Бездна.

      Где все?       Сделать полноценный вдох и заорать не удалось.       Отчаяние пружиной выкинуло Майкрофта из палатки.              Мир снова был полон солнца и жизни. Море лениво плескалось вдали у белокаменного порта, и большие алчные рыбы затаились где-то на глубине. На смотровой площадке по углам царил постапокалиптический бардак. У горки мусора спасательного назначения Моран и его габаритный друг прощались со спасителем. Бой со стихией они выиграли не без потерь и сегодня больше походили на бандюганов-кочевников, чем на киношных британских пиратов. Такие руками ловят вкусных чаек и запивают их дождём. Прикуривают от молний и босыми идут до аэропорта. Моран сохранил большую часть одежды. Громила был в одних кроссовках, бесстыже голый, поросший породистой черной порослью. Спаситель был в излюбленных стихией драных шортах и босой.       Он улыбнулся и помахал Майкрофту: — Прощай!        — Ни с места! — Майкрофт взвизгнул и даже не испугался своего фальцета. Гнать «картинку» сильного и наглого самца после всего произошедшего не имело смысла. Только не в голом виде и не перед Мораном.       В три прыжка оказался рядом, вцепился в своего спасителя, не оторвать, спрятал лицо в изгибе шеи. Он не мог с ним расстаться. Не сейчас. Он и дышать сейчас без него не мог, не то что бы кончить. Так бывает, когда долго мечтаешь себе человека и место первой встречи, и так судьбе надоел, что она вмиг решает от тебя отвязаться — вот тебе подарок! Комплексный такой подарок для примерного мальчика со сложной кармой, тощими кулачками и розовыми пяточками. И чтобы его заполучить, остается снять обертку — укатать Морана и, зажав в зубах за хвост свою удачу, а «подарок» — за руку, нестись босиком по тропинке вниз до порта, до первовстречного банкомата, а далее в ресторан и в постель. Или сразу в постель.       Спаситель, о его планах явно не ведавший, обнимал и пытался втолковать Майкрофту, что лучше тому остаться здесь под ответственность полковника Морана, как старшего по званию. Он обеспечит безопасность, и как только откроют небо, Майкрофта сразу заберет вертолет, который успел в начале бури эвакуировать его друзей. Они, кстати, все спаслись в закрытой шлюпке. А ему, как доктору, необходимо вернуться в город. Может быть, нужна помощь в госпитале, и стоит понять, насколько пострадало его съемное жилье.              Расставаться Майкрофт не желал категорически. Рычал от бессилия спасителю шею, только что ногами не топал. В далекой кабинетной жизни его приказы исполнялись беспрекословно и вне зависимости от того хотел ли он подогретые бананы, переворот в парламенте или суши из премьер-министра. На этом пятачке мира он попал на галерку гарнизонной иерархии Морана, и от должности и приказов Майкрофта здесь не зависело абсолютно ничего. Площадка на утесе была далека от мест цивилизованного выяснения отношений. Парламента, приемной Королевы, валютных бирж, шахматной доски, игрального стола, «Диогена», ресторанов высокой кухни, концертных залов, танцполов, охранных контор, и даже мест, что далеки от правового поля или расчета на государственную защиту, где Майкрофт имел бы хоть какое-то преимущество перед грубой силой и военной дисциплиной. В слетанной тройке военных спасателей Моран был главным, и Майкрофт знал, успел убедиться за столько лет сотрудничества, что приказы Морана тоже исполняются беспрекословно.       Простые искренние чувства требовали личных выяснений отношений, привычные инсинуации против Морана были бы позором. Майкрофт со старшей школы не дрался, после случая в бассейне не было необходимости, но когда бьешься за свои мечты, чертовски сильным чувствуешь себя в такие минуты. — Я так долго его искал! — он развернулся и шагнул навстречу Морану, чувствуя, что из его грудной клетки сейчас легко сделают скворечник, если не кулак Морана, то собственное сердце. Мелко и противно дрожали руки, пока он наматывал маменькин платочек на кулак. Поможет ли? Ударить Морана первым, впрочем, как и пропустить его удар было самоубийством. — «Искал» это ты как про помидоры на рынке… — Моран задумчиво его разглядывал, словно плату вычислял. А мог бы серьезного щелбана отвесить, — хорошо, идите вместе в порт. Но помни! — Он обратился уже к своему еще-бойфренду, — рыжие люди упертые, настойчивые и злые. А ВЫ, СЭР — он снова повернулся к Майкрофту, — не жалуйтесь на него потом. И еще! Обязательно закапайте ему сегодня в уши от баротравмы. И если не забудете, я буду знатно удивлен. Шагайте! — Моран одел Майкрофту на шею гермопакет с лекарством и жестом отправил своего любовника ему объятия. Платы он при этом не назвал, предлагая все списать на благотворительность.       С чего Моран решил в очередной раз загасить конфликт, думать было некогда, но дыхания западни не чувствовалось. Прецедентов тоже не было. В далеком цивилизованном мире за свои услуги полковник называл цену Майкрофту сразу и железобетонно, никогда не торговался, но и не менял потом, даже если затея влетала в тройной убыток. Майкрофт сам его потом благодарил, если в том была необходимость. Моран никогда не брался за то, чего не смог бы сотворить, но, стоило признать, Майкрофту он не отказал ни разу. А может просто день сегодняшний для Майкрофта светлый и радостный.        — Хватай замилондыша под жабры, пока полковник добрый. И да будет твой стояк нескончаем! — громила широко перекрестил Майкрофта на дорогу.              Удивительно, до каких размеров могут дорастать человеческие особи мужского пола, и в целях экономии гордости пристально смотреть на шкафообразного благодетеля не стоило. Пальцы, что осеняли их крестом, были толще члена Майкрофта. Этот факт он еще ночью подметил, когда громила настырно добивался от него слива отработанной организмом жидкости и нудел, что если Майкрофт в палатке захочет пИсать, то будет терпеть до утра. А если обоссытся, то он лично выкинет его назад с обрыва. Прямо в пасти ненасытных морских гадов, они его всей толпой там очень ждут.        — Пойдем, — спаситель махнул рукой по тропинке вниз, — я — Джон, — и протянул ладонь для приветствия.              Майкрофту оставалась сущая ерунда — подойти, пожать протянутую руку и, наконец, назвать свое имя лично, но каждый шаг вдруг начал отзываться дикой болью — мелкие камушки как зубы вчерашней злой рыбины вонзались в нежную, привычную к дорогой обуви кожу, заставляя не недостойно переступать, что, впрочем, страданий не уменьшало. Это он в аффекте из палатки до Морана добежал, а теперь даже стоять не мог. Куда уж там идти босым до аэропорта.       Розовые нежные пяточки это хорошо, но что же делать? — Парни, будьте до конца святыми! Дайте хоть пару! — взмолился его спаситель Джон, поняв, что эвакуация замедлилась. Его явно переполняло желание слинять от полковника подальше. — До чьего конца? — Двое жадных военных с серьезным размером ног жестами показали, что обувью не угощают, и если этот тощЁй и рыжий демон секса так серьезно любит, пусть хромает к своему возлюбленному по камушкам аки по углям, и тем добудет себе желаемое. А то болтать тут про любовь гораздо легче, чем ее доказывать.              Тупая ситуация! От глупой боли наворачивались слезы. За пару шлепок Майкрофт бы сейчас свой «Ягуар» отдал с тремя Антеями в придачу, но меняться было не на что. Он стоял перед Мораном нищий, голый и небритый, как в раздевалке чистилища. Без кредитных карт, зубной щетки, охраны и привилегий. Ум, хитрость и аналитика сегодня ночью тоже проиграли грубой силе и выносливости. Не та среда обитания, однако.       Джон сделал знак друзьям, чтобы не провоцировали более. Подошел, пожал руку, завершив знакомство, и успокоил. Потом примерился закинуть Майкрофта себе на спину и в позе лягушки спустить вниз до асфальтовой дороги.       Злые люди заулыбались и приготовились навеки запечатлеть в памяти редчайший вид розовой Майкрофтовой расщелины и болтающегося того, что делало его мужчиной.       Увы, там, среди жидких пучков рыжих волос у Майкрофта было небогато, и такого унижения он перенести не мог. Через мучительную боль сделал еще пару шажков, но тщетно. Волевым усилием «убрать» боль не получалось, а может ужасы последней ночи и страх за мамочку, пережившую его смерть «онлайн», разодрали силу духа на мелкие клочки. Закрыл глаза, уперся, злой, расстроенный.       Джон повздыхал и начал снимать с себя шорты. Под ними, как и вчера, он не носил белья, ведь лучшие любовники часто белья не надевают. Пришлось шатко держаться за спину своего в-который-раз-спасителя, и осторожно приподнимать ноги, пока его величество Майкрофта облачали в рвань.       Моран и сотоварищ умилялись над их детским садом, шорты без лямок спадали, и сметливый парень Джон стянул хлястики маменькиным платочком. Когда с неприличным видом было покончено, он подхватил Майкрофта под колени к себе на спину и понес над неровностями судьбы. Вслед им в спины полетели мелкие камешки и незлобливые шутки, о том, к чему приводит перегруз яхты бляд#ми, и что после пьянки кран в ванной на яхте нужно закрывать. Что утонуть в таком красивом месте не западло, и пускай теперь хлам со дна за свой счёт поднимают, ибо нех#й море засирать.              Знакомая тропинка кружила до асфальтовой дороги. С этой высоты Майкрофту удобно было наблюдать, как море расправляется с останками яхты. Как их предки пересекали океаны и грабили континенты? Воистину их современная цивилизация — стихия пластикового ширпотреба и одноразовых эмоций сомнительного качества. Таракан спускался в город параллельным курсом, и Майкрофт отсалютовал ему. Все упорные и упоротые твари достойны жить.       Стараясь не шевелиться и тем не осложнять своему будущему бойфренду жизнь, Майкрофт ехал на его спине, дышал в золотистый затылок и раздумывал о том, что на просторах жизни можно наткнуться на любую рыбу. Морскую, аквариумную, вчерашнюю зубастую, костистую, бесхребетную, и к пиву. А можно выловить никакую рыбу по имени Тревор. А можно — экземпляр исключительно ценности — золотую рыбку по имени Джон. Ну, не могла она случайно в сети Майкрофту попасться! Волшебные и золотые так не поступают. Она поймалась ему как провокация судьбы. Как шанс начать жить. Жить с другом, за чьим плечом надежно и на чье плечо можно положиться. Не подоспей Джон ему на помощь, Майкрофт бы сейчас уже часов пять на дне морском тихонько разлагался… И как только Джон его в корпусе тонущей яхте разыскал? Божье провиденье, не иначе… Но мысль эта быстро растворилась.       Главное сейчас — не пустить это чудо насмарку.              ***       На асфальте Майкрофт спешился, и они пошли по руслам ручьев, старательно выбирая чистые участки. Одинокие пропущенные им попаданцы-под-пятки заставляли недостойно вскрикивать. Джон галантно подавал руку и переносил через перекаты. Посмеивался, называя это бесплатным массажем стоп от чертей из преисподней. Ему, привыкшему по утрам бегать по песку, камни не вредили. Наготы своей он не стеснялся, ибо чего уж тут, его достоинство уже держали в этих тонких пальцах.              Доковыляли до первого дома на горе. Джон присвистнул по-разбойничьи, и в каждом следующем доме ему тоже были рады. Местные женские красавицы высыпали на дорогу, заохали и запричитали, и тут же начался такой знакомый Майкрофту мамочкин «эффект радио» только по-итальянски и в три раза громче, когда работают все радиостанции одновременно, все передачи сразу. И про погоду, и про политику, и про садоводство, и про здоровье. В перерывах реклама товаров, которые женщины купили и которые им не пригодились. Тут же включается новостной блок про все сразу, про соседей, про полицию, про то, какие говнюки эти злые люди с дорогущей яхты, бросили своего товарища помирать, и конкретно про то, что Джон сегодня может быть свободен, в госпитале без него, о, слава Святой Марии, наконец, справляются. Джона энергично обожали и беспорядочно лезли обниматься, округляли глазки на его нагие щедрые округлости и восклицали, что теперь Джон будет обязан жениться на них всех сразу, но в порядке общей очереди. А вот этого долговязого из очереди прогнать!              Разновозрастные дуры! У ревности тут же отросли зубы поострей, чем у вчерашней рыбины, и у Майкрофта рот перестал закрываться от улыбки. В сторону женщин он честно пытался казаться галантным и недалеким, дешевле выйдет, но даже его прекрасный итальянский не помог. Женщины смотрели на него испытывающе, хитрые бестии чувствовали в нем гендерного конкурента.       Кроме себя, девы продолжили персики, вино, обувь и одежду. Джону подошли женские кроссовки и пижамная шорто-футболочная пара. Майкрофт обзавелся вьетнамками на три размера меньше и майкой-алкоголичкой цвета слабо разведенной марганцовки.              Еле распрощались.       Прячась в тени заборов, и стреляя косточками друг в друга, дошли до съемного жилья, где за неприметной дверкой Майкрофту открылся сад, весь в цветах и комарах. Защищенный скалой домик не пострадал, лишь на терраску налетели листья. Электричество отключили, но холодильник удержал сносную температуру.       Умылись и переоделись в мужскую Джонову одежду. Разогнали комаров потоком воздуха, настроив тент с наветренной стороны. Собрали на стол простую сытную еду и разлили холодное розовое по бокалам. Споро приготовили на Углях куски рыбы. Нежное филе, сбрызнутое соком свежесорванного лимона, напомнило о вчерашней подводной рыбной встрече, и Майкрофт принялся мстительно его уничтожать, попутно рассуждая, действительно ли рыба была говорящая, или все это проделки гипероксигенации?       «Гипероксигенация! Моран! Где гермопакет с лекарством?» — Майкрофт вскинулся и отложил приборы. Попутно удивился, что на его внутреннюю, казалось бы незаметную тревогу, Джон сразу напрягся, засопел в бокал, и мысль эта в голове Майкрофта вдруг стала растворяться усталостью и сладким тяжелым ароматом цветущего лимона, столь вульгарного в духах, но совершенно обольстительного живьём. Чувствуя ускользающую странность, Майкрофт отстранился и успел повесить метку-напоминалку прямо «себе на лоб» — на входную дверь своего внутримозгового Хранилища Всея. Он всегда так делал, когда не мог противостоять мамочке или очень хотел себе что-либо напомнить.       Повесил и отпустил ситуацию. И стал заваливаться в сон.       Джон поспешил вытащить в тень дерева шезлонг, и устроил его с большим комфортом. Докормил до полной сытости, принес еще вина, прилег рядом и, убаюкивая мягкими терапевтическими поглаживаниями, начал ему рассказывать, что планирует остаться в этом месте навсегда. Что он уже третий раз останавливается в этом доме на те полгода, что работает в местном госпитале по контракту. Раньше он присматривал за проживающей здесь древней дамой, и на лето к ним сплавляли ее правнуков. Из них получилась отличная банда, и они круто веселились. Увы, время не остановить, и его подопечная этой зимой преставилась Всевышнему, но обещала уговорить внучку уступить ему дом по сходной цене.       Будущий бойфренд строил свои планы и улыбался своим мыслям, в которых Майкрофта и в помине не было, крутил в руках кусок металла, забытый им в кармане шорт, и сокрушался, что в носу яхты было спрятано не золото… Зачем туда набили столько свинца?              Майкрофт возлежал в подушках, слушал его легкий треп, смотрел в глаза цвета «металлик» и не мог оторваться. Дико редкое везенье, купить такое просто невозможно — вот он — современный пират 35-ти лет, чуть старше возраста Христа, самый мужской расцвет. Профессиональный военный и медицинский работник в анамнезе. Тактильный заботливый сенсорик, легко компенсирующий Майкрофтову эпическую интуитскую близорукость и неловкую динамику на кухне… И дом этот им не сдался в самом страшном сне… Усталость валила в сон, но по пути Майкрофт по привычке «завернул» в Хранилище Всея. Аромат лимона резко усилился, и мысли ушли в пике, однако упрямства Майкрофту было не занимать. Не понимая толком, чему он противостоит, напряг все силы на преодоление мягкого ментального лимонного тумана, в котором очертания Хранилища вдруг начали довольно быстро растворяться. Странные ощущения, будто ты — мелкая трехлетка, шастаешь в трех знакомых соснах, что в родительском поместье, вот только на их ветках почему-то висят созревшие лимоны, и выйти из этой нарко-рощицы — никак! Пришлось сделать кругов десять, но до входной двери своего Хранилища он все-таки дополз и ментально развернул напоминалку:       «Гипероксигенация! »…Обязательно закапайте ему сегодня в уши от баротравмы. И если не забудете, я буду знатно удивлен…». Где гермопакет с лекарством? Моран не зря предупреждал… «И если не забудете, я буду знатно удивлен…»        — Джон! — Майкрофт сморгнул сонливость, с трудом поднялся и поспешил «повесить» на входную дверь своего Хранилища огромный транспарант: «И если не забудете, я буду знатно удивлен…». Об этой странности он подумает попозже…              Гермопакет нашелся под шезлонгом.       Джон раздул ноздри, прям как Моран, и начал медленно сползать с шезлонга в сторону калитки.       «Ни с места!» — жестом приказал Майкрофт, начал осторожно присаживаться рядом, и желание стереть пощечиной этот «оттиск» выражения Морана с лица уже-почти-своего парня стало непреодолимым. Ничего, ничего, только пусть подпустит к себе поближе, чтобы можно было, в конце концов, опустить руку ему на шею… Терпеливость хищника и молниеносная реакция Майкрофта не подвела, он вцепился в ворот тельняшки, как в ошейник Редберду, которому в свое время тоже лечил уши. Джон попытался вырваться, тельняшка треснула, Майкрофт шлепнул его ладонью по спине, и дальше тот не сопротивлялся. Дал втащить себя на колени, морщился и скрипел зубами, пока ему закапывали лекарство в уши.       Теперь можно было, наконец, показать свою нежность и заботливость. Майкрофт успокаивал и целовал своего спасителя в золотистую макушку. Мысленно сочинял речь с предложением всего, что смог наскрести — рука, сердце, титул и поместье. И так по мелочи — безвизовый въезд на везде, «Ягуар» любого удобного для Джона цвета и безграничные финансовые выделения. К черту Морана и не подпускать его близко! Запереть Джона в поместье, пусть попривыкнет. Пусть освоится. А потом увезти на край света и показать ему все, что умеет в постели. Заездить его так, чтоб и не вспоминал полковника более. Понаставить своих меток, а по возвращении крепко забетонировать свои позиции в официальном партнерстве. И запретить носить такие шорты. Да впрочем, и любые. Только классические костюмы. А лучше бесформенные джинсы из ближайшего «Теско» и свитера цвета «русалка сдохла». Чтобы никто не догадался, какие у его парня удивительные локти и колени. А шорты спрятать у себя в белье и доставать в минуты безнадеги, ведь такие будут. Прятать в них лицо, чтобы изгонять свои страхи с привкусом хлорки, и в очередной раз напоминать себе, что жизнь жутко коротка.       Перебирая его русые волосы, наткнулся на своем пальце на муляж обручального кольца, который носил в целях сексуальной безопасности. Как некстати… Зубами незаметно содрать не удалось, как вдруг их тихое умиротворение взорвалось детскими воплями, и в дверь калитки заколотили.       Пришлось откладывать предложение руки и сердца, распутывать объятия и открывать пришельцам. В сад ворвались прабабкины сорванцы, и снова начался так надоевший Майкрофту эффект итальянского радио, только про все детские проблемы сразу. Про бесячью школу и про надоедливую мамочку. Про жизнь в раскаленном городе, и про то, как они рады обнимать их любимого Джона, и что прямо сейчас они все вместе бегут на пляж. А этого долговязого — к его мамочке прогнать!              Сегодня удача наколдовала Майкрофту исполнение любых желаний, и шумное веселье продлилось недолго. Влетевшая в калитку жадная итальянская наследница в два приема вышибла их с Джоном из милого гнездышка, и снова они оказались на улице. Нищие, бездомные и страшно удивленные. Хорошо хоть сытые.       Какая удача! И Майкрофт еле сдерживал улыбку. Даже строить планы по взрыву хибары не пришлось, а то он уже начал делать наброски плана локального землетрясения…       Дети, рыдая, скинули им через забор вещи Джона в солдатском вещмешке. Таракан тоже вылез на штакетину полюбопытствовать, но судя по движениям усов, не особо им сочувствовал.       На коротком совещании было решено спуститься в порт. Дети навязывались провожать и размазывали сопли под напутствия Джона, что деткам нужно оставаться с мамочкой, любить и слушаться ее, она у них одна! Майкрофт был с ним полностью солидарен. Чужие дети пусть идут куда хотят. Делиться Джоном он ни с кем не собирался.              Улочка плутала вниз до порта. За руку с милым другом шагалось легко и сладостно, и неожиданно Майкрофта вдруг настигло пугающее, но совершенно замечательное чувство полной физической и эмоциональной безопасности, что не бывало даже с мамочкой. Впервые можно было разрешить себе искреннюю близость с мужчиной и не страшиться быть наказанным за свои мысли, переживания и страхи, ведь невозможно быть безупречным круглосуточно. Ведь как бы Майкрофт не гонял на тренажерах и не третировал своих портных, его тело далеко от совершенства, но впрочем, как и у других, и как бы ни было обидно, физиологически ничем не отличается от тела последнего бомжа. Увы, он, самый влиятельный и важный для государства человек, обладает не только грандиозным коэффициентом интеллекта и безупречным воспитанием. В нем есть и кишка, набитая дерьмом. И Майкрофт генерирует не только гениальные идеи, но и грязные носки…       Бывает потеющим. Болеющим. Смертельно уставшим.       И умирающим от страха в каюте с заблокированной дверью…                     Но что сам Джон об этом думает? Впервые строить планы было страшновато, и жутко не хотелось, чтобы Джон решил, что Майкрофт только и способен как напиваться до розовых соплей, бездельничать и тащить в свою постель кого попало. Хотелось объяснить, что он не размазня, не Тревор, а сильный духом, умный и трудолюбивый. Что вся его нервозность, тонкость и обидчивость отнюдь не от недостатка воли. Просто жизнь Майкрофта на много порядков сложней, чем кажется… Казалось, что в ответ Джон улыбается ему искренне и понимающе, будто точно знает, что вся душевная организация Майкрофта очень сильно отличается от внутреннего мира обычного мужчины, примерно так же, как психика английского призового скакуна от полковой кавалерийской клячи.       Как такое понимание могло произойти? Сложный, необычный Джон… Простых отношений с ним однозначно не будет, поэтому стоит немедленно выскрести из своих мозгов кашу из ожиданий, и тогда появится шанс, что все его шестереночки и переключатели синхронизируются с не менее запутанной Джоновой системой, и от этого случится счастье… Случилась же эта синхронизация во время их подводной одиссеи! Теперь, когда включился мозг, Майкрофт раз на десять просчитал, что без Джона он и в полной проф-экипировке бы не выжил. Замерз бы или задохнулся… Джон практически дышал за него.       Странно все это было и выглядело божьим умыслом или ведьмовством…              Они спускались в порт и хохотали над ситуацией с наследницей до слез, пока не дошли до центра городка, где Майкрофту стало не до смеха. Банкомат издох, рестораны не работали. Угла для ночевки не предвиделось, и его, Майкрофта, Джон вдруг вознамерился сбагрить на руки друзьям из полиции, а сам решил уйти до аэропорта.       Пешком.              Майкрофт вновь взмолился всем местным богам, и они его услышали.       На пороге полицейского участка их окружили местные мужские однообразные красавцы, и вновь начался эффект итальянского радио, только честный и правильный. По-мужски. Про то, что Джону никак нельзя идти в аэропорт одному, мало ли что может случиться, да и вообще ему больше нельзя идти по жизни одному, а то действительно много чего может случиться. Что за все его прегрешения сам боженька заповедал Джону самого рыжего и чистопородного английского принца, идеального мужского возраста, интеллигентного и на редкость финансово одаренного. Поэтому Джону следует подхватить своего принца на руки и резво бежать с ним на пляж за дозой заката и сексуального влечения. А потом подняться в домик на горе, что принадлежит одному из полицейских, полюбоваться на закат во второй раз и крепко забетонировать свои отношения в постели. Следует поспешить, а то так всю жизнь можно про#бать сквозь пальцы. Переживать за скоропалительность такого решения не стоит, потому как длительное наблюдение за разными формами курортной жизни позволило местным понять обидную правду: практически каждый приезжий мудак, даже такой нелепый, рыжий, тощий и полулысый, однажды становится для кого-нибудь нежным и преданным мужем. И что из наблюдаемых ими особей, только двое или трое оказались действительно негодными, а уж на этого долговязого невротика у Джона болт с правильной резьбой.              В лагуне Майкрофт доблестно пытался научиться плавать и получал взамен тихую радость от возможности созерцать небрежный, но качественный Джонов стриптиз, что провоцировал давние мечты. Убеждать себя не втрескиваться взглядом в трепетную зону, было невозможно. Гармония по-прежнему проверяется геометрией, и попа Джона — воистину математическая красота — две идеальные полусферы, будто глобус распилили. Прокачанная спина, идеальные параметры ромба Михаэлиса и ни одной татуировки. А еще член, ровный такой, упитанный, в гуще кучерявых волосков. Как его навсегда приворожить? Еще на пляже Майкрофт начал было пытаться доказывать, что за рыжеволосым растяпой есть настоящий мужчина, но тщетно.              ПоднЯлись в домик на горе. В небе во все окна — повторный непотребно нежный психоделический закат. В холодильнике — ледяное розовое. В комнатушке — спартанский хозяйский топчан, но было уже пофиг, ибо долгожданное уединение тянуло угоризонталиться. Майкрофт целовал его коньячного цвета плечо через прореху в тельняшке. Кожа была солёной, волосы — золотистыми, вечер — южным, а объятия крепкими. Наступало самое удачное время показать все, что умеет в постели, но плоть отказалась подчиняться. То ли стресс, то ли прогрессирующие признаки взросления, хотя у Майкрофта всегда с этим проблемы были.       Увы, первая брачная ночь была провалена.       И даже таблетки для стояка не нашлось.              Проснулся Майкрофт глубокой ночью. Ужаснулся, что вновь один, но тут же нашел руки Джона. Потом услышал мамочкины всхлипы и почувствовал ее объятия на уровне своих колен. Джон смущался и негодовал, что негоже женщине целовать мужчине ноги даже из суровой благодарности, никак не мог вырваться из хватки Майкрофта, потом извернулся и подтащил мамочку повыше. Они еще долго потом шептались через его плечо, но Майкрофт решил не вслушиваться. Легко и приятно засыпать в объятиях переживающих за тебя людей.              Поздним утром еле пришел в себя. В привычном одиночестве, голый и прикрытый маменькиным платочком.       Где Джон?! И выругался уже по привычке. До жути странно было чувствовать и понимать, что тебе для жизни вдруг не хватает кого-то, кого ты практически не знаешь…              Джон и мамочка обнаружились на терраске. Заварили Майкрофту кофе и накормили, чем осталось. Потом потащили на пляж, где мучили Майкрофта уже вдвоем, пытаясь заставить его научиться плавать. Днем отобедали в местной едальне, а вечером окунулись в инди-атмосферу гей-барчика портового городка, где все кругом пьют, танцуют, непристойно обжимаются по углам, поют и плачут, и всем позволено принадлежать друг другу без вмешательства денег и социального положения. В углу вездесущий Моран и громила из мышц и яиц из стали. Курят что-то сомнительное, разглядывают шастающую мимо юность и смеются.       Мамочка молниеносно оценила диспозицию любовников и нашла позицию любимого сынули неустойчивой. Отловила Майкрофта у туалета и зашипела, что секс сам не случится, им нужно заниматься, попутно натолкала ему средств контрацепции в задние карманы. Лучше бы таблетку для уверенности положила.       Необходимо было бы взорвать танцпол, но Майкрофт был как замороженный. Сумасшедшей дурной страсти к Джону он не чувствовал, лишь глубокое счастье влюбленного и тихую радость, что повезло, наконец, встретить свою золотую рыбку — классического сенсорика-интутита, с ним так приятно спать. Но если и не спать, с ним в принципе благодать — поддержит, защитит злой от рыбины, подхватит и отряхнет, подаст телефон, покормит, нальет вина и все это одновременно. И просто смотреть, как Джон двигается, услада для глаз, а в движениях его рук чувствуется примесь восточной крови. Казалось, что по шаманскому соционическому закону дополнения противоположностей Джону должна быть приятна и его, Майкрофта, немного неловкая рассеянная динамика.       Мимо проходила недовольная им мамочка. Шепнула, что она уже выиграла для него у Морана правое яичко Джона и два сантиметра члена. Моран за дальним столом только руками развел, мол, отвлекаю твою настойчивую мамулю, как могу, из принципа мужской солидарности.              И тут.       В дверях.       Прекрасный бледнолицый бог.       Бодр, весел и доминантен.       У бога есть модная рубашка на голое стройное тело, а еще притягивающие взгляды невинно-алые губы, бл###кие прозрачные глаза и имя с большой буквы —       Шерлок!       И он, как и положено всем красивым богам, бесконечно богат и прямо пропорционально избалован. В довесок любимая ухмылка, предлагающая всем с половины раза угадать, что он тут делает.        — Майки, дорогой! Что за дивная история о твоем рукопожатии со смертью?              Майкрофт сразу же почувствовал, как начинает работать внутренний вертолет, который разгоняет вокруг несчастье с огромной скоростью:       Все плохо!       Все ПЛОХО!       ВСЕ ПЛОХО!       На обитаемом Шерлоком острове с его рождения вечный шторм, уплыть нельзя, и область налаживания интимных отношений, безусловно, через пару минут превратится в арену разрушительных действий.       То ли день такой, то ли экология. Или Шерлок в прошлой жизни был хорошим человеком, а Майкрофт полным гамном. Уверенность испарилась за секунду, а тело стало липким, будто мылся в горячей сахарной мыльной пене…              Оставалось молчать и улыбаться, не разжимая губ, как вампир.