amitié amoureuse

И почему это так сложно? Неужели мозг настолько сильно перемешал в себе всё, пытаясь закрыть дыры от пробелов памяти и перекрыть нежелательные эмоции, что разучился работать? С каких пор вставать с кровати настолько сложно, ходить, не спотыкаясь, удаётся с трудом, а родной язык, на котором Шиён всю жизнь думала, едва появляется в голове, когда это так надо? Как она могла разучиться пользоваться японским, если потратила годы на его изучение и не переставала использовать его в разговорах с мамой? Будто от дома отрезало всё, что только могло. Но это был её выбор. Она осознанно не звонила сестре или бабушке и говорила с ними только в моменты, когда звала мама. Она не высылала писем и не просила писать ей чаще. Она отрезала себя от Японии, её людей и от своей семьи, будто в этом была необходимость. Отец никогда не запрещал держать контакт — просто приказал не появляться в самой стране. Шиён сама решила стать отшельницей, будто от этого кому-то будет лучше. Да, она была ребёнком, а родители решили не давить, но ещё тогда были ясны последствия. Одного только гербария дедушки не могло было быть достаточно, чтобы сохранить связь. Поэтому жизнь кажется такой нелепой. Первая встреча с сестрой запомнилась лишь неловкими вопросами и попытками поддержать диалог. Шиён не могла узнать в девушке рядом человека, что когда-то был единственным и самым близким другом. Сестра ничуть не изменилась внешне, но запомнилась совершенно другой. Почему-то ожидалось увидеть всё ту же улыбчивую громкую девочку с желанием шкодить, а не взрослую девушку, что держит спину ровной, показательно избегает диалекта префектуры Сидзуока, на котором говорит вся семья, и без конца хвалит своего скучного мужа. Даже племянница, которой всего четыре года, кажется слишком скучной, хотя Шиён всегда испытывала нежность к детям. Сестра так отчаянно пыталась убежать от пафосности отца, чтобы стать такой же. Разница лишь в том, что он обладал деньгами, а дом, в котором гостила Шиён, трещит по швам. Внезапная бедность сильно резала глаза первые недели. Шиён помнила необъяснимый уют дома, где выросла, знала, что он был ужасно старым и хлипким, но даже не представляла, что всё будет настолько непривычно. После их корейского дома, что слишком скромен для уровня отца и считался не самым лучшим из того, что мог себе позволить местный богач, дом бабушки кажется сараем. Шиён знала, что выросла избалованным ребёнком, но не думала, что настолько. Жить на одном этаже с остальными слишком шумно и непривычно, пускай их всего трое. Холодные деревянные полы делают желание вставать с кровати и двигаться ещё меньше. Маленькое пространство собственной комнаты угнетает, особенно из-за осознания, что это было не комнатой вовсе, а кладовой, пока Шиён не приехала сюда. То, что всё вокруг из старого и облезшего дерева, делает ситуацию только унылее. Шиён была никакой и едва находила силы на жизнь, но тоска внутри нового места забрала последнее. Постоянная болтовня бабушки не делает лучше. Она разговорчивая женщина с окраины, которая дружит со всей провинцией и знает дела каждого, что совершенно не подходит образу жизни Шиён. Слушать про события в семьях чужих людей скучно. Отвечать на бесполезные вопросы, когда глаза только-только открылись после сна, раздражает. Следовать правилам этикета и поддерживать пустые беседы, когда не хочется обсуждать даже важные вещи, занимает все силы. Ничего, что встретило Шиён на месте старого дома, не делает лучше. Разговоры мамы о том, что они скоро купят новый дом, кажутся бредом. Шиён обещают снять или купить квартиру с поступлением в университет, чтобы она чувствовала себя комфортнее, но даже это не делает серые будни легче. Даже одноклассники и учителя кажутся такими скучными и маловажными, что Шиён едва их запомнила. Ни одного имени в голове, совершенно без новых знаний, с десятками пропущенных занятий, когда прошла только половина апреля — самое начало первого триместра учёбы. Шиён устала. Она думает это в очередной раз на семейном ужине, ковыряя кусок курицы. Даже нет никаких хобби. В гостиной стоит старый рояль, на котором Шиён когда-то училась играть, тетрадь забита разными песнями, часть которых так и не дошла до пробного исполнения, но руки отказываются притрагиваться ко всему, что связано с музыкой. Шиён знает, что сочиненных стихов хватит на несколько альбомов, а ноты сами бы пришли в голову, но как она может попробовать сыграть хотя бы что-то, когда последние пять песен в тетради посвящены Минджи и никогда так и не были ей показаны? Почему вообще мозг всецело загружен Минджи, когда именно Бора занимает всё место в сердце? Шиён не хочет думать. Гербарий, что всю жизнь был рядом, открытый каждый день для новых находок, покрылся пылью. Шиён видела слезы на глазах бабушки, когда принесла его домой, но не нашла в себе силы потратить лишний час на общие воспоминания. Цветы забыты, пускай воспоминания возвращаются к ним день ото дня. Рассыпанные по асфальту фиалки — искренность и желание попробовать. Им всего двенадцать, сухой боярышник — символ надежды. Хрупкий горошек, лепестки которого потерялись на ветру, — благодарность за всё, что было. Тысячелистник — попытка утешить, когда жизнь навсегда изменилась. Васильки, которые всегда приходят на ум рядом с Борой, — первая любовь. Можно продолжать так до бесконечности. Шиён подарила Боре десятки цветов со знанием значения и желанием донести свои чувства. Она, в конце концов, просто влюблённый подросток, что теряет слова и стесняется быть слишком честным. Или это Бора та, кто сводит с ума и лишает речи. Первая такая в жизни Шиён. Настолько важная сердцу, что запомнится на всю жизнь. Шиён столько времени думала о том, как они попрощались, что успела смириться. Она не обижалась тогда и не может сейчас, но вряд ли найдёт в себе силы увидеться вновь до тех пор, пока не остынет. Даже если мозг без конца твердит, что нужно забыть, сердце отказывается отпускать. Это делает только хуже. Шиён обещала ждать Бору до тех пор, пока та не поменяет своё решение, но уже ненавидит себя за это обещание. Какой в этом всём смысл, если насильно не сделаешь человека другим? Взгляд упирается в зерна разваренного риса, теряясь среди деталей. Зачем вообще Шиён существует? Зачем… — Шини, покушай хотя бы сегодня. Мягкое обращение на родном языке больше не греет сердце. Его, кажется, ничего не греет. Шиён смотрит на бабушку, даже не пытаясь её понять. Ей откровенно всё равно на людей, которых она видит перед собой, пускай они виделись годы назад и невыносимо скучали друг по другу. Если задуматься, то она и не скучала вовсе. Все образы, голоса и пожелания забылись среди новой жизни. Произойдёт ли такое же с друзьями в Корее? Будет ли Шиён хоть чуть обидно? — Иногда мне кажется, что ты забыла японский за эти годы, — замечает тётя, поднимая взгляд. Они едва общались в детстве и не слышали друг о друге за последние годы. Мама бережно относится к каждому члену своей семьи, не забывает даже про самых дальних родственников, но никогда не знакомила со своей сестрой по-настоящему. Шиён не против притворяться, что забыла язык, если это избавит её от лишних знакомств. — Она просто стесняется, Юми, — отвечает мама, бросая встревоженный взгляд. Шиён просто плевать. — Я поем позже, — тихо говорит она, собираясь встать из-за стола. Все члены семьи поднимают взгляд, молча наблюдая за движениями Шиён. Последние несколько лет жизни, когда приёмы пищи бывали без родителей или только с мамой, позволили забыть о формальностях. Шиён, которая раньше была семейным человеком и чтила традиции, превратилась в настоящую одиночку, что ест в пустой столовой и не спускается на чай в кругу близких. Семья в Японии живёт также, как и жила годы назад. На завтраках и ужинах присутствуют все, кто находится в доме, по выходным собираются родственники с разных частей города, гости приходят каждую неделю. Шиён отговаривается уроками с утра, задерживается в городе до самого вечера или запирается в своей комнате, притворяясь спящей. Сегодня, когда приехал даже двоюродный дедушка, ничего из этого не сработало, но терпения всё равно не хватило. — Шини, но ужин… — Отпусти её, Мина-чан, девочке явно скучно, — с лёгкой улыбкой замечает дедушка, не обращая внимания на Шиён. Иногда, если смотреть на него слишком долго, он напоминает родного дедушку, что умер давным-давно, оставив тот самый гербарий. Часть Шиён хочет поговорить с ним, спросить о его брате как можно больше, узнать об их детстве и понять человека, что стоит за огромной частью жизни Шиён, но у неё просто нет сил. Кажется, что ещё будет время, что потом найдётся желание, пока дни бегут вперёд и всё неизбежно меняется. Вот-вот и Шиён потеряет любые ниточки, что связывают её с тем человеком, которым она была. С каждым днем она всё меньше хочет возвращаться на природу и искать бесполезные цветы, что когда-то привели её к Боре. Может, оно и к лучшему. Может, тогда было бы не так больно уезжать. Но какой смысл терзать себя подобными мыслями в каждую удобную минуту? — Простите, — вздыхает Шиён, кланяясь родственникам. Её просто отпускают, не говоря ни слова. Шиён даже некому ругать, когда отец находится через сотни километров и занят своими проблемами. // Когда дважды казалось, что жизнь закончилась, находится повод закончить её в третий раз. Шиён в школе, когда её отец уже несколько суток как под следствием, в Сеульской тюрьме, без шансов на освобождение. Как и говорила мама, но только в разы хуже. Единственные деньги, которые остались доступны семье, — мамины. Её накопления с зарплаты, то, что успел перевести отец, и небольшая доля средств от магазинчика электроники, который совсем недавно подарил отец Минджи. Этого вполне достаточно для зажиточной семьи из двух человек на годы вперёд, но Шиён совсем скоро поступит в колледж, а мама намерена всеми силами достать отца из тюрьмы. Странно будет услышать о том, как скандального коррупционера вытащат из тюрьмы за огромную взятку, поэтому Шиён мало в это верит. Ей остаётся только жить дальше, делая вид, что всё хорошо, пока маме становится всё хуже, а проблемы снаружи уютного купола давят всё сильнее. Шиён скучающе смотрит в окно, не обращая внимания на болтовню учителя, надеясь, что скоро всё закончится. Она не хочет домой, в школе ещё хуже, а на улице невыносимо жарко. Новости про отца довели до состояния, когда действительно не хочется больше жить. Шиён не видит смысла в том, чтобы стараться. И старалась ли она вообще? Кажется, что она не двигается несколько уроков подряд, прилипнув к задней парте у окна, наблюдая за птицами, облаками и котами. Ни один человек не цеплял внимания так сильно, как бродячие животные, которых едва встретишь на улицах в центре. Единственное, ради чего стоит держать глаза открытыми. Сквозь часы чувствуется, как становится плохо от голода. Шиён только начала есть и думала, что всё действительно становится нормальным. От неправильной посадки болит спина и затекла шея. Из-за полугода лежания и отсутствия пищи исчезли все мышцы, оставив худощавый скелет вместо тела. Шиён даже не знала, что может казаться настолько худой и маленькой. Даже зрение и слух стали хуже работать, будто организм уснул. Может, она правда спала весь учебный день. Все несколько месяцев, что успели пролететь до этого дня. Встать приходится только ради того, чтобы уйти на физкультуру, где можно будет также сидеть и смотреть за миром. Шиён особо не думает о том, какую отговорку придумает сегодня, спокойно собирая вещи. Мимо неё пролетают ученики, коридор забит людьми и шумом, но не существует ничего. Шиён спокойна и медлительна настолько, что как всегда опоздает — то, чего она не позволяла себе никогда раньше. Только резкий удар в плечо заставляет обратить внимание на мир вокруг. Внезапно все звуки возвращаются, вызывая головную боль. Шиён хмурясь смотрит на одноклассника, что толкнул её в плечо, когда пробегал мимо, пытаясь понять происходящее. Сзади, с другой стороны кабинета, слышен девчачий писк: — Сейчас же отдай, идиот! Так, оказывается, выглядят обычные школы: мальчики дразнят девочек, а те за ними гоняются. За все годы обучения в элитных женских школах Шиён никогда толком не видела настоящих драк и не замечала типичной школьной драмы. Пиком было то, как она переспала с девочкой из своей школы, а другая девочка в тайне писала своей учительнице любовные записки. Никаких скандалов с отношениями, никаких дразнилок о том, что кто-то кому-то нравится. Такого не было, потому что девочки не могут любить девочек. Только то, что сейчас видит Шиён, было мало похоже на догонялки из-за детских чувств. И они давно не дети, чтобы такое вообще могло происходить. От этого ещё противнее и неинтереснее, но одноклассник не даёт спокойно уйти, указывая на Шиён с довольной улыбкой: — Я всё покажу ей и что тогда? «Ей». У Шиён даже нет имени. Она призрак в новой школе, неизвестна для одноклассников и обычный манекен для учителей. Неудивительно, что какой-то там парень не помнит её имя, но реакция девушки за спиной смущает. Она краснеет, начиная злиться сильнее. Шиён рассматривает едва знакомые черты лица, почему-то цепляясь за них: чёрные брови, густое каре выше плеч, бледная кожа и чёрные глаза. Типичная внешность, но в ней сразу узнается девочка с задней парты у стены, что постоянно спорит с учителями. Шиён удивлена видеть её потерявшей слова и смущенной. — А ну быстро отдай это мне! Девушка бросается вперёд, пролетая мимо Шиён, вновь её цепляя. Это раздражает. Она двигается резко и нервно, пытаясь поймать парня. Шиён кривится от криков и беготни, пытаясь смахнуть неприятные ощущения. Ей хочется уйти куда-нибудь подальше из кабинета, поближе к залу, к привычной суете. — Шин-сан, у тебя новая фанатка, — смеётся парень, прыгая на пути у Шиён на парту. Шиён ежится, неловко принимая мятую бумажку, думая сразу отдать её девушке. Ей не хочется лезть в чужие личные дела и участвовать в глупых шутках, но взгляд сам падает вниз, замечая крупные штрихи ручкой. Шиён смотрит перед собой, едва замечая растерянную девушку позади, пока всё внимание уходит на рисунок. Парень давно убежал с портфелем в руках, пока они остались один на один. Смущенная девушка, спутанная Шиён и её невероятно точный портрет. Все детали, что Шиён забывает о себе: прикрытые от скуки глаза, тяжёлый взгляд, острая челюсть, небрежный каскад светлых волос, пухлые губы, искусанные в кровь. Всё это синей ручкой на разлинованном листе. От местной хулиганки, что сыпется от смущения, прикрывая лицо ладонями. У Шиён это вызывает глупую улыбку. — Красиво, — тихо говорит она, протягивая помятый рисунок вперёд. — Прости, пожалуйста, — пищит девушка, резко хватая бумагу. Она бежит к своим вещам, пытаясь как можно скорее покинуть кабинет. — Я не хотела. Прости. — Но мне приятно, — возражает Шиён. — Ты очень красиво рисуешь. Не знаю, за что он пытался тебя пристыдить. Девушка застывает над вещами, смотря большими от удивления глазами. Её пальцы сминают портрет, пока щеки не прекращают краснеть. Шиён ввела её в ступор и сейчас лучше уйти и забыть, но впервые за долгое время ей хочется остаться и сказать хоть что-нибудь. На секунду ей кажется, что жизнь вернулась. На мгновение она находит силы дышать, а не лениво хватать воздух между судорогами. — Этого никто не должен был видеть, — тараторит девушка, опуская взгляд. Рисунок мнется ещё сильнее, оказываясь на дне сумки. Шиён наклоняет голову в попытках понять эмоции девушки. Она кажется милой. В школьной форме, что каким-то образом сидит на ней слишком дерзко и неправильно, с синяками на ногах, с небрежно завязанными шнурками на туфлях и красными щеками, что никак не сочетаются с образом бунтарки. Да, Шиён точно её помнит. Звезда каждого скандала, Хаку Нана, дочь местной рок-звезды. — Я не буду никому говорить, — пожимает плечами Шиён, щуря глаза. Она наблюдает, как Нана торопливо пробегает мимо, напоследок оставляя хитрое: — Но мне понравилось. Она прекрасно понимала, какую реакцию вызовет этой фразой. Или не до конца, раз Нана неожиданно повернулась и тяжело вздохнула, наклонив голову. Она всё ещё смущена и зажата, но даже так всем видом показывает недовольство. Шиён разглядывает в ней ту самую хулиганку, которую знает вся школа. — Не думала, что ты настолько хорошо знаешь японский, — слова звучат так, словно должны обидеть. — Имя «И Шин» настолько похоже на иностранное или я похожа на немую? Шиён поднимает бровь, смотря тяжёлым взглядом. Она знает, что похожа на немую, но это не мешает ей возмущаться. Японский до сих пор ближе корейского и это никогда не изменится. — Я знаю откуда ты, И Шиён, — вздыхает Нана, подходя ближе. Она оказывается выше Шиён и выглядит грозно сама по себе, но милые черты лица мешают воспринимать её как опасную девушку. Она слишком нежная, чтобы Шиён боялась, пускай разница в росте раздражает. — Тогда должна знать, что я из Японии, — отвечает Шиён, перекидывая портфель через плечо. Если её пытались запугать, то это ничуть не сработало. — Рисунок мне всё равно нравится. Не выбрасывай. Тёплая рука останавливает Шиён в проходе, не давая идти дальше. Это настолько неожиданно и непривычно, что Шиён вздрагивает. Впервые кто-то действительно заговорил с ней в школе и впервые кто-то, не считая родственников, дотронулся до неё. Приличия не позволяли сделать это никому из окружающих, но Нана явно отличается от других. Шиён смотрит ей в глаза, теряясь в глубоком коричневом цвете. Не таком тёмном, как у неё самой, но в настолько насыщенном, будто написан акрилом. — Не говори никому, — просит Нана. — Шоте никто не поверит, а вам вместе — могут. Пожалуйста. — Я не собиралась, — спокойно отвечает Шиён, опуская взгляд на тёплую ладонь. — Мне искренне понравилось. — Прекрати. Нана мило дует губы, отбрасывая руку Шиён. Она резкая, но до жути очаровательная, что почти не получается на неё злиться за нарушение привычной рутины. Может, Шиён даже рада, что её на минуту вытащили из кокона уныния. — Ты занимаешься рисованием? — непонятно почему спрашивает Шиён. — Родители насильно запихнули в художку в детстве. Ненавижу рисование, — просто бросает Нана, обходя Шиён. К ней медленно возвращается её привычный образ. Шиён уже укачивает от постоянных скачков. — Поэтому рисуешь на уроках? — Только когда вижу что-то красивое. Шиён замирает на месте, наверняка выглядя нелепо и смущённо, когда Нана просто бросает эту фразу и подмигивает, быстро удаляясь в коридор. Это настолько странно и непривычно, что забываются все проблемы и причины для грусти. Несмотря на своё смущение и безумно бежащее сердце, Шиён точно уверена, что Нана такая же смущенная за своей уверенной походкой и флиртующей интонацией. // Отросшая чёлка неприятно лезет в глаза. Она из принципа не закалывает её, не желая выглядеть мило. Всё равно не нужно смотреть, когда ноги давно запомнили дорогу из квартиры до машины, а руки привыкли к тяжелому весу коробок. Переезд в детстве казался другим. Тогда она бежала с сумкой лучших вещей, получив всё, что нужно для жизни, в новом доме. Сейчас в коробках всё, что только можно забрать, лишь бы меньше покупать для новой квартиры. Она даже толком не знает, куда едет. Ей помогают, от чего скрипят зубы и немеет челюсть, но иначе уже никак. Деньги с работы, пускай стабильной, ушли на другие, более важные вещи. Поиски квартиры даже не приходили в голову, пока не встретило прошлое. Приходится бежать как можно скорее, полагая всю свою жизнь на человека, что раньше был противен. Мир продолжает вертеться, никак не становясь нормальным, а хочется просто отдохнуть. Кажется, что после смерти Юхён ничего больше не станет нормальным. Бора тяжело вздыхает, садясь на ступеньки, пока такси ждёт в метре от её ног. Слишком много забот для десятого августа, слишком жарко для праздника, слишком много коробок для отдыха. Даже не хочется курить, когда внутри и без того гадко. Ещё больше бреда и она вообще перестанет курить, потому что больше не хочется. Не хочется даже закидываться таблетками, потому что от них только хуже. Позже, когда всё будет разобрано, можно будет исчезнуть на неделю, наглотавшись всего подряд. А пока что Бора просто заебалась. Взгляд лениво пересчитывает коробки, надеясь не упустить лишнее. Бора не готова подниматься наверх ещё раз, когда все силы давно закончились. Спасает лишь то, что в новой квартире ждёт Дон, готовая помочь. Незаметно она стала ближе остальных, заменяя друзей. Или стала настоящей подругой? Бора до сих пор не может признать публично, что Минджи её подруга. Принять даже для себя, что она ждёт встреч с какой-то иностранкой, что не соблюдает приличия, кажется нереальным. Окружение Шиён слишком странное, чтобы держать его рядом. Сама Шиён странная, чтобы Бора считала возможным быть вместе. Странно, как в голове всё ещё возникают эти мысли. Нет осознания, что Шиён уехала и не оставила номер телефона никому из них, не обещая при этом вернуться. Она исчезла со всех радаров, Бора узнала историю её семьи и самые ненужные подробности их истории из газет, а прошлая беззаботная жизнь осталась позади. Может, они больше никогда не увидятся, так какой тогда смысл забивать голову мыслями? Бора не знает. В её голове общение с Дон и Минджи имело смысл только из-за Шиён. Минджи стала близкой и помогает ради Шиён, Дон оказалась рядом из-за Шиён. Они все стали друзьями благодаря одной девушке, что сбежала от них навсегда. Где-то глубоко внутри Бора думает, что именно по этой причине никак не может её отпустить. Если отпустит, то потеряет все связи с единственной опорой в своей жизни. Но насколько низко она опустилась, если «дружит» только ради помощи? Или всё гораздо серьёзнее и она действительно жаждет встречи с избалованной богачкой и странной китаянкой? Что вообще с ней происходит? Неужели она действительно уезжает, вступая в новую жизнь, когда рядом эти две девушки? Её мир стал до такой степени странным? Похоже, что да. Бора горько усмехается своим мыслям, вставая со ступенек. Впервые между пальцев нет сигарет, когда мир вокруг давит на голову. Руки заняты перебрасыванием коробок в машину, пока лёгким и без того едва хватает воздуха. Оказывается, что жить с дурью может быть сложнее, а не легче. Бора понимает это в свой девятнадцатый день рождения. Странно представить то, какие ещё открытия будут ждать её в новой, самостоятельной жизни. // Шиён знает, что допускает ошибку за ошибкой, но ей всё равно. Если есть что-то, что заставляет её почувствовать себя настоящей, она готова это использовать. В такие моменты всё равно на школьный устав, мнение родителей и осуждение от общества. Если никто не узнает, то проблем не должно возникнуть. С этими мыслями она перебрасывается записками с Наной за спиной учителей, бесстыже флиртует с ней во время школьных обедов и ходит домой не в унылом одиночестве, а в компании местной хулиганки. Эта дружба кажется лучом света среди сумерек рутины. Шиён незаметно для себя чаще обращает внимание на мелочи вокруг и набирается новых сил, каких так не хватало последний год. Со смерти Юхён прошёл практически год. Думать об этом в свой день рождения кажется лишним, но не получается иначе. Даже если стало легче, это не избавило от размышлений о том, что могло измениться и как она могла всё исправить. Шиён уверена, возьмись она за проблему серьёзно, Юхён была бы тут. Это слишком самоуверенно и глупо, но иначе никак. Даже если станет легче и забудутся все проблемы, Шиён не позволит себе забыть Юхён и её ужасную судьбу. Может быть поэтому день кажется таким серым. Шиён чувствует себя вдвойне ужаснее, когда понимает, что дома её ждёт праздничный ужин и стопка подарков, чего кто-то может не видеть годами. Чувство вины за то, что у неё всё хорошо, пока у других ужасно, бьёт как никогда сильно. От мыслей становится всё равно на мир вокруг и то, как пройдёт этот день. Но есть люди, которым не всё равно. Ещё одна записка, и учитель точно заметит. Шиён усердно не обращала внимания, не отрывая взгляд от окна, но это не останавливало Нану от пяти комков бумаги. Минута за минутой, пока не вышло терпение. Шиён знала, что так будет, но всё равно дёргается, когда чувствует укол ручки между рёбер. — Да что? — с раздражением шепчет она, поворачивая голову. Учитель, на удивление, всё ещё не заметил. Нана непонимающе наклоняет голову, смотря Шиён в глаза. За месяцы их знакомства она открылась как совершенно новый человек. Не задирается, следует хвостиком и говорит тёплые слова. Не без постоянных шуток и попыток взять на слабо, но это мелочи. Шиён удивлена даже такому поведению. — Прочитай, бука, — поднимает одну бровь Нана, делая максимально возмущенный взгляд. Иногда с ней невыносимо тяжело. Шиён вздыхает и берет первый попавшийся комок, разворачивая его. «Я скоро обижусь.» На то, чтобы не вздохнуть на весь кабинет, уходят все силы. Шиён примерно понимает, что в оставшихся четырёх бумажках, что уже раздражает. Как такая задира может быть самой надоедливой неженкой? «Почему ты не говорила, что у тебя день рождения??? Думала, что я не узнаю?» «Я обиделась. С тебя ужин.» «Как я могу тебя поздравить, если ты даже не читаешь? И Шини самая противная девушка.» «С днём рождения, бука! Подарок будет через десять лет, потому что ты бука.» Шиён смотрит на месиво из иероглифов и пытается разобраться в том, как это должно было выглядеть. Вполне вероятно, что Нана спросила про день рождения, поздравила, пожаловалась и обиделась. Как бы это не раздражало, Шиён понимает, что улыбается. Может, впервые за всё то время, что живёт в Японии. Это пугает, но она давно поняла, к чему всё ведёт. Она не спеша отрывает кусочек бумаги, беря в руку ручку. Учитель бросает косой взгляд, но ничего не говорит. Им редко делают замечания, если они не не шумят на весь кабинет и не отвлекают других. Шиён вообще мало кто трогает, что заметно даже по её волосам, которые всё ещё короткие и светло-русого цвета. Единственное, что волновало её и за что она боролась. Шиён быстро пишет, прекрасно понимая, что флиртует. Может, ей даже не стыдно. Поругать себя она успеет позже, когда полностью осознает ситуацию. Взгляд в последний раз падает вниз, читая короткое: «Ужин, а не обед? Я должна тебе свидание?». Пальцы без сомнений мнут бумажку, аккуратно её передавая. С этой минуты начинается хаос. Она не замечает, как путь до дома занимает в три раза дольше времени, чем обычно. Её ждут на семейный ужин, да, но тёплые ладони слишком привлекательны и не стесняются тянуть за собой в квартал за кварталом, показывая то, как действительно выглядит Атами. Это и называется их первым свиданием. Шиён не спорит, а Нана с радостью принимает то, как развиваются события. И всё равно, что на свидание должна была повести Шиён, а все места вокруг давно знакомы и не успели исчезнуть из памяти. Пожалуй, впервые в жизни Шиён заставляет события развиваться медленнее. Она не прыгает в омут с головой и позволяет себе подумать, прежде чем начинать что-то серьёзное. Или так кажется, потому что Нана явно из тех, кто прыгнет не подумав, оставив проблемы будущей себе. Это приводит их к узкому переулку неподалёку от дома Шиён, где едва можно встретить людей. К этому моменту солнце уже село, а туман, что виделся вдалеке весь день, теперь осел и не давал видеть вокруг себя дальше метра. Обстановка оказалась слишком интимной, чтобы не посыпаться. Сегодня Шиён впервые захотела двигаться, говорила больше привычного и действительно вспомнила Атами, что вдохнуло в неё жизнь. Нана вдохнула в неё жизнь. Этот маленький факт играется с эмоциями и нагоняет ненужные чувства. В этот момент Шиён понимает, что нашла выход из ямы, в которой пробыла год. Точно не самый здоровый, но рабочий. — Как хорошо ты знаешь Атами? — спрашивает Нана, легко улыбаясь. Она на расстоянии метра, прислонилась к стене и держит между пальцев сигарету, полностью соответствуя своей репутации. Опознавательные эмблемы их школы были сорваны с формы ещё днем и лежат в сумке, а куртка и рубашка расстегнуты до груди, открывая вид на острые ключицы и ребра грудной клетки. Это удивительно хорошо сочетается с побитыми до синяков коленями, что проглядываются из-под юбки. Шиён понимает, что слишком долго смотрит, но не может оторваться. — Достаточно хорошо, чтобы знать те места, что ты показала, — спокойно отвечает она, поднимая взгляд. — Это была разминка, — пожимает плечами Нана. — Настоящие места я покажу тебе только когда заслужишь. С этой фразы Шиён отсчитывает начало нового времени, где скука и страдания заменяются на что-то интереснее. Её не интересуют уроки, не цепляет музыка и не привлекают цветы, но лёгкой улыбки на губах Наны достаточно, чтобы начать действовать. Пару фраз ради флирта, несколько зрительных контактов, докуренная сигарета и самоуверенная улыбка — всё, что привело их к лёгким поцелуям в грязной подворотне, где никто не видит за туманом и среди темноты. Время больше не волнует. Шиён оказывается прижата к холодному кирпичу, окончательно забыв про то, что её ждут дома. Всё равно ничего из того, что она там встретит, не сделает её состояние лучше. Давно надоело слушать наставления бабушки, переживания мамы об отце и замечания о том, что Шиён ничего не ест. Находиться дома кажется бесполезным. Жгучие поцелуи явно приятнее. Или Шиён так думает лишь из-за того, что не знает о нескольких пропущенных звонках от Минджи, о которых решила промолчать бабушка. // — Ты всё ещё не передумала? В последний раз этот вопрос звучал месяц назад, когда стало ясно, что она уедет. Тогда Бора вспылила и несколько раз послала, навсегда закрыв тему. Или не навсегда, потому что даже Юбин несколько раз вскользь напоминала, хотя её это абсолютно не касается. Только ленивый не доставал Бору. — Я всё сказала, — угрюмо отрезает она, но с некоторыми людьми так не работает. Минджи не согласится, чтобы надоедать. Дон не согласится, потому что не боится. Обе бесят Бору до скрипящих зубов. — Ты же знаешь, что это глупо, — вздыхает Дон. — Раньше у тебя были отговорки, но сейчас их нет. Тут остались только Юбин и Гахён, которые справятся. — Разве ты не их лучшая подружка? — Что это меняет? — Как ты можешь их оставить? Дон тяжело вздыхает, отодвигая от себя чашку кофе. Она настроена серьёзно и больше не ходит вокруг, переходя сразу к делу. Хуже всего то, что она права. Для Боры будет даже лучше, если она уедет. За последний год Чонджу запомнился лишь плохими воспоминаниями. Боре всё надоело до такой степени, что она готова просто исчезнуть, не предупреждая никого. Проблема в том, что Минджи найдёт её везде, даже в загробном мире. — Если я уеду в другой город, то это не значит, что мы перестанем общаться и забудем друг друга, — Дон смотрит со всей серьёзностью. — Я не Шиён, чтобы полностью исчезнуть. И ты не она. Поэтому я не вижу проблем. — Блять, надо было про неё вспоминать? — раздражается Бора. — Да, потому что иначе ты не понимаешь. — Я всё понимаю, — резко отвечает Бора, вставая из-за стола. — Не надо лишний раз давить. — Это твоя квартира, ты не можешь просто сбежать. Бора слышит ленивые шаги за своей спиной. Ей всё равно, может она или нет. Каждый, кому не лень, решили, что могут просто так давить на неё, используя Шиён. От лишних напоминаний тошнит и сложно держать себя в руках. Бора невероятно соскучилась, но не может выбросить из головы их последний разговор. Она всё ещё не поняла всё, что тогда было сказано, как и не может понять свои чувства. — Бора, да подожди ты! За плечо хватает худая ладонь, разворачивая к себе. Бора не злая. Она просто огорчена и никак не может перестать грусть. Может, она обижается на Шиён, Минджи и Дон, но по-настоящему не может говорить лишь с Шиён, пока на остальных просто дует губы. Минджи и Дон, к сожалению, всё понимают. — Послушай хотя бы раз. Ты же знаешь, что это будет к лучшему. Дон смотрит в глаза с боязливой просьбой, позабыв о своей уверенности. Бора вздыхает, пытаясь подобрать слова. Проблема не в Сеуле или других мелочах. Проблема не в Юбин или Гахён. Проблема, как обычно, в Минджи. — Я знаю, Дон-и, — тихо говорит Бора, опуская взгляд. — Просто не могу позволить Минджи потратить на меня ещё больше. Я и без того должна ей до конца жизни. Понимание сбивает Дон с ног. Она смотрит широко открытыми глазами и явно борется с тем, чтобы не сказать лишнего. Бора редко видит её такой, от чего становится не по себе. У Минджи какая-то особая связь с каждым, с кем она общается. Для каждого она разная и имеет свой образ. Если Бора её едва переносит, то Дон может любить и уважать. — У Минджи свои странные причины для того, чтобы так поступать, но она ни за что не потребует с тебя ничего, если так сказала. А оплатить стандартный колледж Сеула, когда работаешь в такой компании, как она, не составит проблем. — И с каких пор ты разбираешься в местных штучках? — спрашивает Бора, вспоминая времена, когда Дон не могла отличить хорошую корейскую газировку от плохой. — Всё для того, чтобы вытащить тебя, — закатывает глаза Дон, потянув обратно на кухню. — Просто согласись и хватит выносить нам мозги. Бора закатывает глаза, тяжело вздыхая. — Я подумаю. В конце концов, есть свои плюсы в том, чтобы иметь друзей. // Вокруг все слишком добры. Будь отец тут, он давно бы поставил на место. Будь Минджи тут, то наставила бы на верный путь. Шиён больше не нужно было жить по плану и поступать на скучную специальность. Она могла бы исполнить свою мечту и поступить в хорошую музыкальную академию, учитывая её успехи в учёбе и количество музыкальных достижений. Деньги не были бы проблемой. Но она просто закрыла глаза на всё, забыла про свою мечту и плюнула на учёбу. К чему это привело? Она могла бы обучаться вокалу в колледже в Йокогаме, что близко к дому и считается престижным, но вместо этого тухнет в туристическом колледже Атами. От бесполезного образования никому не будет легче, но Шиён нужно было притвориться, что хотя бы что-то её ещё интересует. Странно, как в это поверили, но это не повод для возмущений. Бабушка плохо её знает, а голова матери забита другими проблемами. Отец действительно застрял и вряд ли вылезет из того, в чем сам виноват, его денег больше нет, а бизнес приносит не так много, как хотелось бы. Да, сдай Шиён экзамены лучше, мама бы обязательно оплатила учёбу, но на обычные расходы она больше не тратит так, как привыкла. О ремонте или переезде даже нет речи. Шиён окончательно стала обычной жительницей Японии. Без властного отца, с матерью на обычной должности, без безлимитных средств и возможности надавить на кого угодно. Беспокоит ли её это? Пока она может делать то, что хочет, — ни капли. А Шиён не хочет ничего. Может, за исключением некоторых вещей, в которые её вытягивает Нана. Кто знал, что этот эксперимент зайдёт так далеко? Обычный флирт летом, прогулки и тесная дружба осенью, настоящие отношения зимой и вот они тут, в середине апреля, сидят на маленьком бревне на подъёме в гору, не стесняясь других. Шиён хотела бы быть скромнее, но Нана не оставляет выбора, постоянно… совращая? Да, звучит как глупая отговорка. Но Шиён всё равно. Она едва помнит о том, на кого учится. Специальность была выбрана случайно. С момента начала триместра Шиён едва бывала в колледже. Она наизусть запомнила квартиру Наны, вспомнила все места, которые так любила вместе, и узнала новые. Нана не шутила, когда сказала, что нужно заслужить. Два года назад Шиён назвала бы себя грязной. Год назад ей было бы ужасно неловко. Сейчас она творит то, о чем стыдно думать, искренне этим наслаждаясь. Нана отличается от остальных. Она ведёт за собой, позволяет перехватывать инициативу только по своему желанию и использует Шиён как хочет. Разница в росте играет в её пользу, положение в обществе делает её «круче», а жизненная позиция делает Нану настоящей — не невольной куклой как Шиён. Всё в их жизни за то, чтобы Шиён просто давала играть с собой как вздумается, и она не против. Иногда в такие моменты хочется жить. Шиён забывает про прошлое и не думает о будущем. Её внимание сосредоточено на чёрных глазах и тёплых руках, что тянут за собой. И так до тех пор, пока Шиён не остаётся одна. Дома, в четырёх холодных стенах, или на природе, в поле цветов, — плевать. Если Шиён не на что отвлечься, то мысли всегда приводят к одному. Прошёл год, но вина так и не покинула. Шиён материт себя за каждое движение, прокручивает в голове каждое свое слово и хочет убить себя за то, что никак не найдёт силы позвонить Минджи, что наверняка её потеряла. Как вообще могло получиться, что они не общаются уже год, хотя были неразлучны всю жизнь? Неужели Шиён настолько слабая? Шиён смотрит в потолок, пока мысли разъедают её изнутри. Среди них она не обращает внимания на голос мамы, не замечает наступления вечера и не слышит удары камушков об окно до тех пор, пока один из них не залетает в комнату через открытую форточку. Это сбивает с толку лишь на секунды, пока Шиён не вернётся в реальность. Когда она открывает окно, Нана практически попадает ей в лицо. То, что они продолжают звать друг друга с помощью детских методов, когда у обеих есть телефоны и пейджеры, кажется милым. Шиён молча кивает на возмущения о том, что она соня, обещая спуститься вниз. Она не обращает внимания на то, что надевает на себя, и не говорит бабушке о том, куда ушла. Никто не заметит её отсутствие до тех пор, пока она не вернётся. Нана встречает ладонью в отросших волосах и глубоким поцелуем, сразу лишая любых слов. Шиён неловко хватается за её плечи и едва успевает отвечать, тая на месте. Обычно такие поцелуи значат, что отец Наны уехал в командировку и её квартира будет пустовать неделю или две. — Ты с ума сошла? — выдыхает в губы Шиён, заглядывая в глаза. — Я соскучилась, волчонок, — улыбается Нана, беря за руку. — Поэтому решила рискнуть моей жизнью? Нана смеётся, начиная идти быстрее. Погода похожа на летнюю, но вечером темно настолько, словно зима. Шиён, по всей видимости, окажется дома ближе к утру и будет вновь выслушивать от мамы. Будет ли ей жаль? Нет. Есть вещи интереснее, чем киснуть внутри своей головы. — Я стояла под твоим окном дольше пяти минут и никто не заметил. Не переживай, всё норм. — Мы к тебе? — Хочу погулять по ночному городу до этого, — предлагает Нана, на что Шиён кивает. — Как дела с учебой? Шиён опускает взгляд, не находя нормального ответа. Она не уверена, была ли на учёбе с момента, как поступила, если не считать первый ознакомительный день. Это вновь ведёт к размышлениям о том, куда катится её жизнь, но пока что всё равно. Шиён успеет позаботиться об этом позже, когда по-настоящему ощутит последствия и придёт в себя. Или нет. Ей всё равно. — Не знаю. Я там не бываю. — Даже я была на трёх парах, — смеётся Нана, кивая головой. — Иначе тебя попёрли бы. — Ну да. Я же не загадочная И Шин с мешком денег и статусом за плечами. Нана говорит это так легко, что явно не собирается оскорблять, а просто шутит. Но у Шиён всё равно дёргается глаз от напоминания и пропадает настроение. Мало того, что её действительно всю жизнь не любили за то, из какой семьи она родом, пускай едва знали её историю, так ещё и продолжают это делать после того, как от той самой семьи ничего не осталось. Приёмные родители отца давно на пенсии, его братья продолжают работать и стараются не лезть в его дела, чтобы не попасть под раздачу, а сам отец пропал на несколько лет. Шиён не верит, что, если его выпустят, он приедет в Японию, как и не верит в то, что тогда мама вернётся. Их репутация в Корее навсегда испорчена и придётся начинать всё сначала. Гораздо проще оставаться здесь и продолжать строить новую жизнь, когда окружают любовью и заботой, а не правилами и обязанностями. Наверное мама пытается помочь отцу только из-за привычки быть его женой. Шиён старается не лезть в это и не хочет разбираться в причинах. Не то, чтобы ей было хотя бы чуть интересно. — Ты сама знаешь, что это не так, — вздыхает Шиён, сжимая челюсть, чтобы не сказать ничего лишнего. С первого дня их общения Шиён заметила одно — Нана слишком чуткая, поэтому не пропускает мимо ни одного возмущения или изменения настроения. Это не мешает ей переходить черту и выходить за рамки, но помогает извиниться после и всё исправить. В конце концов, она не такая уж и хулиганка, какой казалась в школе. — Хэй, Шин, — хмурится Нана, останавливаясь. Её пальцы мгновенно оказываются на подбородке, поворачивая к себе. — Я не хотела обижать. — Просто забей на эту тему и проехали, — отвечает Шиён, закатывая глаза. Когда-нибудь станет противно от того, насколько она изменилась. Нана вздыхает и матерится себе под нос, наверняка ругая Шиён. Её ладонь быстро оказывается на ремне джинсов, притягивая к себе настолько близко, что становится неловко. На улице туман, темный вечер, едва есть люди на этой улице, но даже в таких условиях опасно находиться настолько близко. Шиён помнит истории от Наны о том, как ей угрожали случайные прохожие и плевались в её сторону. Может, такое не происходило с ней самой, в Корее, но в памяти хорошо отложилось то, как поступать не стоит. Ладони упираются в грудь Наны, пока взгляд всё ещё не решается подняться к глазам. Нану это мало останавливает. — Не дуйся, — тихо говорит она, держа близко к себе. — А то похожа на утку. Шиён в очередной раз вздыхает, собираясь возмутиться в ответ, но Нана затыкает её поцелуем. Коротким, глубоким и настолько внезапным, что заканчивается воздух в лёгких. Прямо посреди улицы, когда прохожие точно могут понять, что они девушки. И Шиён, как бы не возмущалась внутри и не боялась после всех рассказов, просто позволяет этому случиться, отдаваясь событиям и забывая думать. Она отдаёт ситуацию под контроль Нане, не желая ничего решать, как делала это месяцы подряд. Это их привело к отношениям и ведёт дальше, в жизнь, где ей плевать на всё, кроме таких встреч. Знала бы Ли Шиён из прошлого о том, где оказалась её мечта стать музыканткой и что стало с её принципами, — она бы убила себя. Настоящая Шиён в шаге от этого уже год. Но Нана тянет дальше, не давая надолго погружаться в мысли и застревать в безнадёжном состоянии.