***
После неловкого зрелища Коё пришлось вернуться обратно в кабинет отца. Мори сегодня остался в городе, а это значит, что его кабинет полностью свободен, и здесь девушка будет спать ближайшие несколько дней, но сейчас она не знает, чем заняться. Ей не неловко из-за недавней ситуации, но кое-что её всё-таки беспокоит, и она, покопавшись в сумке, решает вернуться обратно. Когда она оказалась на нужном этаже, из комнаты уже выходил Дазай, растрёпанный и довольный. Он блеснул глазами в сторону Коё, после чего скрылся в темноте своей комнаты, закрыв за собой дверь. Девушка успела разглядеть на его лице задорный румянец. Чуя, кстати говоря, выглядел не лучше, но тщательно пытался это скрыть, уткнувшись носом в телефон. Скорее всего, он сейчас с серьезным видом смотрел на рабочий стол или усердно очищал память. — Тааак… Ты точно не передумал насчёт моего предложения переночевать у тебя? — Озаки неспешно бродит по комнате, выискивая какие-то изменения, но кроме беспорядка на кровати, ничего примечательного не замечает. Парень отвёл взгляд от экрана, выдавливая из себя смущённое «угу». Коё лишь кивнула в ответ, снова покидая своего младшего брата, но, на этот раз, на всю ночь. Чуя очень сильно хотел проигнорировать небольшой блестящий пакетик на тумбочке, появившийся после прихода сестры, но всё-таки быстро прячет его в карман своих рабочих шорт.***
Ночь прошла относительно спокойно, но если Чую вдруг спросят о том, что ему снилось ближе к утру — он скорее отгрызёт себе палец, про себя проклиная улыбчивого мерзавца за утренний стояк. На этот раз утро началось не с чашки кофе, а с холодного душа, который, в свою очередь, очень сильно помог: вода унесла с собой оставшуюся плёнку сонливости, давая встретить новый день со свежей головой. Парень выходит чуть раньше обычного и решает не будить сестру: она приехала сюда отдыхать, а это значит, что, скорее всего, всё ещё спит. Было бы славно, если бы она проснулась чуть раньше обеда. Время перед зарядкой Накахара коротал на скамейке, наблюдая, как площадь постепенно оживает, наполняясь людьми. Возле него уже крутились дети из его отряда, а через некоторое время пришлось встать, так как на сцену вышел Кенджи. К моменту появления Сакагучи солнце начало припекать, а утренняя прохлада практически развеялась. — Доброе утро… — бла бла бла… — …Сегодня… — бла бла бла, — …во второй половине дня… — бла бла бла, — … В сценке обязательно должны участвовать вожатые…А вот это уже интереснее.
Чуе не хотелось выходить на сцену: он предпочитал быть режиссёром. Режиссёр играет важную роль, непосредственно участвует в самом процессе создания театрального шедевра, люди знают, что он причастен к работе, но сам на съёмочной площадке не появляется — идеальная роль. А если ещё и представить Дазая, потухающего со́ смеху от одного присутствия Чуи на сцене, — желание участвовать в этом отпадает напрочь, но утереть нос ублюдку надо. Для профилактики. Идей в голове было несколько, но нужно выбрать ту, что под силу реализовать в условиях лагеря. Просить о чём-то отца не хотелось: это как-то нечестно по отношению к остальным, не имеющим доступа к таким привилегиям. Проще и быстрее всего будет взять уже имеющуюся историю: какую-нибудь сказку или небольшой рассказ. Через пару часов раздумий в голове сложился предварительный набросок, а так же несколько запасных вариантов. Времени было не так уж и много, поэтому было назначено две репетиции: перед обедом и после сон-часа. Чуя даже пришёл чуть раньше, чтобы записать примерный сценарий и прикинуть, кто на какую роль подходит. Все пришли вовремя. Максимальное запоздание не превышало трёх минут, и такая пунктуальность очень сильно радовала, но стоит учесть, что в отряде Куникиды за такое расстреливают. Менее чем за полчаса сценарий был доработан: что-то убрали, что-то добавили, где-то упростили. Так же все роли были разобраны. На сцене будут играть не все, но каждому нашлось своё применение и место в коллективной работе. Теперь оставалось грамотно всё это отыграть, но этим придётся заняться чуть позже. Время до второй репетиции прошло спокойно: они с Коё снова заказали доставку, а потом весь сон-час играли в карты. Начало репетиции так же не предвещало беды: дети были послушными и старались сделать всё быстро и качественно. Всё равно от них не требовалось какого-то исключительного театрального мастерства. Спустя минут двадцать большая часть была отрепетирована, а это значит, что вот-вот начнутся сцены с участием самого Чуи, и как хорошо, что он услышал саркастичные хлопки с задних рядов раньше, чем забрался на сцену. — Неплохо, Чуя, но я надеялся на экранизацию чего-то более подходящего тебе. «Мальчик с пальчик»? О! Нет, «Дюймовочка»! А может «Человек-муравей»? С тобой в главной роли, конечно же, — несколько человек на сцене хихикнуло. — Знаешь, за неразрешённое лицезрение съёмочного процесса люди обычно несут уголовную ответственность, — парень раздражённо мнёт лист блокнота, на котором были записаны его режиссёрские труды. — Я всё равно только пришёл… — Чуя не оглядывался назад, но по звуку мог понять, что Дазай встал со скамейки и направился к проходу, ближе к которому он сидел, — … мимо проходил и решил взглянуть… — парень уже медленно, но верно шёл к первым рядам, и, как назло, Накахаре угораздило сидеть с краю, — … но ты не волнуйся… — шатен встал рядом, прожигая взглядом рыжую макушку, что расценили, как желание засунуть свой нос в драгоценные рукописи, поэтому Чуя захлопывает блокнот и поднимает голову, раздражённо хмурясь, — … накажешь меня потом по всей строгости закона. Карие глаза сверкают недоброй похотью. Чёртовому ублюдку всё равно что и где говорить: он не боится последствий. Видимо, слишком часто выходил сухим из воды, и это выбешивает Чую больше всего. — Может, закроешь свою пасть и скроешься наконец? — Накахара наступает пяткой на чужую ногу, сильно вдавливая её в бетонный пол. Боль адская. Представить трудно, что этот маленький мученик может сделать, имея при себе не шлёпки, а что-то потяжелее, желательно с толстой подошвой. Возможно, пару пальцев пришлось бы собирать по кусочкам. Тем не менее намёк понят. Дазай бросает лицемерно беззаботное «как скажешь» и уходит зализывать раны. Дети не знают, как реагировать на это, поэтому все лишь молча наблюдают, затаив дыхание, но некоторые уже с неприкрытым интересом поглядывали то на своего вожатого, то на отдаляющуюся фигуру. Если кое-кто не научится держать язык за зубами — среди отрядов и коллег могут поплыть слухи, а если это дойдёт до Мори, что рано или поздно случится, — Чуя лично зашьёт рот этому обмудку.***
Оставшаяся часть репетиции прошла без происшествий. Всё было сделано, за исключением костюмов и декораций, но это большой проблемы не составит: у лагеря, конечно же, имеется всевозможный реквизит для подобных мероприятий. Для него даже выделили отдельную комнату, которая находилась на втором этаже главного здания. Никто не брезговал пользоваться местными блага́ми, так как всё здесь всегда было чистым: одежда стиралась регулярно и при этом хранилась в сложенном виде, лежало это всё в коробках, что препятствовало скоплению пыли на ткани; чистота и функциональность другого реквизита так же были под надёжным контролем. Порывшись немного, Чуя нашёл абсолютно всё, что ему было нужно, и со спокойной душой отправился доигрывать партию в дурака.***
За несколько часов до ужина все уже сидели на местах. Длинные скамейки стояли в два ряда, между которыми был довольно широкий проход. Отряд Чуи сидел в середине первого ряда, того, что ближе к главной площади. Накахара не знал весь порядок выступлений, но ему сказали, что они должны быть третьими. На этот раз Мори не пришёл: он не участвует во всех этих вечерних мероприятиях. Максимум на открытии появится. Организация процесса в течение смены практически полностью лежит на Анго, поэтому открывает эту вечернюю посиделку именно он. После недолгой вступительной речи мужчина становится рядом с Тачихарой, который искал что-то в ноутбуке, уткнувшись носом в экран. Вскоре послышалось негромкое «нашёл» и из колонок заиграла музыка. На сцену вышла девочка лет девяти, и Чуя сразу понял, что сейчас выступает Ацуши со своим отрядом. Они ставили что-то своё, ну, Накахаре так казалось, потому что он не помнит, чтобы до этого видел что-либо с похожим сюжетом. Но это не удивительно: Накаджима обожает придумывать свои сюжеты, и свои же идеи ему гораздо ближе и привычнее чьих-то чужих выдумок, какими гениальными они бы ни были. И он не прогадал: это было интересно смотреть, и, хоть другие не успели себя показать, Чуя знает, что в голосовании отдал бы свой голос именно за него. Второй, судя по всему, выступает Дазай, потому что девушка, которая вышла на сцену, кажется, именно из его отряда. Они играли Спящую красавицу, и девушка определённо подходила на главную роль: высокая, с длинными светлыми волосами, а лаконичное розовое платье дополняло её миловидный образ. Кстати говоря, Чуя не видел это платье раньше, а это значит, что его, скорее всего, достали за пределами лагеря. Подло, но в стиле Дазая. Накахара старался не относиться скептически ко всему действу на сцене: никто из этих детей не виноват в их странной вражде, но когда возле «спящей» девушки появилась знакомая фигура в качественно вышитом костюме, придерживаться «правильных мыслей» больше не получалось. И, как назло, ему невероятно шёл его образ прекрасного принца, пришедшего, чтобы спасти не менее прекрасную принцессу от злостного проклятия. Театральности ему не занимать: так чувственно проговорить свои реплики не каждый актёр сможет. Его мимолётный взгляд заставляет трёх девушек, сидящих на первом ряду отдельно от своих отрядов, визжать от радости, а Чую от этого лицемерия уже начинает подташнивать. Вот только что-то меняется, когда шатен наклоняется к девушке для спасительного поцелуя. Хоть его и не было: импровизированный занавес закрылся прежде, чем их губы успели соприкоснуться, но голова сама додумывала неприятные картинки о том, что скрыли от зрительских глаз плотные шторы. От этого становилось до омерзения паскудно, но представление было окончено, а это значит, что наступила очередь отряда Чуи. В целом концовки их постановок были примерно одинаковые: они оба ставили похожие сказки, но у Чуи была «Белоснежка», и принц пробуждал принцессу не поцелуем, а волшебной речью о любви: Накахара, в отличие от Дазая, не хотел играться с огнём и прославиться в стенах лагеря, как совратитель малолетних. «Белоснежка» произвела не меньший фурор, чем «Спящая красавица»: рыжий тоже был довольно популярным среди противоположного пола, да и ничего приличного на складе для своего костюма он не нашёл, поэтому всё же пришлось просить отца об одолжении. Их с Дазаем костюмы были примерно похожи, но Накахара не был готов париться летом в штанах, поэтому вместо них у него были шорты, а рукава еле доходили до середины предплечья. После завершающего поклона выступающие зашли за сцену, где после небольшой похвалы дети дружным строем направились обратно на свои места. Когда последний маленький силуэт скрылся за бетонной стеной, Чуя достал телефон, чтобы написать Коё, о том, что они уже закончили, но его поток мыслей перебивают. — Думаю, тебе больше подошла бы роль одного из гномов… — Накахара обречённо вздыхает, – …особенно того, красного. Как его там…Ворчун? Рыжий что-то буркнул, пытаясь снова сосредоточиться на сообщении, но его в который раз нагло прижимают стене, из-за чего телефон выпадает из рук на землю. — Да имей же ты совесть в конце то концов, — такое пассивное положение выводит Чую из себя: он в который раз позволяет зажимать себя по углам, и самое страшное, что такие моменты вызывают в нём слишком много эмоций. — Знаешь, меня заводят твои бёдра. Не мог надеть что-нибудь подлиннее? — Шатен аккуратно заводит руку рыжему за спину, скользя пальцами по тёплой коже, пока не оказывается под тканью шорт. — Какого хрена ты несёшь? Блять, если ты не уберёшь от меня свои клешни — клянусь, я вырву их тебе по самые лопатки. В ответ Чуя получает смешок, а его левую ногу приподнимают, неприятно сжимая бедро. На одной ноге стоять неудобно, поэтому рыжий цепляется за чужие плечи, чтобы не грохнуться рядом со своим же телефоном. — Эй! Ты меня слышишь вообще? — Парень нервно сглатывает: изгиб его шеи аккуратно обхватили губами. Чуя чувствует, как тело предательски поддаётся новым ощущениям, а из горла вырывается сдавленный вдох, когда кожи касаются влажным языком. Больше не хочется говорить что-либо. Это странно, но до жути приятно. Их же всё равно никто не увидит: все сейчас заняты просмотром очередной сценки, а небольшие деревья вокруг закрывают со всех сторон, так есть ли смысл волноваться? Да, это всего лишь жалкие оправдания, чтобы получить ещё больше прикосновений, и Чуя это знает: он не может обмануть свой же мозг, который всё ещё ответственен за всю несуразицу, которую парень позволял себе делать рядом с кареглазым придурком, и который прямо сейчас подталкивает его к чему-то более абсурдному, чем парочка поцелуев. Для лучшего вида Дазай расстёгивает верхние пуговиц рубашки, оставляя несколько следов в «безопасных» местах. Нет, он не святоша, и обязательно сделает пару красных пятен на максимально видных местах, но первое впечатление, как-никак, парень должен оставить положительное. Шатен не может сказать, разрешено ли ему сейчас оставлять следы преступления даже в таких незаметных местах, но, судя по судорожным вздохам, рыжий даже не подозревает о том, что на его теле после этого что-то останется. Чтобы получить сокровенное, Осаму отвлекает от своих рук поцелуем, постепенно углубляя его до тех пор, пока воздуха не становится критически мало, а шорты не падают до уровня щиколоток. Оторвавшись от измученных губ, рука сразу потянулась к ремню собственных штанов, на что её резко сжимают, давая понять суровым взглядом, что сегодня удовольствие получит только один из них. Шатен смиренно выдохнул, опускаясь на колени. Он подцепляет резинку боксеров, неспеша стягивая их вниз, при этом специально не отводя взгляд от раскрасневшегося лица. В глазах на мгновение потемнело, когда первое прикосновение, горячее и влажное, достигло края, практически сразу распространяясь по всей длине. Поражаясь слишком непристойным звукам, издаваемых им же, Чуя закрывает рот тыльной стороной ладони, периодически покусывая её от резких движений шатена. Подобный способ уменьшить звук мало чем помогал, да и, честно говоря, был практически бесполезным, поэтому вся надежда шла на громкую музыку, иногда заглушающую собственные стоны. — Подожди, я… — Парень вцепился в копну каштановых волос, пытаясь намекнуть работающему, что сейчас лучше прерваться для его же блага, но Дазай, по какой-то причине, имел привычку делать всё наоборот, дабы лишний раз вывести кого-нибудь из себя, даже если ему самому от этого будет хуже. И даже сейчас он не изменил своим принципам, ещё сильнее впиваясь в периодически дрожащие бёдра и беря ещё глубже, пока не утыкается носом в горячую кожу, а рыжий не издаёт заключительный стон. — Ебучий ты извращенец… — Пока шатен занимался проглатыванием своего же идиотского решения, Накахара смог кое-как отдышаться, прижавшись спиной к прохладному бетону. Дазай же вытирает рот рукавом, поднимаясь за закрепляющим поцелуем, попутно натягивая на таз рыжего всё, что до этого было снято им же. Догадавшись, что же ещё высокий обмудок хочет от него, Чуя рефлекторно кривится, закрывая тому рот рукой. — Я не буду целовать тебя, пока не вымоешь свой рот с мылом, — шатен хмурит брови. — Не за что. — Парень явно обижен таким заявлением: послушно отстоял на коленях, так ещё и молча проглотил, а эта капризная принцесса отказалась целовать его после себя же. Приведя себя в порядок, Чуя направился обратно в зрительный зал, а Дазай разбираться со своей проблемой, которую он так надеялся решить не в одиночку.***
Сразу после окончания мероприятия все собрались у входа в столовую на ужин, где Коё и встретила Чую, всё ещё пытающегося навести на своей голове что-то более-менее похожее на его утреннюю укладку. — Прости, я не смогла прийти: папа меня заболтал, а мне не хватило сил прервать его рассказы о работе. Он выглядел таким счастливым… — Девушка виновато вздохнула, каясь в своём проступке, хоть и была действительно в сложном положении. — Да ничего: ты всё равно сможешь посмотреть видео в инсте, — парень оставил свои волосы, полностью переключаясь на сестру. — Странно… Мне казалось, что туда уже года два ничего не выкладывают. — Так они создали новый аккаунт. Там есть и старые, и недавние видео, — Накахара сразу же заходит в приложение, заранее зная, о чём сестра его попросит. — А что произошло со старым? Кстати, кинь мне этот акк, — после последней фразы Коё сразу же пришло уведомление о новом сообщении. — Его же отец вёл. Банально пароль забыл, поэтому за новым теперь следит Анго. Толпа постепенно начала заходить внутрь, а Коё с Чуей начали по инерции двигаться вместе с потоком. — Мне кажется, что на Анго висит как-то слишком много всего, — они потихоньку оказываются возле стола, за который шустро начинают рассаживаться дети. — Ну, не похоже, что ему это не нравится. Отец постоянно выписывает ему огромное премии, так что грех жаловаться, — Парень с девушкой направились к выходу, про себя решив, что сегодня стоит поступить так же, как они поступали в обед. — На нём всё равно лежит слишком много работы, неужели ему никто не помогает? — Они выходят из здания и направляются к ближайшей к воротам скамейке, прерывая разговор, чтобы сделать заказ. — Да не знаю я… Может человеку просто работать нравится? — Это не работа, а каторга какая-то! — Забрав пакеты, они направились к зданию. — Если честно, он выглядит так, будто работа доставляет ему то ещё удовольствие, хоть это и удивительно, учитывая некоторых кадров… — Чуя поморщился. — Ты про Дазая что ли? Да, он был той ещё занозой. Сейчас он, вроде, ведёт себя спокойнее, но я почему-то уверена, что что-то в итоге да произойдет. Парень не знает, стоит ли рассказывать сестре, что, фактически, благодаря Дазаю, кое-что да произошло, но всё-таки решает промолчать, оставляя эту тему до «лучших времён». — Отец тебе тоже про него рассказывал? — Рыжий любопытно уставился на сестру. — Рассказывал? Пф, да я своими глазами видела всё, что он вытворял, — У Чуи аж глаза заблестели от интереса. — Почему я никогда не видел его до этого? — Ты же из папиного кабинета не вылазил. Помню, тебе даже еду туда приносили. Ну… А потом тебя вообще перестали брать с собой. Ты бы точно запомнил его, если бы встретил: он ещё с детства эти бинты носит. Многие ребята только из-за них его имя запомнили. — Да… Эти тряпки до сих пор мне глаза режут. — Он, вроде, их просто так носит...не знаю, зачем, но мне кажется, что у него просто образ такой… На мгновение настала тишина. Чуя молча смотрел себе по́д ноги, немного нахмурившись, а Коё рассматривала фасады знакомых домиков, пока, наконец, её голову не посетила шаловливая мысль. — О! Ты же хорошо с ним общаешься? — Я? — Парень удивился таким выводам: их несколько раз отчитывали во время игры в волейбол из-за постоянных перепалок, хоть Чуя и пытался всё это время держать себя в руках, но вместе со всеми их драками вспомнилось сегодняшнее представление, а потом то, что произошло за сценой, вчерашний день, и… Ответ нарисовался сам. Слишком постыдный, чтобы его можно было озвучить, — ну… Типа того? — Так ты и спроси у него про эти бинты, — Глаза девушки полны энтузиазма, из-за чего отказать Накахара не может, поэтому он одобрительно кивает головой.***
На этот раз Коё выматывает брата своими разговорами чуть дольше, чем вчера, и помучила бы его ещё немного, но, увидев, как тот клюёт носом, решает сжалиться. После того, как дверь за девушкой закрылась, парень лениво встаёт с кровати, чтобы запереть дверь, а потом падает обратно, не в силах больше держать тяжёлые веки открытыми.