После весьма спешного для Мэри ужина они с Ноттом направлялись по заметённой тропинке к своему логову. На девушку вдруг обрушилось осознание, как же замечательно всё, что в данный момент ее окружало: друзья, которые ценят и поддерживают; любимый морозный воздух бодрит каждым вдохом и высвобождает пар предрассудков и тревог с каждым выдохом; свои собственные дела, секреты и истории, которые хранило ее сердце.
— Я же говорил, что он был с тобой не из-за того, что ты принцесса! — даже фирменная физиономия Теодора «я опять был прав, а ты не послушала» была самой родной на свете. Лавджой хотелось улыбаться, не закрывая рта, обнять всех, кто попадается на пути, даже полудохлых флоббер-червей, и заявить всему миру, что она снова превратилась в себя — энергичную, добрую и сильную русскую принцессу.
— Это всё равно уже не имеет значения, столько времени прошло… — внезапный приступ нежности Малфоя не мог не оставить после себя тысячу вопросов, хотя и нельзя было сказать, что он взбудоражил и разбудил старые чувства, вне зависимости от того, хорошие они или плохие. Так или иначе, Тео отныне трепетал от нарастающего саспенса.
— Почему бы вам не начать всё заново? Это же очевидно, что между вами были настоящие чувства, — неугомонный Нотт продолжал своё новое течение жизни под эгидой «всё ради любви и любовь ради всего святого».
— Несколько причин. Назвать все? — утомлённая не столько одиночеством, сколько упоминаниями о нём, Мэрилин вовсю боролась с аргументами друга, заставляя здравый смысл внутри себя наступить на горло всем сантиментам и притязаниям.
— Да, давай все, — невыносимая убежденность Теодора в своей правоте одновременно раздражала и пробуждала приводить по-настоящему ценные аргументы в споре.
— Хорошо. Первая — мы бы всё равно расстались, потому что он вёл себя, как дурак, это было дело времени. Вторая — я считаю, что просто глупо пытаться залезть на лошадь, которая уже давно сдохла, даже если это единственная надежда, которая у тебя осталась. Третья — я больше не собираюсь рисковать, открываться кому-то и дарить своё тепло, потому что я не могу смотреть, как моя любовь раз за разом превращается в прах и говно. Убедительно? — грязноватые жестокие метафоры и повышенный тон выдал неудовольствие темой, и Нотт просто понимающим кивком выразил согласие. Но, повернувшись к подруге, не сдержал и тихого смешка, несмотря на серьезность темы.
— Что? — она вопросительно подняла взгляд, слегка преисполнившись возмущением.
— Ты просто сказала «превращается в прах и говно», и я вспомнил Долгопупса, успешно залетающего в тот же результат на зельеварении, — наконец смысла сдерживаться не было, и Нотт запрокинул голову от смеха, зачем-то детально визуализировав глупую сцену. Мэрилин, само собой, тоже в деталях представила все многочисленные фиаско в исполнении бедного Невилла, бывшего ежедневным испытанием для ее порой невыносимого отца. Теодор заключил Лавджой в кольцо сомкнутых рук и угрожающе склонил над пушистым сугробом, лишив опоры: — Ты совсем страх потеряла? Смейся!!!
«Грёбаный ближний бой! Я опять на него попалась!» — несерьезно упрекнула себя Мэри и расхохоталась, изображая жалкую попытку выбраться из ловушки и перехватить позицию силы в свои руки.
— Вы решили веселиться без нас? — из убежища высунулось круглое сияющее морозным румянцем личико Софи. — Заходите скорее, нам надо вам кое-что показать!
Неизвестно, сколько времени понадобилось когтевранцам, чтобы превратить маленькое землистое помещение в настоящую зимнюю сказку: узорные голубые ковры, желтоватые огоньки, собранные в снежинки и колокольчики, длинный низенький столик и по бокам от него — две мягкие просторные тахты, усыпанные воздушными подушками и ворсистыми пледами. Одновременно в головах Мэри и Тео промелькнула мысль, что этих двоих надо срочно привлекать в их Барговский проект, чтобы тот двигался побыстрее.
— С днём рождения, Лавджой! — подозрительно довольный Филипп поднял в воздух две бутылки вина, неоднозначно подмигнув Нотту, который, кажется, и проспонсировал сие веселье.
Вразнобой плюхнувшись на диван, хотя… Как вразнобой — Теодор с Софи, остальные как получится, ребята принялись дегустировать лучшие творения четы Ноттов. Однако, среди навязчивой кислоты, терпких послевкусий и приторно сладких ягодных нот, было трудно найти в вине тот изыск и роскошь, которую ценили в нём взрослые. Но эта проблема решилась на втором же бокале и некотором количестве фруктов. К тому же, за обсуждением обычной школьной жизни и даже парочки сплетен — иначе и быть не могло.
Покрывшись невероятно милым пятнистым румянцем, Теодор в какой-то момент решил сделать вечер еще более расслабленным и томным: поддаваясь влиянию вина и приглушив огоньки, он вытащил из-под тахты граммофон и запустил пластинку с мерным старинным вальсом. Встряхнув кудряшками, словно пытаясь вернуть сознанию трезвость, Тео протянул ладонь Софи и вывел ее на небольшой свободный участок устеленного паркетом пола, укачивая в медленном танце.
Не растерявшись, следующий своему достойному воспитанию, Реконвальд тут же поднялся на ноги и пригласил на танец именинницу: скорее из вежливости, смешанной с действием вина, чем от искреннего желания пошагать кругами с ней в обнимку пару минут. Но Мэри всё равно было приятно, да и вечно думать о том, кто по каким причинам себя ведет тем или иным образом, больше не хотелось. А хотелось всего лишь расслабиться наконец и просто хорошо провести время с друзьями, для чего вокруг выстроились все обстоятельства.
Сладковатый запах загорелой кожи когтевранской зазнайки приято окутал нос. Видимо, тоже разомлев от красного полусухого, Филипп проявил галантность и даже несвойственную ему нежность: он перехватил ладонь на спине Мэрилин, сократив расстояние между ними, как это было положено в настоящем вальсе. Всё-таки не зря бабушка так усердно занималась его воспитанием, и уроки не только чар и полётов, но и этики — не прошли зря.
Щекой коснувшись груди Реконвальда, слизеринка засмущалась, но тот лишь рефлекторно провел рукой по длине рыжих волос, а затем они вчетвером совершили своего рода рокировку: Мэри нырнула в танец к своему лучшему другу, как и Софи.
Наплевав на правила балов и прочих пышных мероприятий, Лавджой и Нотт просто сцепились в неуклюжих объятиях, медленно и — со стороны точно нелепо — покачиваясь в такт мелодии. Немыслимое тепло скатилось лавиной внутри изболевшейся души. На мгновение девушка задумалась, как чувствовала себя во время танца с Драко, и поняла, что не помнит даже песню, под которую между ними случилась магия. А в дружеском тепле было безопасно и здорово: никакого подвоха, ни намека на обман и предательство, только неосязаемая родственная любовь.
Но в ее глазах вместо блаженного спокойствия засиял проблеск эмоционального насилия над собой, через которое приходилось продираться каждый день с тех пор, как начался учебный год. Нужно было постараться еще немного, совсем чуть-чуть, чтобы с концами прогнать мысли о том, как она переживет эту холодную зиму в одиночестве. Всё пройдёт. Не сказав ни слова, Тео просто окружил Мэрилин еще более близким объятием. Теплым. Дружеским. Важным.
Протяжный выдох в ворот его рубашки.
Спасибо, что ты есть со мной.
Благодарная улыбка.
«Я рядом всегда, если тебе это нужно», — в тягучей тишине слова будто запутывались в каштановых кудряшках, но Лавджой всё понимала и в полном безмолвии. Её внимание привлекла вторая пара, которая наверняка тоже за годы дружбы уже научилась общаться без единого слова, и в особенности привлекал полный какой-то необычайной тоски тёмный взгляд Филиппа куда-то сквозь свою партнершу.
Когда мелодия затихла, ватные от вина ноги сами плюхнулись обратно в мягкую негу подушек и пледов. Но, как заведенный подскочив с места, Теодор небрежно намотал вокруг шеи шарф.
— Софи, я хочу тебе кое-что показать, — он накинул на плечи блондинки своё пальто. — Мы сейчас вернемся. — И пара скрылась. Мэрилин примерно знала, что они наверняка пошли к Черному озеру, и очередной карамельно-романтический сюрприз для Альварес скрывался именно там.
— А я знаю твой секрет, — зацепив со столика недопитый бокал, Лавджой придвинулась к Реконвальду, удобно оперевшемуся о стену. — Ты влюблён в нее.
— Брось, об этом и речи не может быть, — вновь налепив на лицо маску надменности, из-под которой всё же выползало пьяное расслабление, Филипп навис угольной челкой над лицом слизеринки.
— Во время танца ты глаз от нее не отводил. Даже со мной, — хихикнула Мэрилин. — Почему ты не скажешь ей?
— Да потому что… Это тупо, понимаешь? — он скривил губы в недовольстве и перекинул руку за спину девушки.
«Как бы нам всем крепко не влетело за такое состояние… Не попасться бы…» — подумала Мэри, уже перебирая варианты, как в такое время не ввязаться в неизбежные неприятности. Однако руку его не убрала, ощутив приятную щекотку внутри: тактильность от Реконвальда — это как если бы очень злая кошка, которая ненавидит каждый двуногий организм, встречающийся у нее на пути, тебе мурлыкнула и даже потерлась пушистым бочком о ногу в знак симпатии.
— Почему тупо? — конечно, она поняла, почему. Но иногда ответ на вопрос больше нужен рассказчику, чем собеседнику.
— Не знаю… — Филипп отпил из бокала, вновь воздев глаза к небу. — Я уже не знаю, правда ли это. Устал чувствовать.
— Да… — неосознанно вырвалось из уст Лавджой. — И я тоже. — Мэри уронила голову на мягкое плечо и шумно выдохнула, вдруг почувствовать маленькую радость в груди от того, что она не одна проходит через всё это.
Оставив внезапную близость лишь на подкорке воспоминаний, они погрузились в беззаботную дрёму, окутанные дурманящими парами алкоголя и уставшие от душащего напряжения, копившегося в буднях. Всем рано или поздно нужно взять и забыться в моменте, пустив жизнь плыть по течению и созерцать небесные пейзажи.
⊹──⊱✠⊰──⊹
На пятом курсе, когда из каждого чайника шипели напоминания о том, что в конце года ждут экзамены, время летело так быстро и незаметно, что никто из учеников и не успел обратить внимание на то, как Хагрид уже притащил в Большой зал громадную рождественскую ель, а Флитвик украсил ее бантиками и колокольчиками. Тяжелые сумки с учебниками, бессонные ночи за зубрёжкой в компании новых друзей, вечно неспокойные нервы — Лавджой и не думала, что через несколько лет это может превратиться из затянутой пытки в приятную ностальгию по учебным денькам. Хотя никто не знал, что будет дальше, и станет ли школьный быт на порядок сложнее из-за темных времен в магической Британии, или Дамблдор в парочке с Поттером всё как обычно быстренько уладит. Хотя Дамблдор уже и казался староватым для всего этого…
Проснувшись с утра с ощущением, будто в глазницы насыпали песок, а все мышцы в теле заменили ватой, Мэрилин изо всех сил помотала головой в попытке согнать накопившуюся усталость и на этот раз не променять завтрак на лишние полчасика сна. Как ни странно, отец и вовсе перестал капать на мозги по поводу учебы и оценок, и от этого становилось еще страннее и непонятнее. Внутри рождалось чувство, что теперь она сама ответственна за собственную дисциплину и что уже давно пора перестать ждать одобрения или критики от Северуса, чтобы контролировать свою жизнь.
Распахнув кроватный балдахин и впустив в пространство колючий солнечный свет, слизеринка заметила на кровати то, чего совершенно точно там не лежало вечером: на простынке был обернут зеленым атласным бантом форменный свитер сборной Слизерина, а рядом лежала записка:
«С рождеством».
Спросонья сразу не поняв, что это значит, Мэри повела плечами от влетевшего в комнату сквозняка и стянула бант. И только надев на себя эту вещь, она поняла, чей это подарок: от свитера пахло вязкой вишнёвой эссенцией. Когда-то носить его было самой заветной мечтой Лавджой — ходить в нем по школе и гордиться своей командой, заряжаться от формы духом победы, летать на метле на тренировках, испытывать себя в дождь и мороз.
Вместе с приятным теплом, окутавшим её шерстяными вязаными петельками, Мэрилин ощутила благодарность Малфою за то, что он все еще помнил о том, как сделать ее счастливой. Но вместе с этим на языке осело терпкое чувство досады от того, насколько далекими теперь казались и ее мечты о квиддиче, и ее близость с Драко.
«Чего он хочет?» — ворочался в голове один и тот же вопрос, пока она натягивала на ноги утепленные колготки, завязывала рыжие пряди в хвост и красила потрескавшиеся губы смягчающим бальзамом. Мэрилин думала о том, чтобы как-нибудь освежить свой внешний вид: закрутить волосы в локоны или хотя бы подкрасить глаза, чтобы отвлечь внимание от усталого выражения лица, но времени уже не хватало, и она решила пойти на уроки прямо так, в квиддичном свитере и с кое-как держащимся пучком. В конце концов, разве было теперь, перед кем красоваться? Для товарищей по факультету она уже давно не считается за свою, перед Амбридж уже не повиляешь хвостом, если только…
«Нет», — в мыслях проскочила идея пригласить с собой на званый рождественский ужин Слизнорта Малфоя, но это при любых обстоятельствах было бы неловко и как-то… неуместно. Однако, поблагодарить за подарок однозначно стоило — теперь этот свитер будет для нее напоминанием о беззаботном детстве и бурной юности.
Поняв, что ждать особо и нечего, Мэри приняла решение подождать «таинственного» дарителя у входа в Большой зал. Сама не зная, зачем, она всё же распустила волосы и попыталась придать им форму: не хотелось в преддверии праздников ходить по замку совсем как чучело.
— Привет! — уложив за ушко прядь, Лавджой обратила на себя внимание слизеринца.
Он как обычно ходил понурый и во всем черном, с совершенно безжизненным взглядом и мертвецки бледным лицом. По правде говоря, ей было до жути интересно, что же такое с ним происходит, но в правильном ли они теперь статусе для того, чтобы задавать личные вопросы? Рисковать не хотелось.
— Доброе утро, — буркнул он себе под нос, однако, остановился за шаг в стороне от двери в зал. Когда он увидел, что Мэри сразу же надела тот самый свитер, в котором он когда-то ловил снитч под ее радостные восхищенные вопли, взгляд голубых глаз слегка переменился и потеплел. — Тебе идёт.
— Спасибо за такой чудесный подарок! — обычно экспрессивная Мэрилин чуть по привычке не распахнула руки для объятий, но остановила себя. Вместо этого она нырнула ручкой вглубь своей школьной сумки и достала оттуда коробку пастилок — любимую его сладость, которую обычно высылала Нарцисса. Они с Тео, Софи и Филиппом накупили всяких сладостей во время последнего похода в Хогсмид, потратив на них кругленькую сумму в кафе мадам Паддифут. — Вот, это тебе.
Подняв на парня зелень холодных болотных глаз, она медленно пробежалась по изменившимся чертам лица. Хотелось прикоснуться к его румяной из-за прохлады щеке, вспомнить еще раз, каковы на ощупь его волосы… Ностальгия — всё-таки ужасное чувство. Ты строишь стеклянные стены, растишь в себе ненависть, тушишь болезненные пожары, оставленные взрывами разбитого сердца, а потом приходит ностальгия, и всё плохое отодвигается на второй план. Вместо горячих слез в памяти мелькают теплые поцелуи, а вместо холодных прощаний — ледяные глаза, преданно заглядывающие прямо в душу.
Озорство, которое так и не умерло после всех этих любовных драм, подсказывало достать из кармашка бальзамчик «Поцелуй меня срочно» из арсенала Уизли, но Лавджой зареклась делать две вещи: пользоваться их продукцией и тратить время на шалости и хулиганства. Тем временем неловкая пауза затянулась, и, поскольку никто так и не решился на любой тактильный жест, они с Малфоем просто дежурно улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны.
— Лавджой! — неожиданный оклик, громко раздавшийся из-за спины, испугал слизеринку, подпрыгнувшую на месте. Реконвальд был в своем репертуаре: ни на секунду не позволял расслабиться рядом с ним, как с акулой в бассейне. — Скучала?
— Рыдала в подушку, — съязвила Мэри, шуточно замахнувшись миниатюрным кулачком на Филиппа, который, зараза, как всегда выглядел превосходно, хотя ночами дольше всех корпел над пергаментом и заучивал факты. Вот он — настоящий волшебник. Ну либо человек с беспрекословной дисциплиной, до которой слизеринке было как эльфам до отмены рабства.
— Ну раз так, — довольный собой, пробасил Филипп, однако без былой едкости, — тогда приглашаю тебя со мной к Слизнорту. Пойдешь? — он сделал это так просто, будто попросил передать соль. Мол, ты, может, и не первая в списке, детка, но точно не последняя. Хотя после недели дружбы и совместных заданий клуба «Вкус чудес» она уже наверняка знала, что это напускное.
— А у меня есть выбор? — снова поправив непослушные с утра волосы, проскулила Лавджой, внутри искренне не понимая, как она таким видом могла заставить Реконвальда позвать ее на прием.
— Конечно есть, всегда! — когтевранец взмахнул рукой в сторону зала. — Нотт? Нет, ему теперь не до тебя… Может, Уоррингтон? Ах точно, тебя же не переваривает весь Слизерин. Тогда Криви младший? — Филипп изобразил на лице глубокую задумчивость, скрыв темные глаза под челкой. — Нет, думаю, что он тебя скорее боится… А так выбирай любого!
— Пойду с тобой, если признаешь, что твой выбор тоже начинается и заканчивается в одной точке, — Мэри закатила глаза, сложив руки на груди.
— Зануда, — Фил скривил губы и рассмеялся. Это всё еще было лучше, чем сохнуть по Альварес или вообще никуда не идти, потому что для подростка нет ничего хуже, чем пойти на вечеринку без пары. — Ладно-ладно, мне тоже не с кем идти.
Мэрилин одобрительно кивнула, Реконвальд, по-свойски закинул руку ей на плечо, и они вместе вошли в Большой зал на завтрак. Нужно было хорошенько взбодриться и набраться сил, потому что впереди был утомительный день: та самая слепая зона в расписании, где подряд собраны самые бесполезные и скучные занятия типа истории магии или предсказаний.
