И в конце никто не утонет

Формально они были знакомы уже несколько лет, с того самого момента, как Нурик взял Антона под свое крыло. По факту — не знали друг о друге примерно ничего. Арсений всегда держался отстраненно, даже если приходилось работать с ним бок о бок, а Антон никогда и не стремился сблизиться, хотя любопытство в отношении скрытного парня собственного босса порой зудело где-то в подмышках. Иногда Антон думал, что тот намеренно не идет на контакт, чтобы не вызвать ревность Нурика, но в то же время Арсений совершенно не производил впечатления человека, который будет стелиться и угождать, даже в отношении своего партнера. В итоге Антон пришел к выводу, что Арсений просто исполнен презрения ко всему живому и допускает людей в свое личное пространство только после демонстрации выписки со счета или свидетельства о рождении в королевской семье. Антон к жизни относился проще: если справка из КВД чистая — считай, уже человек хороший. Так или иначе, заглядываться на симпатичного парня Нурика Антон себе запретил — в конце концов, это просто непрофессионально. Не то чтобы у их конторы был устав или они платили налоги, но все же какие-то представления о корпоративной этике у Антона имелись. Даже в криминальной среде не возлежи с избранником того, на кого работаешь. Да и поводов предаваться соблазну особо не было — Арсений в поле зрения попадал не так уж часто. По сути, он к их конторе официально и не принадлежал, так — сопровождал иногда сделки в счет исполнения супружеского долга, наверное. Арсений знал несколько земных и галактических языков и неоднократно выручал их как переводчик, а еще умел считать деньги и выступал кем-то вроде бухгалтера на удаленке. В общем-то, Антон был уверен, что именно деньги и служат для Арсения главным афродизиаком, удерживающим его рядом с Нуриком. Хотя, хрен его знает. Может, там и любовь большая, со стороны ж не поймешь. Если и так, Нурику эта большая любовь не мешала иметь левые интрижки. В общем, даже когда Антону доводилось сотрудничать с Арсением напрямую, они держались так, будто между ними был установлен запрет на приближение. Первое время даже не здоровались, только кивали друг другу при встрече. Потом, правда, произошел там один случай… Ну, короче, Нурик однажды сам попросил Антона забрать Арсения из аэропорта и отвезти в контору, сославшись на то, что не успевает. Антон подозревал, что там дело было не в нехватке времени, а в нежелании выбираться из-под чьего-нибудь теплого тела, но лишних вопросов задавать не стал — не его забота. Да ему и несложно было. Арсений ждал его на парковке, уставший и немногословный, как обычно. Антон так же молча подождал, пока тот заберется в аэромобиль, и газанул. Скоростные воздушные полосы по вечернему времени были забиты сплошным потоком, и Антон поехал по пустынной наземной дороге, наплевав на грязь и пыль. Хотя долететь до пункта назначения даже с учетом пробок всегда было быстрее, чем доехать, иногда ему даже больше нравилось не спеша волочиться по ухабистому асфальту колесами, чем вечно перестраиваться с одной из тысяч полос на другую в авиапространстве. Арсений на пассажирском сиденье возражений по поводу выбора не самого скоростного способа перемещения не выразил и, кажется, вскоре вообще задремал, уложив голову на дверь. Антон в пути тоже практически впал в летаргию, рассеянно наблюдая за стелящимся по потрескавшемуся асфальту (как двести лет назад состав водой разбавляли, чтобы бабки попилить, суки вороватые, так и до сих пор разбавляют!) светом фар, пока на очередном повороте огни вдруг не выхватили замершую посреди полосы вне пешеходного перехода человеческую фигуру. Тормоз сработал филигранно: машина моментально остановилась в нескольких метрах от нарушителя ПДД, не издав ни скрипа. Водитель и пассажир лишь едва качнулись на своих сиденьях. Подвеска у аэромобиля была что надо, не зря Антон переплатил. Арсений, вынырнув из своей дремоты, растерянно оглядывался по сторонам. — Извини, — выдавил из себя Антон, медленно вдыхая и выдыхая, чтобы успокоить сердце, долбившее со скоростью порноактера после шести кружек кофе. — Там это… Вон, — и указал вперед. Арсений перевел взгляд в направлении руки. Тут Антон и сам попытался рассмотреть несостоявшуюся жертву повнимательнее. Фигура стояла, все так же не шевелясь, и вроде бы смотрела на машину. Кажется, это была женщина. — Вот же дура обдолбанная, — буркнул Антон, включил аварийку, открыл дверь и выпрыгнул из аэромобиля. — Эй ты, лицо социальной рекламы! Жить надоело?! Чем ближе он подходил, тем больше убеждался, что его догадка, похоже, оказалась неверна и дело тут было вовсе не в измененном состоянии. Во-первых, на дороге стояла даже не женщина, а уже бабушка. Во-вторых, вид у нее был совершенно невинный — седые букольки выглядывали из-под светлой косынки, глаза смотрели ясно и прозрачно, а ручки были трогательно сложены под грудью. Бедняжка — перепугалась, наверное. А Антон еще и наорал на нее. Умница какой. — Простите, — кляня себя, он сразу же смягчил тон, — вы в порядке? Бабушка продолжала молчаливо взирать на Антона чистым пытливым взором, будто с иконы. — Вы, должно быть, потерялись? — он подошел почти вплотную, с беспокойством заглядывая старушке в лицо. Она была похожа на милых добрых бабуленек из сказок со счастливыми концами — от нее даже пахло свежими пирожками. Впрочем, возможно, последний факт сам по себе дорисовал мозг размякшего от трогательного зрелища Антона. — Это ты, огурец лоховидный, что-то потерял, — внезапно трескучим голосом ответило ангельское создание. — И я даже знаю, что. Совесть! Куды прешь, когда люди дорогу переходят?! Руки-ноги из жопы растут после родовой травмы? Дак я тебе это исправлю, пидарасина! И с непонятно откуда взявшейся силой божий одуванчик резко пнул Антона ногой по голени. Кость моментально прострелило вязкой болью, Антон взвыл и сложился, хватаясь за ушибленное место. — Эй! Что происходит?! — раздался сзади встревоженный голос, а следом за ним хлопок двери. Антон, скрючившийся до размеров зиготы, с трудом поспевал за событиями. Зернистый асфальт плясал перед глазами. Боевая бабка продолжала ругаться. Послышался шорох быстро приближающихся шагов, а потом в поле зрения попали остановившиеся рядом ноги, обутые в ярко-синие кеды. — Дама, вы что себе позволяете? Это же членовредительство! Антон со стоном распрямился. Бабка уставилась на подошедшего Арсения. — Ты! — она ткнула в него пальцем. — Будешь свидетелем! Этот лампосос потолочный, чтоб его белые медведи на Северном полюсе драли до конца полярной ночи, пытался меня сбить, расчленить, изнасиловать и продать в рабство! — Вы в своем уме?! — воскликнул Антон, настолько сбитый с толку этим заявлением, что его даже не смутила последовательность вменяемых ему действий. — Кажется, не совсем, — пробормотал Арсений, а затем добавил уже громче. — Вы помните, как вас зовут? Или ваших родственников? Знаете, где ваш дом? Бабка недобро прищурилась. — Ах ты, блядина узкоштанная… Я все поняла! Ты в сговоре с убивцем! Домой ко мне решили пробраться, да?! Всю Землю разворовали, теперь за пенсионеров взялись?! — Я не бляд… — Арсений сжал зубы на полуслове и зажмурился, по всей видимости, мысленно прокручивая достопочтенную матрону в блендере. Антон невольно скосил глаза на его ноги — те действительно были настолько туго затянуты в джинсы, что впору было беспокоиться, не передавила ли тесная ткань какую-нибудь жизненно важную артерию. Арсений несколько раз глубоко вдохнул перед тем, как открыть глаза и продолжить. — Ладно. Дама, сосредоточьтесь. Мы не хотим вам навредить. Вы помните, как здесь оказались? — Конечно, помню, манда ты черногривая! Я из полиции нравов, сижу здесь в засаде, чтобы раскрывать таких шлюшандр, как вы! А если ты ко мне приставать будешь, я тебе так засажу, что ты вспомнишь всех своих родственников по материнской линии до пятнадцатого колена! — Она невменяема, — махнул рукой Арсений, поворачиваясь к Антону, который только-только перестал морщиться из-за боли. — Что будем делать? — Ну не бросать же ее здесь, посреди дороги… — не слишком охотно выдавил он из себя. Связываться с противной бабкой совсем не хотелось, но совесть бы потом замучила его. Арсений нахмурился. Немного подумав, он вскинул руку к глазам, тапнул два раза по нейробраслету и погрузился в поиск какой-то информации. — В полутора километрах отсюда есть дом престарелых. Шанс невелик, но вдруг она тамошняя? — Можно попробовать к ним обратиться. Что тут еще остается делать. Только как ее уговорить поехать с нами? Оба обернулись к воинственно настроенной старухе. — Так вы говорите… — задумчиво протянул Арсений, — вы говорите, этот мужчина совершил на вас покушение? Антон оскорбленно поперхнулся воздухом. — Что? — бабуля посмотрела на Арсения немного растерянно. — Покушение? — Ну да. Вы же сами мне сказали, помните? Вы вызвали меня на место преступления. Генерал-полковник Попов, Министерство внутрипланетарного уголовного розыска. — А, да, — встрепенулась бабка, — я вызывала. Этот раскудрявый хер зеленый пытался застрелить меня из гаубицы. — Вопиющее беззаконие, — невозмутимо резюмировал Арсений. — Проследуйте за мной в аэромобиль, чтобы прибыть в участок для составления протокола. — Это можно, — неожиданно покладисто изрекла бабка и, злобно плюнув Антону на кроссовку, по-старушечьи, но весьма резво первой затрусила в сторону машины. Арсений закатил глаза, зыркнул в сторону Антона и пошел за ней следом. — В рот мне жопу, что за ебаный вечер… — пробормотал он и замкнул процессию. Бабулю не смутил тот факт, что подозреваемого усадили за руль ведомственной машины, или она уже забыла о процессуальном статусе Антона. — Вам там удобно? — обернулся к ней Арсений, когда та устроилась на заднем сиденье. — Не ссы, фраерок. В случае погони я вас прикрою, — и она пристально посмотрела в заднее стекло. — Вот это нам повезло, — хмыкнул Арсений и выжидающе глянул на Антона. — Чего стоим? До дома престарелых по пустой дороге они добрались за три минуты, в течение которых Антон выслушивал о том, что, судя по его методу вождения, насосал на права. Это было облезлое пятиэтажное здание-коробка с несколькими подъездами. На первом этаже за первой же открытой дверью обнаружилась женщина в белом халате с навечно опущенными углами рта, которая пила чай под пыльным фикусом. — О, нашлась, — безо всякого выражения в голосе изрекла она, едва завидев вновь прибывшую троицу. — Это ваша? — обрадовался Антон. — А кому она еще сдалась. Родственников нет, денег — и подавно, — лениво объяснила женщина, прихлебнула из кружки напоследок и наконец вылезла из-под сени фикуса. — Зинаида Зинединовна, опять вышли на улицу голубей материть и потерялись? — Я? — удивилась обретшая имя бабка. — Никогда! — Где вы ее нашли? — обратилась к Антону и Арсению сотрудница дома призрения. — Посреди трассы стояла. Одна, — ответил Арсений. — Вы почему за ней не присматриваете, если она в таком состоянии? — А вы мне не указывайте, мужчина! Их много, я — одна. За каждым не уследишь, — она взяла бабулю за плечо и подтолкнула в сторону узкой лестницы. — Зинаида Зинединовна, поднимайтесь-ка к себе, нагулялись уже. Она вас головой в грудь не бодала? — Что? — поразился Антон. — Нет, только лягалась. — Значит, вам повезло. Зинаида Зинединовна тем временем начала восхождение по темной лестнице, с кряхтением цепляясь за перила. — Подождите, у вас что, нет подъемника?! — Откуда ж ему взяться? — невозмутимо ответила белохалатная женщина. — Это дом престарелых, а не бордель. Тут без роскошеств. — И что, старикам нормально бегать вверх-вниз по этим лестницам? — Разумеется, нет. Уже несколько переломов шейки бедра было. — И после этого вы так ничего и не предприняли?! — Да вы нас за нелюдей, что ли, держите, молодой человек, — оскорбилась женщина. — Конечно, предприняли. Пригласили батюшку из церкви напротив, он нам тут все лестницы освятил. Рядом раздался короткий булькающий звук. Антон перевел взгляд на Арсения — неужели Ледяной принц выдавил из себя смех? Но если так оно и было, тот уже стоял со своим обычным брезгливо-отстраненным выражением на лице. — Но хотя бы лифт вы же могли установить! — не унимался Антон. — Да вы рехнулись?! Молодые люди, здесь невозможна перепланировка: это историческое здание, оно охраняется государством! Таких уже почти не осталось! Вы представить себе не можете, какая это древность — вторая половина XX века, так называемая дрищевка! — Полагаю, вы хотели сказать «хрущевка», — насмешливо поправил ее Арсений. Женщина совсем разозлилась. — Слышь ты, самый умный. Вали давай отсюда со своим дружочком. А то я сообщу в органы, что вы нашу бабку похитили. Делать было нечего, им пришлось подчиниться. Да и к чему вообще был весь этот разговор? Антон никогда не видел себя борцом против социальных неустроенностей. Арсений на эту роль внешне тоже не сильно подходил. — До свиданья, Зинаида Зинединовна, — крикнул на прощание Антон, — будьте здоровы! — Чтоб ты до конца жизни ежами срал! — раздалось с лестницы. В аэромобиле Арсений вздохнул и помотал головой. — Что за средневековье… Мы можем долететь до соседней галактики за несколько часов, но не способны оборудовать дом престарелых хотя бы простейшим лифтом… Почему бы тебе тоже не освятить машину? Если бы ты вовремя озаботился, глядишь, мы бы и не попали в эту ситуацию. — Да здесь даже ни одной иконки нет, у меня вообще никаких шансов, — покаялся Антон. Арсений хмыкнул. Антону захотелось поговорить — впервые за пару лет он обнаружил в Арсении наличие эмоций, и это было интересным открытием, но тот беседу развивать не стал. — Поехали уже. Нам нужно в контору, — и он опять отвернулся к окну. До конца поездки они молчали. Следующие пять ночей Антона во снах навещала бабка — то ругала его, то кряхтела, взбираясь по бесконечной лестнице. На шестой день Антон не выдержал и поехал ее проведать. На его счастье в этот раз дежурила другая женщина — впрочем, такая же неулыбчивая, но хотя бы взашей не погнала со двора. Антон было начал что-то сбивчиво выдумывать о цели визита, но его аргументы женщине были неинтересны: она без лишних вопросов назвала ему номер комнаты, в которой размещалась Зинаида Зинединовна Зидан. Та Антона, естественно, не узнала, но он был этому даже рад, надеясь, что во второй раз знакомство пройдет менее скандально. Он ошибался — бабка вновь обхаяла и Антона, и его подарки: фрукты оказались слишком твердыми, а новый матрас — слишком мягким. Однако, похоже, компания его не была ей неприятна — Зинаида Зинединовна не спешила от него избавиться. Он просидел у нее два часа, а на следующей неделе повторил визит. А потом еще раз. И еще. Вскоре эти посещения одинокой полусумасшедшей старушки вошли у Антона в привычку, а сама она каким-то образом переименовалась в голове из бабки в бабуленьку. Поначалу она редко могла его идентифицировать, и, по сути, каждый раз приходилось знакомиться заново. Со временем стало лучше: до обращения по имени, конечно, было еще далеко, но в глазах у бабуленьки, когда Антон входил в комнату, стало зажигаться узнавание. Однажды она вдруг, прищурившись, посмотрела на него и спросила: — А зачем волосню-то покрасил? — Я никогда не красил волосы, Зинаида Зинединовна. Вам опять что-то показалось. — Ну чего пиздишь-то, кебаб с ушами. Вчера ж заходил — был чернявый весь. И выпрямленный. А сегодня опять вьешься. — Не было меня здесь вчера, — Антон зевнул. Такие препирательства с ней возникали на каждом шагу, он уже привык. — Да ну? А веник этот тогда кто мне припер? Антон перевел взгляд на тумбочку и осекся. В потрескавшейся вазе стоял букет свежих еще садовых ромашек. Он срастил довольно быстро — других вариантов просто не оставалось, ведь родственников у бабуленьки не было. Уточнил потом у дежурной, и догадка подтвердилась: помимо Антона Зинаиду Зинединовну в последнее время регулярно навещал еще один высокий молодой человек. Когда Антон увидел Арсения в следующий раз — тот стоял, облокотившись на блестящее крыло Нурикова аэромобиля, и ждал своего парня — то впервые не просто кивнул ему, а поздоровался. Голосом. Вслух. Арсений стрельнул внимательным взглядом и после секундной заминки ответил ему тем же. Тут вышел Нурик, отвлек Антона разговором по сделке, и вскоре они уехали. Выяснить, в курсе ли Арсений, что он не один-единственный, кто посещает бабуленьку, Антон не успел. А потом уже как-то возвращаться к этой теме смысла не было. Да Антон и не стремился подружиться с зазнобой босса и основать на двоих клуб юных геронтофилов (фу!). Но тем не менее с тех пор как-то так завелось, что каждый раз при встрече они здоровались. Голосом. Вслух. Вот такая история. Дурацкая какая-то и… Ни о чем. Вообще непонятно, зачем ее Антон сейчас вспомнил. Именно тогда, когда мозг стоило бы загрузить более насущными вопросами. Едва ли Арсений оказался на «ТнТанике», потому что решил совершить затяжной моцион до Глизе и вылечить остеохондроз в тамошних грязевых кратерах. Скорее, он здесь по той же причине, что и Антон — спасает свою жопу. Важно другое: с ним ли Нурик? Или они решили разделиться, чтобы запутать следы? Есть ли вообще у бывшего босса какой-нибудь план? На самом деле Антон не уверен, обрадовало или расстроило бы его присутствие Нурика на корабле. Их рабочие отношения, конечно, восстановлению не подлежат, но вот от очной ставки (не в буквальном смысле, разумеется) он бы не отказался. Хотя бы, чтобы спросить — какого хуя? Но, с другой стороны, соблюдать все правила классицизма, то есть единство места, времени и действия, в отношении Нурика сейчас не лучшая идея. Иными словами, держаться от него лучше за три пизды. И не исключено, что от Арсения — тоже. Для тех, кто сейчас пытается найти Нурика, Арсений — зацепка номер один. — Уважаемые пассажиры, — прерывает ход мысли раздающийся над палубой все тот же ласковый женский голос. — Фоторепортаж с торжественной церемонии отправления нашего лайнера размещен на официальном сайте авиакомпании. Вы также можете ознакомиться с фотографиями на виртуальных стендах, активировав их через любой электронный носитель с помощью комбинации… Антон прослушивает окончание речи, потому что его прошибает липким ужасом. Какой еще фоторепортаж?! Он не заметил на палубе никого, кто вел бы съемку! Черт, наверняка опять подключили свои невидимые дроны… Новость просто кошмарная. Он так тщательно стирал себя из мировой сети, избавился от собственного имени, но в этом нет никакого смысла, если твое хлебало будет сиять на фотках, прошерстить которые может каждый любопытный. И уж тем более тот, кто делает это вовсе не из любопытства, а вполне с определенной целью. Но есть шанс сработать на опережение. Сославшись на выкрутасы слабого желудка, Антон оставляет удивленных соседей по каюте и ретируется с палубы, бегом преодолевая все лестницы и едва не запутавшись с непривычки в одинаковых белых коридорах. Рыба-капля по-прежнему дрыхнет на своей койке, но Антону его бодрствование и не нужно. Он запирается в туалете и активирует нейробраслет. Антон начинает с того, что сразу роняет сервер авиакомпании. Немного жестоко по отношению к тем, чьи планы, например, на посещение глизейских роженцев с их глизейскими отпрысками, сейчас собьются из-за слетевшего аппаратного обеспечения, но ничего не поделаешь. Теперь, даже если сотрудники системы безопасности распознают, что это была не штатная авария, а взлом извне, едва ли они подумают, что кто-то решил остановить все процессы просто ради того, чтобы удалить пару фоток из самого невинного раздела. Повезло, конечно, что Антон не торчал на борту с самого начала. Бо́льшая часть фотографий была сделана до его прибытия на корабль, и он сразу листает в конец, напряженно выискивая свое лицо на снимках. Один. Второй. Третий. Вот тут, на общем, заметно. (Ну какого хуя ты такой длинный, чувак, что тебя даже из космоса видно?!) Вот тут на снимок попала половина туловища. Вот тут он чуть ли не крупным планом, причем с совершенно дебильным выражением лица: один глаз закрыт, веко второго опустилось на три четверти, а рот разинут так, будто это финал конкурса на наибольшее количество членов во рту. А вот тут он нагнулся завязать шнурок, и в кадре остались ноги и то, что повыше. Антон себя на фотографиях так скрупулезно не рассматривал даже в школьные годы, когда придирчиво выискивал омерзительные прыщи на лбу. Он удаляет в общей сложности одиннадцать фото, где так или иначе засветился, а потом для успокоения совести пролистывает еще немного назад — вдруг там в начале затесались и кадры из посадочной зоны? На очередном снимке палец его замирает над яркими пикселями. На палубе первого класса в толпе виден Арсений. Он не в центре фотографии, а с краю, но, зараза такая, перетягивает на себя все внимание. Бог его знает чем — то ли осанкой, то ли надменным выражением лица, то ли яркостью черт, будто на него персонально нанесли ретушь, а на всех окружающих забили. Антон медлит секунду, две, а затем удаляет это фото. И еще одно. И еще… К тому моменту, как он заканчивает точечное уничтожение фоторепортажа и любезно восстанавливает работоспособность системы, в каюту возвращаются Макс и Сережа, которые вежливо интересуются его самочувствием. Антон сдуру едва не переспрашивает удивленно, о чем они, напрочь позабыв, что наплел перед тем, как от них сбежать. Ужинает он в той же компании в столовой третьего класса котлетками с пюрешкой. Мог бы позволить себе подняться в ресторан тремя этажами выше, но перед пацанами неудобно, так что Антон не выебывается. Ночь на борту практически неотличима от дня. Расстрелянное звездами черное небо — и сверху, и снизу. Но людской поток здесь в это время стремится к нулю, и Антон позволяет себе вечерний променад по открытой палубе, который завершается тем, что он лежит на жесткой деревянной скамье со стороны кормы корабля и глядит в пожирающую его бесконечность. Первый день оставшейся жизни был благополучно прожит. Ну или радужно проебан — это как посмотреть. Планы на следующий этап все еще туманны, и любое неверное движение грозит провалом. Ухо улавливает звук быстро приближающихся шагов. Антон приподнимает голову и видит мелькнувшую над спинкой скамьи белым штрихом фигуру, которая явно набирает разбег. Любопытство вытягивает Антона в вертикальное положение. Обтянутая белой рубашкой спина (на самом деле не только она, со всеми долженствующими прикрепленными к ней частями) останавливается у леера. Человек упирается руками в ограждение и высовывается за его границы, будто высматривает что-то внизу. Антон следит за ним теперь не только с любопытством, но и с тревогой, потому что узнал эту фигуру. Арсений стоит так примерно полминуты, в течение которой Антон переминается на месте в нерешительности. Если Арсений до сих пор его не заметил, обнаружить свое присутствие на корабле может быть плохой идеей. Хоть они и знакомы, даже связаны одной порукой, друзьями это их не делает, и бог знает, что там у Нурикова любовничка на уме. Как нефиг делать, может сдать или подставить. С другой стороны, может, он знает хоть что-то о реальном положении вещей — как много разнюхали про них копы или как далеко распространяются руки кинутых заказчиков с Хэрриота. В итоге Антон все же решает, что стоит рискнуть: все-таки Арсений никогда не производил впечатление совсем уж конченной мразоты, для которой нет ничего святого. Опять же, к бабуленьке вон равнодушным не остался. Так что Антон осторожно подходит ближе, но Арсений, видимо, сосредоточенный на чем-то своем, не оборачивается или же вовсе не слышит его шагов. В момент, когда Антон уже открывает рот, чтобы произнести знакомое имя, происходит странное. Арсений вдруг становится обеими ногами на среднюю перекладину леера, хватается рукой за флагшток и подтягивается выше, через секунду оказываясь на верхней кромке ограждения. Он распрямляется, отводит одну руку в сторону и плавно наклоняется вперед… — Нет! — тело Антона срабатывает быстрее его мозга, когда он прыжком преодолевает разделяющее их незначительное расстояние, выкидывает вперед руку, хватая Арсения за вылезший из брюк край рубашки, и, что есть силы, тянет его на себя. Арсений издает забавный захлебывающийся звук удивления, взмахивает в воздухе руками и опрокидывается навзничь, придавливая Антона к палубе. Боль в позвоночнике на секунду оглушает. Антон хочет заорать, но из груди, расплющенной восьмьюдесятью килограммами живого веса, вырывается лишь жалкое сипение. Арсений приходит в себя куда быстрее и юрко разворачивается, приподнимаясь над ним на вытянутых руках. В сверкающих глазах мелькает удивление, но не задерживается, мгновенно сменяясь яростью. — Твою мать! — ну вот, теперь у Антона еще и звенит в ушах от резкого крика. — Ты что наделал, придурок?! Арсений прытко вскакивает на ноги и бросается обратно к решетке. Антон не успевает издать ни одного звука протеста, с трудом отлипая от пола, когда Арсений опять выглядывает за борт, вниз, и воет — натурально, разочарованно воет. В этот момент Антон окончательно сдается и уже не пытается осознать суть происходящего. Арсений возвращается к нему, хватая за грудки и встряхивая. Антон шипит — кажется, приложился не только спиной, но и затылок ушиб. — Тебе что от меня нужно? — перекошенное гневом лицо приближается вплотную. — Ну вот прямо сейчас… чтобы ты перестал доламывать мне хребет… — еле хрипит Антон. Хватка ослабевает, но лицо напротив ни на одну морщинку не смягчается. — Ты следил за мной? — Что?.. Нет! — Тогда как узнал, что я буду здесь в это время? — Ничего я не знал! Я просто лежал тут, отдыхал… А потом увидел, как ты хочешь спрыгнуть! Арсений, я все понимаю, я сам в шоке от того, как вся эта история закрутилась, но пойми, самоубийство — это не выход, тебе нужно постараться… — Самоубийство?! — перебивает Арсений и делает при этом настолько насмешливо-недоверчивое лицо, будто Антон пытается ему продать баклажан, выдавая за планетарный аннигилятор. — Ты совсем спятил? — Спятил тут, похоже, ты, — Антон тоже начинает сердиться, — да, положение у нас сейчас незавидное, но ты даже не попытался придумать какой-то выход из ситуации, сразу побежал драматично сигать с корабля в открытый космос! — Во-первых, не говори «у нас», потому что я к этим вашим разборкам не имею никакого отношения, я, считай, просто рядом стоял. Во-вторых, ты идиот. Какой, на хрен, прыжок в открытый космос?! Тут сильнейшее гравитационное поле, даже если ты вывалишься за борт, тебя все равно притянет обратно! Ой. Все так и есть — защитные слои и гравитационное поле на то и рассчитаны, чтобы какой-нибудь зазевавшийся разиня, неудачно перегнувшийся через ограждение, не улетел исследовать просторы Вселенной в одиночном пике́. Антон чувствует себя полным придурком. — Блядь… Извини, я че-то… Просто вся эта обстановка, понимаешь… Я увидел, как ты взбираешься на леер, и мне показалось, будто мы действительно в море, и ты собираешься… Стоп. Погоди. Но даже если ты и не пытался свести счеты с жизнью, ты ведь все равно хотел прыгнуть! Зачем?! Сзади слышатся голоса — кажется, кто-то из команды сбежался на шум. — Да что за вечер… Идем! — Арсений хватает Антона за запястье и тащит быстро на безлюдный правый борт, а затем по лестнице вниз, останавливаясь в пустынном коридоре перед входом в обеденный зал второго класса. — А теперь ты мне ответь на пару вопросов. И он толкает Антона рукой в грудь так, что тот упирается ушибленной спиной в стенку и несдержанно охает. Арсений к его дискомфорту остается безжалостно глух. — Для начала скажи, как ты здесь оказался. Антон облизывает пересохшие губы и сглатывает. — Полагаю, так же, как и ты. Поднялся сегодня днем по трапу на борт. — Дурачка-то не строй, — лицо Арсения вновь угрожающе близко, — я с самого начала знал, что ты на борту: увидел сверху, как ты бежал к кораблю, размахивая ушами. Ты прекрасно понял, о чем я. Говори прямо: тебе Нурлан велел следить за мной? — Нурлан?! Я от него ни звука не слышал с тех пор, как узнал, что пацаны попались на этой ебаной сделке! Он скрыл от меня даже то, что она должна была состояться, потому что я бы этого не допустил! Я приехал в контору, когда там все уже было вверх дном. Он кинул меня по полной! — Не тебя одного, — злобно выплевывает Арсений. — Я узнал о провале операции случайно, а этот козел даже не потрудился скинуть мне хотя бы сообщение с одним только словом «беги!». — Это ты снял деньги с общего счета? Арсений щурится. — Да если бы. Я мгновенно понял, что надо делать ноги, купил последний оставшийся билет на этот рейс и бежал впопыхах с нашей квартиры. К тому моменту, как у меня появилась возможность проверить счета, все, к чему имел доступ Нурлан, этот гондон, уже было заблокировано. Ты правда не знаешь, где он? — Понятия не имею. Когда я полез искать билеты, все уже было раскуплено. Выходит, это ты меня опередил. Мне повезло выкупить один прямо с рук уже в аэропорту. — У меня нет ни одной причины тебе верить. — У меня нет ни одной причины тебе врать. Какой смысл следить за тобой, если я сам застрял в этом же очке, если не глубже?! Арсений устало вздыхает и немного отстраняется. — Значит, просто так совпало, что мы летим вместе? Антон пожимает плечами. Он тоже устал, между прочим. — Теперь ты мне скажешь, что это был за прыжок веры? По лицу Арсения вновь пробегает судорога раздражения. — Скажу, охотно. По твоей милости я лишился, может быть, последнего шанса бесследно сбежать с «ТнТаника». Когда днем преподнесли эту чудную новость про фотографии с отправления, стало ясно, что тут тоже задерживаться нельзя. — Их уже нет. В смысле, фоток с тобой и мной. Я все удалил. — Я догадался, — кивает Арсений, — когда у авиакомпании вся система рухнула, понял, что это твоих рук дело. Но это ничего не меняет. Фотографии находились в свободном доступе около часа до того, как нам о них объявили. Если кто-то из тех, кто нас ищет, задался целью отслеживать пассажиров во всех аэропортах, то о нашем нахождении здесь вполне уже может быть известно. — Я все равно не понимаю, зачем после этого нужно было прыгать… — Конечно, не понимаешь, долбоеб. К твоему сведению, десять минут назад под «ТнТаником» на расстоянии двух километров пролетал бывший бронепалубный галактический крейсер, а ныне музей в открытом космосе «Аврора». Радиус защитных куполов на космических кораблях как раз достигает полутора километров. Когда «Аврора» находилась прямо под «ТнТаником», их защитные слои перекрестились, стали слабее и между ними создалась трансферная зона. Человеческое тело в свободном падении развило бы скорость, способную преодолеть гравитацию нашего корабля. А уже после пересечения перекрестной зоны гравитационное поле на крейсере мягко бы меня притянуло. До чего ж все просто. У Арсения есть все основания злиться. Антон буквально пресек его попытку скрыться, не оставив после себя ни одной зацепки на дальнейший виток поиска. Как же стыдно… — Ну и что… У тебя бы все равно ничего не получилось, — с детским упрямством спорит Антон, лишь бы не признавать свою вину. — А на крейсере тебя, безбилетника, рано или поздно поймали бы. Начали бы проверять личность, привлекли Метапол и быстро выяснили, что «заяц», возникший на борту из ниоткуда, и любовник разыскиваемого контрабандиста — одно и то же лицо. Шансов выкрутиться у тебя было маловато. — Что ж… Благодаря твоей невероятной сноровке мы этого никогда не узнаем. — Эй, я вообще-то спасти тебя пытался! Я же не знал о твоих планах! — Мне тебя благодарить теперь за это? — скептично приподнимает бровь Арсений. Антон сникает. Все так, он облажался, он заслужил эти насмешки. — Снимай футболку, — невозмутимо произносит вдруг Арсений, и Антон сначала думает, что ослышался. Но Арсений смотрит куда-то ему на живот, а потом делает подбородком движение вверх, намекая, чтобы тот оголил торс. — Эээ… Нет, слушай, спасибо, конечно, но «благодарить» не надо, я и не рассчитывал… — мямлит Антон, безбожно краснея. В ответ Арсений звучит, как истребитель, который резко идет на снижение. — Нет, ты все-таки непроходимый тупица… Что ты там себе выдумал, извращенец?! Снимай футболку, говорю, я намажу тебе ушибы мазью. Степень смущения, которой достигает Антон, по всей видимости, не совместима с речевым воспроизведением, потому что он внезапно не может выдавить из себя ни слова. В подтверждение своих слов Арсений вытягивает руку, разворачивая наверх ладонью, в которую его нейробраслет выплевывает сгусток вязкой пузырчатой субстанции. Он выжидающе смотрит на Антона. — Прямо здесь? — спрашивает тот, зачем-то понизив голос, хотя стоило бы это сделать несколькими минутами ранее, когда они обсуждали куда более не предназначенные для чужих ушей вещи. — Прости, мне стоит отвести тебя в свою каюту класса люкс, чтобы выполнить эту процедуру? Другие условия тебя не устраивают? Давай уже, никто сюда в этот час не зайдет. Антон решает не спорить, а то Арсений и без того выглядит взбешенным до крайней степени. Он стягивает футболку и поворачивается лицом к стене. Спустя пару секунд невольно дергается, когда спины касается прохладная от мази ладонь. — Тихо-тихо… — Арсений почему-то тоже шепчет, совсем легким движением начиная водить рукой по коже. — Ты правда живешь в каюте первого класса? — спрашивает Антон, чтобы скрыть неловкость. — Да. Не воображай: это не моя прихоть, других вариантов просто не было. Я бы лучше сэкономил деньги, они в ближайшее время очень даже могут пригодиться. А ты где разместился? — В третьем классе. Тоже от безысходности. Поверь, тебе бы там не понравилось. Уж лучше плакать о своей судьбе в гагачий пух, завернутый в шелковую наволочку, чем в то бревно, которое нам выдают за подушку. Антон ожидает от Арсения грубости, соответствующей ситуации, однако его касания ощущаются легко и безболезненно. Он не спрашивает, где болит, но каким-то сверхчутьем угадывает, куда втирать мазь. Антон чувствует, что чересчур сосредотачивается на этих осторожных движениях, и, когда в его голове они почему-то обретают эпитет «ласковые», сам себя отвлекает разговором, чтобы развеять глупые неуместные мысли. — Ты же путешествуешь под вымышленным именем? — Нет, что ты, я тут бегаю по палубе, сверкая своим подлинным айди, выкрикиваю вслух девичью фамилию матери и имя первого питомца. — Арсений, — Антон немного напрягается от этого нескончаемого потока сарказма. Тот, похоже, улавливает потяжелевшие нотки в его голосе и меняет тон на более нейтральный. — Здесь меня зовут Розмарин Дюбукатров. — Розмарин?! Воу, а я еще переживал из-за своего нового имени… — Так ты же этот Розмарин и придумал. Это одно из фальшивых айди, которые ты когда-то наклепал на всю контору. — Черт, точно, я уже и забыл про них. А я теперь Жека Досонов, прикинь? Это настоящее имя какого-то мужика, мне пришлось перенастроить свой айди, чтобы пройти по нему. — Тебе подходит, — раздается из-за спины. Арсений убирает руку, и Антон на автомате тянется за ускользающим приятным касанием, пока не одергивает себя, и разворачивается к товарищу по несчастью передом. Тот ни капли не изменился в лице, разве что глаза сияют чуть ярче. Или, может, это игра приглушенного искусственного света вводит Антона в заблуждение. — Вот что, Жека Досонов. С этой минуты держись-ка от меня подальше. Побег ты мне уже благополучно похерил, так хоть впредь не суйся под ноги. Ни тебе, ни мне не нужно лишний раз попадаться людям на глаза в одной компании. Все. Счастливого пути. Одарив на прощание испепеляющим взором, Арсений разворачивается и исчезает в глубине коридора, оставив Антона стоять полуголым и в смятенных чувствах. В последний раз с ним такое было на выпускном, когда зацелованный в пустом классе одноклассник в последний момент сказал «нет» и сбежал. Но даже тогда все было как-то проще и понятнее.