородком об его подбородок. И случается очередной пиздец. Огромный, масштабный, прекрасный. Мэтт хватается за рубашку, ткань в кулак — язык поверх языка. Ее ручки оттягивают его голову, цепляются ему в волосы. А губы ищут, ищут — будто в жаре его мокрого рта есть недостающие ответы. Еще. Без остановки. Даже дышать на нужно, просто захлебываться им, ощущать его рядом. Такая формула. Они вдвоем — потерянный случай. Мэтт движется, заставляя ее почти что выпрыгнуть на стол. Он срывает с нее рубашку, он срывает с нее трусики. Выбрасывает все это на землю, под ноги. Его собственная рубашка присоединяется к остальной ткани. Пальцы тут же сжимают ее грудь, играются с сосками, а жар переходит с его тела на ее. — Блядство, — непроизвольно вырывается у Алкок, она так сильно стонет ему в рот, что можно оглохнуть. — Мне нужно, чтобы ты толкнул- — Да-да, — полу-шепот, ничего не соображает. Только руками ведет вниз, поглаживает ее между ног, ощущая как липко, как мокро, как невообразимо. Один палец скользит в нее, начинает двигаться. — Знаю. Но- Она подается бедрами вперед. Голову закидывает, когда ощущает, как он прикасается к тугим влажным стенкам внутри нее. — Но?.. Слова скоро закончатся, вероятно. — Ты была такой непослушной девчонкой, такой… огненной, но такой непослушной. И я- Ты что? Милли ловит глоток воздуха, он вынимает из нее палец, он обхватывает ее за ребра, а сам тянет на себя, чтобы она опять оказалась на ногах перед ним. Большая крепкая рука его с размаху опускается ей на ягодицу. Шлепок. Алкок судорожно вжимается в мужчину, носом утыкается ему в подбородок. — Ты просто должна быть наказана. Можно еще больше дэдди-кинков сюда? Можно? Милли нервно смеется. Мэтт ловко берет и подцепливает ее подбородок большим пальцем. Смотри в глаза. Только мне в глаза. Не смей отворачиваться. — Понимаешь? Милли прикусывает нижнюю губу. Кожа у нее на ягодице красная, жжется. Но она только кивает, принимая условия игры. — Я тебя не слышу. — Я… понимаю. Бляя. Срывается последний рассудок. Она едва не задыхается, когда он опять шлепает ее. Большая крепкая ладонь. Немного грубая. Слышится звук. Милли открывает рот, жадно ловя воздух. Она вжимается в Смита так сильно, что становится просто прекрасно. Он целует ее в висок, потом ведет языком мокрую дорожку по ее скуле вниз. Пальцы сжимают кожу, отводят ее в сторону. Член у него каменный, твердый. Еще чуть-чуть, ну и можно подыхать. Мэтт опять ее шлепает. Раз, второй. Третий. Следы от пальцев расползаются во все стороны. Милли выгибается. — Такая непослушная девчонка, — он глухо рычит ей в губы, зажимает нижнюю зубами. — Никогда больше так не делай, понятно? Ага. Милли хитро щурится, смотрит ему в глаза. Она трется о его стояк, вызывая громкие-громкие стоны. Невыносимо, господи. Что же это творится? Перед глазами пелена, такая кровавая и горячая пелена. Что дальше? А как-то будет дальше? Непонятно. — Тебе придется за мной следить, — слова вырываются быстрее, чем девушка успевает их осмыслить. — Раз не хочешь, чтобы я опять вытворила какую-то херню. Придется тебе вот стать моим, да? Мэтт затыкает ее глубоким поцелуем. Он опять поднимает ее на стол, широко ноги ей разводит. Чувствует, как она обхватывает его руками за шею. — Сейчас… я и стану… твоим, — говорить сложно, очень сложно. Он дрожащими пальцами расстегивает пуговицу на штанах, спускает их вниз, тянет белье, ну и Милли впервые, кажется, видит его член. Смущение пятнами заливает щеки и грудь. Она сглатывает. — Можно мне стать твоим? Когда он говорит с ней вот так, будто ему есть дело, будто он понимает ее с полу-слова — «нет» вообще не вариант. Милли сама хочет его, как проклятая. Ее собственная смазка буквально течет ей по ногам. — Пожалуйста, — она громко всхлипывает, когда он оказывается ближе. Она чувствует, как его головка упирается ей прямиком между ног. — Пожалуйста. Взрываются вселенные, вроде как. Потому что Мэтт чуть толкается, входит в нее медленно, очень медленно. Он видит, как она сама обхватывает его, как туго ему становится. И мокро, и горячо. И так огненно, боже-боже. Он проталкивает в нее только головку, когда с ее рта срывается чуть ли не целый набор стонов, а двери в библиотеку открываются настежь. Сука. Вторые двери, с другой стороны — никто из них, бля, не заметил. Никто. На пороге появляется удивленный Пэдди, прижимающий к себе целую бутылку виски. Как же тупо, твою же мать. — О-о, — он открывает глаза в удивлении, в каком-то непонимании. Потом переминается с ноги на ногу. — Окей. Окей? Ага, окей. Если что, уже всех нашли, уже все внизу в этой вот гостиной. Милли резко отпихивает Смита от себя.