Дорога в темноте

Когда новички наконец доползли до своих постелей, было уже за полночь. После жестокой тренировки их ждали долгие часы самой грязной работы, которую только можно было найти в крепости. Все новобранцы были в самом низу иерархической лестницы. К ним относились хуже, чем к слугам: им не платили, лишь давали кров и еду, их могли толкнуть и воспринимали их как пустое место. На их плечи ложилась бесконечная уборка — в конюшнях, в комнатах, залах, на кухне, в отхожих местах. Они рубили дрова, таскали воду, занимались стиркой, чистили светильники, снова и снова намывали бесконечные каменные полы. Латиф изо всех сил пытался уснуть, но спина, пострадавшая от ударов наставника, не давала ему и глаз сомкнуть. Малейшее движение тут же вызывало боль, и ему все никак не удавалось найти удобное положение для отдыха. Наконец, он устроился более или менее приемлемо: на боку, чуть завалившись на живот и выставив согнутую в колене ногу. Латиф уже почти уснул, когда едва слышное движение — легкое, незаметное, как шевеление воздуха — привлекло его внимание. Кто-то из новобранцев на цыпочках шел по комнате в темноте, пробираясь мимо спящих тел к окну. Латиф заинтересовался. Он осторожно поднялся и след в след направился за ночным беглецом. Луна пряталась за башнями огромного замка, скрывая их обоих в тени. Латиф крался за неизвестным, по пути гадая, кто бы это мог быть. Скоро он понял, что они идут к реке: мимо конюшен, огибая замок с южной стороны, вниз по узкой каменной тропке, спускающейся к самой воде. Наконец, фигура впереди остановилась. Луна осветила профиль незнакомца — и Латиф узнал в нем Саида! Он было хотел подойти к другу, но что-то заставило его остаться на месте, скрытым с тени скал, и продолжить наблюдать. Саид какое-то время стоял на месте, оглядываясь и словно прислушиваясь. Очевидно, удостоверившись, что никого нет, Саид начал раздеваться. Он снимал вещь за вещью, и Латифа внезапно осенило. Новички потели, как свиньи, каждый божий день, занятые работой и тренировками. Наставники, зажимая носы от смрада вспотевших подростковых тел, постоянно гоняли их мыться и стирать одежду, и даже могли поколотить за неопрятность. Латиф любил купания — это были редкие моменты, когда рекруты были предоставлены самим себе. Они с другими новичками плескались в реке, ныряли, играли и наслаждались свободой. Но только сейчас Латиф понял, что Саида никогда с ними не было — когда его звали купаться, он просто растворялся в воздухе или находил оправдания, чтобы сбежать. При этом его нельзя было назвать нечистоплотным: от Саида не пахло и свою одежду он держал в чистоте. Латиф, как завороженный, наблюдал за худенькой обнаженной фигуркой, очерченной слабым лунным светом. Саид сложил одежду и медленно вошел в холодную речную воду, ойкая и поджимая ноги. Пока он мылся, Латиф рискнул подобраться поближе и спрятался буквально в нескольких шагах от сложенной в кучку одежды. И когда Саид вышел из воды, он едва подавил удивленный возглас. Вблизи Латифу показалось, что между ног у Саида не было… ничего. А когда тот повернулся на свет, это стало очевидно — там было совершенно пусто! То есть, почти пусто, а значит… Саид — евнух! Это многое объясняло — и его нежелание раздеваться, и высокий голос, который не ломался, как у других мальчишек, и отстраненное поведение, и нежелание говорить о жизни до Масиафа. Похоже, Саид сбежал из чьего-то гарема — но почему? Неужели в гареме было хуже, чем в крепости, полной наемных убийц? Кто в здравом уме отказался бы подавать чай капризным девицам ради бесчеловечных тренировок и унижений? Латиф дождался, пока Саид выстирает одежду и наденет ее — мокрую, но чистую — обратно. После этого он вышел из своего укрытия. — Эй, Саид! — окликнул он товарища. Саид взвизгнул и, перепуганный, плюхнулся на землю. Он был готов побежать, но Латиф схватил его за плечо. — Ты чего, это же я, — успокаивающим тоном сказал он. Но Саид смотрел на него в полнейшем ужасе. — Ты… ты видел меня без одежды? — пролепетал он срывающимся голосом. — Ну, да, — Латиф, смущенный, ослабил хватку, и Саид тут же отшатнулся от него. — Извини. Но я никому не расскажу твою тайну, не бойся! — Та-тайну? Даже в лунном свете было видно, что Саид побледнел от страха. — Ты же, ну, евнух, — Латиф почувствовал, как неловкость возрастает с каждым словом. — Но ты не переживай, я и не такое видел! Я знавал одного бездомного, у него рук по самую шею не было. Он ложку держал пальцами ног, представляешь? И без рук, и без ног люди живут, не то что без… Этого . Саид тихо смотрел на него, замерев в ночном мраке как маленькая статуя. Латиф было подумал, что ляпнул что-то не то, но тут мальчик заговорил. — Да, я… Я евнух, — сказал Саид едва слышно. — Не говори остальным. — Я — могила, — заверил Латиф. — Покуда я жив, ни одна живая душа не узнает. Я хоть и люблю поговорить, но секреты хранить умею. Саид лишь кивнул и, не сказав больше ни слова, зашагал к замку. Замешкавшись, Латиф последовал за ним. *** После их ночной вылазки Саид несколько дней ходил еще более тихий, чем всегда. Латиф вел себя как обычно, хотя ему до смерти хотелось расспросить друга, как у него там все устроено. Но вспомнив, с каким ужасом Саид смотрел на него на берегу реки, он подумал, что тема эта слишком чувствительная, и со временем выкинул эти мысли из головы. С другими он даже и не думал это обсуждать; хранить чужие секреты он научился давно, как и обращать их в свою пользу. О чем он не мог перестать думать, так это о нерассказанной истории, которая привела Саида к ассасинам. Евнухи, которых он знал, жили в довольстве и всегда имели лишнюю монету в кармане. Никому в здравом уме не придет в голову отказаться от сытой жизни ради того, чтобы стать убийцей и каждый день рисковать головой. Но парнишка явно жил не в раю. Нередко, ворочаясь на жестком соломенном матрасе, Латиф слышал тихие стоны — Саида почти постоянно мучили кошмары. Конечно, у всех новобранцев жизнь до Масиафа была не сахар, да и сам Латиф время от времени просыпался от жутких видений, где за ним по темным улицам гнались стражники. Но Саид говорил во сне, и услышав это однажды, Латиф уже не смог об этом забыть. Заливаясь тихими слезами, спящий Саид звал мать. Быть круглым сиротой с рождения для Латифа было словно носить непробиваемую броню. У него никогда не было близкой души, близкой достаточно, чтобы беспокоиться о них. Он никогда никого не любил, никогда не рисковал жизнью ради ближнего. Иногда он представлял, как это — иметь семью и свой дом, но это было словно попытаться угадать вкус незнакомого блюда, не попробовав его. Но он встречал бедолаг, кто, однажды познав семейное счастье, лишался его. У кого-то семья сгинула в пожаре, у кого-то единственное дитя унесла лихорадка, у кого-то на глазах родные погибли от жестокого меча. Эти люди превращались в пустышки. Их ничто не волновало, ничто не приносило радость и даже не приводило в ужас. Они бродили по улицам, словно живые мертвецы, пока не гибли от голода или горя. Саид был другой. Бодрствуя, он ни в чем не походил на тех опустившихся на дно несчастных. В глазах у него горел спокойный огонь, словно у него была какая-то цель. Месть или стремление найти утраченное — Латиф мог только догадываться. Однажды он проснулся слишком рано — в небе едва занимался рассвет. Латиф по привычке нашарил взглядом Саида — тот неподвижно сидел на тюфяке, вперив взгляд в окно. Посидев так минуту, он бесшумно поднялся и на цыпочках стал пробираться к выходу из комнаты. — Эй, — громко шепнул Латиф, и мальчик, вздрогнув, остановился. Увидев, кро его зовет, Саид немного расслабился. — Ты куда? Саид молча поманил его за собой и продолжил красться, едва не наступая на раскинутые в темноте руки спящих новобранцев. Заинтригованный, Латиф двинулся за ним. Замок Масиаф никогда не спал, поэтому им нужно было быть осторожными. В одном из коридоров им повстречались два ассасина: они беседовали на ходу и не услышали их шагов, а вскоре сами скрылись за одной из дверей. Выждав немного, Саид, как кошка, пробежал до конца длинного коридора и выскочил в открытое окно. Оно выходило прямо на конюшни. — Ты решил верхом прокатиться? — шепнул Латиф, но друг только отмахнулся. Укрытый тенью конюшни, он подтянулся и залез в небольшое окно под потолком. Последовав за ним, Латиф оказался в темном пустом стойле — в нем был проломлен пол, и им не пользовались. Они прислушались, но не заметили шагов или звона сбруи — путь был свободен. Лошади не обратили внимание на их присутствие — в конце концов, именно новобранцы регулярно чистили их стойла. Саид тихо пробежал мимо спящих лошадей к небольшой каморке, где хранились щетки, ведра и прочий скарб. Поднатужившись, он отодвинул от стены большой сундук — и неожиданно в каменной стене показался узкий лаз, в котором брезжил серый утренний свет. — Ты первый, — сказал Саид. Замешкавшись, Латиф пробрался через дыру в стене и не поверил своим глазам: они оказались за пределами замка! — Ух ты! — ахнул Латиф. Саид у него за спиной хмыкнул, явно довольный произведенным эффектом. Стены Масиафа высились у них за спиной мрачной тенью, но зато впереди был только бескрайний горный простор. Далеко внизу шумела река, а над горными вершинами брезжил золотой линией ранний летний рассвет. Из ущелья веяло живительной прохладой, и Латиф невольно закрыл глаза, подставляя лицо навстречу легкому ветерку. Казалось, он целую вечность не ощущал в воздухе такой свежести. — Нам сюда, — позвал Саид. Обернувшись, Латиф увидел узкую, в две ступни, каменную тропку, которая шла вверх вдоль стен замка. Идти по ней можно было только прижавшись плечом к каменной кладке. Саид, будучи куда меньше рослого Латифа, двигался куда быстрее, то и дело оборачиваясь, словно поторапливая. Лицо у него выглядело оживленным: в глазах горел озорной огонек, уголки губ приподнялись в легкой, почти детской улыбке. Латиф никогда до этого не видел, чтобы Саид улыбался. — Почти пришли. Тропинка заканчивалась небольшой каменной площадкой у подножия одной из башен — Латиф пока плохо ориентировался в замке и не мог понять, к какой части Масиафа они приблизились. Но это было и неважно — потому что вид отсюда открывался потрясающий. — Смотри, — шепнул Саид, показывая куда-то вверх. На фоне острых, как зубы древнего чудовища, горных вершин все ярче разгоралось рассветное небо. И тут с вершины башни у них за спиной отделилась небольшая тень. Латиф, завороженный, смог рассмотреть раскинутые в стороны мощные крылья — огромный горный орел летел к залитому жидким золотом горизонту. И, наконец, в тишине занимающегося дня раздался пронзительный орлиный крик. Латиф замер на месте, не в силах оторвать взгляд от захватывающего дух зрелища. — Как? — выдохнул он, наконец. — Как ты узнал про это место? — Случайно вышло, — пожал плечами Саид. — Щетка закатилась под сундук. — Я бы на твоем месте никому и никогда бы не рассказал, — признался Латиф, блуждая взглядом по затянутой дымкой дали. — Это как сокровище — оно должно быть только твое. Саид не ответил. Повернувшись к другу, Латиф заметил, то он хмурится. — Ты не подумай, я рад, что ты позвал меня с собой! — Поспешил он поправиться. — Я ничего красивее в жизни не видел. Лицо темноволосого мальчишки немного просветлело. Он кивнул и вгляделся в горизонт. — Сейчас солнце взойдет. — Голос его звучал безмятежно. Рассвет, оранжево-розовый и нежный, как платье красавицы, медленно распускался над необъятным горизонтом. Наблюдая за насыщающимся небом, Латиф со странным волнением думал, что так, наверное, и зарождается дружба — из серости незнакомства медленно проступают участие, доверие и симпатия. Именно это он сейчас чувствовал с Саиду — странному мальчику с глазами джинна, неразговорчивому, но по какой-то причине признавшего Латифа своим. Как и в рассвете, в этом была необъяснимая, но очевидная прелесть.