Перемирие

Первый снег грядущей зимы вальсировал в воздухе, колючий воздух пробирался в легкие хвойными нотами, пробуждая внутри предвкушение рождества. Приближение праздника в Хогвартсе воодушевляло любого, кто не ходил, повесив нос себе под ноги: Хагрид уже принёс в Большой зал громадную ель, домовики развесили омелу на каждом углу, а в коридорах звенели греющие душу мелодии. После учебного дня Мэрилин, переодевшись в наряд, максимально напоминающий форму профессора Снейпа на последнем занятии клуба «Вкус чудес», топала своими ботиночками с цепями на восьмой этаж, чтобы потренировать дуэльные навыки вместе с Реконвальдом. — Ахаха, Лавджой, ты что, оделась как русский ниндзя? — на повороте в Выручай-комнату староста Когтеврана перехватил девушку. — А ты как болгарский жиголо? — ничуть не оскорбившись иронией, парировала слизеринка. Филипп был одет в серые брюки и в вызывающе красную кашемировую водолазку цвета формы школы Дурмстранга. — Какая пошлость, Мэри, не ожидал, — улыбнулся парень своей до неприличия самодовольной улыбкой. — Ужас, какая ты ханжа, — они остановились напротив входа в Выручай-комнату и обнаружили, что напротив стоял младшекурсник с медными весами. Как только Мэри и Филипп приблизились, мальчик уронил весы, и они разбились. — Репаро, — не глядя пальнула Лавджой, и весы тут же приняли былую форму. Только ребята не знали, что за личиной младшеклашки кроется Крэбб, а его хрупкий реквизит — это сигнальный алярм для Малфоя, который позаботился о том, чтобы никто не интересовался, какие дела он делает каждый день в секретной комнате замка. Неожиданно массивные двери с извилистыми коваными замками распахнулись, и из них вывалилась дремучая непроглядная тьма. Сбитые с ног и потерявшие любые ориентиры, Мэри и Филипп услышали лишь несколько шорохов, а потом и вовсе остались наедине с творением перуанского порошка мгновенной тьмы. Встав на ноги и отряхнувшись, они попытались нащупать хоть одну стену, чтобы попробовать угадать направление, но дизориентация, морок и дурман не давали ступить и шагу. — Живой? — в надежде не оказаться в одиночестве в этой западне, полушепотом произнесла Мэрилин. — Да. Что это было? — до слуха донеслось, как когтевранец отряхивает брюки после падения. — Думаю, мы помешали чьим-то планам, — предположила девушка. — Подождем, пока тьма исчезнет? — Ага, чтобы Пивз во второй раз умер со смеху? Или чтобы окоченеть здесь? — чрезвычайно недовольным, даже грубым, голосом сказал парень. — Тогда что делать, умник? — ощущение, будто она в одиночку пытается решить проблему, тоже раздражало, а скрывать это Лавджой умела едва ли. — Иди на мой голос, — твердой направленной волной врезалось в её подмерзшие уши. Несколько шаркающих неуверенных шагов вслепую, нервно блуждающие по пространству ладони, звук взволнованного дыхания и… наконец шелковистая ткань рукава Реконвальда оказалась в захвате её подмёрзших пальцев. Из-за неловкости Мэри сразу отпустила руку, но старалась оставить для себя какой-то признак того, что он где-то справа. — Если мы найдем гобелен, то я смогу вслепую вывести нас в башню старост Когтеврана, она на этом же этаже, — парень молча подхватил запястье слизеринки: контакт есть, за руку идти не придется, ничего неловкого или потенциально рассматриваемого как флирт. Совместными усилиями они нашли гобелен и неспешно добрались до входа в башню. Невидимая болванка, висящая на двери, голосом мерзкой бабки из Лютного переулка озвучила загадку: — Nullius in verba. Назовите число. — Семнадцать, — юный тембр, на контрасте с болванкой тягуче-приятный, отворил дверь, и в башне по щелчку пальцев зажегся свет, как только та захлопнулась. Маленькая, но невероятно красивая комнатка, явилась взору. Покои старост были обставлены на порядок богаче, чем общежития рядовых студентов: знали бы ученики об этом заранее, то старались бы куда больше, чтобы получить заветный значок. Глубокого синего цвета камин, окруженный золотистой лепниной, возглавлял лестницы по обе стороны: одна в спальню девушки-старосты, вторая — для Реконвальда. Напротив же стояли все необходимые для учебы вещи и мебель, и даже больше, чем нужно — стеллаж с учебниками, парочка кресел, диван, рабочее место и уютно обустроенный подоконник, над благоустройством которого явно работала Софи: пушистые подушки из длинного ворса, теплая россыпь гирлянды с фотографиями, небольшие вязаные игрушки и фиолетовый просторный плед. — Помпезно! — Мэри впервые видела комнату старост. Рассматривать детали, ощутить атмосферу уюта так, как это делают когтевранцы — сразу появилось столько вопросов. — Это что, минибар? — Ага, — шкодливо улыбнулся Филипп. — Но выпить не предлагаю, мы тут по делу. С кого начнем? — С тебя конечно. Садись на стул, — Лавджой завязала волосы в высокий хвост, чтобы ничего не мешало, и встала напротив Реконвальда. Он по-хозяйски уселся на стул, закинув ногу на ногу, и слизеринка ухмыльнулась, предвещая то, насколько быстро он вновь прижмёт друг другу ягодицы, пока она будет скользкой гадюкой заползать в его мысли. — Руководите, профессор, я весь ваш! — раскинув в разные стороны вороную чёлку, парень стряхнул с себя остатки иронии и приготовился к атаке легилименцией. — Сгруппируйся. Не жди, что это будет легко. Сначала ты почувствуешь давление, будто череп тебе немного жмёт, но если ты сконцентрируешься на боли, то я беспрепятственно залезу к тебе в голову. Не пробуй метать свои секреты по разным уголкам сознания, иначе выдашь их в первую очередь, просто сконцентрируйся на том, чтобы не впустить меня. Угу? За кратким ликбезом по окклюменции последовал короткий кивок. Жилистые охотничьи пальцы обвили мягкие подлокотники, обшитые голубым шелком, а настороженный и серьезный взгляд намертво вцепился в карие вспышки Лавджой. — Легилименс. Мэрилин рассчитывала увидеть какую-то банальщину в виде флэшбеков детских воспоминаний типа маминых рук, папиной рыбалки и бабушкиной стряпни, но каша из образов в голове старосты Когтеврана была куда более богатой на разнообразие составов. Сквозь сотни книжных станиц и квиддичных виражей она увидела, как самозабвенно парень любуется собой в зеркале по утрам, как празднует с семьей полученный значок старосты, как обнимает Софи на перроне вокзала Кингс-Кросс. Затем последовала зеленая вспышка, всполох черных перьев, стук копыт и… поняв, что зашла далеко, слизеринка отпустила хватку заклинанием. Шумно выдохнув, Филипп согнулся на стуле, наконец выпустив из рук подлокотники, смятые под побелевшими костяшками. — Порядок? — девушка, не сдвинувшись с места, ждала ответа, мысленно отметив выдержку Реконвальда. После своего первого урока окклюменции она сутки валялась без сознания, хоть на то и были свои специфические причины. — Да, — он вновь тряхнул блестящей шевелюрой, как будто тень Мэрилин еще бродила внутри по закоулкам его сознания. — Теперь будем муштровать тебя. — Только учти: уличу в харассменте — накажу, — шутливо, но с долей серьезности произнесла девушка. Боялась ли она, что Филипп и правда переусердствует с ближним боем? Нет. Она боялась найти что-то в потенциальных касаниях, придать им смысл, захотеть большего, вспомнить лишнее и вновь царапнуть по шраму. Сколько бы храбрости ты в себе не собрал, как бы сильно ни старался быть сильным, всегда нужно оценивать риски. Умение строить стратегии в квиддиче пригождалось в реальной жизни: знай своего врага, пускай его к себе так близко, как только можешь, но будь готов нанести упреждающий удар в любой момент. Особенно когда порой ведешь себя так, будто ты сам себе враг. — Начнём с простого, иди сюда, — Реконвальд встал напротив зеркала, позволив Мэри встать впереди себя. — Посмотри на себя, на свои жиденькие мышцы и костлявые ручки, что это? Ты волшебница, у тебя есть палочка и всё такое, но неужели ты с этим телом собралась учиться ближнему бою? «Да уж, харассментом тут даже не пахнет, спасибо», — не без иронии приметила слизеринка. — Ну какое есть, мистер мускулистый охотник, — она пожала плечами, подняв подбородок выше, чтобы взглянуть в глаза Реконвальду, который, как показывало зеркало, был почти на голову её выше. — Тогда самый рабочий вариант — это вообще не подпускать близко, чтобы не оказаться в западне. — Верно. Давай пробовать. — Он закатал рукава на водолазке и привычно напряг каждый мускул на лице, готовясь считывать каждое дрожание губ, каждый мелкий жест и взгляд оппонента. Конечно, помпезно-богатая комната старост Когтеврана едва ли подходила для дуэли, но если дело пойдет, то можно будет и разобраться с Выручай-комнатой для этих целей. Ребята выполнили традиционное приветствие и встали на условные позиции, не торопясь палить заклинаниями. После легкой «разминки» в виде парочки неудавшихся обезоруживающих Реконвальд просто начал перебирать весь арсенал статических заклинаний, заставляя Лавджой раз за разом справляться обычным Протего, но это явно не то, на что он рассчитывал. — Ты будешь атаковать или нет? — опустив палочку, парень развел руками, изобразив на угловатом лице недовольную ухмылку, как делала МакГонагалл, когда ответ на уроке её не устраивал. — Я концентрируюсь на том, чтобы ты не приближался ко мне, — тяжело выдохнула Мэрилин. — А должна концентрироваться на том, чтобы обезоружить меня! Ты не слышала Снейпа?! Пожиратели не будут тебя жалеть, они раздавят тебя, как мышку на входе в кухню. Бейся, Лавджой! — Филиппа явно вдохновила речь профессора, он искренне верил в то, что делал и не собирался уступать. — Диффиндо! — без предупреждения выдала девушка, но он отбил. Очередное Протего не позволило Реконвальду приклеить ее ноги к полу, затем сам он увернулся от мощного Ступефая, и так, раз за разом, наращивая тяжесть потенциальных увечий, они оба разозлились и напирали яростнее и жёстче, непроизвольно сокращая дистанцию. И когда Мэри показалось, что он вот-вот окажется непозволительно близко, она пошла на последнюю меру: — Вакуморис! — у Филиппа перехватило дыхание, и он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, и в испуге он пальнул каким-то бесконтактным невербальным боем, и они оба упали на пол в бессилии. — Сумасшедшая! Ты чуть не задушила меня! — наконец наполнив легкие кислородом, прокричал староста синих. — А ты чуть не свернул мне шею! Ты же сам сказал — никакой пощады, — пытаясь самостоятельно промассировать ноющие позвонки, Мэрилин поднялась и села в кресло. — Что это было? Не уверен, что я знаком с этой магией, — парень плюхнулся в кресло напротив, по-хозяйски раскинув ноги в разные стороны и откинув голову назад, оголяя жилистую шею. — Не скажу. Владеешь невербаликой? — девушка стянула с волос ленту, и рыжий каскад распался по плечам, груди и спине. — Да. Неважно, расскажи лучше, чем ты меня чуть не убила? — только сейчас стало заметно, какая тишина в помещении, в котором даже камин словно боялся издавать лишние звуки из-за созданного напряжения, двое людей не могут унять дыхание. — Дышишь, как загнанная лошадь. Это русская вещь, сложная, мы с Тео три месяца восполняли знания, чтобы хотя бы приступить к обучению. Если коротко, то высшая трансфигурация, — отмахнулась Мэри. — Какое совпадение, я как раз дьявольски хорош в трансфигурации. Ты видела, во что мы с Софи превратили вашу жалкую будку? Да там царские покои, и это всего лишь магия! — жадный до знаний когтевранец настаивал. — Если ты не понял, мне не понравился факт того, что вы там были… — Мэрилин закатила глаза, поднимаясь с кресла. Судя по часам над камином, пора было возвращаться в подземелья, чтобы не отхватить наказание. Сублимировать свои душевные терзания чисткой котлов — не очень-то драматично. — Да брось, мы всё равно уже знаем. Ты не можешь отрицать, что всё изменилось. Нотт больше не будет с тобой, когда захочешь, Софи теперь ближе, чем ты думаешь… — ему самому всё это не очень-то нравилось, но если не получается изменить ситуацию, надо менять к ней отношение. — Посмотрим. Мне пора, доброй ночи, — в задумчивости она покинула башню старост Когтеврана. Путь по слабо освещенным коридорам, очередной сомнительный внутренний диалог, нежелание возвращаться в комнату… Восьмой этаж позволял сделать ма-а-аленький крюк через Астрономическую башню. Хотелось впустить в разгоряченное боем тело мороз, чтобы взбодриться. Неслышными шагами Мэрилин поднялась по лестнице, но оказалось, что она пришла сюда не одна. Оперевшись на низкие перила, Драко всматривался в даль Запретного леса. В голову забилось непрошенное воспоминание о том, что именно здесь случился их первый поцелуй. Давно забытый, потерявшийся в суматохе событий юности, поцелуй, который больше не имел никакого значения.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Подготовка к СОВ отбирала у пятикурсников достаточно времени, чтобы на несколько дней под стопой пергаментов и книг забыть, о чем ты мечтал, кто твой лучший друг и когда наступят выходные… — Стойте! — послышалось вслед двум худощавым фигурам, скрытым мантиями двух разных цветов. Теодор и Софи, следующие в сторону Большого зала на ужин, повернули взор в сторону Мэри, которой посчастливилось встретить их по пути. — Я хочу извиниться. Я была слегка не в себе в тот день и… в общем, я не должна была так себя вести, простите. Чтобы исправить ситуацию, приглашаю вас сегодня в то же место после ужина на вечеринку в честь перемирия! Наверное, как и любой подросток, Лавджой ненавидела быть неправой. Испытывать чувство вины, исправлять свои ошибки, просить за них прощение — это то, чему нужно учиться, причем чем раньше, тем лучше. Как бы ни хотелось топнуть ножкой, пойти на дурацкий принцип или просто отвернуться, Мэрилин всегда держала в своей голове важнейшие моральные опоры. Да, не изменить самому себе иногда нужнее и правильнее, чем изменить другу. Но если рядом с другом тебе никогда не приходилось перекраивать свои принципы, то нужно беречь его изо всех сил, ведь любые проблемы можно решить, если подумать над ними вместе. — Мы с радостью придём! — пропела милашка Альварес без единой колючки обиды в глазах. — У всех бывают дерьмовые дни, — Нотт шагнул навстречу подруге, приобнял ее и на ушко добавил: — И ты прости, я не должен был показывать им это место, не спросив тебя. — Ничего, — мягкий шепот шелохнул подмёрзшие в декабрьском ветре кудряшки, — зато теперь у меня будет целых три друга, которые знают о нем! — А Филипп?.. — в глазах старосты Когтеврана блеснул по-рождественски тёплый голубой огонек. — Тоже приглашен, я уже позвала его, — улыбнулась Лавджой. Спустя столько дождей, пролитых у нее в душе, она наконец испытывала облегчение, с которым грудную клетку не сковывает тоска. Помфри была права: нужно просто жить, и всё пройдет. — Тео, мне нужна будет твоя помощь с… продовольствием и нарушением парочки правил… — ехидная озорливая улыбочка засияла на лице девушки. — Ого, ты что, снова превратилась в себя? — рассмеялся Теодор. — Если так, то я тебя ждал. — Ага, оторвёмся сегодня как в последний раз, — блеск фейерверков в карих глазах, жизнь в каждом вдохе, непроизвольная улыбка и смех снова преследовали русскую принцессу повсюду. Прочие мытарства остались позади.