И тьма, и свет в твоей душе

Если вашу мечту легко осуществить, значит это фигня, а не мечта. Фредерик Бегбедер

      Касуми не могла понять, что именно произошло той ночью. Странный сон, что был так похож на реальность, не оставлял её мысли. Девушка то и дело касалась губ кончиками пальцев, поглядывая в сторону господина Кучики, который вновь решил возобновить ночёвки в своём доме.       Однако сам мужчина был прежним. Разве что меньше издевался над своей служанкой и чаще вёл с ней беседы, практически пустые. Бьякуя расспрашивал девушку о ней самой. И если про семью и прошлое приходилось подвирать, про собственные мечты и желания, о которых никто и никогда её не спрашивал, Касуми рассказывала с завидным энтузиазмом и живостью.       Мужчину так и подмывало приказать Сэйери снять линзы. Они скрывали тёмной завесой тот блеск её глаз, который так хотелось увидеть воочию, а не гадать и представлять. Но спугивать было чревато — осознав, что Бьякуя всё понял про какую-никакую конспирацию, девушка могла убежать. Нет, Кучики, конечно, найдёт её (не зря же вовсю изучает реацу Сакураи, чтобы в случае чего суметь отыскать свою служанку по ней), но чем создавать лишние проблемы, можно было их предупреждать.       Сменившаяся тактика общения повлияла на Касуми. Она стала более открытой, более не сдержанной в проявлении своих нежных чувств к господину. То чуть сбившийся край одежды поправит, то о самочувствии расспросит и за приёмами пищи следит. Иногда и поругать могла, если из-за работы, которую Кучики брал на дом, он забывал или отказывался есть. Не терпя возражений, Касуми просто забирала из рук мужчины отчёты и ставила перед ним поднос. Бьякуя и злился, и был доволен одновременно — такая ярая забота…       Нет, многие девушки поместья были искренне в своих переживаниях насчёт господина Кучики. Да и по понятной причине — влюблённости, которая разъедала им мозг и здравомыслие. Впрочем, как выяснилось недавно, Сэйери тоже неравнодушна к нему, но это даже не было заметно, пока та, сама того не зная, не призналась в своих чувствах не ведению, а настоящему Бьякуе. Мозг её, кажется, почти не пострадал (почти, потому что розовые сердечки в глазах заставили Сакураи прийти в это поместье и терпеть насмешки предмета обожания).       Да и сама девушка была принципиальна в своей настойчивости и наглости. Её не страшили убийственные и леденящие взгляды Кучики, которые он бросал на служанку, стоило той сделать что-нибудь вопреки приказам или вот так вот нагло вытащит отчёт из рук.       Это заставляло восхищаться и даже чуть-чуть умиляться — здоровье мужчины всегда было важнее для Сэйери, чем собственная целостность. И Бьякуя, естественно, не молчал, не сдерживал своё раздражение, порой даже наказывал, но всегда слушался и ел, пусть и непокорно. К тому же, Сакураи просто божественно готовила, здесь юлить и принижать её талант не стоило.       — Если белый — цвет клана Кучики, то почему мы, Ваши работники, носим это фиолетовое…       Касуми пыталась подобрать слово с наименьшей экспрессивной окраской, но Бьякуя, в очередной раз делавший вид, что читает книгу, поднял руку, прерывая поток мыслей служанки.       — Не продолжай. Я тебя понял.       И мужчина, не отрываясь от текста печатного произведения, объяснил:       — Фиолетовый — это символ принадлежности к власти и высшему сословию.       — Я знаю это, — обиженным тоном отозвалась Касуми, недовольная тем, что Бьякуя считает её невеждой в этом деле. — И всё равно не понимаю. Мы ведь слуги, червяки, как Вы сами заметили во второй день нашего знакомства. Но мы не власть, это я по себе знаю. Лично меня тут даже Чача не слушает.       Бьякуя таки отложил книгу и взглянул на служанку своим пронзительным, мало что выражающим взглядом. Словно бы человек, гуляющий в парке, заострил отчего-то вдруг взгляд на каком-нибудь насекомом под ногами или листике на дереве.       — Ты мыслишь верно, но не в том направлении, — степенно разъяснял мужчина. — Слуги поместья, и ты в том числе, принадлежите клану Кучики, который и является высшем сословием.       Тут девушка недовольно прищурилась, складывая руки на груди.       — То есть, я для Вас вещь? — спросила она с явной провокацией в голосе.       Бьякуя, задумавшись, ответил не сразу.       — Нет… — в первый раз прозвучало, больше походя на вопрос. — Скорее нет. Насчёт этого я, должно быть, погорячился.       — Только насчёт этого? — и снова провокация в купе с острым взглядом.       — Впрочем, ты права… Насчёт червяков тоже, — сдался Кучики под таким напором. — Моя оплошность, признаю.       — Это Вы так извиняетесь, господин?       На лице юной леди расплылась сладкая хитрая улыбка, а её глаза прищурились. Поскольку Бьякуя на днях велел девушке не так сильно краситься и не носить вуаль, если в резиденции нет гостей, он мог увидеть это дивное выражение лица Сэйери во всей красе.       — Возможно…       Мужчина вдруг и сам улыбнулся — еле заметно, но всё равно очаровательно. А Касуми даже залюбовалась, едва ли не прослушав следующий вопрос.       — А ты бы хотела какую форму носить?       Девушка задумалась сразу над двумя вещами — той, о которой спросил её Бьякуя, и той, которая сладко расплылась в сознании догадкой о том, что мужчина так выяснял её любимый цвет.       — Зелёную, разумеется, — преисполненная энтузиазмом, отозвалась Тайра, едва ли не подпрыгнув. Её лицо светилось таким счастьем, что Кучики даже и не понял, что вызвало такую бурную реакцию.       — Зелёную? — словно не веря своим ушам, переспросил Бьякуя.       Зелёный цвет не чтился среди знати Общества душ. Это был цвет мудрецов и простых людей, коими первые чаще всего являлись. Это также символ болезней. И иногда — даже самого зла. Не зря лягушки, змеи, ящерицы и прочие гады были окрашены именно в зелёный.       — Ага, — кивнула Касуми, выставив указательный палец вверх, словно поучала непонятливого ребёнка. — Зелёный — это жизнь. Это умиротворение и спокойствие. Юность и надежда.       — А ещё незрелость и недостаточное совершенство, — вставил Кучики, припоминая основной символизм зелёного среди высшего сословия.       — Вы что, порицаете меня за мою любовь к этому цвету? — с вызовом в голосе спросила Тайра. Её тон так и кричал: «Только посмейте ответить положительно!». — Тогда зачем же спрашивали?       — Природное любопытство, — совершенно серьёзно ответил Бьякуя.       Касуми фыркнула.       — Отнюдь. Я Вам не верю, господин. Вы лишены этого чувства.       — Тогда… какие твои варианты?       — Думаю, — девушка прищурилась, уперев изящные руки в боки, — Вы изначально бы высмеяли мой выбор. Просто хотели потешиться, вот и всё.       — Возможно…       И снова эта безумно прекрасная, пусть и небольшая улыбка засветилась на красивом лице мужчины. И снова Касуми попала в плен её очарования, в этот раз пропуская приход Харады. Женщина поклонилась господину Кучики, чьё лицо вновь перестало выражать и малейшую толику какой-либо эмоции, а затем попросила одолжить ей помощницу — Сакураи.       Бьякуя бросил продолжительный взгляд в сторону своей служанки, действительно задумываясь, стоит ли отпускать Сэйери, пусть та и не занята ничем особенным, кроме беседы. Решив не плодить слухи, Кучики всё-таки позволил девушке идти с её начальницей. Обе поклонились своему господину и вышли из его покоев.       Мизуки недалеко увела подчинённую. Они остановились у моста, с которого не так давно упала в реку Касуми. Тайра подозрительно глянула на воду, но подавила в себе желание шагнуть от неё дальше.       Тем временем, Харада, сложив руки на груди, сразу приступила к изложению своих мыслей.       — Я не знаю, почему Исикава-сан так просила за тебя, может, вы подруги, или она должна тебе. Но предупреждаю. Чего бы ты ни добивалась от господина Кучики, оставь свои надежды.       — Вы о чём? — у Касуми едва ли лицо от удивления не вытянулось. Она никак не ожидала подобной темы разговора с Харадой.       — Я тоже женщина, дорогая. И живу побольше твоего. В твоих глазах отражается огромная любовь, живущая в твоём сердце, мне непонятная. Многие дамы очарованы господином Кучики, но ты не влюблена. Ты его любишь. И эта любовь станет твоим проклятьем, потому что ответа ты не найдёшь.       Касуми молчала. Опасливо кинув взор в сторону главного здания дома, туда, где располагались покои главы клана, она тут же поймала взглядом самого мужчину. Бьякуя вышел из своей комнаты и теперь беседовал с Гинреем, явившимся к внуку для какого-то разговора. Очень важного наверняка.       — Надо настоять, чтобы клан Тайра пришёл на праздник со своей наследницей.       — Зачем?       — Традиция, Бьякуя. Ясухиро не может постоянно их нарушать, какие бы у него ни были отношения с дочерью. Она должна выходить в свет и налаживать контакт с остальными наследниками и главами благородных кланов. Кадзуми — будущее семьи Тайра.       Касуми повернулась к Мизуки, так и не сумев расслышать хотя бы одного слова из диалога двух глав клана Кучики — бывшего и нынешнего. Женщина всё ещё смотрела на неё строго и пронзительно, ожидая, что подчинённая скажет хоть что-нибудь. Необязательно клятву о том, что она перестанет «строить глазки» Бьякуе.       — Если бы. Если бы я и правда любила господина, как Вы себе придумали… почему Вы так уверены, что он не полюбит меня в ответ? Я недостаточно хороша?       Харада тяжело вздохнула. В голосе Сэйери звучала обида и гаснувшая надежда. Надежда, которую она отрицала, но всё равно хранила.       — Ты пригожа, Сакураи, что вызывает у меня ещё больше вопросов. Я не встречала простых людей с такой ухоженной кожей, настолько здоровыми волосами и прочими прелестями улучшения здоровья и красоты, которые им не доступны, — тут Мизуки снова вздохнула. — Но дело не в тебе. Господин Кучики не впустит в своё сердце никого, потому что оно уже занято.       — Он уже любит женщину? Кто же она? — недоверчиво и слишком поспешно, чтобы казаться безразличной, спросила Касуми, хмурясь.       — Знамо дело кто. Его почившая жена — госпожа Хисана, бывшая первая леди клана. Он любил её раньше, любит и теперь. И будет любит всегда.       — С чего такая уверенность?       Мизуки смерила служанки долгим взглядом, будто что-то решая, и, наконец, велела той следовать за ней.       Женщина повела подчинённую к зданию, из которого они пришли. Бьякуи и Гинрея здесь уже не было. Слева от покоев главы клана находилась комната Касуми, а справа — та, в которую за всю свою работу в этом доме Тайра не заходила. Негласный запрет или что ещё, но девушка также не видела, чтобы хоть кто-нибудь из прислуги бывал здесь.       Впрочем, Харада спокойно (даже не заозиралась по сторонам) отворила сёдзи и вошла внутрь. Касуми, последовавшая за ней, остановилась на входе, широко распахнув глаза от удивления.       Девушка знала, что в каждом поместье аристократов есть алтарь, посвящённый всем почившим членам клана. И однажды она слышала, как Чачу, её добрую знакомицу и коллегу, послали убирать такое сакральное место здесь. И в поместье Тайра он тоже был, вот только портрет Цукими — матери Касуми — убрали оттуда (или просто не ставили). Но то, что благородная леди видела сейчас, было нечто иным.       На столе средь прекрасных цветов стояла одна единственная фотография. Сперва Сэйери решила, что на ней запечатлён образ Рукии, но, приглядевшись, поняла, что эта тёмноволосая и большеглазая девушка лишь похожа на юную Кучики.       — Этот алтарь, — рассказывала Харада, наблюдая, как подчинённая, словно в забытье, подходит ближе к высокому столу, — стоит тут с того самого дня, когда душа госпожи рассыпалась. Господин приходит сюда каждый день, иногда несколько раз. Сидит по многу часов и долго-долго молчит. Хотя порой и разговаривает, словно с призраком. Находит здесь своё утешение и покой, а вместе с тем — величайшую боль.       Касуми протянула руку. Хотела коснуться неживого лица на фотографии, но дрогнула, отступила. Лик Хисаны словно светился даже сквозь года, сквозь этот снимок, который в полной мере не отражал её красоту и лучшие душевные качества.       — Он любил госпожу как никого другого. Я не припомню, чтобы знавала душу, чьи чувства были бы хоть на десятую часть так же сильны.       — Она так похожа… — тихо произнесла Касуми, опуская руку и поворачиваясь к Хараде.       — Да, — женщина кивнула. — Думаю поэтому господин и принял юную Рукию в клан.       — Но зачем? Я не понимаю. Пытается заменить госпожу Хисану?       — Этого я не знаю, — Мизуки покачала головой, сама силясь разгадать замысел господина. — По крайней мере, я ни разу не видела, чтобы господин оказывал какие-то особенные знаки внимание госпоже Рукие, тем более — романтические.       Касуми в который раз глянула на фотографию Хисану и снова отвернулась. Сердце сковала печаль и обида, не понятно на что. Эта женщина умерла так давно, а всё равно занимает все мысли господина Кучики. И с ней не поговоришь, не велишь уйти с дороги.       Хотя, будь Хисана жива, Касуми бы не посмела так с ней вести диалог. Раз Бьякуя полюбил её, значит, эта женщина была более чем достойна. Наверняка добра, учтива и скромна. А юная Тайра не такая. Она эмоциональна, любит свободу и не безмолвствует, если кто смеет посягнуть на её честь. Лишь отец мог заставить её молчать, да и то — через силу.       — Теперь ты понимаешь? — чуть переждав, спросила Харада. — Господин не полюбит тебя. Даже не взяв во внимание ваше с ним социальное различие. И даже если принять тот факт, что ты немного, да заинтересовала его.       Мизуки говорила со служанкой, как с нерадивым ребёнком, но Касуми понимала — она желает ей лучшего. Пустые надежды и разбитое сердце — что может быть ещё больнее?       А ведь Сэйери так не любила испытывать боль. Не любила грустить и плакать.       Кажется, она была гораздо счастливее, когда хранила к Кучики пусть и глубокую, но обыкновенную влюблённость в своём юном сердце. Но оказавшись подле него, Касуми словно бы влюбилась заново, полюбила на самом деле.       Ну да, равнодушие Бьякуи граничит с заносчивостью и высокомерием. А его эта какое-то маниакальное желание подшутить над своей служанкой, причём с этой ледяной ро… выражением лица иногда просто выводило из себя. Но кто идеален?       На самом деле господин Кучики добр и радушен. Его очевидные положительные качества тоже скрыты этим шлейфом холодности и некой апатии, но Касуми смогла их разглядеть. Он принял в клан Рукию и прыгнул в реку за своей служанкой, стоило той только упасть туда. Бьякуя вежлив с прислугой, уважителен с более взрослыми и откровенно старыми, хотя сам занимает очень высокое положение в социуме Общества душ. Мужчина заботится и оберегает важных для него людей.       Жаль, что Касуми не стала и не станет такою для него.       — Он не позволит себе ничего по отношению к тебе, как к девушке, — озвучила и так понятную истину Харада, словно прочитав мысли подчинённой. — Пусть эта правда разобьёт тебе сердце, но лучше сейчас, чем когда ты совсем забудешься.       — Да… — прошептала Касуми, опустив голову. В глазах стояли злые слёзы, но девушка призвала всё своё самообладание, чтобы не пролить их. — Спасибо… Харада-сан.       Харада подошла ближе — полы её наряды попали в поле зрения леди Тайры. Огрубевшая от долгих лет работы, но всё равно нежная рука погладила служанку по её волосам.       — Будь счастлива, девочка, — произнесла женщина, отнимая руку, и потрепала подчинённую по её плечу. — Пусть и не с господином… Но я уверена, ты полюбишь того, кто будет тебя достоин. И кто ответит тебе взаимностью.       Харада велела уйти вместе с ней. Касуми бросила последний взгляд в сторону алтаря и поспешила за начальницей молчаливой тенью.