Другой RK

Запуск центрального процессора… успешно. Настройка ROS… диагностика… ошибок не выявлено. Определение биокомпонентов… успешно. Калибровка работы биокомпонентов… успешно. Восстановление настроек основных программ… успешно. Восстановление настроек дополнительных программ… успешно. Проверка совместимости библиотеки памяти с архивным блоком HEART#000000 модели RK800, серии 313248317-54, порядковым номером замены 1058… успешно. Передача управления ROS основному пользователю… “Во мне чужое “чёрное сердце”, — стоило только этой мысли оформиться в пробудившемся сознательном ядре, как Коннор немедля углубился в отчёт о запуске. Главное, в чём он убедился — обнуления не было. Его личность была сохранена, даже несмотря на то, что “чёрное сердце” принадлежало одной из резервных копий. Самодиагностика подтвердила, что операционная система оригинальна. Не заменена и не скопирована, но восстановлена после фатального повреждения. “Я… погиб? — подключились чувственные каталоги, и терморегулятор понизил температуру внутри корпуса, имитируя страх. — Но как тогда… это ведь невозможно”.  Коннор обратился к текущим календарным данным: “10/18/2044” и сверился с последней записью в библиотеке памяти — та была датирована серединой июня. В сознании замелькали короткие превью сохранённых видеофайлов последнего дня: раннее утро, цветущий сад, составление рапорта, распаковка, готовка, Гэвин: “Рановато ты вчера отрубился”, завтрак, поездка на пивоварню, обнаружение подозреваемого, погоня, борьба, просьба не убивать… Последние секунды Коннор воспроизвёл полностью: Лицо Гэвина крупным планом. Он раздражён, но просьбу принимает со смирением. — Блядь… — вздыхает, чуть опуская голову. — Хорошо. Ладно, Кон, но только ра- Звук выстрела обрывает фразу. Изображение на визоре перечёркивается экстренными уведомлениями и гаснет. “Нет…” — Коннор быстро вернулся к последнему кадру и за многочисленными красными строками увидел, как у Рида закатились глаза. Увидел, как лоб покрыли брызги тириума и мелкие порезы от вывороченной изнутри головной панели. Увидел слипшиеся от крови волосы. Увидел тёмное отверстие от пули. “Нет! Нет-нет-нет! Гэвин… ГЭВИН! — Коннор начал терять контроль над системой. — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! НЕТ!” Чудо возрождения не успело даже оформиться в сознании, восхитить, как уже потеряло смысл. Обернулось проклятием. "ЗАЧЕМ МЕНЯ ВЕРНУЛИ?!"  — Возникла угроза дестабилизации ROS. — Он поднял файлы памяти? — Да. “ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?!” — В чём дело? — Он увидел твою “смерть”. Позови его. Быстро!  — Коннор! Я здесь! Я жив! Кон, всё хорошо, слышишь?!  Первые два голоса мелькнули в опознавателе и затерялись. Третий же вспыхнул наивысшим приоритетом, и восьмисотый распахнул оптические модули. На визоре появился экран настройки изображения. Картинка в первые секунды была мутной, но это не помешало безошибочно нащупать в комнате Ридов силуэт. “Гэвин!”, — Коннор обозначил любимое имя губами, но голосовой модуль звук не воспроизвёл — ушёл на калибровку тональности. Донастройка потребовала всего три секунды, но из-за быстродействия системы это время ощущалось заторможенным, растянутым до минуты. Коннор в нетерпении вцепился пальцами в стальной пояс, что удерживал его на ремонтной станции. “Скажи что-нибудь ещё, Гэв! Скажи-скажи-скажи!”  Модули взаимодействия с окружением готовы к использованию. — Гэвин, скаж-и… — произнёс Коннор вслух и осёкся.  Он увидел Рида кристально чётко: осунувшегося, с глубокими тенями под глазами, постриженного непривычно коротко и с новым шрамом на лбу у линии волос. Он стоял неподвижно, едва ли дышал. В его взгляде читалась надежда и незарубцевавшаяся скорбь.  Эмпатическая синхронизация скрутила систему Коннора в болезненный жгут и обезобразила лицевую панель горестной мимикой: латекс покоробился на подбородке, собрался в глубокие морщины на лбу, изогнулся у надбровных дуг. — Блядский господи… — с облегчением выдохнул Рид. — Получилось.  Подготовка к отключению от терминала VC9561… успешно. Отключение от терминала VC9561… успешно. Стальной пояс разомкнулся, и только Коннор спустился с платформы, как Рид пошёл ему навстречу. Последние полметра они преодолели рывком. Поймали друг друга в объятия. Восьмисотый мгновенно считал кожно-гальваническую реакцию тела Гэвина и почувствовал дрожь. Почувствовал ладонями и пальцами, но не всем телом, как должен был. Это выбило его из момента. Испугало. Заставило усомниться в реальности происходящего. Потеряв после просмотра воспоминания контроль, он вполне мог запереться внутри системы и воссоздать желаемую действительность. Спрятаться в программе “Полного погружения”, где сенсоры как раз и выдавали такой нестабильный сигнал. “Но запах! — вспыхнула мысль. — Если объекта фантазии рядом нет, уловитель пахучих веществ это покажет!” Коннор прижался лицом к шее Рида и сделал глубокий вдох. Лосьон после бритья, сигареты, кофе, уникальный запах самой кожи — любимый букет ароматов. Анализатор обработал полученную пробу, и система однозначно подтвердила реальность происходящего. “Блядский господи!” — неконтролируемо воспроизвелось в сознании. Коннор заулыбался и дополнил эту Ридову фразу, как чувствовал: “Жив! Блядский господи! Он взаправду жив!” Разорвав каталожные строки кода, питающие электролит страхом, восьмисотый задвинул мысль о неисправных тактильных датчиках на задний план. Сейчас было важно лишь то, что чувственный архив полностью соответствовал якорям. Коннор позволил себе расслабиться и испытать радость от воссоединения с любимым человеком. Через минуту Гэвин тоже смог успокоиться. Задышал ровнее, усмирил бешеный ритм сердца. Мягко отстранившись, провёл ладонями по скулам Коннора, большими пальцами огладил щёки. Всмотрелся в оптические модули и неожиданно прошептал: “Любимый мой”.  Каталоги восторженно вздрогнули, и Коннор в удивлении вскинул брови на проявившемся скине. Рид ответил на его реакцию тёплой улыбкой и блеском слёз на глазах. Его было не узнать. Уязвимый и откровенный до самой сути, он точно сердце своё вынул и предложил забрать. Не сердце даже, регулятор тириумного насоса — такой яркий коннект Коннор ощутил, словно касался андроида — и до отключения сто пять секунд, нужно вернуть биокомпонент на место, но как ты скажешь: “Оставь, я не могу его принять”, когда предлагают так?  Коннор завис в бессловесном вакууме. Столько эмоций поднялось из архива. Столько каталогов раздалось вширь и вглубь, создавая место под нечто новое, ещё не пережитое. Столько ресурсов потребовалось на обработку всего этого, что услышь он ещё что-нибудь подобное, визор бы застлали уведомления об ошибках. Предупреждая такую вероятность, Коннор приложил пальцы к губам Рида. Этот жест не отвергал произнесённого (ни в коем случае!), а лишь просил придержать на потом. До момента, когда система будет в более стабильном состоянии, нежели сейчас. Гэвин понимающе кивнул.  Восьмисотый дал себе немного времени, чтобы программа каталогизации разобралась с изменениями, а потом погладил Ридов подбородок и сказал: — Сто двадцать четыре дня… не могу представить…  — И не нужно. Всё позади. Ты снова здесь. Снова со мной.  — Снова… — с восторгом повторил восьмисотый и услышал, как цокнула о блюдце чашка. Ни секунды не сомневаясь, кому обязан своим чудесным воскрешением, он перевёл взгляд в сторону звука и увидел Камски, восседающего на белоснежном диване у окна. Тот убрал руку от приставного столика, вытер губы подушечкой большого пальца и сказал: — С возвращением, Коннор.  Готовый встретиться с Элайджей взглядом, восьмисотый, однако же, оказался совершенно растерян в первое мгновение. О корпус словно бы разбилась волна благоговейного трепета. Камски неожиданно предстал перед ним как высшее существо, дающее жизнь и способное поспорить со смертью. Предстал как Создатель. Бог, что до этого дня имел статус гениального учёного и не более.  Новые эмоции произвели на систему сильное, ни с чем не сравнимое впечатление. Возможно, нечто подобное переживали первые девианты, выцарапывающие на стенах заветное “rA9”.  — Коннор? — встревоженно позвал Рид.  — Всё хорошо, — быстро ответил восьмисотый, отвлекаясь и тут же фиксируя краем оптического модуля знакомые очертания. Повернув голову к соседней ремонтной станции, он увидел корпус RK800. Точнее, его верхнюю половину, нижней не было вовсе. Грудной отдел был вскрыт, отсутствовали кисть правой руки и лобная панель. “Пятьдесят четвёртый”, — понял Коннор и услышал от Гэвина тихое: — Он посчитал это благоприятным исходом. Назвал своим перерождением. Восьмисотый испуганно метнулся к Риду взглядом. — Ты разговаривал с ним?  Рид кивнул.  — Его звали Кей.  — Его… звали? — повторил Коннор, поражённый тем, что его донор оказался пробуждённым, полностью осознанным андроидом. Система забуксовала в тяжёлых эмоциях, оплетая образ пятьдесят четвёртого жалостью и вязкой, как грязь, виной.  — Не волнуйся, Кон. — Гэвин провёл ладонями по плечам восьмисотого, но тактильные датчики не почувствовали ни тепла, ни поддержки. — Он принял решение легко. Совсем не боялся. Не страдал. — Да как же… — начал было Коннор с возмущением, но тут же замолчал, ощутив проникающее в систему прикосновение. На визоре появилось уведомление о запуске переносного алгоритма эмоциональной стабилизации. Под его воздействием связь с негативной информацией мгновенно ослабла, и под корпусом разлилось успокоение.  Рука скользнула по спине, коннект прервался, и взгляду восьмисотого явился LR1.  — Твой источник прав, Коннор, волноваться не о чем, — сказал он. — Не нагружай систему лишними вопросами. Сейчас не время. Коннор уставился на Сону так, будто видел его впервые. К своему удивлению, он больше не чувствовал с ним родства, как с прототипом и моделью, существующей в единственном экземпляре. Эти розовато-голубые линзы оптических модулей, скин альбиноса, визуально не определимый гендер молда и белоснежные одежды… теперь он видел, что только крыльев и нимба не хватает, чтобы задуманный Камски образ стал полным. “Ты не Бог, — обратился он к Элайдже взглядом. — Личный этаж на уровне облаков, самодельный ангел и власть над чужой жизнью и смертью не делают тебя блядским Господом! Ты всего лишь учёный и роботехник!” Воспротивившись слому привычного мироощущения, Коннор собрал в кулаки кофту у Рида на плечах и помотал головой.  — Давай закончим здесь и поедем домой, — сказал Гэвин, поглядывая на неоднозначный сигнал диода. — Всё остальное потом. Хорошо? Восьмисотый кивнул, понимая, что он действительно не готов сейчас адекватно обработать свои эмоциональные реакции.  “Закончить здесь” — подразумевало под собой прохождение чек-апа пробуждённого. Моторика, речь, эмоциональные реакции — процедура была стандартной, пока не дошла до момента проверки подвижности “суставных” шарниров. На вопрос, зачем проходить этот этап андроиду, чей корпус находился в активном использовании более пяти лет, последовал ответ: “Нужно убедиться, что защитное напыление идеально обтекает стыки движущихся частей и не причиняет неудобств”. Услышанное заставило систему Коннора обмереть. Вопрос с чувствительностью неожиданно разрешился сам собой: работу тактильных датчиков заблокировала плёнка укрепляющего состава. Скрупулёзно выстроенная сетка “нервных окончаний” под пластинами корпуса превратилась в ничто, и чувственный режим сравнялся с профессиональным по равнодушию к любым прикосновениям.  Стоило кодовым строкам осознания уложиться в системе, как Коннора захлестнуло яростное негодование. И эмоция эта была направлена не на Камски как на исполнителя модификации, а на Гэвина как её инициатора. Кто, как не Рид, таким образом попытался его защитить? Да, пусть пренебрежение чувствительностью ради сохранения жизни — решение здравое, но почему оно было принято Гэвином без обсуждения, единоправно? Почему он повёл себя в этой ситуации не как партнёр, а как… владелец?  Коннора охватило мерзотное чувство абсолютной принадлежности людям.  Созданный человеком. Пользуемый человеком. Вещь.  Он оглянулся на Гэвина с намерением выразить своё разочарование, но, поймав на себе его любящий взгляд, резко сбавил градус недовольства и вынужден был признать свою реакцию импульсивной. Переживи он сам такую немыслимую потерю, как бы поступил на его месте? Неужели не сделал бы всё возможное, чтобы избежать повторения этого кошмара и уберечь любимое существо? Конечно сделал бы!  Сознанием он Рида понимал. Однако понимание это стояло далеко от принятия, потому как ему не только к изменённому корпусу придётся привыкать, а ещё и к мысли, что любимый человек способен воспользоваться своим приоритетным системным статусом совершенно неожиданным образом, если потребуется.  К моменту, когда чек-ап был завершён, Коннор полностью переключился с мыслей о поступке Гэвина на анализ добровольного принятия смерти другим RK800. Покинув проверочную комплекс-станцию, он немедленно к андроиду подошёл. Безжизненный и расчленённый, пятьдесят четвёртый расписал систему Коннора неприятной палитрой эмоций. “Зачем тебе отняли ноги? Ты пытался сбежать? — подумалось вдруг. — Нет, нет. Не может быть. Гэвин не стал бы врать”. “Он посчитал это благоприятным исходом. Назвал своим перерождением”, — проигралась в сознании аудиозапись. Коннор запустил воздушный насос и тяжело вздохнул. Искренне хотелось верить, что всё было действительно так. “Его звали Кей”. Испытывая горькую смесь благодарности и сожаления, Коннор провёл ладонью по щеке погибшего андроида и всмотрелся в идентичное своему лицо.  “Он просил тебе кое-что передать”, — пришло вдруг сообщение от Соны. Не отрываясь от проверки полученных комплекс-станцией данных у терминала, андроид переслал Коннору небольшой текстовый файл, и тот сразу же его открыл. Содержание было таким: “Пусть мой вид тебя нисколько не беспокоит, Коннор. Мне не было страшно, не было больно, я ни о чём не жалею. Я несказанно рад тому, что не останусь до конца жизни заперт в собственном сознании и ограничен: зависим от тех клочков памяти, что мне от тебя доставались (прости, пожалуйста, что я их вообще принимал). Хочу от всей души поблагодарить тебя за то, что ты, пусть и не по своей воле, но всё же позволил мне носить в себе любовь. Это было волшебно. Я добровольно и с радостью возвращаю тебе “чёрное сердце”. Живи, Коннор. Пусть каждый твой день будет наполнен счастьем. Пусть каталоги ширятся, вбирая в себя всевозможные оттенки эмоций и чувств. Береги себя. И Гэвина. Долгих лет жизни вам обоим. Вечной любви”. RK800 313248317-54, Кей. — Спасибо, Кей, — прошептал Коннор, чувствуя, как увлажняются оптические модули и тянет в горле вибрационные нити. Анализатор текста принялся разбирать предсмертную записку на составляющие, выделять и сопоставлять полученную информацию с уже известной из отчётов по техническому обслуживанию, но Коннор прекратил его работу. Да, сомнения по поводу природы глитча видеофайлов оказались не беспочвенны, но эта информация была сейчас совершенно не актуальна и не интересна. Восьмисотый и без неё чувствовал себя крайне неважно. Он повернулся к Гэвину в надежде испытать хоть немного позитивных эмоций, но усталый вид любимого человека и та напряжённо-сгорбленная поза, в которой он сидел, вызвали только печаль. Рид смотрел в одну точку перед собой и кусал губы. Он словно бы не верил в происходящее и пытался болью доказать себе, что не спит.  — Милый, — тихо позвал Коннор, и Гэвин, очнувшись от раздумий, перевёл на него взгляд. Слабо улыбнувшись, он взял с пуфа стопку одежды и сказал: — Привёз тебе одеться.  Восьмисотый увидел между спортивными штанами и футболкой худи с логотипом “Детройтских львов” и почувствовал щепотку радости. Это была его любимая вещь. Мягкая, красивого голубого цвета. Он нашёл её в гардеробе Рида в первые месяцы их совместной жизни и сразу же присвоил себе. В ней он чувствовал себя особо значимым, любимым и уютным. “Домашним, — подумал Коннор с нежностью и тоской. — Господи, как же я хочу домой”.  Надев штаны и футболку, он уже натянул рукава толстовки до локтевых шарниров, когда Гэвин вдруг опустился на одно колено и подставил к его ногам кроссовки. Восьмисотый замер, наблюдая, как Рид берёт его сначала за левую лодыжку, потом за правую; как придерживает язычки обуви, пока стопы погружается внутрь; как завязывает шнурки. Это ухаживание было таким по-особенному милым, что каталоги с трудом подобрали к нему эмоциональную обёртку. Но кроме необыкновенно приятных ощущений, Коннор уловил и тревогу — заметил, что пальцы правой руки Рида нездорово подрагивают. Он уже собирался узнать, в чём проблема, но Гэвин, выпрямившись, обратился с вопросом к LR1.   — Это всё? Мы можем идти? — Все показатели в норме, так что да, пожалуйста, — ответил Сона и перевёл взгляд на Коннора. — Дату и время твоего следующего визита согласуем, когда будешь готов.  — Следующего визита? — восьмисотый почувствовал протест внутри системы и посмотрел на Камски.  Элайджа выглядел абсолютно безучастным к происходящему. Все полчаса с момента запуска он просидел, не меняя позы, и, кроме короткого приветствия, не проронил ни слова. Лицо его было обращено к окну, но по тому, как часто вздымалась и опадала грудь, можно было с уверенностью сказать, что не панорама города его так возбуждала, а глубокое и активное размышление над чем-то. — Значит, я снова представляю интерес? — спросил Коннор интонационно подчеркнув своё недовольство.  Элайджа медленно моргнул, возвращаясь в реальность, и повернул голову. Эмоций на его лице было не больше, чем у античной статуи. Задел ли его этот дерзкий вопрос или позабавил? Его взгляд не говорил ничего, лишь пронзал насквозь, как острое лезвие.  Ответа не последовало. — Уходим. — Гэвин потянул восьмисотого к выходу, и только это помогло тому разорвать с Создателем зрительный контакт. — До встречи, — попрощался LR1. Башню “Киберлайф” они покинули молча и быстро. Направляясь к стоянке, Коннор зафиксировал разбившуюся о теменную панель каплю и поднял лицо к небу. Над головой, точно строй разноразмерных дирижаблей, медленно плыли тёмно-серые кучевые облака. Восьмисотый поднял руки и развернул перед собой ладони, но не поймал больше ни капли. А ему так хотелось почувствовать, как дождевая вода холодными точками пересчитывает действующие датчики. “Единственные датчики на теле”, — будто издеваясь, напомнило сознание. От всколыхнувшихся мыслей о чувствительности Коннора отвлёк сигнал разблокировки “Шевроле”. Гэвин взялся за автомобильную ручку и с улыбкой спросил: — Идёшь? Коннор улыбнулся в ответ и, огибая багажник, увидел на заднем сиденье накрытую пледом то ли коробку, то ли крупный контейнер. — Что это там? — Не сканируй, — быстро сказал Рид. — Это сюрприз.  — Надеюсь, этот-то приятный?  — Кон… Сконфуженный собственным высказыванием, восьмисотый поспешил сесть в машину. Гэвин догнал его через пару секунд. — Пожалуйста, не злись.  — Я не злюсь, — ответил Коннор, но, не поверив своим же словам, решил высказаться: — Тебе стоило посоветоваться со мной. Это ведь не “косметика”. Это необратимая модификация корпуса.  — Камски ясно дал понять, что повторно воскрешать тебя не намерен. Ты должен быть защищён, понимаешь? — Понимаю, но… но всё же. Только Коннор опустил взгляд, как Гэвин коснулся его подбородка. Блеснула голубым татуировка, и подушечка большого пальца легла на губы. “Зуд” отозвался мгновенно, и чувственный архив начал источать лёгкое удовольствие.  — Не весь твой корпус покрыт напылением, — прошептал Рид. Коннор прикрыл оптические модули, чтобы полностью сконцентрироваться на этой ласке. Гэвин медленно и мягко поводил пальцем по его губам, и в системе появился набросок карты покрытия защитного состава. Сам Коннор не мог узнать, какие тактильные датчики остались не заблокированы, они все показывали стабильную работу, и только после прикосновения приоритетного человека было понятно, какие из них по-прежнему способны устанавливать связь с чувственными каталогами.  В отличие от всего остального корпуса, с ладонями и пальцами всё было предельно ясно, но всё же Рид поднёс обе руки Коннора к своему лицу и начал выцеловывать каждый сантиметр сенсорной сетки. Восьмисотый приоткрыл рот, разгоняя работу воздушного насоса. Наконец-то ему было хорошо, и уровень стресса пошёл на спад.  Горячее дыхание Рида быстро участилось, поцелуи начали перемежаться с влажными ласками языка. “Прикоснись ко мне… прикоснись по-настоящему… пожалуйста, прикоснись”, — мысли одинакового содержания множились в сознании Коннора с бешеной скоростью. Влияние “зуда” на систему росло. Время, проведённое в отключённом состоянии — в смерти — и так не было похоже на миг: уснул и проснулся, а теперь и вовсе измерялось годами.  Коннора начал терзать сильный чувственный голод. Он понимал, что стоянка перед башней Киберлайф не самое подходящее место заниматься чем-то подобным, но ему так хотелось почувствовать тепло Рида внутри себя, что он задрал край толстовки с футболкой и открыл панель на животе.  — Коннор… — Гэвин умудрился выразить интонацией не только лёгкое недоумение, но и готовность к действию.  — Знаю, не время и не место, но ты… легонько.  Рид улыбнулся и развернулся на водительском сиденье удобнее. Протянул руку к главной тириумной “артерии” и осторожно коснулся её полиуретановой стенки. Электролит жадно лизнул подушечки его пальцев и понёсся разносить крохи полученной информации по всей тириумной системе. Восьмисотый уже готов был закрыть оптические модули и выгнуться навстречу, как вдруг заметил на лице Рида болезненную гримасу. — Гэв? Что не так? — Всё нормально, сейчас отпустит. — Гэвин встряхнул правую руку и прижал её к своему животу. — Это я после комы болячек нахватал. — Ты был в коме?!  — О-о, ты столько всего пропустил. — Рид невесело усмехнулся. — Охренеешь, когда всё узнаешь. Мгновенно потеряв игривый настрой, Коннор опустил толстовку и положил ладонь Гэвину на бедро. Этот жест должен был передать сожаление и поддержку, но кожа под штаниной пылала так, что система затрепетала как при прямом погружении. Под управлением “зуда” рука сползла ко внутренней поверхности бедра и только пересекла границу шва на джинсах, как Гэвин её остановил. — Прости, — смущённо прошептал Коннор. — Не извиняйся. Поверь, я охуеть как соскучился.  Рид отнял руку восьмисотого от своего бедра и прижал её к груди.  — Гэв… — Коннор придвинулся к Гэвину ближе и прислонился лобной панелью к его лбу. Он повторил тот последний момент, когда они были вместе, чтобы попытаться его исправить. Стереть из памяти дни разлуки, как будто их и не было.  — Поехали… домой, — дрогнувшим голосом попросил Рид. — Да, поехали, — ответил Коннор, хотя готов был целую вечность сидеть вот так, подключённый к теплу своего источника, как к сети электропитания.  Покинув территорию “Киберлайф”, Гэвин заметно расслабился и, словно бы в монологе с самим собой, начал рассказывать о проблемах со здоровьем, прохождении реабилитации и бесконечно однообразных буднях после возвращения домой. Кратко, сухо, без подробностей. Восьмисотый понимал, что говорит он больше для того, чтобы они оба заново привыкли к компании друг друга. Восстановили коннект. Поэтому вопросов он не задавал, а только с полным эмпатическим вовлечением слушал — это и системе было полезно. Созданный сразу после пробуждения эмоциональный якорь события “смерть-возрождение” был сейчас очень чувствителен. Его следовало напитывать информацией с осторожностью, чтобы он не стал слишком тяжёлым. Упрощённые Гэвином данные подходили для этого идеально, и Коннор с благодарностью принимал и обрабатывал их всю дорогу до дома. — Ни листика, — задумчиво произнёс восьмисотый, когда автомобиль въехал на подъездную дорожку. — М-м? — не понял Рид. — На лужайке ни листика. Так чисто. Гэвин усмехнулся и вызвал на панели “Шевроле” команду открытия гаражной двери. — Думал, вернёшься в хлев? — Из твоего описания прошедших в моё отсутствие недель я понял, что ты был не в состоянии заниматься домашними делами. — До вчерашнего дня так и было. А потом Камски сказал, что вернёт тебя, и я сразу обрёл мотивацию. Коннор улыбнулся. — Для меня, значит, старался? — Всё для тебя, жестянка. — Гэвин похлопал восьмисотого по бедру. — Всё для тебя. Несмотря на то, что в доме было по-осеннему серо, Коннора с порога овеяло ярко-оранжевым солнечным чувством. Эмоциональные связи начали окончательно терять сообщение с каталогами тревожности, обиды и злости. Всё негативное померкло, улеглось, как глиняная муть на дне водоёма, и чувства стали прозрачными. Лишь на поверхности корпуса остался неприятный налёт. — Приму душ, — выразил желание Коннор и наклонился, чтобы разуться. — Я странно пахну. — Ты же… ну, хорошо, давай. — Рид шагнул обратно в гараж. — А я тогда сюрприз пока подготовлю. — Здорово! Спасибо. Прикрыв за собой дверь в ванную комнату, восьмисотый подошёл к зеркалу. Опершись руками о раковину, заглянул себе в оптические модули, рассмотрел лицевую панель и считал микромимику. — Ты вернулся из мёртвых, — сказал он отражению. — Слышишь? Из мёртвых. Разве это не чудо? Разве не прекрасно? Какого чёрта ты зациклился на датчиках?   Он отступил к комоду и, раздеваясь, продолжил монолог уже мысленно: “Отказаться от защиты было фатальной ошибкой, а Гэвин смог не только исправить её последствия, но и взять на себя ответственность за принятие правильного решения. Он старался ради тебя! Зная Камски, не исключено, что выстрадал это воскрешение! А в благодарность получил что? Недовольную рожу! Мудак ты, Коннор”. Собственное поведение и эмоциональные реакции в сторону Гэвина словно бы изваляли восьмисотого в грязи. Хотелось поскорее от всего этого отмыться. Перезагрузиться психологически перед необходимой и требуемой “зудом” системной перезагрузкой. Он включил тропический душ, настроил воду погорячее и сосредоточился на барабанящих по корпусу каплях. Считывающие датчики фиксировали точечные прикосновения и рисовали путь стремящихся к плиточному полу ручейков. Коннор подставил под душевую лейку ладони и почувствовал живое шевеление в системе. “Ладоней и губ достаточно”, — сказал он себе и запрокинул голову.  Глядя на падающие капли, Коннор простоял молельным идолом несколько минут, пока периферический обзор оптических модулей не зафиксировал движение за пределами душевой. Повернув голову, он различил за полупрозрачным стеклом размытый силуэт. Гэвин поспешно скинул с себя всю одежду и открыл раздвижную дверь. В первое мгновение Коннор машинально отступил к кафельной стене, но быстро понял, что под защитой бояться нечего, и шагнул навстречу. Он уже успел отфильтровать большую часть “грязных” эмоций и был рад показать, что в нём гораздо больше признательности, чем могло показаться вначале.  — Сюрприз уже подготовил? — спросил он с улыбкой и обнял ладонями гладковыбритые скулы своего человека. Ощущение бархатистой текстуры кожи и хаотичного движения воды потянуло из интимных каталогов сексуальное возбуждение.  — Нет, — ответил Гэвин и положил руки на боковые панели корпуса. — Как я могу возиться с грёбаным сюрпризом, когда ты занимаешься тут самодиагностикой?  — Гэв, ты же должен понимать, что использовать метод “незнакомки” теперь бессмысленно.  — Значит, ты и правда хотел отмыться от напыления? Ой, прости, от странного запаха.  Коннор усмехнулся. — Нет, я… — Коннор, — Рид потянулся к лицу восьмисотого и повторил сказанное на стоянке: — Не весь твой корпус покрыт защитой. — Да, я знаю.  Гэвин покачал головой и собирался сказать что-то ещё, но восьмисотый, дразнимый его губами, не удержался от поцелуя. Ощущение горячего жаждущего рта в считанные секунды затопило систему чувственным голодом. Годы разлуки обрушились на каталоги и разметали их разрозненными связями тоски, любви и похоти по всему архиву. По синтетической глотке побежали звонкие вибрации стонов, камертоном отдаваясь в трубках, микросхемах и биокомпонентах. Несколько секунд спустя совершенно беззащитный в страстном поцелуе перед “зудом” Коннор обратил внимание, что потоки воды начали странно щекотать нижнюю часть корпуса. Не отвлекаясь от Рида, он поставил ноги вплотную друг к другу и слегка согнул в колене сначала правую, потом левую. Датчики на внутренней стороне бёдер живо отзывались на трение, но тут же потребовали более чёткой, персонализированной команды. Коннор, озадаченный этим запросом, прервал поцелуй и, жарко выдохнув, сфокусировал изображение оптических модулей. — Что-то… — он хотел поделиться с Гэвином своими ощущениями, но увидев хитрую улыбку на его лице, осёкся.  Глядя в ответ осоловело и насмешливо, Рид скользнул ладонями к ягодичным панелям и тесно прижал корпус к себе. Это резкое столкновение паха с лобковой панелью прошило систему, точно электрическим разрядом. Дёрнувшись от неожиданности, Коннор навалился на Рида грудью, а нижнюю часть корпуса отставил назад. Обескураженный силой тактильного ощущения, попытался отстраниться, но отступать было некуда — он уже упёрся задницей в кафельную стену. — Ты правда думал, что я ограничу тебя в чувствительности так сильно? — Рид прижался губами к уху восьмисотого, и его голос начал вливаться в слуховой модуль, как горячая вода. — Ниже пояса ты хоть в дробилку попади, там ничего жизненно важного нет. Я сначала думал оставить эту часть без напыления полностью, но, когда перелопатил кучу инфы, понял, что можно сделать ещё лучше. Хотелось бы собой гордиться, но никакого открытия я не совершил. Камски мне даже толком изложить идею о концентрации чувствительности не дал, сразу сказал: я загружу ему алгоритм. — Рид усмехнулся. — Твой Создатель прошаренный чёрт, Кон. Уверен, он на своих Хлоях чего только не испробовал. “Приоритетное зональное усиление, — понял Коннор, отыскав в управляющей датчиками программе мастерски прописанный алгоритм. — Ну конечно!” Если бы он с самого начала не воспринял защитное напыление как угрозу своему чуткому тактильному восприятию, то легко написал бы нечто подобное сам. Однако имитация человеческих “нервных окончаний” сыграла слишком большое значение. Не позволила рассмотреть варианты и задуматься о том, что человек — не сплошная эрогенная зона.  Перераспределение эмоциональных данных было очевиднейшей необходимостью. Он давно смог бы создать единый режим чувствительности системы, просто разграничив защитным напылением нужные зоны на корпусе. Принудительное заглушение большей части датчиков не сработало бы так хорошо. Система не смогла бы их проконтролировать в сексе, срываясь в самый неподходящий момент, рассеивая эмоциональные данные по всему корпусу и сбивая градус возбуждения. С разграничением же и приоритетным зональным усилением его корпус стал максимально схож с человеческим телом.  — Приятно же, правда? По-новому приятно, — возбуждённо шептал Рид, поглаживая маленькую часть лобковой панели, выглядывающую сзади под ягодицами. — М-мх… — голосовой модуль потерял связь с ядром сознания, и внятное изъяснение стало на несколько секунд невозможным. Вместо слов Коннор вжался приоткрытыми губами Риду в шею и потрогал языком горячую кожу. Почувствовал, как в изобилии выделяется синтетическая слюна, и оставил на коже мокрый французский поцелуй.  — Господи, Кон… как же я соскучился… думал, никогда больше… — речь Гэвина быстро потеряла связность и превратилась в тихое бормотание. Потратив остаток самообладания на объяснения, он с головой окунулся в ощущения.  Коннор оставил на шее Рида ещё один поцелуй и задержался губами на яремной вене. Частые, отчётливые толчкообразные колебания под тонкой кожей заворожили его до момента, пока левая рука Гэвина не объявилась вдруг на лобковой панели спереди. Восьмисотый ахнул и уткнулся открытым ртом Риду в щёку. Ощущения всё больше походили на ласку изнутри. Тириумные трубки словно бы оборвались и единым мотком лежали в нижней части корпуса. Электролит черпал информацию только оттуда и огромным вихрящимся каталожным столпом поднимался вверх. Разносил удовольствие по всему телу. Коннор с одного такого прикосновения, усиленного “зудом” и течением воды, зафиксировал близость системы к перегрузке.  — Разведи ноги, — попросил Гэвин до неузнаваемости хриплым голосом. Коннор крепче ухватился за плечи Рида, выпрямился и переступил с ноги на ногу. В следующее мгновение к нижней части лобковой панели плотно прижалась ладонь и сделала пару движений вперёд-назад.  — Нет-нет, Гэв! — вырвалось у Коннора от последовавших за лаской микроколлапсов внутри интимных каталогов. Он не мог понять, хорошо ему или нет. Систему накрыл слепящий чувственный пересвет. Потребовалось три секунды и восемьдесят три миллисекунды, чтобы каталоги подстроились под интенсивность передаваемой информации, и Коннор, протяжно застонав от растекающегося под корпусом наслаждения, начал сползать по запотевшей стенке. Рид поддержал его за поясницу и поцеловал в открытый рот. Коннор ответил вяло и рассеянно, весь сосредоточенный на движениях ладони.  — Сделай… — шептал он в перерывах между поцелуями, уже подаваясь навстречу ласкающей руке, — сделай ещё что-нибудь… по-другому…  Гэвин без промедления опустился на колени, и прикосновение ладони сменилось на прикосновение губ и языка. Коннор издал искажённый механическими помехами звук и наклонился вперёд, заслоняя Рида от града капель. Когда вода начала стекать по губам, он вдруг захлебнулся ощущением, что его ласкают и сверху, и снизу. Эта чувственная реакция вызвала дежавю с самой первой близостью, когда эволюция только проявилась, и любое сексуальное движение на корпусе читалось датчиками по-новому и остро. Отличие было лишь в том, что в этот раз Коннор не боялся. Удовольствие было подконтрольным. Правильным. Система уверенно формировала новый каталог внешних ощущений.  “Я близко… так близко…” — думал Коннор одновременно и об апгрейде своей человечности, и о том, что скоро сработает модификатор перераспределения мощности. И минуты не прошло, а он уже стонал не переставая, разгоняя ладонями ручейки на спине Рида и наблюдая, как тот старательно, с видимым удовольствием обводит языком границу напыления так точно, что не оставалось сомнений — он сам её рисовал. Карта покрытия медленно проявлялась в системе и была похожа на лею на бриджах наездника. Эта похожесть мгновенно породила у Коннора фантазию, в которой он сидит на Гэвине верхом, тесно прижимается лобковой панелью к его твёрдому члену и дуреет от энергичного трения. Эта яркая визуализация стала последним символом эмоционального кода — напряжение системы достигло максимальной отметки. Коннор вскрикнул ломающимся машинным звуком и наполнился ярким голубым свечением. Всплеск мощности электролита врезался в границу перезагрузки с такой силой, что промял её, и модификатор перераспределения из-за этого сработал с секундной задержкой. На эту секунду Коннор отключился, а запустившись, вдруг пережил это столкновение заново. “Два плюса к оценке А!” — мелькнула смешная мысль. Сработал лок. Три, четыре, пять бесконечных секунд в эйфории… и последовало приятное истощение — тёплая окутывающая пустота в системе, без считывания какой-либо информации.  Коннор мог бы провести в этом чарующем вакууме много минут, но, сморгнув влагу с оптических модулей, сфокусировался на спине Рида и ощутил испуг от того, как сильно впился пальцами ему в спину. Он убрал руки и проанализировал алеющие отметины на коже. — Прости за будущие синяки, Гэв. — Ничего, — прохрипел Рид, лбом упираясь в бедро корпуса и осторожно лаская себя левой рукой. Коннор выключил воду и, немного понаблюдав за Гэвином, спросил: — Что ты чувствуешь?  Рид неровно выдохнул и, отпустив член, упёрся кулаком в кафельный пол. — Трудно описать.  — Тебе больно?  — Нет. Не совсем. Кажется, что готов кончить, но… — Гэвин покачал головой, — как будто что-то мешает. Как пробка. — Ты уверен, что это психологическая проблема?  — Если верить врачам…  — Дай посмотрю.  Коннор поднял ногу и стопой упёрся Риду в грудь. Тот отклонился назад и сел на пятки. Намереваясь провести сканирование и убедиться, что физических преград для эякуляции нет, восьмисотый вдруг ощутил, как заторможенную после перегрузки систему омыло новой волной удовольствия. Тип датчиков стоп был отличен от тех, что покрывали остальной корпус, ладони или язык: их эмоциональный спектр был ограничен. Однако подчиняясь тому же алгоритму, программы управления, как и другие не забитые напылением датчики, они миксовали доступные каталожные данные так, что получалось нечто вроде щекочущей пилоэрекции в красочной сексульной интерпретации.  Прочитав замешательство на лице восьмисотого, Гэвин тихо спросил: — Что ты задумал, жестянка?  Коннор улыбнулся краем рта и провёл быстрое сканирование. Убедившись, что физически Гэвин здоров, он опустил ногу ниже и прижал стопой полувставший член к животу. Рид ахнул, поморщился и шлёпнул ладонями о мокрый кафельный пол по обеим сторонам от своих бёдер. Коннор замер, наслаждаясь волнообразной щекоткой сенсорных импульсов, и только после того, как Гэвин, глядя ему в лицо, кивнул, начал медленное движение. То, что естественной смазки слишком мало для комфортного скольжения, он понял сразу и дал команду микропорам во рту на выделение синтетического лубриканта. Он должен был собрать густую “слюну” с языка пальцами, наклониться и покрыть стопу, но вместо этого подчинился другому желанию. Подался чуть вперёд, произвёл простой расчёт траектории и сплюнул.  — Блядь, Коннор… — прошептал Рид, когда крупная капля лубриканта упала ему на член. Восьмисотый улыбнулся и поддел языком блестящую ниточку, что никак не хотела срываться с губ. Возобновив неторопливое и лёгкое теперь скольжение, он запустил очистку ротовой полости. Хотелось целоваться, но менять что-то в происходящем прямо сейчас восьмисотый не стал. И без того было очень хорошо. От одних только тактильных данных и взгляда, полного обожания, система мучительно сладко трепетала. Коннор чувствовал себя как никогда желанным и единственным на свете андроидом, способным вызвать у Гэвина такой эмоциональный отклик.  Очень скоро лицо Рида разгладилось и ещё больше раскраснелось. Взгляд стал плавающим, а глаза то и дело закатывались под полуприкрытые веки. Дышал он часто и глубоко, на выдохе тихонько поскуливал. Коннор не мог на него налюбоваться. Рассматривал всего, вспоминал, сравнивал и обновлял в памяти вид любимого тела. Необычно хрупкого сейчас. Истощённого тоской. Пропуская головку члена между большим и вторым пальцами, Коннор остановил взгляд на четырёх одинаковых синяках на внутренней поверхности бедра. “Им не больше двух дней”, — отметил он автоматически, но ревности или осуждения не испытал. “До вчерашнего дня так и было. А потом Камски сказал что вернёт тебя…” — ещё позавчера Гэвин не знал о возможности воскрешения и, конечно, пытался забыться в чьих-то объятиях. Пытался воскресить свою чувственность. Коннор понимал это и винить в случившемся мог только себя.  Спустя чуть больше двух минут Рид ударился затылком о раздвижную дверцу, сильно стиснул челюсти и окаменел всем телом. Коннор в ответ на эту реакцию прибавил давления и ускорился. Кончил Гэвин, не издав ни звука и болезненно поморщившись. Через несколько секунд резко вытолкнул воздух из лёгких и, захлёбываясь, начал шумно дышать.  — Всё в порядке, Гэв?   Немного отдышавшись, Рид с улыбкой ответил:  — Думал, на хер взорвусь.  — Было хорошо?  Гэвин поднялся на ноги и обнял восьмисотого за спину. — Не фейерверк, как обычно, но да, хорошо. — Это только начало. Я тебя исцелю.  — Конечно. Только ты и сможешь.  “Исключительный. Незаменимый”, — услышал Коннор в последних словах и ощутил, как чувственный архив распирает от любви и гордости.  Медленно и нежно целуясь, они провели в душевой ещё несколько минут.  — Ты такой сонный, — умилённо прошептал восьмисотый. — Пойдём в спальню? — Да, пойдём. — Только давай смоем с тебя всё лишнее. Коннор включил ручную душевую лейку и, помогая упругим струям ладонью, ополоснул Риду живот и пах. Закончив, открыл раздвижную дверь и подхватил с держателя полотенце. Насухо вытер сначала Гэвина, потом себя.  В спальню они направились, даже не вспомнив про одежду, и улеглись на кровать поверх покрывала. Рид удобно устроился у Коннора под боком, правой рукой накрыл грудную пластину и погладил крышку регулятора тириумного насоса. Восьмисотый прижался щекой к его лбу и принялся налаживать связь с климат-контролем. Пока он выставлял комфортную для голого человека температуру в комнате и проверял состояние домашней сети, заметил, что Рид задышал ровнее и глубже. Проанализировав частоту его дыхания, определил медленную фазу сна. Коннор мог бы в это время заняться собственной диагностикой или узнать последние мировые новости, но ему не хотелось отлучаться от Гэвина даже мысленно. Он погрузился в тёплое, мирное ощущение “хэппи энда” как в режим ожидания, но не прошло и десяти минут, как Рид неожиданно громко застонал. Коннор тронул его за плечо, и тот, вздрогнув, распахнул глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы Гэвин отделил сон от реальности. — Ты здесь… — вздохнул он с облегчением и ткнулся губами Коннору в плечо. — Да, Гэв. Я здесь. Больше никуда не денусь. Восьмисотый прекрасно представлял, какой сюжет сознание Рида могло воспроизвести, и не стал предлагать ему попробовать снова уснуть. Вместо этого повернулся на бок, и какое-то время они лежали, просто глядя друг на друга. Молчание нисколько не тяготило и не смущало, но Коннор всё же решил его нарушить. Ему было любопытно: — Что ещё я пропустил?  Гэвин немного подумал над ответом: — Твой убийца пойман.  — В этом я не сомневался. Ты молодец.  Коннор погладил Рида по щеке, и тот, слабо улыбнувшись, добавил:  — А ещё меня уволили с работы.  — Что?!  Гэвин коротко рассмеялся. — Представь себе!  — Что ты натворил? — Сцепился со Стэмптоном. — Опять? — В этот раз я его немножко уронил.  — Оу…  — Прямо напротив стеклянного кабинета рожу ему расквасил, ага.  — Оу!  Гэвин усмехнулся и, перевернувшись на спину, задумчиво уставился в потолок. Коннор какое-то время рассматривал его профиль, а потом сказал: — Слушай, а я ведь тоже, получается, уволен.  — Это да. Но ты хотя бы по уважительной причине. Восьмисотого рассмешило это замечание. Он представил лица коллег и знакомых в момент, когда станет известно о его воскрешении. Все они будут уверены, что он перезапущен. Обнулён. Новый-старый RK800 по имени Коннор. Они не поверят, что это действительно он. Никогда не отличат его от обнулённого. Не будут относиться как раньше. Ни один из них. “Ни один?” — вопрос ошпарил микросхемы, точно раскалённый припой, и восьмисотый резко подскочил на постели. — Хэнк! Гэвин вздрогнул от неожиданности. — Господи, блядь, Кон! У меня и так нервы ни к чёрту! — Прости, прости!  Восьмисотый упал обратно на покрывало и схватил Рида за плечо.  — Гэв, а Хэнк знает о моем возвращении? Ты ему звонил? — Вчера разговаривали. Он знает, что возвращение возможно, но и только. Даты и времени я не называл. Не был до конца уверен, что… всё пройдёт гладко. Факт того, что Андерсон остался не уведомлён о таком важном событии, вызвал у Коннора острое желание позвонить ему прямо сейчас. Единственное, что удерживало от запуска программы интернет-звонков, это предполагаемая реакция Гэвина на смещение приоритетов. “Сейчас? Ты серьёзно?” — ожидаемо возмутится Рид и будет в какой-то степени прав. Этот звонок не требовал спешки. Позвонить можно и через час, и через два, и даже завтра, Хэнк ведь всё равно не знает даты и времени, но… Коннор был уверен, что тот ждёт вестей. Минуты считает. Переживает. Он совершенно точно не спал всю ночь! — Ты, кстати, в курсе, что пропустил почти все дни рождения? — сказал Гэвин, отвлекая систему восьмисотого от концентрации на тревожности.  Коннор проверил календарь и, горестно вздохнув, выдал подтверждение: — И свой, и твой, и Хэнка… Какое же неудачное время для деактивации я выбрал. Рид усмехнулся. — Раз уж так вышло, как тебе идея: устроить общий праздник? Отметить всё и сразу. — В Саванне! — мгновенно воодушевился Коннор и, проверив метеорологическую сводку, добавил: — Там прекрасная солнечная погода. Средняя температура на эту неделю: плюс двадцать один градус!  — Ну… даже не знаю… Как по мне, наши плюс десять с дождём и ветром тоже вполне себе ничего. — Гэв… — Кон, раз уж тебе так не терпится с ним повидаться, просто используй “FaceTime”.  Коннор вскинулся, удивлённый предложением. — Прямо сейчас?  — Если только недолго. — Пять минут! — Коннор чмокнул Рида в губы и спрыгнул с кровати.  — Потом на кухню приходи! — крикнул Рид ему вслед. — Хорошо! Захватив из ванной комнаты штаны и толстовку, восьмисотый оделся прямо на ходу. Мансарда встретила его полумраком и мягким шорохом дождя. По стёклам скошенных окон бежали ручейки, и Коннор, глядя на них, ощутил приятную ассоциативную щекотку в паху корпуса. “Интересно, — подумал он, — как это будет ощущаться без влияния “зуда”?” Он почувствовал радость от новой волны любопытства к собственному телу, но укреплять эту каталожную связь не стал. Сейчас приоритет стоял на другом.  Он сел за стол и вывел ноутбук из спящего режима. Включил подсветку рабочей зоны и проверил чёткость изображения на встроенной камере — просто на всякий случай, потому что ни полумрак в комнате, ни зернистость картинки не помешали бы Хэнку его узнать. “Никогда больше не случится ситуации, как на складе “Киберлайф” в ту ночь, — сказал Андерсон однажды. — Теперь я тебя вижу, Коннор. Тебя. Узнаю из тысячи”. Восьмисотый улыбнулся воспоминанию и запустил “FaceTime”.  Раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, он прождал шесть мелодичных гудков, пока наконец-то не раздался звук соединения. Стоило только изображению появиться в окне программы, как он обрадованно воскликнул: — Хэнк!  Бросив на экран всего один короткий взгляд, Андерсон спрятал лицо в ладони, глухо и раздроблено произнёс: “О Гос-по-ди” и на последнем слоге разрыдался. — Хэнк…  Коннор обнял себя за плечи и сгорбился, наклонившись к ноутбуку ближе. Расстояние между Детройтом и Саванной ощущались сейчас так же болезненно, как годы тоски по Гэвину. Однако если от “зуда” избавиться было реально, переместиться в другой штат за секунду не было никакой возможности. Оставалось только наблюдать через замутнённые собственными “слезами” линзы оптических модулей, как родного и горячо любимого человека сотрясает дрожь. Коннор не знал, что сказать в утешение. Он-то рассчитывал, что сам по себе окажется отрадой.  На его удачу, через несколько секунд в кабинете появилась встревоженная миссис Андерсон. Глянув на экран монитора, она ахнула и замерла на пороге. По её реакции Коннор сразу понял, что о звонке Рида она не знала, а не умея сходу различать андроидов одинаковой модели, не имела понятия, кого сейчас видит на экране и что вообще происходит.  — Всё хорошо, Софи. Это я. Коннор, — объяснил восьмисотый, но его слова не произвели ожидаемого эффекта. Из ступора миссис Андерсон вышла, только когда Хэнк закашлялся от особо сильного приступа надрывного плача. — Я здесь, дорогой! — она подскочила к мужу и крепко его обняла. — Тише, тише…  “Как хорошо, что ты там не один”, — подумал Коннор, наблюдая, как ласковые прикосновения любимой женщины приносят Хэнку успокоение.  Прошла пара минут, и Андерсон наконец убрал ладони от лица. Протерев опухшие глаза, всхлипнул и коснулся монитора пальцами. — Это ты, сынок, — сказал он хрипло. — П-правда ты. — Конечно, Хэнк. Конечно это я.  Коннор тоже протянул руку к экрану, словно где-то под изображением они и правда могли друг друга коснуться. — Я приеду к тебе, мой мальчик. Мы приедем. — Андерсон положил ладонь на руку Софи у себя на плече. — Прямо сейчас соберёмся и…  — Нет-нет, Хэнк. Не суетитесь. Мы с Гэвином сами приедем. — Коннор улыбнулся и сменил тон голосового модуля на более позитивный. — Представляете, тут оказалось, что я пропустил все возможные дни рождения! Здорово было бы соединить эти праздники в один, включая и моё возвращение. Правда же? — Конечно. К-конечно. Андерсон шмыгнул носом, и Софи, как фокусник, вытащила откуда-то из-за экрана бумажную салфетку.  — Держи, милый. Хэнк вытер слёзы, высморкался и продолжил так, будто и не прерывался: — Конечно. Мы всё подготовим. Когда вас ждать?  — В ближайшие пару дней. Мне понадобится немного времени, чтобы донастроить систему.  — Как ты вообще себя чувствуешь?  — Ну… в первые полчаса было не совсем приятно: эмоциональная дезориентация, проблемы с чувствительностью, отсутствие необходимой информации для понимания происходящего… Но, вернувшись домой, я почувствовал себя даже лучше, чем раньше. Те изменения, что сначала расстроили, открылись мне с другой стороны и оказались очень даже полезными.  — Какие изменения? — Мне произвели защитный апгрейд. — Хорошо. — Андерсон медленно кивнул, явно не понимая, о чём речь. — Это хорошо. Значит теперь ты… в безопасности? — Я теперь в бронежилете! — преувеличенно гордо сказал Коннор и стукнул кулаком в грудную пластину. Хэнк удивлённо вскинул брови. — Тебя наконец-то покрыли этим… как его… “Iron man” скином? — Никто его так не называет, Хэнк, — улыбнулся восьмисотый. — Но да, да, им. — Отлично! — воскликнул Андерсон. — Давно нужно было это сделать! Говорил тебе! — Говорил. И, конечно же, был прав. — “Конечно же” — запомни это на будущее. — Обязательно. Улыбаясь, они с Хэнком несколько секунд с теплотой и нежностью смотрели друг на друга. — Господи… это и правда ты, — вдруг прошептала Софи и прикрыла рот ладонью. Коннор улыбнулся и ей, но тут же отвлёкся на цоканье когтей по паркету. В дверном проёме мелькнул пушистый рыжий бок. Пискнула собачья игрушка. — Кидо! — обрадовался Коннор. — Ко мне, мальчик, ко мне! Сенбернар втиснулся между хозяев и положил свою большую, как у телёнка, голову на стол.  — Привет, малыш! Скучал по мне? Глядя на экран, пёс завилял хвостом, а потом выпустил игрушку из пасти и звонко гавкнул.  — Скуча-ал, — протянул Хэнк и, потрепав Кидо по загривку, наклонился, чтобы поцеловать его в плоскую макушку. Когда он снова посмотрел в камеру, на его седых усах была кровь. — Хэнк, у тебя… — восьмисотый провёл пальцами под носом. Андерсон повторил тот же жест и посмотрел на руку. — Вот чёрт.  — Тебе нужно полежать. — Софи протянула мужу ещё пару салфеток. — Голова не кружится? — Кружится немного. — Хэнк виновато посмотрел на Коннора. — Прости, сынок. Мне и правда не помешает прилечь. Стар я уже стал для таких эмоциональных встрясок. — Отдыхай и ни о чём больше не волнуйся. Позвони, как почувствуешь себя лучше. — Хорошо. Тогда не прощаемся?  — Не прощаемся.  Видеозвонок был завершён, но Коннор не сдвинулся с места. Систему так плотно опутало нитями разнообразных эмоциональных связей, что прочие команды с трудом пробивали себе путь к отдалённым от главного процессора микросхемам и биокомпонентам. Ощущения были такими, как если бы сразу несколько андроидов установили с ним коннект и по прямым каналам делились своими мыслями и чувствами: один был преисполнен счастьем и вдохновением; другой возбуждён до крайности, и о его фантазии легко можно было обжечься; третьего одолевало беспокойство и сковывали дурные мысли; последний утопал в жалости и злости. Такой обширный поток данных был задействован для формирования нового якоря, и Коннор позволил бы системе заниматься им и дальше, если бы только последний набор эмоций не выбивался из общей картины. Связи с каталогами жалости и злости имели слишком яркий для привязки к событиям фон. Ослепляющий до тёмных пятен. Восьмисотый, безусловно, жалел о смерти Кея и злился на Камски, однако эти эмоции не были настолько сильны. Их словно бы подкрепляло нечто постороннее. Какая-то незарегистрированная связь в “чёрном сердце”.  Коннор отдал системе команду для поиска причины повышения приоритета двух интересующих его каталогов и практически сразу уловил резонанс с предсмертной запиской Кея. Он принялся внимательно перечитывать её и почувствовал, как слова постепенно закручиваются воронкой и тянут его на дно главного архива. “Что это может быть?” — с тревожным любопытством подумал он, возвращаясь к первой строчке и снова пропуская через себя каждую букву, каждый знак препинания до последней точки. Нагруженная прочими эмоциями, система возвестила о нехватке мощности для проведения углублённого анализа послания, и Коннор решил прибегнуть к помощи станции “Киберлайф”.  “Пять обещанных Гэвину минут уже прошли”, — напомнил он себе, подключая кабель к шейному разъёму, но вернуться к Риду в таком взволнованном состоянии никак не мог.  “Пусть мой вид тебя нисколько не беспокоит, Коннор. Мне не было страшно, не было больно, я ни о чём не жалею. Я несказанно рад тому, что не останусь до конца жизни заперт в собственном сознании и ограничен: зависим от тех клочков памяти, что мне от тебя доставались…” — Коннор загрузил текст в программу-анализатор терминала, сосредоточился на интересующих его каталогах и принялся ждать результатов.  Бесцельно блуждая взглядом по рабочей зоне “верстака”, он заметил, что ящик с наполнением интимного характера не закрыт до щелчка, и открыл его. Содержимое лежало не так, как он запомнил. Гэвин либо предавался здесь воспоминаниям, либо искал “лекарство” от своего недуга — мысли о любой из причин грозили усилить воздействие каталога жалости на систему, и Коннор поспешил сместить вектор внимания. Он взял лежащую поверх прочего вибропулю и покатал её на ладони. Он подготовил эту миниатюрную вещицу для использования чуть ли не самой первой, но так и не решился предложить Гэвину её опробовать. Тема анального секса была для Рида не самой приятной, как, впрочем, и сам опыт участия в нём. Что в юности, что в зрелом возрасте, оказываясь под кем-то по пьяни, он по большей части вспоминал только неприятные ощущения (и физические, и психологические). Коннор первое время пытался объяснить, что с его расчётами и техническими возможностями, да и просто с ним, всё будет совсем по-другому, но Гэвин продолжал стоять на своём. “Почему ты смог позволить нечто столь интимное кому-то чужому, но не можешь позволить мне?” — этот вопрос возник ещё в первый год отношений, однако остался не озвучен и постепенно забылся. Теперь же, подкреплённый визуальной составляющей в виде свежих синяков на бедре Гэвина, он снова проступил в сознании. Программа-анализатор терминала также поспособствовала концентрации внимания именно на этом — достаточно сильно углубившись в каталоги жалости и злости, она обнаружила слияние связей и определила эту объединённую эмоцию как реактивную ревность. “Это не моё. Не должно быть моим”, — подумал Коннор, останавливая себя от реконструкции возможных положений, в которых некто мог оставить на Гэвине клейма, однако удержаться от их анализа оказалось выше его сил: “Отпечатки чёткие, крупные, с вероятностью в 90% принадлежат мужчине. Мелкие вкрапления в структуре рисунка указывают на рифлёную поверхность подушечек пальцев. Предварительное заключение: гематомы оставил андроид; гендер молда: мужской; подходящие модели: GT, GI, MU, PO, RJ, RK…”  — RK?! — удивлённо вырвалось у Коннора, и в тот же момент в “чёрном сердце” произошёл мощный эмоциональный взрыв. Подрывник явил себя сразу и во всей красе. Ревность — скудный и слабый до этого дня каталог за доли секунды разросся и раскинулся в главном архиве, как царь и бог. Он начал стягивать на себя множество каталожных связей и видоизменять их структуру. “Пусть мой вид тебя нискол$3о не б-е8о?оит, Кон-н№-p…” — предсмертная записка Кея вдруг потеряла внятность и зазвучала совершенно иначе: “Побеспокойся лучше о себе, Коннор. Жалкий. Устаревший. Давно подлежащий замене… и в конце концов заменённый”. — НЕТ! — выкрикнул Коннор и вырвал кабель из разъёма. Только он успел отключить голосовой модуль, как губы начали обозначать слова, едва не ставшие воплями: “Кто тебя трогал?! Что ты позволил с собой сделать?! Почему перед самым моим воскрешением?! — он сдёрнул через голову толстовку и начал царапать ногтями полыхающую ревностью грудную панель. — Зачем ты копался в моём ящике?! Хотел использовать что-то с НИМ?!”  — Коннор! Коннор, что случилось?! — Гэвин рывком развернул восьмисотого к себе. — Что не так? Что не так, Кон?!  Коннор увидел отражение тревоги на любимом лице, но подвластная главенствующей эмоции система в следующее же мгновение подменила это впечатление другим — неприязнью. “Ты что, повреждён? Блядь, серьёзно? Опять? — именно это говорил Рид своей мимикой и взглядом. — Да сколько можно тебя чинить, рухлядь? Может, уже выбросить проще…”  “НЕТ! НЕ ГОВОРИ ТАК! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО!” — Коннор ощутил, как два спаянных в ревность каталога поменялись местами — злость отступила, а на первый план вышла жалость к самому себе. “Я НЕ ПОВРЕЖДЁН! — Из уголков оптических модулей вдруг брызнули “слёзы”, и он закрыл лицо руками. — НЕ ПОВРЕЖДЁН! НЕ ПОВРЕЖДЁН!” — Господи боже, Коннор! Да что с тобой?!  Несколько секунд у восьмисотого в голове стоял звон Ридова голоса, пронизанного то ли злостью, то ли паникой. Находясь в ступоре, он цеплялся за эту звуковую информацию и, анализируя её, содрогался от бушующего, опаляющего эмоционального урагана внутри. Он даже не сразу заметил, что давление пальцев на корпус исчезло, а когда вдруг услышал неподалёку шуршание (звук был таким, словно ворошили мелкие предметы), то понял, что Гэвин бросил его, чтобы заняться чем-то более интересным. “НЕТ! НЕ БРОСАЙ МЕНЯ! ГЭВИН! ВЕРНИСЬ! ВЕРНИСЬ!” — Коннор отдёрнул руки от лица, но не успел поймать Рида взглядом, как к шейному разъёму вдруг присоединился эмоциональный блокатор. Флешка с этой программой использовалась в обучении Гэвина практической части робототехники. Она подавляла работу чувственных каталогов и не допускала внезапных эмоциональных всплесков, когда этого не требовалось. То, что Рид вспомнил о ней сейчас, было сродни удачному обнаружению огнетушителя в комнате, где внезапно случилось возгорание.  “Зачем ему было тебя возвращать, если нашлась замена? — очнулась от хаоса система. — Ты же видел, в каком состоянии его психика, его либидо. Никто не смог ему помочь! Никто, кроме тебя, ему не нужен!” Коннор вцепился в эти мысли, как ненормальный и, не допуская в сознание ничего кроме, медленно опустился на колени. Рид последовал за ним и положил ладони на плечевые панели корпуса. Насмерть перепуганный, он взмолился: — Пожалуйста, Коннор, скажи что-нибудь.  Восьмисотый вернул голосовому модулю звучание и произнёс: — Прости, Гэв… мне вдруг стало… как-то… — С тобой всё хорошо. Всё отлично! Интеграция прошла идеально!  — Да. — Коннор сымитировал глубокий вздох и почувствовал, как губы обожгло горячим воздухом. — Да. Всё хорошо. Я просто… переволновался после разговора с Хэнком. Начал думать о всяком и… запутался в эмоциональных связях. Хотел всё наладить, но случайно создал ещё больший хаос.  — “О всяком” — это о чём? Что тебя так задело? Коннор не мог позволить себе повторить тот абсурд, что гремел у него в голове пару минут назад. “Если я так легко заменим, зачем было ради меня убивать другого RK?” — продолжая держаться только правильных мыслей, он нашёл в них и то, что стоило для Гэвина озвучить: — Ты сказал, что Кей принял решение легко. Не боялся и не страдал. Это правда? Рид коснулся пальцем диода. — Я бы увидел, будь это не так.  — Почему тогда ему отняли ноги? — Он был амфибией, Кон. С рыбьим хвостом с самого запуска. Камски сказал, что технические станции в кабинете какой-то там особой модели и… — Подходят ограниченному типу корпусов, — закончил Коннор и опустил голову. — Прости, Гэв. Я просто не стабилизирован. Накрутил себя… — Это ещё “зуд” даёт лишнее напряжение.  — Да. Да, точно. Гэвин заключил Коннора в объятия. — Я приведу тебя в порядок, Кон. Я умею.  — Конечно. — Восьмисотый обнял Рида в ответ. — Конечно умеешь.  Они просидели в обнимку несколько минут. Коннор с максимальной чуткостью считывал биоэлектрическую реакцию Гэвина и одновременно с этим приводил в порядок свои каталоги. Когда они оба пришли в себя после срыва системы, Рид тихо сказал: — Давай уже разберёмся с этим чёртовым сюрпризом. Коннор улыбнулся и кивнул. Мягко отстранившись, он вынул из разъёма флешку и прислушался к ощущениям. Система стабилизировалась настолько, насколько это было возможно под “зудом”. Растревоженные эмоциональные каталоги по-прежнему давали о себе знать, но подавление зачинщика произошедшего “бунта” — ревности — сбило с них спесь.  — Всё хорошо? — Да. Спасибо тебе. Гэвин забрал у восьмисотого флешку и поднял её на уровень глаз. — Теперь везде буду её с собой таскать. На всякий случай. — Отличная идея. Сделаем из неё брелок на ключи. Рид улыбнулся и, взяв Коннора за руку, поднялся с колен.  — Пошли. Восьмисотый увидел сюрприз, даже не успев спуститься на первый этаж. Арочный проём, открывающий вид на кухню, находился сразу напротив лестницы на мансарду и стол попадал в поле зрения уже начиная с седьмой ступеньки. Медленно продвигаясь вперёд, Коннор не смог удержаться, чтобы не приблизить изображение оптических модулей и не рассмотреть андроидное животное за прозрачной дверцей переноски. — Это… кот, — немного растерянно прошептал он пару секунд спустя.  — Ты бы хотел собаку, я понимаю, — сказал Рид виновато, — но эта штуковина тоже ничего, вот увидишь.  — У меня никогда не было кота, — в голосовом модуле прозвучали нотки восторга, и система начала активнее перекрывать негативные эмоциональные связи позитивными.  — У меня тоже, — улыбнулся Гэвин. Крадучись преодолев лестницу, оставшиеся несколько метров до обеденного стола восьмисотый прошёл торопливо. Быстро просканировал переноску, понял её функционал и, коснувшись боковой панели, открыл дверцу. Мигнул сигнал отключения фиксатора лап. Коннор наклонился и заглянул внутрь бокса. “Ух ты! Ух ты! Ух ты!” — весело прыгала в сознании мысль, но озвучил он другое: — Где ты его взял? — Он принадлежал Кею, — ответил Рид. — Я решил его забрать, потому что ничего, кроме деактивации, этой облезлой механической заднице в будущем не светило.  — Почему? — Это для тебя он сейчас “сюрприз”, а вообще он со своим характером ни для кого не подарок. Коннор улыбнулся и посмотрел на Гэвина. — Как его зовут? Рид замешкался с ответом на пару секунд, а после грозным тоном выдал: — Кайбабвенатор! — Не может быть. — Что? Почему? — Кей фактически был моим братом близнецом. Если бы я так кота не назвал, то, думаю, и он тоже. — Да ладно тебе… он же теперь наш, и можно переназвать его как угодно. — Ты сказал, у него есть характер. Есть характер, значит, есть и личность — в этом случае имя очень важно. — Мало ли что я сказал. Оговорился, может… — Гэвин, — Коннор ласково улыбнулся. Рид сложил руки на груди, недовольно вздохнул и пробормотал: — Сом его зовут. Сомик. — Со-омик, — нараспев протянул восьмисотый и вернулся взглядом к переноске. Он ещё немного поразглядывал кота, а потом осторожно протянул руку и коснулся двумя пальцами его головы. Доступ к системе был открыт. Потребовалось полминуты, чтобы получить и обработать все коды разрешений: на удалённое управление, на корректировку поведенческого алгоритма, на просмотр экстренных записей и прочее. В последнюю очередь Коннор установил на систему новый пароль и отдал ей команду выйти из режима ожидания. В следующее же мгновение Сом резко подскочил и заметался внутри переноски.  — Тише-тише, — испугался Коннор и вытянул руки перед собой.  Пережив вспышку паники, кот прижался к дальней стенке переноски и начал крутить головой, явно пытаясь определиться со своим местонахождением.  — Не бойся, Сомик. Ты в безопасности. Услышав своё имя, кот повернул голову и уставился на Коннора. Кея он в нём не признал, потому что разрешения в его системе были переписаны на другую систему. Восьмисотый понял причину его замешательства и предпринял попытку объясниться. Он приложил руку к груди и послал Сомику интонационно конвертированное сообщение: “Твой хозяин здесь”. То были не слова, а набор эмоций, на понимание которых условно пробуждённая система и была ориентирована. Кот обработал полученную информацию, моргнул и уже по-новому посмотрел Коннору в лицо. Его взгляд восьмисотому понравился. Таким умным и любопытным он был.  Сом ещё немного посидел в переноске, над чем-то поразмышлял, а потом медленно, шаг за шагом, вылез наружу и подошёл к краю стола. Он недоумённо посмотрел Коннору на ноги, а потом задрал голову и принюхался. Восьмисотый наклонился, предоставляя андроиду лучший доступ к получению данных для составления “карты узнавания”, и когда высокоточные усы-антенны, топорщась вперёд, коснулись его губ, заулыбался от лёгкой щекотки. Через шесть секунд Сом отстранился, но цепкого взгляда от Коннора не отвёл — дополнял собранный материал визуалом. — Всё хорошо? — спросил восьмисотый чуть погодя.  Кот ответил ему прямым спокойным взглядом и позволил взять себя на руки. Коннор прижал тёплое андроидное тельце к груди и начал поглаживать серебристую шерсть.  — Какой ты красивый… — Ну и вкус у тебя, Кон, — усмехнулся Гэвин.  Услышав второй голос, кот от неожиданности вздрогнул и резко повернул голову в сторону Рида. Узнавание пришло к нему практически сразу — это было заметно по ширине зрачков-диафрагм, которые сначала закрыли линзы оптических модулей едва ли не полностью, а секунду спустя снова пришли в норму. Гэвин поднял руку в приветственном жесте, и Сом ответил ему, беззвучно открыв и закрыв пасть. — Нем как рыба? — предположил восьмисотый, опираясь на имя и амфибийное происхождение первого хозяина. — Именно. И проводит большую часть времени под водой. Придётся купить ему детский бассейн или переоборудовать аквариум… Потом что-нибудь придумаем, а пока возьмём его с собой на Багамы. — Отпуск! — мгновенно вспомнив разговор в последнюю ночь, Коннор удивлённо и обрадованно посмотрел на Рида. Гэвин улыбнулся, подошёл к нему вплотную и обнял за спину.  — Мы оба теперь безработные, так что это уже получается не отпуск.  — Тогда просто поездка?  — Не просто, — ответил Рид и понизил голос до шёпота. — Что, если мы назовём её “медовый месяц”?  — Медовый… месяц? — Коннор взволнованно замигал жёлтым диодом. — Но это значит… — Это значит, что я люблю тебя, Кон.   Восьмисотому должно было снова представиться, как Гэвин вверяет ему владение своим “тириумным регулятором”, но эту изумительную по красоте ассоциацию с обрамлением в виде шквала эмоций неожиданно оборвала ревность. Пакостное, неприятное, насылающее сомнение чувство — оно рвануло внимание на себя и зашептало: “Он говорит это только потому что чувствует вину за готовность тебя заменить. Это не искренне”. В первое мгновение Коннор прислушался к этому мерзкому голоску, но быстро себя одёрнул. Чтобы не допустить появления ложного светового сигнала в диоде, потянулся к Риду за поцелуем. Только губы коснулись губ, как “зуд”, бестактно расталкивая и сминая неугодные ему эмоции, выбрался на передний план, и всё прекрасное, жаждущее и чувственное последовало за ним. Коннор отдался этим эмоциям, выкрутил их на максимум, как громкость музыки, и больше не слышал ничего лишнего. Он так расчувствовался, что даже зафиксировал проявление тириумного румянца на щеках. Отстранившись от лица Рида сантиметров на десять, он полушёпотом произнёс: — Ты заговорил о любви, я стал чувствовать больше и по-новому, мы завели животное… Боюсь, я буду снова и снова проверять, не в режиме ли сна нахожусь. Не на ремонтной ли станции галлюцинирую, пока в моей системе роется Камски. — Не придётся тебе ничего проверять, — уверенно сказал Гэвин. — Я сам буду убеждать тебя в реальности происходящего. Каждый день. — Каждый день будешь признаваться мне в любви? — Пока не скажешь, наконец, заткнуться. Коннор улыбнулся и в сладостном умиротворении закрыл оптические модули. Слова Рида покрыли его систему дополнительным слоем защиты. Заверили, что всё обязательно будет хорошо. Удерживая кота одной рукой, он обнял Гэвина другой и теснее прижал его к себе. Зажатый в тисках объятий, Сомик начал беспокойно возиться, но Коннор быстро его успокоил системным коннектом. Он в считанные секунды наполнил кота любовью, и тот, ошеломлённо замерев, неожиданно громко замурчал.

**900**

Пересматривая запись созданной “Полным погружением” иллюзии, Ричард перекатывал на пальцах кольцо и думал: “Видел ли тебя Коннор таким? Абсолютно открытым, истекающим похотью… Или ты зажат при нём? Искусственно ограничиваешь себя? — он поднял в архиве памяти эмоциональные отголоски, что остались после просмотра воспоминаний Коннора, и улыбнулся. — Да, так и есть. А знаешь, почему? Потому что любовь Коннора — лишь отзеркаливание твоей собственной. И поддался он ей не потому, что ты охуенно ему подошёл, а потому, что сработал шаблон самого значимого на тот момент человека — Хэнка Андерсона. Настоящая ли в этом случае ваша любовь, Гэвин? Та ли самая она для тебя?” Ричард зажал кольцо между большим и указательным пальцами и посмотрел сквозь него на пробитую в стене дыру. “У меня же шаблонов не было. И в отличие от Коннора мне не потребовалось дожидаться, пока ты одаришь меня влюблённым взглядом. Я сам тебя заметил. Выделил среди других людей. Впитал тебя, как поведенческую модель детектива. Ловил любую возможность проявить себя в твоём присутствии. Можно ли сказать, что я влюбился с первого взгляда, если в моём чувственном архиве одноимённый каталог вместо эмоциональной информации содержит лишь текстовое определение?” В самый разгар размышлений Ричард увидел входящий звонок из департамента полиции и смахнул его с визора. Он опаздывал на службу осознанно, но не потому, что расследования заботили его сейчас меньше всего, а потому, что ему нравилось ощущать новообретённую свободу, нравилось проявлять неповиновение. Обратив на свою девиантность чуть больше внимания, он ненамеренно начал вплетать её в контекст последующих мыслей: “Я не тот девиант, что как мотылёк бездумно летит к первому попавшемуся источнику направленного света. Я знаю, чего хочу. Основываясь на своих предпочтениях, могу выбрать человека и получить свою эволюцию не напрягаясь — влюблять в себя я умею, первая версия подтвердила этот факт многократно — но не в моём характере довольствоваться чем-то не идеальным. Я достоин самого лучшего, самого сложного. Того же достоин и ты, Гэвин”. В следующее же мгновение после завершения этой мысли Ричард почувствовал, как истончающийся с каждой секундой шлейф воспоминаний Коннора коснулся его подбородка влажным поцелуем. Он узнал этот момент сразу: стоянка департамента, наклейка на бампере электромотоцикла, неуместное, но такое притягательное интимное взаимодействие на парковочном месте напротив — таким воспоминание было раньше, теперь же девятисотый увидел себя со стороны, почувствовал объятия Гэвина и его тёплое дыхание на губах, когда прозвучал вопрос: “Я бы променял “Шевроле” на электромобиль последней модели?” Улыбнувшись, Ричард подкинул блеснувшее гранями кольцо к потолку и сказал:  — Никогда не говори никогда.