Невидимые призраки Дома

Хватило одного взгляды Акулы, чтобы понять — плохи мои дела. Акула сверлил меня взглядом, словно видел насквозь, и ему определенно не нравилось увиденное. Немой укор был хуже любых слов. Мол, что с тобой не так? — Они отказываются, и никакие доводы не способны их переубедить, — сказал Ральф, улыбаясь краешками губ. — Его родители уехали? — спросил Акула Ральфа, будто бы меня и вовсе не было. — Его привез социальный работник, — напомнил Ральф, и Акула, скрестив руки на груди, что-то невнятно пробормотал. — Это не похоже на Фазанов, — недовольно процедил он. — Отказать себе в удовольствии перевоспитать новичка? Мне не понравилось слово «перевоспитать», но я промолчал. — В том-то и дело, — ответил Ральф. — Они до сих пор скорбят по умершему и опасаются, как бы новенький не оказался такой же черной овцой, как Циммерман. — Полагаю, если мы поступим им наперекор, к утру у моего кабинета столпятся недовольные Фазаны с плакатами в руках? Ральф улыбнулся: — Думаю, да. — Ты считаешь это забавным? — гневно спросил Акула, буравя недовольным взглядом то меня, то Ральфа. — Не каждый день сталкиваешься с упрямством Фазанов. — Если ты в отличном настроении, почему бы тебе не пристроить его? —Хм… В третьей все занято растениями, и, боюсь, при попытке уговорить Птиц выделить новенькому местечко, его поселят в самый темный и тесный угол, где он будет спать стоя. — Что насчет четвертой? — Без предварительной подготовки это самоубийство, — ответил Ральф. — Незаняты только верхние койки, и новенькому будет непросто забираться и спускаться, с учетом его нынешнего состояния, а если попросить кого-то уступить место внизу, то разразится скандал. Переезд займет кучу времени, учитывая бардак в вещах каждого. К тому же, новенький сойдет с ума от непрекращающейся болтовни Табаки, любви Горбача к музыке, не говоря уже о Слепом, которому свойственно то появляться, то исчезать в любое время суток. И я слышал, что Черный каждый день наведывается к Сфинксу, и они орут друг на друга. При первой же возможности новенький уковыляет отсюда восвояси. — Ральф виновато посмотрел на меня: — Прости, приятель. — Клянусь, я никуда не денусь, — улыбнулся я, тем самым надеясь расположить Ральфа к себе. Это сработало — он подмигнул мне и положил руку на плечо. Я почувствовал себя чуточку лучше. Как бы обескуражено Акула ни выглядел, я знал — он не сможет отослать меня прочь. Все мосты были сожжены. Но мне все равно было не по себе. Акула раздраженно вздохнул: — Что ж, у нас не остается иного выхода, кроме как поселить его в 221B. — У вас не остается иного выхода, — поправил его Ральф, и Акула смерил его нелицеприятным взглядом. — Впрочем, — добавил Ральф, — я слышал, что Шерлок ищет соседа. Акула нахмурил кустистые брови: — Неужели? И что, не нашлось желающих? — Его считают высокомерным и заносчивым, но большинство бегут от него, как от огня. — Ах, да, — пробормотал Акула, — так вот, на кого мне жаловались преподаватели и воспитатели… — По-моему, наказывать стоит в первую очередь их, а не мальчика, который всего-навсего говорит правду. — Которую ему следует держать при себе, — процедил Акула, и стало понятно, что кем бы ни был этот Шерлок, он навредил и директору, лицо которого становилось все мрачнее с каждой секундой. — Он — гений, и вы знаете это. Мальчишка — вундеркинд. — Если бы не его старший брат… — Акула резко замолк. — Впрочем, это неважно. Если Холмс ищет себе соседа, то стоит познакомить этих двоих. — Логи быстро распространят новость, — спокойно сказал Ральф, и у Акулы запульсировала жилка на шее. Это сейчас, вспоминая все произошедшее, я использую в повествовании клички, но тогда я не знал даже настоящих имен людей, с которыми я находился в одном кабинете. И, конечно, я не имел ни малейшего понятия о том, кто такие эти Логи и чем они занимаются. Но терминологию я усвоил гораздо быстрее Акулы. Акула развернулся, и я увидел на стене большую доску, к которой магнитами были прикреплены бумажки с неизвестными для меня словами. Напротив многих из них стоял знак вопроса: «Ходоки»?; «Прыгуны»?; «Изнанка»? Но после слова «Логи» было что-то написано; впрочем, Акула не спешил поделиться со мной информацией. — Постарайтесь никому не попадаться на глаза, — устало сказал Акула и отпустил нас с миром. Ральф помог мне выйти из кабинета, и все время был рядом, пока я медленно ковылял по коридорам. Брошюры, которые мне вручил социальный работник неделей ранее, описывали школу-интернат как заведение с богатой историей, но на фотографиях Дом выглядел… настоящей развалюхой. Серый, в трещинах, с опадающей штукатуркой, с подтекающими потолками и паутиной по углам. А я все равно согласился поехать, хотя социальный работник предлагал мне и другие учебные заведения. Но я устал переезжать с места на место, мне хотелось покоя, да и школа-интернат была гораздо лучше перспективы вернуться домой, где родители все время собачились друг с другом из-за бракоразводного процесса и проверок социальных работников. Служба опеки заверила родителей в том, что те смогут навещать меня, но я, честно говоря, в этом сомневался — они уже отвернулись от одного своего ребенка. Забыть о существовании еще одного было пределом их мечтаний. Позже выяснилось, что фотографии Дома из брошюр были сделаны до ремонта — пока мы шли с Ральфом по коридору, я увидел ровный пол. Паутины не было, тараканов и крыс — тоже, а на потолке были новенькие светильники, от яркого света которых у меня слезились глаза. Вдобавок ко всему, в коридоре стояли кожаные кресла и диваны — новенькие, а не изуродованные и выпотрошены. Все выглядело… современно. — Впечатляет, правда? — спросил Ральф, словно прочтя мои мысли. — На фотографиях все выглядело иначе, — признался я. — Это благодаря Майкрофту Холмсу. — Кому? — Старшему брату Шерлока. Это он профинансировал ремонт здания. — Весьма щедро с его стороны, — сказал я, представив масштаб бедствий Дома до появления Майкрофта Холмса. — Это ничто по сравнению с согласия руководства присматривать за его младшим братом. — Почему вы так говорите? И почему директор разозлился при одном упоминании Шерлока? Кто он? — Как я и сказал, он — особенный. — Ага, обычно такое говорят про малолетних уголовников. Ральф рассмеялся: — Не совсем так. У Шерлока действительно непростой характер, у него СДВГ, и не каждый может поладить с ним, но Дом нуждается в таких, как он. Как и он нуждается в Доме. — Ничего не понимаю, — признался я. — Это нормально. Мы дошли до лестницы и остановились, чтобы я отдышался. — Кто такие Логи? — спросил я. К моему удивлению Ральф потрепал меня по голове. Это… было приятно. Мой отец в жизни не делал ничего подобного. — Схватываешь все на лету, да? — Ральф улыбнулся. — Хвалю, продолжай в том же духе, малыш. — Я не малыш, — неохотно запротестовал я. — Логи своего рода глашатые. Они стараются первыми все узнать и разнести по всему Дому. — Что-то вроде журналистов? — Что-то вроде того. Одной рукой он взял мои костыли, а другой помог мне подняться по лестнице. Несколько раз я вскрикивал от боли, и поэтому мы передвигались с небольшими интервалами. — Дать обезболивающее? — Нет. Остаток пути я ни разу не пожаловался на боль. — Почему комната, в которой живет Шерлок, имеет номер 221B, когда у остальных одиночные числа? — продолжал я забрасывать Ральфа вопросами. Меня одолевало любопытство, и Ральф с первых же минут нашего знакомство показался мне человеком, которому можно доверять, что, вообще-то, было не свойственно взрослым, но Ральф отличался от всех, с кем мне приходилось иметь дело. Да и само это место было не похоже ни на какое другое. — Это бывшая классная комната, переделанная под спальню воспитателя, но после кое-каких событий все воспитатели и преподаватели из тех, кто не живет в городе, переселились на третий этаж, а ту комнату забросили. Я хотел спросить, что произошло, что заставило взрослых трусливо переселиться на третий этаж подальше от своих воспитанников, но вместо этого спросил: — Пока в Доме не появился Шерлок? — Да. — Его тоже не приняли… — Слово вертелось у меня на языке. — Фазаны? Ральф улыбнулся. — Приняли, — немного помолчав, он добавил: — И на следующий же день выставили за дверь. — Почему? — От него слишком много неприятностей. Ты вскоре поймешь, почему. Меня озадачили его слова. Этот тип, что, играет на барабанах или громко слушает музыку после отбоя? — А что насчет других комнат? — спросил я, когда мы проходили мимо шестой, затем второй, третьей и четвертой спален. — И почему здесь так тихо? По пути нам никто не встретился. — То же самое. Шерлок доставлял всем проблемы, и они не шли ни в какое сравнение со странностями остальных обитателей Дома. Поэтому было решено перевести Шерлока в бывшую 221B. Он был этому только рад. Назвал всех остальных, — Ральф поморщился, — идиотами. А тихо потому, что сейчас обед. Я слышал какой-то шум на первом этаже, когда мы с социальным работником вошли в Дом, но не обратил внимание — слишком нервничал. — Не волнуйся, — сказал Ральф, расценив мое молчание как озадаченность по поводу моего отсутствия на обеде, — я договорился с поварами, они оставят тебе еду. — Я в порядке, — солгал я, хотя и уже и не помнил, когда ел в последний раз. — А Шерлок тоже на обеде? — Не думаю. Он предпочитает спускаться за едой, когда в столовой никого нет, хотя ест мало. В основном, он поглощен работой. — Работой? Ральф было уже открыл рот, чтобы ответить, но мы услышали какой-то шум, источник которого определили не сразу. На втором этаже было темнее, чем на первом, а на ровно покрашенных стенах висели огромные черные доски с сотнями цветных мелков. Что меня поразило, так это то, что все доски были исписаны сверху донизу, и то там, то тут виднелись стремянки. Поверх надписей висели несчетное количество бумажных объявлений. И тут из полумрака выехала коляска, на которой сидел самый странный паренек из всех, кого я когда бы то ни было видел. У Табаки были темно-коричневые глаза, которые постоянно бегали туда-сюда, словно что-то искали; большие уши, чем-то напоминающие ослиные; и густая взлохмаченная шевелюра, спадающая на высокий лоб. Лицо Табаки было испачкано черными, синими, красными чернилами. За его ушами торчали сигареты, а в волосах — перья самой разной длины и цвета. Табаки был одет в светло-зеленый свитер, поверх которой была оранжевая жилетка без рукавов, а на шее болтались причудливые амулеты и ожерелья, многие из которых состояли из мышиных и птичьих черепков. А от ожерелья из засохших фиников к моему горлу поднялся тошнотворный комок, который я с трудом проглотил. На этом чудаковатый образ Табаки не заканчивался: на обеих его запястьях были нацеплены многочисленные разноцветные браслеты и фенечки, а на пальцах обеих рук, за исключением больших, блестели кольца. Табаки не носил обувь, и я увидел длинные, нестриженные ногти, но грязи под ними не было, и, если хорошенько приглядеться, можно было заметить прозрачный лак, нанесенный на ногти рук и ног. Его джинсы были в печальном состоянии — рваные, одна штанина короче другой, с расползающимися по сторонам нитками. Но самое странное в Табаки, пожалуй, было то, что глядя на него, невозможно было определить его возраст. Он выглядел на четырнадцать, но его глаза были старше, как будто ему и вовсе было за сорок. Такие глаза были у Ральфа, но, в отличие от воспитательских, глаза Табаки блестели. Он либо съел слишком много сладкого, либо выпил лишнего. Табаки затормозил в полуметре от нас — еще бы чуть-чуть, и я вместе со своими костылями оказался бы на полу. Ни капельки не раскаиваясь, Табаки поздоровался с Ральфом, а тот, в свою очередь, поздоровался с ним, назвав его по кличке (так я и узнал, что странного паренька прозвали Шакал Табаки). Я думал, что Ральф сделает ему замечание по поводу его бросающегося в глаза образа, отсутствия обуви и наличие сигарет за ушами, но тот лишь спросил, закончился ли обед. — Еще нет, — ответил Табаки, снова и снова осматривая меня с ног до головы, — я вернулся в спальню, чтобы привезти контейнер и упаковать еду. Я задержался, потому что Наннета что-то увидела в моих волосах и напала, я чудом от нее отбился! — Надеюсь, птица не пострадала? — спросил Ральф. — Нет, но пострадал я, — томно вздохнул Табаки. — С тобой все в порядке, — Ральф сжал мое плечо, как бы говоря, что мы можем идти дальше, но не успел я сделать и шага, как Табаки спросил: — Куда поселят новенького? Я видел, как Ральф сцепил зубы — встреча с Табаки не входила в его планы, и он не хотел делиться с ним информацией. Но, понимая, что у него не было иного способа избавиться от Табаки, сказал правду: — В 221B. Табаки присвистнул: — Да ладно? Что такого новенький уже натворил, что вы обрекаете его на вечную ссылку? — Так решил Акула. — Я ничего не сделал, — отозвался я. — Ну и ну, — Табаки покачал головой, — держись, парень, — он перевел взгляд на Ральфа и втянул носом воздух и загадочно улыбнулся, что окончательно убедило меня в том, что он — полный псих. — Совсем свеженький. Никто еще с ним не разговаривал? — Нет, — устало ответил Ральф. Было видно, что разговор был ему не по душе. — Так я и думал, — самоуверенно заявил Табаки и снова посмотрел на меня. — Хм… На костылях… Хромает, невысокого роста… И… Я не знаю. — Он вздохнул. — Как тебя зовут? Я сказал. — Так уж и быть. Будешь Джоном Ватсоном. — Но меня так и зовут. — Тс, — Табаки ткнул себя в грудь, — это повелел я, твой крестный. Не забывай это, — ухмыльнувшись, он отсалютовал Ральфу и уехал. — Лучше не спорь, — сказал Ральф, поймав мой удивленный взгляд. — Готов идти? Но я так и застыл на месте. — Ральф, а Ральф, — окликнул я его, и он внимательно на меня посмотрел, — а как твое настоящее имя? И этого парня? — Малыш, забудь об этом. — Почему? — Потому что, войдя в Дом, ты оставляешь свою прежнюю личность в Наружности, — серьезно ответил Ральф и туманно добавил: — В противном случае Дом откажется от тебя. Те немногие метры, что оставались до спальни 221B, мы прошли в молчании — каждый из нас был погружен в свои мысли. Дверь, перед которой мы остановились, ничем не отличалась от других в Доме, за исключением вывески, на которой было написано четыре предложения:

«Заходи тихо! Говори четко! Проси мало! Уходи быстро!»

А под ней значилось: «Консультант-детектив, единственный и неповторимый. Часы приема: с 10:00 до 18:00, в субботу: с 10:00 до 16:00. Плата оговаривается». Ральф улыбнулся. — Это, что, все по-настоящему? — озадаченно спросил я. — Еще как, — Ральф постучался. Из-за двери послышался голос: — Входите! Ральф открыл дверь, и нас окутали клубы дыма, из-за которых невозможно было ничего разглядеть. — Ради Бога, Шерлок! — крикнул Ральф и, прислонив меня к стене и убедившись, что я не собираюсь упасть (я держался как мог), поспешил куда-то вглубь комнаты, и меньше, чем через минуту, в комнату проник прохладный, свежий, спасательный воздух, который принялся понемногу вытягивать дым; с каждым мгновением очертания в комнате становились все четче. Я начал кашлять и размахивать руками, разгоняя дым; глаза слезились и чесались. — Сколько можно тебе повторять: кури на подоконнике с открытым окном! Или иди в курилку, как все остальные! — Отчитывал Ральф моего нового соседа. — Скучно, это отвлекает от работы. — Когда-нибудь из-за тебя в Доме случится пожар! — Не говори глупостей, Ральф, если это и случится, то не из-за меня. Я слишком забочусь о своих вещах. Когда я оправился от потрясений, дым уже полностью рассеялся, и я обнаружил, что стою в комнате, некогда и впрямь бывшей классной, за одним исключением — она была вдвое меньше обычного кабинета. Стены комнаты были обклеены обоями — первая из увиденных мною, в которой они были. Обои были черными, с белыми лилиями, очень красивые, не считая желтого смайлика, чем-то напоминающего эмблему группы Nirvana. Правда, мне была видна лишь одна часть стены — та, что располагалась напротив входа. Что до остальных стен, то они были скрыты книжными полками, сверху донизу заполненными книгами и кипами тетрадей, газет, ежедневников. На стене, которая располагалась справа от жилой, но пребывающей в полном беспорядке кровати, висела огромная деревянная доска, на которой кнопками были закреплены неровным почерком какие-то отчеты и… фотографии убийств. Мне в очередной раз стало худо. Я увидел фотографии обезглавленных, вздернутых на виселице, и даже истекающего кровью Роберта Кеннеди. Я отвернулся, уверенный в том, что до конца жизни мне будут сниться кошмары — вдобавок к уже имеющимися. Я посмотрел себе под ноги и обнаружил мягкий красный ковер с причудливыми узорами, а в одном углу комнаты небольшой пылесос, правда, весь покрытый пылью — видимо, уборкой здесь занимались нечасто. В комнате неподалеку от кровати стояли два кресла — одно красное, другое черное, и на одном из них стоял… человеческий череп. У меня глаза на лоб полезли, и оставалось лишь надеяться, что он ненастоящий — может, театральный реквизит, сохранившийся в Доме с момента постановки «Гамлета»? Обитателя комнаты я обнаружил в нескольких метрах от себя — тот стоял перед одной из школьных парт (всего их было две) и, склонившись над микроскопом, что-то яростно записывал в потрепанную толстенную тетрадь. По левую руку от него что-то пузырилось в склянках и пробирках, и от одной из них поднимался дурно пахнущий пар, но мальчишка не обращал на это внимания. На второй парте лежали скрипка Страдивари, смычок, нотные тетради и кипа хрестоматий по музыке, а рядом — блоки сигарет, пепельницы и даже заспиртованные головастики, лягушки, ящерицы, и коробки с карандашами, фломастерами, мелками. Под партой валялись пустые коробки из-под пицц, и я боязливо оглядывался, ожидая, что вот-вот откуда-то выпрыгнет крыса и укусит меня. Наконец, я переключился на внешность хозяина комнаты. На вид ему было лет пятнадцать, высокий, худой, как щепки, с темными кудрявыми волосами и веснушками, с орлиным носом, тонкими губами и острыми скулами. На нем болтался медицинский халат, весь в пятнах и местами прожженный, а под халатом обнаружилась черная футболка с Nirvana, что и объясняло смайлик на стене; черные джинсы также местами были прожжены, но на коленках не было дырок. Хозяин комнаты щеголял в новеньких высоких черных конверсах с разноцветными шнурками. Шкафа с одеждой я не увидел, но не сомневался, что скелеты, как и свои вещи, Шерлок прятал под одеялом. Пока я осматривался, Ральф притащил откуда-то стул и, забрав у меня костыли, усадил на место и протянул стакан воды с таблеткой. Я проглотил и запил водой, не сомневаясь, что это обезболивающее — к тому времени ноги разболелись и ныли. Только мое любопытство и новизна обстановки подавили рвущийся наружу крик. — В чем дело, Ральф? — спросил Шерлок, отрываясь от микроскопа лишь за тем, чтобы украдкой взглянуть в валяющиеся по правую от него руку открытые учебники. — Я очень занят. Доказываю, что в условиях лабораторных работ по биологии и химии полным полно ошибок. — Я нашел тебе соседа. — О, любопытно, — Шерлок отстранился от микроскопа и уже собирался повернуться к нам лицом, когда белый дым превратился в ядовито-зеленый и, став гуще, обволок всю склянку, внутри которой закипела странная жидкость. — Шерлок! — Ругаясь, Ральф быстро схватил Шерлока за лацканы халата и оттащил от парты как раз вовремя — пробирка взорвалась, заляпав парту и все лежащее на ней имущество. — О, нет! — Шерлок схватился за голову. — Мои записи! — Сокрушаясь, он вырвался из хватки Ральфа и, подняв с пола грязную тряпку, принялся вытирать поверхность. Схватив пинцет, он начал осматривать ущерб, нанесенный тетрадям и книгам. — Все потеряно! Столько времени коту под хвост! Ральф вздохнул — похоже, ему было не впервой наблюдать за подобной картиной. — Не благодари. — Я смог бы что-нибудь да спасти, — с обидой произнес Шерлок. Ральф недовольно посмотрел на осколки стекла и безнадежно испорченные учебники. — Червю это не понравится. Шерлок махнул рукой: — Передай ему, что я куплю новые. — Точнее, твой брат. Упоминание о старшем брате задело его за живое, и Шерлок надулся. — Будь добр, приберись здесь, я не хочу, чтобы твой новый сосед жил в грязи. Шерлок бросил на Ральфа испепеляющий взгляд: — Я отказываюсь. Ральф вскинул брови и наклонился к нему: — Неужели? — Абсолютно. — Что ж, — Ральф выпрямился, пожал плечами и направился к двери. Взявшись за дверную ручку, он сказал: — Тогда мне не остается ничего другого, кроме как написать твоему брату и рассказать, чем ты тут занимаешься. О, — как бы сам себе сказал Ральф, — надо бы не забыть упомянуть о сигаретах… Это подействовало на Шерлока. Позабыв о всяком достоинстве, он набросился на Ральфа и силой оттащил от двери. Получилось у него это у него, как я понял, только потому, что Ральф уступил ему. — Ладно, ладно, ладно! — крикнул Шерлок, красный, как рак. — Только, пожалуйста, помоги мне, — попросил он. — Я не помню, где тут совок и швабра. — Сейчас принесу, — сказал Ральф и вышел. Мы остались с Шерлоком вдвоем. Но тот даже не смотрел на меня. Погрузившись в свои мысли, Шерлок взял с одной из книжных полок дротики и принялся метать их в плакат со скелетом. Шерлок был метким — все дротики угодили в сердце скелета или, точнее, туда, где оно раньше было. Я не сомневался, что сейчас вместо скелета Шерлок видел Ральфа. Я молчал, опасаясь попасть под горячую руку. К счастью, прежде чем Шерлок вынул из плаката дротики, в комнате появился Ральф с совком и шваброй, и они вместе принялись за уборку. Точнее, убирался по большей части Ральф, а Шерлок лишь время от времени поднимал предметы, чтобы Ральф мог под ними вытереть пыль. Ральф выбросил все испорченные тетради и книги в мусорный мешок и вручил Шерлоку тряпку, чтобы он вытер столы. Шерлок с кислой миной принялся за уборку, а Ральф продолжал наполнять мешок барахлом. — Ты такой же любитель мусора, как и Табаки, — сказал Ральф, комкая коробку из-под пиццы. — Почему бы вам вдвоем не объединиться и не превратить весь Дом в свалку? — Я не люблю мусор, но у меня есть дела поважнее, — заявил Шерлок. — Нанял бы кого-нибудь для уборки, что ли. Девушек, хотя бы. За сигареты, например. — Ни за что! Я не позволю кому бы то ни было копаться в моих вещах, особенно девчонкам, от них нет пользы, они только мешают, — презрительно ответил Шерлок. Я пробыл в комнате 221B меньше часа, но уже понял, почему Шерлока Холмса недолюбливали в Доме — никому не нравится, когда тебя считают пустым местом, и неважно, девчонка ты или мальчишка. Однако я по-прежнему сидел и помалкивал. Ральф решил не напоминать Шерлоку, что если бы он не притрагивался к его вещам, комната давно бы заросла грязью. Вместо этого он вытер пыль со старенького пылесоса и, найдя розетку, включил пылесос и принялся за уборку. Шерлок облокотился на спинку стула и скрестил ноги по-турецки и, не моргая, принялся наблюдать за Ральфом. За все время уборки я заметил, что ни одна мускула на лице Ральфа ни дрогнула. Очевидно, он привык к причудам обитателей Дома. Выключив пылесос, Ральф тщательно прополоскал тряпки и, развесив их на батареи, направился к выходу. Я огляделся вокруг, и после уборки комната показалась мне очень даже уютной. — Пойду-ка спрошу у Ящиков, почему они так долго не могут доставить твои вещи, — обратился ко мне Ральф, и я кивнул. — А ты, Шерлок, завтра же с утра пойдешь в библиотеку и извинишься перед Червем за испорченные книги. И напиши брату, коли не хочешь ему звонить, чтобы возместил из твоих карманных денег ущерб утерянных учебников. И, поверь мне, я узнаю, если ты этого не сделаешь. Все понятно? — Да, сэр, — ответил Шерлок и закатил глаза. Ральф покачал головой, словно хотел сказать «ох уж эти детки!», и дверь за ним закрылась. И тут, наконец, Шерлок Холмс обратил на меня внимание. — О, я вижу, ты был в военном лагере. — Прости?.. — Я ведь прав? — Эм… — Когда он успел спросить обо мне Ральфа? Я не видел, чтобы они разговаривали о чем-то, кроме уборки. — Да, — ответил я, решив, что главное в отношении с соседом — доверие. — Но как ты?.. — Это же очевидно, — ответил Шерлок, словно бы речь шла о такой пустяковой вещи, как-то, что дважды два четыре. — Ты держишься прямо, хотя тебе и больно — тебя выдают мускулы лица. Ты худой, и у тебя изможденный вид, что свидетельствует о том, что ты недоедал и недавно переболел — бледность тебе не к лицу, кровь к щекам прилипает, несмотря на отопление. К тому же, — ухмыльнулся Шерлок, — на твоей шее висит военное ожерелье с твоим именем и фамилией, а под ними — название военного лагеря. Воспоминания о проведенном там времени до сих пор преследуют тебя — рядом с ожерельем осколок, судя по всему, гранаты. В лагере ты был ранен, осколки впились тебе в ноги, тебя отправили в больницу, сделали несколько операций, но ты все еще нуждаешься в длительном восстановлении, раз ты передвигаешься на костылях, и Ральф дал тебе болеутоляющее. Вдобавок ко всему, у тебя под джинсовой курткой виднеется камуфляжная футболка, но рваная. Ты не из богатой семьи, в противном случае ты бы оделся поприличней, — Шерлок пожал плечами, а затем подошел ко второй парте, взял в руки смычок и пару раз провел по струнам, выводя грустный мотив. Я сидел, словно громом пораженный. — Ого. — Я понял, что имел в виду Акула, говоря о том, что Шерлоку следует держать язык за зубами. — Всего лишь наблюдательность, ничего особенного. — Значит, ты действительно такой великий, как о тебе говорят. — Возможно. Как тебя зовут? — Джон Ватсон. Шерлок широко улыбнулся и, мигом подскочив ко мне, схватил мою руку и энергично ее пожал: — Что ж, добро пожаловать в мое скромное жилище. В комнату 221B.