Смертоносный Сюрприз

      Глаза еле разлипаются от звука трезвонящего будильника. Незнакомый потолок заставил содрогнуться от мимолетного испуга, но чем больше времени проходило, тем увереннее память о прошедшем дне возвращалась обратно к хозяину. Мужчина оперся на руку и слабо поднялся с кровати, стараясь не опираться на отёкшие конечности. А в прочем, ничего со сменой обстановки ничего не изменилось, вставать по утрам так же тяжело: лёгкое головокружение, боль в пояснице и повсеместные спазмы. Он чувствовал себя разбито. Как обычно. ( — За прошедшую неделю армия отступила больше чем на сто километров. Это полный провал, нет, разгром... Нас загнали в кольцо, словно скот. Надо бежать, иначе — конец! Почему фюрер бросил нас здесь? — в голове послышался обреченный всхлип одного из солдат, которых обвиняли в шпионаже около месяца назад. Клаус уже не помнил их лиц и закатил глаза, виня себя в том, что желал заткнуть этих мальцов, ибо это не значило ничего другого, кроме как желания им скорейшей смерти. Смерть — единственный быстрый способ выйти из его головы. За эти мысли всегда стыдно.       Ягер медленно встал, сонно потянулся и принялся медленно застёгивать петли на рубашке. Фонящий радиоприемник в коридоре вещал о вынужденном, но позитивном отступлении. Отступление может быть позитивным? Партия не перестанет удивлять. Голос и случайные фразы звучали фальшиво, как и все в этом месте. Все фальшивка — излишне красивый фасад, что норовит вот-вот разрушиться под натиском грядущего поражения. Ягер давил в себе эти мысли. Где вера, а где он? Он, определённо, под теплым крылом в одной из немногочисленных уцелевших частей Германии, в почётном офицерском мундире.       ( — Чёрт бы вас побрал! Вас и ваше НСДАП! Я свою жизнь отдал на—       ( — И где этого штандартенфюрера носит?       ( — Спой, пожалуйста. Ведь завтра меня уже здесь не будет.       — Что за… Да вы издеваетесь...       ( — Что бы я делал без... Благодарю вас, о благодарю вас!       (— И всё-таки поляки, чехи и франзуцы — недочеловеки. Самые что что ни на есть, — в дверь стремительно постучали, но беспорядочный гомон голосов не позволил обратить на это должного внимания.       ( — И где все наши истребители, когда они должны прикрывать отступление? Над Англией? Ха-ха-ха! Нет, над Сталинградом!       — Громко-громко-громко! Остановитесь, остановите это! — Клаус упёрся головой в сжатые кулаки и качал головой, в бессознательных попытках отряхнуться и скинуть с себя всех этих людей.       — Остановить что, извините? — В дверях стоял новоиспечённый адъютант. Ягер и не заметил, как в комнату зашли. — Вы в порядке, герр Ягер? Через час уже построение, а у вас ещё есть дела.       — Не важно, — Клаус отдёрнул руки и стеклянным взглядом окинул помещение.       — Мне вызвать врача?        — Не стоит.        — Вы знаете дорогу до медпункта?        — Да. Свободен, Клейст, — белокурый парень тяжело выдохнул и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. “ — Точно, моя способность вернулась ко мне. Из этого следует...Длительность нейтрализации Ивушкина около четырнадцати часов. Надо взять на заметку...”       ( — Спесивый эсэсовец этот ваш Ягер. Вот пойду лучше напишу милой сестрице письмо... А то злости не хватает, — в ответ полковник лишь грустно улыбнулся, держа в руках свою фуражку. В голове не промелькнуло ни единой собственной мысли. Он рассматривал блестящую на тёплом свету лампы эмблему мёртвой головы и посеревший, износившийся белый кант.       В это утро ярко светило солнце. Про себя можно отметить, что день намеревается быть насыщенным. Ведь ради этого знамения ветер за пару часов разогнал туманность? Хочется думать о хорошем, непонятно почему. Наверное, таково действие ультрафиолета. Опасливые, изучающие взгляды ходили за штандартенфюрером по пятам, словно следили или искали прогрехи. Однако Клаус не лыком шит, каждый его шаг и точный надменный взгляд поставит на место любого генерала, что уж и говорить про прочих крыс. Он провёл в их логове не менее двух лет, оттачивая присущие высшему свету мимику и манеры. Ему ли не знать, как он в этом хорош. И всё-таки как же солнце радовало глаз.       В камере заключенного не было. Оказалось, что из-за «непредвиденных обстоятельств» Ивушкин остался в медпункте, что странно. Его ранения конечно серьезные, но с расходниками, в лагерном понимании, обычно не церемонятся. Прогоняя в голове воспоминания о вчерашнем контакте, полковник продумывал тактику ведения переговоров с советским лейтенантом. Это было бы легче с использованием способности, однако не зря ли Ягер когда-то был лучшим стратегом в потоке? Даже радовало, что наконец появился человек, расколоть которого было не простой задачей. По крайней мере Клаус надеялся на это. Мысли о предстоящей встрече вызывали азартный мандраж, так как здесь и сейчас он докажет себе, что и без способности на что-то да годен.       Словив по дороге сопровождение в лице двух офицеров, настроения немного поубавилось. Собственный голос внутри замолчал, отставив тело на автопилоте, без интереса прослушивая уже чужие думы. Когда под ногами вновь зашуршало, Клаус поднял взгляд и оглядел медпункт. Под солнечным светом здание оставляло за собой другие чувства и выглядело по-новому, совсем незнакомо. Он зашел вовнутрь. Стук армейских сапог разбудил спящего на рабочем месте доктора, что принялся судорожно расспрашивать о целях визита и как-то нервно перебирать пальцами. Резкий запах спирта с ночи ещё не выветрился, несмотря на открытые нараспашку окна. Грустные на вид санитарки с усердием оттирали засохшую кровь из другого конца коридора, как раз там, где вчера всё и произошло. Седой старик пытался оттянуть встречу с заключенным 4228 все возможными способами. Он расспрашивал о деталях протокола и возможных ошибках его заполнения, ни коем разом не относящимся к ситуации. Мужик сидел на импровизированном стуле перед раскладушкой, на которой разбросаны карточки узников лагеря, личных дел, историй болезни и прочих справках/документах, присущим немецкой бюрократии.. Ягер не вслушивался в его речи, думая лишь о развале бумажек перед собой. Непонятно почему, одно наличие беспорядка раздражало и прививала неприязнь. Куда только смотрит Тилике?       — Таким образом я бы хотел вас заверить о—       — Это, безусловно, все очень интересно, но я пришёл по срочному делу и более не намерен выслушивать ваш монолог, — полковник забрал из его рук карточку со знакомым идентификатором и направился в нужный кабинет, не обращая внимания на пристальный взгляд позади. Офицеры встали по бокам дверного проема. Клаус отворил дверь, помеченную как номер 8.       — Кто смеет заходить без стука в присутствии штурмбанфюрера?!       Глаза Клауса уже округлились от удивления, но резкий солнечный луч из окна напротив заставил в миг защуриться и прикрыть лицо рукой. Перед ним стоял сам Вальтер Грим. Судя по наводкам, начальник охраны и отряда «мертвая голова», о чем свидетельствует знакомая эмблема на петлицах, вся отполированная и гордо блестящая на солнце. Всё, как и полагается легенде войны и данного концлагеря. В его тени, под распахнутым окном, лицом к стене лежал больной. Его образ напомнил знакомого эпилептика. Недолго думая, объяснение картины пришло само собой. Вальтер снова издевается над своим подчиненным. Как два пальца об асфальт.       — А, Ягер, ты что ли? — слова Вальтера прозвучали с неким пренебрежением.       — Приветствую, герр Грим.       — Я думал увижу вас только на построении. Ранняя пташка? Зачем пришёл? Рабочий день полноценно ещё не начат.       — Сегодня на построении нужно согласовать состав рабочего экипажа из лагерных, хочу, чтобы капитан лично отобрал самых смышлёных, а то мало ли что пишут в личных делах. А я смотрю вам нравится свет не заря болтать с подчинёнными, — штандартенфюрер прошёл пару шагов вперед, вставая на ровне со штурмбанфюрером. Он оглядел перевязанную голову парня, что явно слышал их диалог, но не слушал. Под густыми усами Вальтера появилась недовольная гримаса, тот сложил руки на груди и со злостной усмешкой уставился на Клауса.       — Хах, вы в шутники подались?       — Не понимаю о чём вы.       — Неужели я могу распоряжаться таким отродьем, как этот русский? В моём звании такое не почтительно, — начальник довольно хмыкнул себе под нос.       — Русский...?       — У вас совсем с памятью плохо, раз уж не узнаете собственного «капитана», тем временем ещё и оскорбляете меня своими выводами. Я пришёл лишь научить уму разуму этот мусор, а то явно вчерашнего ему не хватило. Знаете, он так брыкался... Давно не видел такого напора в —       Но Ягер уже не слушал. Человек, которого он принял за соотечественника, оказался тем самым Ивушкиным, о котором он так долго думал. Все тёплые чувства осели на сердце, вызывая стыд и страшное смятение, оставаясь где-то там, очень далеко. Теперь воспоминания заиграли другими красками, как и слова смущённых медсестёр, которые говорили общими фразами. Видимо из деликатности... Клаус понял, что выставился странной персоной перед персоналом. Фигура под окном опёрлась на руки и неторопливо приняла сидячее положение, по-прежнему держа лицо к стене. Через мгновение Николай оглянулся через плечо и в этот же момент столкнулся взглядом с неприятно смущённым немцем. Полковник сразу же опустил взгляд, собираясь с мыслями. Грим продолжал бубнить про пропасть между великими арийцами и всеми остальными, при этом истошно довольствуясь собой. Он был настолько увлечён своим монологом, что не обращал внимания на повернувшегося к нему русского.       — Вы даже не видите колоссальной разницы между уточненным ликом немецкого солдата и этого… — Грим, с напускным презрением, одним взглядом высверлил дыру в Николае, — недочеловека? — Ягер закатил глаза, раздражённо вдохнув немного воздуха. Пазл в его голове наконец сложился, чем вызвал неподдельную злость.       — Я не вижу смысла в нанесение увечий людям, что находятся в Моём распоряжении, — ледяные радужки обожгли удивившегося Вальтера. — Наблюдаю, что вы осведомлены с делом, коль выражаете столь явное недовольство моим положением.       — Ни в коем случае. Я лишь пытаюсь донести мысль—       — Я выполняю личный приказ рейхсфюрера и все пленные, указанные в списках, перешли под моё руководство ещё прошлым числом, — Ягер с особой холодностью перебил штурмбанфюрера. За этой перепалкой наблюдали молодые офицеры, что вернулись с осмотра и застыли в дверях. Выражение их лиц, напоминающие испуг и удивление в одной гримасе, не уступали Гриму. Штандартенфюрер отчитывал его, подходя всё ближе. — Если случится подобный инцидент или этот русский помрёт сегодня — тогда я буду считать Вас персонально ответственным.       — Н-не подумайте, я готов повиноваться приказам.       — Я рад, что мы пришли к пониманию, — Клаус приподнял брови и ухмыльнулся Вальтеру. Тот коротко кивнул и направился к выходу из кабинета, подзывая парней как своих подчинённых. Из-под его усов отныне слышалось лишь недовольное бурчание.       — Не становитесь у меня на пути, — прошептал Ягер ему в след.       Ещё пару мгновений полковник смотрел на закрытую дверь, потом, посмотрев по сторонам, дабы убедиться что в комнате больше нет лишних глаз, мужчина уставился на заключенного. Голова его была перебинтована, сквозь марлю видна засохшая кровь. В остальном он выглядел нормально. На самом деле удивительно то, что буквально вчерашние раны заживают на Ивушкине как на собаке. Можно ли вписать в рапорт о его способностях дополнительно ещё и регенерацию? Некоторое время они смотрели друг на друга в неловком молчании, припоминая события прошлой ночи, будто в этом есть что-то постыдное для них обоих. Полковник рассматривал шрам на выраженной скуле, проводя ассоциации в голове. В этот момент весь мир тоже замолчал. Клаус присел на корточки, своей рукой в черной перчатке он медленно потянулся к грязной повязке, продолжая думать о своей тактике.       — Ээ, фриц, куда лезешь? — Николай резко перехватил чужую руку, в то время как немец даже не дрогнул. Он продолжал смотреть на него слегка печально и по его лицу было видно, что он находится где-то там, у себя в мыслях. Лейтенант крепко сжал его руку, но за неимением реакции решил сдаться, дав Клаусу снять с себя кусок очерствевшей марли. Жест доброй воли успешно исполнен, теперь пора переходить к делу. Ягер заткнул свою дилемму и твёрдо решил всё обдумать вечером за бокалом горячительного напитка.       Что касается насущного, правильным решением было бы не пытаться идти на контакт сразу же и раскрывать все карты, поэтому он выкинул повязку в контейнер с отходами и позвал к себе знакомую девушку остарбайтера. При виде её настороженный командир злостно оскалился, но ничего внятного так и не сказал. Парень с некой тяжестью свесил ноги с кровати и отвёл взгляд.       — Скажи, что на построении ему предстоит выбрать себе мехвода для миссии, — девушка тут же перевела слова Ягера.       — Мехвода… Да, стой, нет, в смысле мехвода? Ты серьезно намерен из полудохлых заключенных отобрать человека, что хоть в глаза видел танк? Кого-то, кто справиться в своем состоянии совладать с ним?! Ты-… — Парень злобно зажмурился и попытался усмирить свой пыл.       — Так выбери того, кто сможет. Какие-то проблемы? — Полковник безразлично смотрел на собирающегося с мыслями Николая. Русский выглядел как метающаяся из стороны в сторону маленькая птичка, что бьется крылышками о стенки своей клетки. Такая же немощная и беспомощная, будто привязанная цепью.       — Я… Ухх… Нет, проблема даже не в этом, — переводчица жалостливо посмотрела на Ивушкина, продолжая переводить его слова. — Вы считаете, что мне для выполнения вашей жалкой миссии нужен один лишь мехвод? Черта с два! Я требую полного состава.       — С какой это радости? — Клаус сделал вид, что не заметил намеренно опущенное переводчицей выражение «вашей жалкой миссии».       — А вот так! Понимаю, что ты требуешь от меня показать тактику советских солдат, однако, ничегошеньки о нас не зная, выставляешь тупое условие, что помешает исполнению хотелки, — танкист, обвиняюще, указывал пальцем на немца. Его излишний драматизм и жестикуляция пытались спрятать волнение, ведь его аргументы были ничем иным, кроме как оправданием. В это время, в его голове уже возник план, а значит он должен любым способом утащить отсюда побольше народу. А пока он прощупывал почву дозволенности, как хороший артист. — Есть много нюансов в моей работе, вдвоем провернуть полноценный бой не выйдет.       — Не понимаю твоего рвения, за любые маневры отвечает мехвод, а обзор может вести и один лишь командир.       — В ваших немецких книжках ничего не знают о танковом искусстве, — Ягера тут же передернуло. Девушка сделала грамматическую ошибку в этом словосочетании, за что хотелось прибить ее на месте. Или не за это? Слова затронули его где-то в глубине души, что-то насильно забытое и нужное ему. — Что, так удивлен? Да, понимаешь ли, командир должен целиком и полностью быть сконцентрирован на тактике, поэтому без дополнительного обзора наводчика не обойтись. Заряжающий же… Э-ээ… Ну, ты не поймешь, но он нужен. Легче просто увидеть, чем попытаться объяснить рядовому.       — В прошлом я тоже командир танка, даже танковой дивизии, если точнее, — штандартенфюрер тяжело выдохнул.       — Чего?! — Смесь смятения и страха показались в его глазах, в то время как полковник перед ним изрядно погрустнел. — Тогда я тем более не скажу, присяга советской армии и… Устав тоже запрещает! Я да мехвод не сможем ни починить, ни завести, ни-че-го. Да и ты точно неправильно поймешь с таким-то переводом, мы вообще договаривались не на это… Я не намерен еще больше продавать родину. П-пошел ты вообще…       — Пхах, ладно.       — Э? — Не желая больше принимать участие в этом споре, немец раздраженно вышел из кабинета, оставив русских в непонимании. Он быстро зашагал в сторону выхода, украдкой поглядывая на часы. Ивушкин же довольно заулыбался и почти расхохотался, смотря на знакомую остарбайтершу.       Время близилось к утреннему построению. Сонных заключенных уже во всю распинывали злобные офицеры, медработники выносили из камер содержания тех, кто уже не проснется. Гул и гам следовали за Ягером по пятам. Окружающая суматоха не оставляла за собой никаких чувств, все его внимание принадлежало восходящему солнцу и чистому октябрьскому небу.       Официальная часть подобных собраний всегда самая утомительная. Отдать честь, поздороваться, начать непринужденную беседу о здравии. Вокруг старые и новые лица, кто-то герой войны, легенда, кто-то еще новичок, это видно по глазам. Уставший и разочарованный взгляд всегда так ярко контрастирует с агрессивным фанатизмом. Чтобы сейчас пробраться на такие должности нужно иметь при себе самые огромные амбиции и непоколебимую веру, что в данный момент довольно сложно. Вот сейчас перед Ягером стоит молодой мужчина лет 30, начиная с этого возраста можно получить звание штандартенфюрера. Здоровый цвет лица с легким румянцем и довольной ухмылкой, а во взгляде сплошь наглость да презрение. Такие люди попадают на свои места только через связи, такие люди в глаза не видели войны… Очень просто делить мир на черное и белое, казнить военнозаключенных без задней мысли, родившись с серебряной ложкой во рту.       — Штандартенфюрер Ягер, вы выглядите бледным. Берлин снова затянуло тучами?       — Спасибо за вашу внимательность. Нет, как я помню, в последний раз светило солнце, — в ответ мужчина холодно улыбнулся, переводя внимание на другого человека.       Стоя в шеренге позади главной трибуны, за которой вещал Гримм, Клаус наблюдал за офицерами, что быстро и небрежно вели под руки хромающего Ивушкина. Его лицо сжалось в злой гримасе и, полковник готов был поклясться, он слышал его недовольное шипение за сотню метров. В это время капо отчитывались за ночные «потери». Ягеру не интересно.       Парень, что пережил не один побег, вследствие чего предстал хромым и немощным перед врагами, шел будто по инерции. Его спину пожирали хищные взгляды эсесовцев. В затуманенном разуме казалось, будто из темноты горят красные радужки. Они не хотели оставить от этого мальчишки и кусочка, только приказ мог их остановить. Парень делает глубокий вдох и, насколько это возможно, уверенно шагает в сторону шеренги из будущего пушечного мяса. Немцы в своих бумажках называют это экипажем. К боку прижат рукой кривой костыль, рука дрожит. Хромой Ивушкин снова оказывается пред лицами самодовольных немцев, их глаза словно острыми клыками впиваются в его тело, не желая оставить и кусочка. Исходивший из толпы заключенных тлен казался осязаемым, как туман. В этом прохладном мраке сверкали только красные радужки солдат СС, что всегда смотрят сверху вниз.       Хотелось посмеяться в лицо человеку, что придумал с таким драматизмом на утреннем собрании отбирать кандидатов. Те выстроились в шеренгу, хлопая глазками, ведь «капитан» медленно расшагивает вдоль нее, вглядываясь в чахлые образы бывших сослуживцев. Как назло, ночной недосып дал о себе знать именно сейчас. Вот была бы воля Ягера, он от скуки уснул бы на месте. Ничего не оставалось, кроме как последовать примеру остальных и молча наблюдать за картиной: около 15-ти щуплых мужчин переминаются с ноги на ногу, как провинившиеся мальчишки. На Николая они смотрят с прищуром, кто отводит взгляд, кто откровенно показывает свое презрение к названному предателю. Внезапно Гримм ткнул полковника в плечо, оторвав от наблюдений, протягивая клипборд с документами на подпись. Клаус взглядом прошелся по прикрепленным личным делам. Единственное приметное — дело некого Василенка. В плену, совпадение, с 41 года. С виду довольно крепкий и физически и морально, это своего рода—       « Проблема. Этот мужчина проблемный. Еще одну проблему в команде я не потяну... Господи, Ивушкин, пройди мимо», — Клаус вдумчиво поджал губы, вчитываясь в характеристику.       — Герр штандантерфюрер, — остарбайтерша подбежала к немцу. — Он сказал, что эти подойдут...       — Ох, — Ягер с недовольной гримасой посмотрел на избранников своего «капитана». Николай только топнул тростью, когда их взгляды встретились. Это еще что за ребятчество?       — Гримм, я думаю у нас на этом все. Позвольте откланяться, — полковник и не собирался дожидаться ответа, в эту же секунду спустившись с площадки. Подзывающим жестом он приказал танкистов следовать за ним.       Неспешным шагом команда следовала к большим деревянным воротам с табличкой Werkstatten. Кто-то из охранников кивнул человеку на смотровой башне и ворота медленно откыли. Клаус на ходу вписывал номера участников в бланк для отчета, утомительно вздыхая. Тогда рядом нарисовался Тилике, что в поднятом настроении улыбался ему глазами.       Миссия номер N. Гитлерюгенд. Номер 2301 – Серафим Ионов. Заметки: Дефектный. Номер 4228 – Николай Ивушкин. Заметки: ... Номер 7044 – Степан Василенок. Заметки: Проблемный. Номер 8337 – Демьян Волчок. Заметки: Заносчивый.       Как кратко охарактеризовать командира он так и не придумал.       Впереди показалось что-то похожее на стоянку. Несколько выведенных с эксплуатации пантер по бокам, одна припаркованная машина, а за всем этим закрытые мастерские. Посреди дороги стоит танк на грязной перевозочной платформе. Его накрыли плотной маскировочной тканью. Работники мастерских с опаской озираются сначала на полковника, а потом на танк, как экспонат посередине. Тилике в миг помрачнел и схватил Клауса за предплечье, с силой уводя немного в сторону. Была у него некая чуйка на надвигающийся конфликт. Он перекрыл собой весь обзор и виновато покосился. Ягер вопросительно уставился на собеседника, засматриваясь за его спину. Позади этой стоянки виднелся выход на тренировочный полигон. Еще зеленая трава обратила на себя внимание, пусть только издалека.       — Отвечая на все вопросы заранее, Ягер, ты же знаешь, что о ваших учениях нам рассказали по факту прибытия? — Тилике почти перешел на шепот, заранее ища к себе милости. Ивушкин в это же время начал перешептываться с товарищами по несчастью.       — Да, и? — полковник помахал рукой: отдал приказ снять полотно с интересующего всех объекта.       — Погоди ты! Его приволокли только пару часов назад в обход проверке. Я думаю тебе это не понравится, — не успел Йохан договорить, как ткань сдернули. С поднявшейся ветром пылью до всех дошел отвратительный смрад. От железной машины несло смертью.       Люди вокруг попытались прикрыться от этого запаха, кому-то даже стало плохо. Пока Тилике пытался откашляться, отчаянно борясь с желанием пустить слезу, Клаус встал как вкопанный, пялясь на железного монстра.       — Это еще что за... Какого черта? Тилике?!       — Смертоносный... Сюрприз? — губы парня неловко растянулись в полуулыбке. — Это был единственный Т-34-85 на ближайшей линии. Только-только с фронта. Гримму было наплевать, как и всем остальным в принципе, он сказал пусть сами с трупами возятся, — Клаус в ответ опустил голову, в шоке прикрывая лицо рукой.       — А если они на трупах заразу в лагерь притащат..? Брюшной тиф, дизентерия, оспа, я не знаю, чума в конце то концов?! — он смотрел как Николай и компания уже полезли осматривать танк по велению офицеров. — Что вы делаете? Оттащите их оттуда! Пусть расходники займутся, ждите приказа! А ты... — Тилике сделал такое лицо, будто был готов принять пулю в лоб. — Совсем из ума вышел? Обрел силы всецелого исцеления или божественной милости? Я не понимаю почему все еще вижу перед собой этот рассадник всякой дряни, — гнетущая атмосфера надавила на голову. Он явно погорячился.       — Я... Позабочусь об этом, — парень уверенно кивнул и тут же скрылся из виду.       — Какой же это все сюр, — Клаус быстрым шагом направился в штаб, придумывая новые оскорбления в адрес администрации лагеря.

***

      По возвращению танк уже отбуксировали в закрепленную за миссией мастерскую. Полковник, прикуривая свою трубку, шагал навстречу Тилике и Ивушкину, которые не могли о чем-то договориться. Он специально замедлил шаг, всматриваясь. Издалека смотрелось забавно: Николай, тараторящий на повышенных тонах и растерянный Тилике, который все пытается откреститься от разгневанного русского. Показываться им на глаза уже и не хотелось, полковник почти развернулся в обратную сторону. Только Йохан, все это время искавший глазами фигуру Ягера в толпе, бысто его заметил. Сильно жестикулируя, он умолял того вмешаться. Девушка переводчица рядом сдерживала свои смешки.       — Храни тебя Бог, Клаус, я не понимаю что с ним делать.       — В чем дело? — без нотки заинтересованности спросил полковник, выдыхая табачный дым.       — Танк в непригодном для эксплуатации состоянии, умники. Нужен основательный ремонт, минимум недели две, если и не—       — Не желаю слышать, даю пять дней, — мужчина разглядывал свою курительную трубку, избегая зрительного контакта со своей головной болью. «Можно ли делать так же в разговорах с блаблафюрерами? Было бы славно...»       — Да ты охренел?! — Честное слово, были бы у него волосы, они бы встали на дыбы. — Внутри конкретные проблемы с механизмом, да и мы без понятия как чинить 85тый!       — А я смотрю ты в себя поверил. Пуля в лоб отличный мотиватор поскорее закончить с починкой с любыми исходниками, — Ивушкин в ответ только поморщился, но тон понизил. В это время Тилике счел их взаимодействие занимательным.       — И посмотрите туда, — Николай показал пальцем на лежащие в стороне трупы советских солдат, обернутые в кровавые тряпки и найденный рядом мусор. На мгновение его руки, измазанные бурой сажей, затряслись. — Что вы с ними сделаете?       — Несвоевременный вопрос. Сожжем конечно.       — Я хочу похоронить, — Танкист потупил взгляд о пол, сжимая кулаки, чтобы унять сильную дрожь. Клаус прыснул в кулак.       — Ха, забавно, — полковник наконец попытался взглянуть на его лицо, но парень понуро смотрел в пол. — Если тебе так важно оставить трупный трофей у дороги, то вперед и с песней, — На самом деле он был еще как против, ведь и получаса не прошло, как Ягер требовал избавиться от этой дряни хотя бы огнеметом. Стерпеть такое издевательство у русского уже не было никаких сил. Он вскинул голову с горящей яростью в глазах и так же резко отпрянул, столкнувшись с взглядом напротив. Абсолютное безразличие на лице врага в момент испугало, показалось что былая решимость порезалась об сверкающую радужку. Ивушкин медленно отвернулся и побрел к своим товарищам. В этот момент в его голове крутилась только мысль о несовершенной ошибке.       — Погоди, он и в правду это сделает? — шепнул на ухо Йохан, рукой отгоняя табачный дым от своего лица.       — Надеюсь, что нет. Но если и сделает, то давай вместе посмеемся над скривившейся рожей Грима, когда он узнает?