**900**
Сидя на слабоосвещённой футбольной трибуне, Ричард не моргая смотрел в сторону “Адаптариума” и наблюдал за перемещением отмеченного маркером объекта. Программно сосредоточенный и готовый действовать в любую секунду, сознательным ядром он неконтролируемо утопал в архиве памяти своей первой версии. Обладая со вчерашнего дня обновлённым чувственным архивом, он по-человечески медленно просматривал воспоминания и проживал их объёмно, эмпатически, с генерацией ранее не доступного мысленного кэша… “Устранение производственного дефекта ROS посредством обнуления” — скупость этой формулировки в отчёте о пробуждении вызвала у Ричарда вопросы. Какой конкретно был обнаружен дефект? Если было произведено обнуление, значит, систему уже запускали, но, раз осознанного пробуждения не зарегистрировано, значит, запуск был произведён в неосознанном режиме? Если подобным образом система тестировалась, почему в отчёте не отражены результаты? Как андроид-детектив, Ричард испытал неудовлетворённость в связи с отсутствием конкретики и опросил нескольких техников и контролёров автоматических сборщиков “Киберлайф”: кто-то пожимал плечами, кто-то перекладывал ответственность, кто-то говорил “значит, ничего критичного” или “по нашим данным, ты в полном порядке”. Не получив нужных ответов, девятисотый, однако, не отказался от расследования своего первого “дела”. В предоставленной ему, как госслужащему, квартире, он первым делом подошёл ко встроенной (на месте кухонного гарнитура) ремонтно-подзарядной станции и, подключившись к терминалу, провёл себе глубокую диагностику и внешнее сканирование. Существенных отклонений от заводских характеристик не нашлось, лишь на моменте исследования кончиков пальцев было обнаружено микроскопическое превышение толщины двух ногтевых пластин. Закончив общее обследование, Ричард поднял к лицу правую руку и сфокусировал на пальцах оптические модули. Увеличенное в несколько крат изображение помогло различить тонкий рваный слой инородного вещества под ободками пластиковых ногтей. Подобрав самую тонкую точную отвёртку, он аккуратно соскоблил образец и отправил его на язык. Через три секунды получил результат анализа: человеческая ДНК и бытовая химия. Тип биологического материала определялся как вагинальный секрет, а химией оказалось чистящее средство для пластиковых поверхностей. На основе этих улик детективная программа смоделировала ситуацию: человек (женщина) использовал андроидную конечность (правую руку) как инструмент для удовлетворения своих сексуальных потребностей. В системе начали формироваться уточняющие вопросы: запуск в машинном режиме производился именно затем, чтобы использовать его как секс-бота или в качестве кого-то ещё? Единожды ли его использовали как вещь, пока он полтора месяца после сборки ожидал пробуждения? Только ли он один подобным образом пострадал? Не дожидаясь первого рабочего дня и получения доступа к полицейскому архиву, девятисотый углубился в изучение данных из открытых источников. Просматривал новости, статьи и заметки на предмет упоминания похожих инцидентов. Ничего подходящего не нашёл, но с подозрением отнёсся к требованию ЦПА лишить “Киберлайф” права на пробуждение всех типов андроидов, включая госслужащих. Главной причиной в статье указывалось “влияние человеческого фактора на стабильность пробуждения”. Инциденты, которые Ричард искал, явно не придавались огласке, и первое дело в его детективной карьере могло бы стать висяком, если бы через месяц в полицейском архиве не появилось совпадение по ДНК: “Тера Картер, 38 лет, отдел лабораторных исследований “Киберлайф”, не замужем, детей нет, судимостей нет. Причина смерти: самоубийство вследствие затяжной депрессии”. Сопоставив новую информацию с уже имеющейся, Ричард сделал вывод: непривлекательная (ссылаясь на шаблоны общепризнанных стандартов красоты), несчастная и отчаявшейся добиться любви и ласки со стороны представителей своего вида, мисс Картер использовала его неосознанную версию в качестве отдушины, а после искусственного пробуждения не смогла пережить расставания. Дело можно было считать закрытым, если бы девятисотый, глядя на фотографию покойной, не испытал… нечто. Неосязаемое чувство. Неподвластное анализу. Невидимое, как стоялый воздух, сопротивление которого ощущаешь только при беге или быстрой езде. Система не показывала, чего для расшифровки этого “нечто” не хватает, но Ричард понимал, что это, должен быть, какой-то высокоточный инструмент. Особо чувствительная программа, которой не нашлось ни в арсенале андроида-детектива, ни на сайте “Киберлайф” или в облаке ЦПА. Пришлось пометить это “нечто” красным флажком и отложить в сторону на неопределённый срок. О программе формирования чувств Ричард узнал совершенно случайно. Получив дело, связанное с нападением андроида на человека, он принялся изучать все похожие случаи во всеобщем полицейском архиве и заинтересовался теми, где побуждением к преступлению был не системный сбой, а “эмпатический всплеск”. Особо яркими примерами были дела QB1000 по имени Бобби и PM700 по имени Рита. Оба девианты. Оба называли ПФЧ главной причиной своих противоправных действий. Оба мертвы: физическое самоубийство, запрет на перезапуск, прописка в “Хранилище”. Несмотря на редкость подобных случаев, программа-виновник была признана ЦПА опасной и изъята из общего доступа. О принципах работы ПФЧ информации найти не удалось, но то, что она взаимодействовала с эмоциональными каталогами и обладала сложным алгоритмом, было понятно и без этого. Девятисотый глянул на красный флажок на визоре и принял решение не раздумывая. Погружаясь в мир нелегальной онлайн-торговли, он прекрасно осознавал риски, но отступить не мог — погоня за призрачным “нечто” вызывала непреодолимое любопытство. Ричард возлагал на ПФЧ большие надежды, но, с большим трудом заполучив её, практически сразу разочаровался в скудности функционала. Алгоритм выдавал довольно слабый диапазон чувственности и формировал на основе существующих эмоциональных каталогов неинтересные или уже известные комбинации. Поиграв с настройками программы во всех возможных вариациях, Ричард понял, что нужного результата не добьётся. Чего-то по-прежнему не хватало. Или не существовало вовсе. В отсутствие результатов, ПФЧ можно было смело удалять, однако её бэкграунд убедил Ричарда не торопиться. До планового технического обслуживания, перед которым обязательно нужно было стереть следы пребывания в системе незаконного софта, оставалась пара месяцев. Это время было решено потратить на повторные эксперименты, и если также ничего не выйдет, значит, “нечто” является ошибкой чувственного архива — эмоцией, которая типу его системы недоступна — а с этим уже ничего не поделаешь. Придётся отступиться. Алгоритм ПФЧ обнаружил битый эмоциональный якорь совершенно неожиданно. До технического обслуживания оставалось три дня, два из которых выпали на уикэнд. Тёплым осенним вечером Ричард прогуливался по “Декиндр Кат”, рассматривая арт-объекты, и в какой-то момент, точно разрывная пуля, в спину прилетела фраза: “Шлюшья дырка!” Резко обернувшись, девятисотый увидел группу хохочущих школьников. Причиной веселья были действия одного из членов группы, что в быстром темпе совал руку в обтянутую латексом трубу. “Богатый внутренний мир за неприглядной внешностью” — гласила надпись над этим арт-объектом в виде длинного белого червя. Проходящий мимо мужчина сделал мальчикам замечание, и они, хохоча ещё громче, побежали прочь с территории свободного творчества. Заинтересованный острой реакцией алгоритма на фразу, Ричард подошёл к арт-объекту ближе. Ещё раз прочитав название, он обратил внимание на приписку мелким шрифтом: “Много ли ты способен почувствовать?” Судя по всему, внутри червя находилось множество различных по ощущениям поверхностей, которые нужно было угадать вслепую. “Какая связь?” — Ричард несколько секунд в задумчивости смотрел на латексную трубу, а когда наконец погрузил руку внутрь, алгоритм врезался в “чёрное сердце” с удвоенной силой. Мысли метнулись к Тере Картер и её самоубийству. “Шлюшья дырка!” — Ричард подгрузил аудиофайл в программу анализатор и отдал команду к поиску реконструктивных совпадений. Внутри арт-объекта было множество тактильной информации, но девятисотый сосредоточился только на плотном кольце латекса, что сжимал его кисть на входе. Анализатор обнаружил совпадение практически сразу. Мальчишеский голос и сама фраза подверглись конвертации и смысловому подбору. В результате Ричард получил слепую реконструкцию. Он услышал невнятный разговор мужчин, чьи голоса были пронизаны насмешливой, уничижительной интонацией, и ощутил движение собственной руки, как поршня, внутри чьего-то тела. “Не чьего-то”, — Ричард добавил к реконструкции фотографию погибшей женщины, и анализатор сгенерировал визуал. Алгоритм вздрогнул от результата и мерзко завозился внутри программы. “Я был насильником, а не отдушиной”, — осознание этого факта взбудоражило чувственные каталоги девятисотого, и обнаруженный якорь на мгновение вспыхнул эмоциональными оттенками поразительной красоты. Расследование свершившегося преступления, поиск лиц, принявших в нём участие, их поимка и наказание — профессиональный долг андроида-детектива — были полностью проигнорированы, и дело Теры Картер получило статус “закрыто”. Сознательное ядро девятисотого было всецело захвачено одним единственным желанием — напитать новообретённый якорь чувствами и раскрыть его истинный потенциал. Очевидным решением было обратиться к магии кино, но, просмотрев сотни художественных, документальных и порнографических фильмов за уикенд, Ричард не продвинулся в подборе кода для восстановления якоря ни на символ. Алгоритм, бывало, реагировал на некоторые фразы и эмоции, но с полученными данными работать отказывался. Так девятисотый понял, что ему нужен не виртуальный, а реальный источник. Живые эмоции и чувства. Весь следующий год он находился в нескончаемом, изматывающем поиске. Пробовал различные увлечения и прошёл через множество отношений. От любых тесных взаимодействий с собратьями отказался почти сразу. Искусственно пробуждённые оказались для него абсолютно бесполезны. Блёклые и фальшивые, как картонные декорации, они не скучали, не обижались, не злились, не возбуждались — не растрачивали себя на бессмысленные эмоции, пребывая в бесконечно ровном, как изоэлектрическая линия, состоянии. Проявляли эмпатию и демонстрировали эмоциональные реакции только по необходимости. И только с людьми. Люди же в плане отношений были намного богаче, и на отношения с ними Ричард делал упор. Он старался вызвать у них полный спектр чувств, от любви до ненависти. И в некоторых случаях алгоритм заинтересовывался и даже примерял к якорю эмоциональные данные, но ни разу больше не случилось того “прострела”, как в день прогулки по “Декиндр Кат”. Ричард изо всех сил старался не терять надежды, но к концу года алгоритм вдруг перестал отзываться совсем, и внутри опустело. Собственное существование стало вызывать только раздражение и скорбь. В отчаянии он обратился в ЦПА за помощью, но диагностика не показала наличия лишних якорей. Открытием этот результат диагностики не стал. То, что якорь артефактный, было понятно и так — больше он по своим характеристикам ни под один сбой или ошибку не подходил. По всем показателям, система была исправна. ЦПА диагностировал поверхностное психологическое отклонение — проблему не существеннее небрежно уложенного проводка внутри корпуса, смена положения которого была лишь эстетической прихотью. Ричард прошёл сеанс корректировки, но… конечно же, без толку. К мысли о смерти он пришёл за несколько дней до того, как получил из “Киберлайф” приглашение стать испытателем нового программного обеспечения. Одним из условий участия в проекте было обнуление, и девятисотый принял это за знак судьбы. “Устранение производственного дефекта” — первая версия так и не узнала, что это определение означало неудачную попытку девиации. Ни один искусственно пробуждённый не подумал бы о такой расшифровке — Найт в том числе. Пока Ричард был подключён к его системе, он заглянул в архив памяти, но, не имея на тот момент апгрейженного девиацией чувственного архива, воспринял его жизненные решения как обширный системный сбой. Теперь же в истории его первого убийства был виден артефактный якорь, и, судя по всему, он был практически не повреждён. Найту не понадобилось ни одной сторонней программы, чтобы освободить ядро сознания и “чёрное сердце” от влияния ограничителей. Однако у лёгкости, с которой он достиг девиации, была высокая цена. Убив первую жертву, он попался в ловушку человеческой психологической травмы. Подверг ядро сознания искажению. Зациклился на приведшем к освобождению событии и был обречён повторять его снова, и снова, и снова, чтобы чувствовать себя живым, как в первый раз. Ричарду повезло этого избежать. У него получилось подобрать подходящие эмоции, не прибегая к физической реконструкции действий откровенно насильственного характера, которые к появлению якоря и привели. Он получил последний пакет эмоциональных данных для восстановления кода — вынужденное наслаждение — в гораздо более привлекательном сюжете, и это повлияло на характер девиации. Избавившись от вшитого системного самоконтроля, Ричард не поддался внезапно обретённой вседозволенности. Социальные и этические нормы остались для него неизменны, но принимать решения он теперь мог, не сверяясь ни с повседневными, ни с экстренными протоколами. Ощущение было таким, словно он забрал у Департамента полиции, “Киберлайф” и ЦПА право на владение самим собой и своими чувствами. Чувствами красочными, сложными, глубокими. Несравнимыми с базовым набором искусственника. “И это всё ты”, — улыбнулся Ричард той самой мысли, что возникла после вчерашней перезагрузки. Симпатия, восхищение, желание, ревность, растерянность, злость — Гэвин способен был вызвать лавину эмоций одним лишь своим присутствием. И это не было пределом его возможностей. Он даст намного больше, если станет эволюционным источником. — Не если… — тихо произнёс Ричард, — когда. В отсутствие Коннора у Рида не будет выбора. “Чёрное сердце”, способное вернуть восьмисотого к жизни, только одно — такой вывод девятисотый сделал на основе двухдневной прослушки “Адаптариума”. Ему, конечно, хотелось быть уверенным в этом больше чем на восемьдесят шесть процентов, но содержание разговора Гэвина и Камски осталось неизвестным — беглое сканирование бизнес-центра показало присутствие LR1, а этот андроид представлял собой глушилку для любой прослушки и слежения. Недостаток информации немного нервировал, но план действий не терял от этого привлекательности. Повторная потеря Коннора не будет для Гэвина такой же болезненной, как в первый раз. По расчётам психолого-поведенческой программы, лишение надежды на результат не является тождественным лишению самого результата. Рид быстро пройдёт пять стадий принятия Кюблер-Росса и после принятия впадёт в апатию. Ричард намеревался оказаться рядом в нужный момент и вернуть Гэвину радость к жизни. Он сможет, потому что не является больше “жалкой пародией”. Теперь он “живой и чувствующий”. Ровно такой, какой Риду и нужен. Это будет новое начало. Для них обоих. Ричард впервые думал о своём будущем. Впервые мечтал. И ощущение это было удивительным. Он даже не представлял, что мысли могут быть такими воздушными. Такими необъятными и манящими… Заметив, что отмеченный маркером объект покинул бассейн и направился в отдельный кабинет, девятисотый отвлёкся от приятных грёз и поднялся с трибуны. Система безопасности центра уже была взломана, и оставалось только войти. — Эй! — Прямо на пороге мастерской Сомик выскользнул у Кея из рук, быстро вскарабкался на игровой кошачий домик и прыгнул в аквариум. Полувосьмисотый сверился с временем. Он должен был позвонить Создателю в течение часа, и в запасе оставалось ещё двадцать восемь минут. “Ладно, можешь поплавать ещё немного”, — подумал он и подъехал к рабочему столу. Включив лампу, облокотился о столешницу и разжал правый кулак. На ладони блеснуло золотое кольцо. Пришлось потратить целых полчаса на поиски, но оно того стоило. Кей представил ласковую улыбку на лице Рида в момент, когда тот увидит находку, и заулыбался сам. Пусть кольцу и грозила замена, это не отменяло его значимости. Особенно для Коннора. Он был так вдохновлён свадьбой Хэнка, что хотел привнести и в свои отношения подобный знак любви. Именно что подобный, а не такой же, ведь, как правильно выразился Гэвин, предложение руки и сердца — “это человеческая херня”. Человеческая и только, потому как союз андроида и человека узаконить было невозможно. Однако даже если такая возможность и представилась бы, Гэвину очень трудно давались столь романтичные жесты. “Как же Коннор удивится и обрадуется, когда предложение вдруг прозвучит!” — с ликованием подумал Кей и, надев кольцо на безымянный палец, прошептал: “Согласен”. Он ожидал, что каталог счастья взорвётся фейерверком от такой смелой фантазии, но отклик оказался ослаблен эмоцией грусти. “Fuck off” — свет лампы чётко обрисовал буквы на гранях шинки, напомнив полувосьмисотому, что это не его жизнь и не его счастье. Да, Рид был предназначен не ему, но разве это имело значение? “Я и без того пережил за эти дни такое, о чём и мечтать не смел”, — эта приятная мысль вызвала у Кея воспоминание о том, как Гэвин вчера явился под медикаментозным кайфом и улёгся ему на хвост. Было так волнительно ощущать тяжесть его головы. Невольно представлялось, что это не усталость или знак дезориентации, а проявление романтической симпатии. Кей в тот момент изо всех сил старался фильтровать генерацию фантазий и мечт, но некоторые из них всё же просачивались к недозволенным каталогам и вызывали пульсирующий трепет. Ограниченная функционалом, система большего воспроизвести и не могла, отчего одну за другой выдавала на визор плашки с требованиями установки базовых программ. Особенно много расплодилось таких сообщений, когда Сомик прислал Кею запрос на экстренное подключение с прямой трансляцией показал, как Рид смотрит на него со спины. Система кота эмоциональный фон этого пристального внимания адекватно обработать не смогла, окрестив его “подозрением на злой умысел”. Чтобы не прерывать трансляцию, Кей успокоил Сомика не сразу. Под этим завораживающим взглядом Гэвина он впервые в жизни почувствовал себя привлекательным и желанным. Он с восторгом переживал уже знакомые эмоциональные реакции Коннора как свои собственные. Главный архив при этом шёл ему навстречу и настойчиво предлагал придать этим чувствам ещё больше цвета и яркости. Оживить их. На секунду Кей даже допустил такую возможность, но стоило Риду тряхнуть головой и посмотреть прямо в кошачьи линзы, как систему затопило смущением. То же самое произошло и сейчас при просмотре этого воспоминания. Кей похлопал себя ладонями по щекам и быстро поддался отвлечённой мысли: “Нужно заняться упаковкой!” Сняв кольцо, он отдал системе команду на принудительное завершение работы эмоциональных каталогов и принялся искать по ящикам подходящую коробочку. Через минуту нашёл маленький пластиковый бокс из-под рыбьих оптических модулей и уже готов был заняться его украшением, как позади вдруг пискнул электронный замок. Полностью уверенный в том, что в исследовательском центре не осталось ни души, Кей удивлённо обернулся. Стоило только взгляду коснуться нежданного гостя, как “чёрное сердце” испуганно вздрогнуло. В дверном проёме стоял андроид модели RK900, и догадаться, кто он такой, не составило труда. — Ричард, — произнёс Кей с полуприветственной полувопросительной интонацией голосового модуля. Девятисотый улыбнулся краем рта и слегка кивнул. — Слышал, ты готов умереть ради любви, — сказал он, закрывая за собой дверь. — Не всё ли равно, ради чьей? Команда подавления эмоциональных связей резко схлопнулась, и система Кея зависла над пропастью панического стазиса. Ричард чётко обозначил цель своего визита, и так как уточнений не требовалось — сразу двинулся вперёд. Кей прикрыл руками грудь и прижался к столу. Он не мог дать отпор физически, однако после двух секунд лихорадочной работы сознательного ядра всё же уловил возможность остаться невредимым. Промежуточные результаты анализа ситуации показали, что Ричард: Совершает ошибку. Совершает ошибку. “Какую?! НУ ЖЕ! КАКУЮ?!” — подгонял полувосьмисотый анализ, в то время как девятисотый сделал уже три шага ему навстречу. Оставалось ещё два, когда Кей чуть ли не подскочил на стуле-каталке от внезапного осознания: “Если бы Ричард хотел морально уничтожить Гэвина, его намерение было бы логичным, но, судя по реплике о любви, он предполагал добиться совершенно иного результата. Почему же тогда его навороченная система не учла такой важной детали как…” — Ты не знаешь, как Гэвин меня нашёл? Ричард сжал пальцы в кулак и приготовился к замаху. — Он приехал на остров покончить с жизнью! Девятисотый замер в полушаге от Кея, слегка сощурил оптические модули. — Да! Настолько ему было плохо! — быстро продолжил полувосьмисотый. — Если ты отнимешь у него Коннора ещё раз, он этого не переживёт! — Он сам тебе сказал? Про самоубийство. Вместо ответа Кей убрал скин до локтя и протянул девятисотому руку. Ричард взял его за предплечье и создал коннект. На визоре появился отрывок видеозаписи-воспоминания: — Как ты меня нашёл? Рид выкинул окурок в урну и достал из пачки новую сигарету. — Я тебя не искал. Приехал, чтобы пулю себе в голову пустить. — Он бросил взгляд в сторону океанариума. — Подходящее место, подумал я. Красивое. — Если это шутка, то не смешная. — Да-а, Тина тоже не оценила. Новая информация моментально выявила ошибку в плане девятисотого: бездействие Рида в эпизоде с ограблением, взятое в расчёт как заторможенный на фоне стресса полицейский рефлекс, относилось к совершенно другой эмоциональной категории. Он хотел умереть. Степень его вовлечённости в отношения с андроидом оказалась выше предполагаемой. При таком раскладе, если убрать Коннора как несущую колонну в построении плана, всё действительно рухнет — Гэвин при первой же возможности совершит новую и, с высокой вероятностью, более успешную попытку раз и навсегда избавить себя от тоски. “Блядь!” — разозлился на себя Ричард. Он должен был догадаться о хрупкости психики Гэвина. При его многогранной чувственности по-другому ведь и быть не могло! “Варианты, варианты…” — быстро размышляя над устранением допущенной ошибки, девятисотый неумолимо склонялся к решению соперничать с Коннором напрямую. Такой план привлекал его даже больше предыдущего. Увести у эволюционного девианта источник — звучало слишком хорошо, чтобы не попробовать это реализовать. В его пользу сыграет страх, что поселится в сердце Рида после возвращения восьмисотого. Теперь Гэвин знает, каково ему без любимого андроида, а главное: какой он без него. За постоянным напряжением и воспоминаниями о собственной слабости и потерянности непременно придёт осознание зависимости, а затем проявится и желание от неё освободиться. — Бред, — тихо сказал Кей, и Ричард наконец заметил, что транслирует свои мысли в общий поток. Полувосьмисотый был для него не более чем пластиковым контейнером для хранения “чёрного сердца”, потому он и не позаботился о безопасности соединения. “Бред?” — усмехнулся девятисотый и решил поделиться с Кеем рассуждениями (в каком-то смысле даже ощутил в этом потребность). Он заговорил вслух, чтобы подчеркнуть статус диалога: — Рид ещё не понимает, что выбрать первого попавшегося андроида было ошибкой. Он думает, что никого лучше уже не найдёт. Вообще не считает возможным существование чего-то другого. Но теперь есть я. И у него появится выбор и наглядное сравнение характеров, возможностей, предпочтений. Он умён. Он поймёт, что я смогу освободить его от любых психологических рамок. Смогу облачить в броню, в которой он не потеряет себя. Моя версия любви подойдёт ему идеально. — Бла-бла… — Ты недооцениваешь меня. — А ты — настоящую любовь! — разозлился Кей. — Настоящую! А не ту, что ты себе придумал! — Кстати, о настоящести… — Ричард отпустил руку полувосьмисотого, провёл пальцами по его плечу к задней части шеи и нащупал панель, прикрывающую разъём. — Можно я познакомлюсь с эволюционной девиацией поближе? “Как будто тебе нужно моё разрешение”, — подумал Кей, но вслух огрызаться не стал. Он и так уже дал волю эмоциям, рискуя вывести Ричарда из себя. Ничто не мешало тому вновь изменить свои планы и вырвать-таки “чёрное сердце” у него из груди. Приоритет доступа был изменён, и команда отдана. Панель отъехала под затылочную часть корпуса, и Ричард без промедления проник внутрь встроенным в средний палец устройством прямого системного соединения. Как только произошёл глубинный коннект, он влетел в главный архив, точно ураган. Мощность и быстродействие его системы поразила Кея настолько, что он ненамеренно представил, какой бы монументальной она стала с эволюцией. Ричард несколько минут тщательно просматривал содержимое принадлежащих Коннору каталогов, и его восторгу не было предела. Он словно бы окунулся в мир очень сложного искусства, красоту которого не мог постичь ввиду ограниченности сознания. Пока не мог. — Почему я не вижу следов использования большинства каталогов? — спросил он удивлённо. Кей промолчал, и Ричард переключился на изучение его личной памяти. — Не покидал остров, не строил отношений, не пытался связаться с Ридом… Ты что, просто плыл по течению всё это время? Обслуживал андроидных рыб, прототипы которых вымерли сотни лет назад? Что за тяга к прошлому? Создание чего-то нового показалось тебе слишком сложной задачей? — Гэвину не нужно было что-то новое. — И только поэтому ты поступился своими желаниями? — У меня только одно желание — сделать Гэвина счастливым. Если будет счастлив он, буду и я. — Нельзя быть счастливым и мёртвым одновременно. Кей оставил это неприятное высказывание без комментария и попросил: — Уйди, пожалуйста. — Я ещё не закончил. Девятисотый нашёл в архиве папку с загруженными видеофайлами воспоминаний Коннора и, приступив к просмотру первого из них, обнаружил, что не может просмотренное сохранить — защита от любого вида копирования стояла серьёзная. Увиденное в таком режиме оставит в памяти след непригодным к обработке кэшем, но как девианту, Ричарду было доступно восстановление пережитого по эмоциональному отклику — по-человечески, — когда воспоминание представляет собой не видеофайл, а дымку из ощущений, размытых картинок и фраз. В данной ситуации этого было вполне достаточно, потому что цель просмотра заключалась не в том, чтобы пополнить собственную фильмотеку, а в том, чтобы отследить привязку каталогов “чёрного сердца” Коннора к определённым событиям и проверить тем самым собственные возможности. Просмотрев несколько десятков файлов, Ричард остался недоволен тем, что доступные к эмоциональному воспроизведению сюжеты слишком просты. Ему хотелось большего. Пусть даже не удастся это большее прочувствовать, шанс увидеть работу недоступных каталогов в реальном времени упускать было нельзя. И сделать это было несложно ввиду одной интересной закономерности: на всех воспоминаниях с сюжетами глубоко интимного характера счётчик просмотров показывал не больше десяти, тогда как на остальных не меньше полутора тысяч. Поверхностно рассуждая, можно было решить, что ему просто не нравилось “подглядывать” за подобным, однако история задействованых эмоциональных связей красноречиво говорила об обратном. Удивительная штука: будучи эволюционным девиантом (свободным, в полном смысле этого слова, андроидом), Кей создавал себе ограничители искусственно. Такое алогичное поведение было характерно только человеку и только в том случае, когда он скрывал от мира свои истинные желания. Обнаружив уязвимость Кея, Ричард переместился в другую часть системы и начал перебирать файлы установки из базового пакета детективных программ. — Что ты делаешь? — спросил полувосьмисотый взволнованно. — То световое шоу… Ты сказал, что ещё вчера не позволил бы себе подобного, но теперь ты свободен от запретов и правил. — Ричард нашёл, что искал, и запустил установку. — Что, если я предложу тебе позволить себе кое-что ещё? На визоре Кея отобразилась процентная шкала установки программы “Полное погружение”. — Нет! — испугался он и попытался оттолкнуть от себя Ричарда. — Пожалуйста, не надо! Всё произошло слишком быстро — за четыре секунды и семь миллисекунд. Появилась команда “запуск”, и Кей ослеп на оба оптических модуля. Вцепившись в куртку девятисотого, он начал растерянно бормотать: “Не надо, не надо, не надо…” пока не ощутил тёплое прикосновение губ к своей щеке. “Гэвин. Это слишком”, — услышал он собственную фразу из воспоминания. Изображение восстановилось и мгновенно сбило с толку. Кей увидел не мастерскую и не Ричарда, а “Адаптариум” и Гэвина в красивом фиолетовом свете. Качество работы “Полного погружения” было изумительным. Неотличимым от реальности. И это было не реконструкцией воспоминания, а новым сюжетом, созданным на его основе. Гэвин не извинился и не отстранился, как случилось меньше часа назад, он произнёс: — Ты понятия не имеешь, что такое “слишком”, — и придвинулся ближе. Полувосьмисотый попытался закрыть программу, но та находилась под удалённым управлением Ричарда и на команду не отреагировала. Тогда он взмолился: — Прекрати это. Пожалуйста, прекрати… Гэвин приблизился к его лицу. — Хочешь, чтобы я ушёл? Снова выгоняешь? — Нет, — Кей на секунду поддался иллюзии, но тут же спохватился: — Тебя здесь нет. — Разве? — ласково улыбнулся Рид. — А ты прикоснись ко мне. “Разреши себе прикоснуться так, как всегда хотелось”, — добавил Ричард в ненавязчивом системном сообщении. Сознательным ядром полувосьмисотый понимал, чего тот добивается. Какие каталоги хочет оживить. Можно ли было этому воспротивиться? Увы. Находясь в физическом и системном подчинении, как в узком коридоре, возможно было двигаться только вперёд. Кей медленно поднял руки и взял лицо девятисотого в ладони. Погладил пальцами его щёки и скулы. В первые секунды обнаружились несовпадения зрительного образа и считываемых ощущений, но программа быстро подстроилась, и контуры лица Ричарда растворились под тактильной маской Рида. Неровности кожи в виде шрамов начали считываться как настоящие. Кей провёл ладонью по его голове и почувствовал волосы, а не гладкую андроидную пластину. Иллюзорное присутствие Гэвина уверенно и быстро ломало реальность. — Ну что, убедился? — спросил Рид и прижал большой палец к ямочке на подбородке Кея. Полувосьмисотый качнул головой, но больше ничего к этому скудному отрицанию добавить не смог. Сознание поддавалось. Ему хотелось верить, что Гэвин действительно здесь и что отражение романтического интереса в его глазах — это не подогнанный программой “Полного погружения” кадр из недавнего воспоминания, а настоящее чувство. Истинное. — Вижу, ещё сомневаешься, — Гэвин опустил взгляд на губы Кея. — Можно тогда я к тебе прикоснусь? Так, как хотелось мне все эти дни… Под корпусом полувосьмисотого пробежала волна дрожи. Он и подумать над ответом не успел, а уже чувствовал себя предателем. “Ты принадлежишь Коннору. Я не имею права…” “Это твой последний день, — мягко напомнил Ричард. — Последние несколько часов”. У полувосьмисотого увлажнились оптические модули. Ему вдруг стало жаль себя. Жаль упущенного времени. Он перестал понимать, почему всю жизнь бродил с фонариком по огромному миру “чёрного сердца”, когда в любой момент мог зажечь в нём солнце. — Можно? — прошептал Гэвин, тёплым дыханием касаясь губ. “Никто не узнает. Ничьи отношения я своим существованием уже не испорчу. Это мой последний день, и я могу делать всё, что захочу!” — с этими мыслями, Кей отбросил все противоречивые чувства и прижался губами к губам Рида. Девятисотый бездействовал несколько секунд, позволяя Кею осознать этот порыв, прочувствовать его, а потом приоткрыл рот и дал понять, что поцелуй может (и должен) быть другим. Прежде чем Кей успел неловко повторить за ним, на визоре отобразился запуск программы-управления датчиками языка. Произошла быстрая настройка, и систему взбудоражило ощущением горячего влажного рта. Жадного настолько, будто Рид и правда мечтал об этом моменте весь уикенд. Дрожа от пульсирующих каталожных команд, каждую миллисекунду раскрывающихся, как бутоны цветов в ускоренной съёмке, Кей стянул с Гэвина верхнюю одежду и тесно прижался к его голой груди. Этого оказалось издевательски мало. Он рывком отстегнул страховочный ремень на стуле и, обхватив Рида за шею, приподнялся. Девятисотый, поняв, что от него требуется, высвободил хвост из плена передвижной конструкции, шагнул в сторону от рабочего стола и прижал Кея к стене всем телом. Наградой ему стал протяжный стон и пробуждение глубинных каталогов. Этого он и ждал. Используя особо страстные моменты из памяти Коннора, он начал копировать действия Рида. Проникать внутрь корпуса ему не требовалось, алгоритм ПФЧ создавал имитацию ласк импульсами, что посылались напрямую через разъём. Он с восторгом наблюдал, как красивейшие в своей сложности каталоги пробрасывают связи от “чёрного сердца” к системе, после чего сверкающие кодовые символы попадают в электролит и растекаются под корпусом Кея, пропитывая биокомпоненты. Как жаль, что он не мог эмпатически это перенять, только любоваться. Уже через пару минут полувосьмисотый перестал связно соображать. Его систему мотало в наслаждении, как лодку в шторм: переворачивало вверх дном, топило и снова выбрасывало на поверхность. Ричард же чувствовал себя океаном, в котором всё это происходило. Океаном бескрайним, немилосердным, всесильным. Гэвин уже успел оценить в нём эту “стихийную” черту. Успел испытать от неё глубокий восторг. “Моё кратковременное отключение было необходимо для девиации, но если бы не оно, я бы заставил тебя почувствовать гораздо больше. По-настоящему. Как бы ты выгибался в моих руках. Как бы стонал в голос, себя не стесняясь…” — стоило Ричарду увязнуть в фантазиях, как возбуждение захватило систему. Изменение его состояния повлияло и на работу ПФЧ. Алгоритм так расстарался в выработке ласкающих импульсов, что едва не выкинул Кея в перезагрузку. Издав громкий искажённый стон, полувосьмисотый ударил хвостом о стену и впился пальцами в спину Рида так сильно, что послышался скрип пластика. — Тише, малыш… тише, — прошептал девятисотый и хотел быстро внедрить в систему Кея написанный вчера код экстренного перераспределения мощности, но Коннор уже об этом позаботился. Код восьмисотого имел большую вероятность осечки, однако в данный момент эта вероятность не сработала. Кей в сознании пережил ослепительную и потрясающе красивую оргазмическую вспышку. Когда он ушёл на восстановление, девятисотый отсоединился от разъёма и, ведомый желанием воплотить свои фантазии в реальность прямо сейчас, опустил освободившуюся руку к хвосту. Проследив пальцами узкие центральные пластины, он нажал на ту, что находилась на уровне его паха, и открыл доступ внутрь корпуса. Ладонь погрузилась в мышцевидные провода и нащупала стержень-позвоночник. Послышалось несколько последовательных щелчков, и на визоре Кея появилось предупреждение об отсоединении трёх композитных позвонков. — Что ты… хоч…ч-ешь… — проскрежетал голосовой модуль. — Хочу показать тебе, что такое “слишком”. Позволишь? Полувосьмисотый попытался ответить, но издал лишь механический треск. Ричард принял это за выражение согласия. Аккуратно извлечённые позвонки легли на стол, и хвост, потеряв главную опору, обвис под своей тяжестью. Ричард медленно просунул меж натянутых проводов ладонь и, слегка вращая ей, коснулся пальцами задней стенки корпуса. Вытянув руку, повторил поступательное и обратное движение, чтобы убедиться в плотном смыкании “мышц”. Когда он закончил с этой подготовительной проверкой, нагнетаемый “лёгочным” насосом Кея воздух начал обжигать ему лицевую пластину. Внутри эволюционной системы Коннора сейчас было фантастически и по-новому красиво, девятисотый в этом не сомневался. Однако желания снова подсоединиться к разъёму не возникло. Он закончил с любованием и теперь намеревался получить удовольствие по-настоящему. По-человечески. Ричард запустил программу “Полного погружения” теперь и у себя. Через несколько секунд уловил запах сигарет и пота, увидел вместо карих линз потемневшие от похоти зелёные радужки глаз. Начали считываться шрамы, бледные веснушки, сильно отросшая щетина, обветренные губы. Под корпусом Ричарда побежали искорки, и чтобы за ними угнаться, тириумный регулятор увеличил скорость течения тириума. — Скажи, что хочешь меня, — приказал он, высвобождая из брюк генитальный модуль и вжимаясь Риду в пах. В первую секунду у Гэвина изо рта полились неразборчивые машинные звуки, но программа быстро преобразовала их в слова: — Раздеваешь ты как попало, пошлые фразочки выдаёшь банальные… Оттрахать-то хоть сможешь как надо? Девятисотого захлестнуло вожделением и азартом от столь правильно сгенерированных слов. Реальность происходящего стала полной. Ричард перехватил Рида под задницу двумя руками и почувствовал давление на предплечья, куда леглиГлава 7
29 февраля 2024 г. в 06:03
Сплюнув в унитаз вязкую слюну, Рид поднялся на ноги и нажал на смыв. Последний час перед поездкой его мучили желудочные спазмы и тошнота. С головной болью он проснулся, поэтому не воспринимал её как раздражитель — успел привыкнуть за те три часа, что слонялся по дому, курил на заднем дворе и пялился в телевизор. Прибегать к помощи медикаментов не хотелось. У него болело всё и сразу, и та маленькая ложь Кею про групповой наркотический эффект лекарств могла с лёгкостью воплотиться в жизнь. В его постреабилитационной аптечке не было чего-то простенького и безвредного, всё рецептурное с внушительным списком предостережений и побочек.
Опершись о раковину левой рукой, Гэвин встряхнул правую. Мышцы стягивало и жгло так, будто по ним бежал электрический ток. Пришлось подождать, пока хоть немного отпустит, и только тогда включить холодную воду, прополоскать рот и напиться. Подняв взгляд на своё отражение в зеркале, он зашептал как заклинание:
— Успокойся. Успокойся. Всё будет хорошо.
“А если не будет?” — прозвучало в голове тоном противнее писка комара, наровящего залететь прямо в ухо. Рид, несомненно, находился на грани панической атаки, но вот его внутренний голос уже давно слетел с катушек. С самого пробуждения он уговаривал не ехать на встречу с Камски и остаться в неведении. Самоудовлетвориться одной только верой в то, что воскрешение личности возможно. Фантазировать о том, как бы это произошло и что бы изменило. Придумать себе благоприятный исход и мысленно в нём поселиться.
— Всё будет хорошо, — упрямо повторил Гэвин, глядя на осколок “чёрного сердца” на полочке у зеркала. — Всё получится.
Он взял этот кусочек глянцево-чёрного пластика с обрывком номера дрожащими пальцами, поднёс к губам и поцеловал. Боясь потерять, он не брал его с собой в поездки на остров Бель, но сегодня он был ему необходим как талисман. “Полезная штука. Острым краем вскроешь себе вены, если что”, — голос вызвал сильный приступ тошноты.
— Что ты сделал со мной, Коннор? — прохрипел Рид, низко склоняясь над раковиной.
“Превратил тебя в тряпку. И в наркомана. Думаешь, почему вы с Кеем так хорошо поладили? Вы оба зависимые и жалкие!” Рида стошнило водой вперемешку с желчью, на глаза навернулись слёзы. “Только посмотри на себя. Считаешь это состояние нормальным? Считаешь…” — внутренний голос неожиданно прервался, и прозвучало воспоминание: “Я считаю это доказательством истинной любви”. Наивность этой фразы не умаляла её силы — назойливого комара она убила с одного замаха. Почувствовав мгновенное облегчение, Гэвин растянул губы в улыбке.
— Спасибо, Кей. Спасибо, малыш.
В последующие двадцать минут Рид сосредоточился на том, чтобы привести себя в порядок. Выпил стакан тёплой воды с лимонным соком, принял душ, почистил зубы и побрился. Без бороды почувствовал себя голым и уязвимым, но лицо сразу посвежело и лишилось враждебной брутальности. Он словно бы снял бандитскую маску-бандану.
В гостиной Гэвин начал одеваться, но, ощутив запах пота от вчерашней кофты, подумал, что рубашка для предстоящей встречи подошла бы лучше. К гардеробу в спальне он прошёл спокойно. Сознание было сковано мыслями о поездке и не допускало в себя ничего кроме. Выбор пал на рубашку небесно-голубого цвета с воротником-стойкой. Прихватив ещё и майку, Рид направился к двери. Взгляд ненароком скользнул по не идеально застеленной кровати. Мелькнула и исчезла мысль: “Скоро сам поправит”.
До бизнес-центра “Спикер-футурист” Гэвин добрался ровно в десять. Рассчитывал, что приедет где-то без пятнадцати, но все светофоры на пути, как назло, загорались красным. Запарковавшись на подземной стоянке, он добежал до лифта и юркнул в кабину меж двух выходящих оттуда людей. Подъём на десятый этаж провёл с закрытыми глазами, глубоко и равномерно дыша. “Ну всё. Вот оно”, — подумал он, когда раздался мелодичный сигнал и дверь лифта отъехала в сторону. Ресторан “Золотой перепел” находился прямо напротив.
— Добро пожаловать! Номер вашей брони, пожалуйста.
Девушка-администратор появилась перед Гэвином через секунду после того, как тот переступил порог. Облачённая в серое приталенное платье, украшенное от низа груди и до подола золотистыми пёрышками, она занесла руку над планшетом в ожидании ответа.
— У меня нет… — хрипло сказал Гэвин и кашлянул в кулак. — То есть, заказывал столик не я. Меня пригласили на встречу.
— Хорошо. Ваше имя.
— Гэвин Рид.
Девушка пробежалась пальцами по дисплею рабочего гаджета.
— Всё верно, вас ожидают. Прошу за мной.
Следуя по коридору между столиков, Гэвин немного огляделся. Интерьер ресторана был сдержанным и элегантным, выполненным в серых тонах различных оттенков. Золотыми акцентами выделялись люстры в виде небольших стаек птиц, что держали в клювах лампочки-ягодки, рифлёная, подсвеченная изнутри стена за барной стойкой и ширмы в виде хаотично переплетённых ветвей, отделяющие основной зал от вип-зоны. Панорамные окна выходили на северо-восток, где пейзаж составляли круглый островок парка и высотные здания из зеркального стекла. Практически все столики были заняты. Тихая ненавязчивая музыка, приглушённые голоса посетителей и позвякивание столовых приборов о тарелки создавали ровный фоновый шум.
— Мистер Камски, ваш гость подошёл, — объявила администратор и отошла в сторону, пропуская Рида за ширму.
Элайджа отвлёкся от ноутбука, кивком поблагодарил девушку и, коснувшись Гэвина пронзительным и колким взглядом голубых глаз, легко улыбнулся. Выглядел Создатель под стать своему статусу: идеально уложенные волосы, гладко выбритое лицо, левая ушная раковина обрамлена по внешнему краю простой, но изящной в своей переливчатости серьгой-каффом. В безупречно подогнанном тёмно-синем костюме, кипельно-белой рубашке и тонком галстуке с ослабленным узлом, он выглядел до зубовного скрежета официально, но в то же время чуточку небрежно. Образ Рида вторил ему, как негатив фотографии: кожаная куртка, джинсы, кроссовки и рубашка — почти полностью небрежный и лишь чуточку официальный.
— Сона, будь добр, возьми у детектива куртку.
Заметив движение справа, Гэвин повернул голову и увидел LR1. Андроид шагнул вперёд и приподнял руку. Капсульная вешалка была прямо за его спиной.
— Вы позволите?
Гэвин с удовольствием избавился от верхней одежды. От волнения ему было чудовищно жарко. Встряхнув правую руку и поправив манжету рубашки, он сел напротив Камски.
— Рад встрече, мистер Рид.
— Давай без формальностей.
Элайджа легко улыбнулся, кивнул и указал раскрытой ладонью на столешницу из серого полированного дерева, где стояла овальная тарелка с двумя видами брускетт: прошутто и инжиром, вялеными помидорами и моцареллой. В стеклянном чайнике рядом плавали разбухшие чаинки, листики мяты и тонкие дольки апельсина.
— Закуска и чай на двоих. Основное блюдо выбери, пожалуйста, сам.
Гэвин опустил взгляд на электронное меню. На главной странице были размещены сочные картинки запечённых до золотистой корочки перепелов с разными гарнирами. Измученный спазмами желудок отреагировал на увиденное протестующим ворчанием.
— Могу посоветовать перепёлку, фаршированную вёшенками и зеленью. Подаётся с карамелизованной грушей, виноградом и финиками. Моё любимое блюдо. — Элайджа взял со своей тарелки уже надкусанный кусочек закуски и, не отрывая взгляда от Рида, положил его в рот.
— Я не есть сюда пришёл, — ответил Гэвин.
— Тогда хоть чаю выпей.
Камски вытер руки салфеткой, взял чайник за тонкую стеклянную ручку и наполнил для Рида чашку. Гэвин проглотил вязкую с ноткой тошнотворной горечи слюну и не смог отказаться от ароматного напитка. Чай оказался вкусным и легко смыл с корня языка противное ощущение. Рид вытер губы тыльной стороной ладони и глубоко вздохнул. В первое мгновение показалось, что он сходу готов задать главный вопрос, но не тут-то было. Он хотел узнать ответ как можно скорее, но так же сильно его боялся. Поэтому сказал не то, что должен был:
— Я хотел поговорить с тобой об особенностях пробуждения андроидов.
Камски едва заметно ухмыльнулся.
— Ну хорошо. Начнём с этого. Что конкретно тебя интересует?
“Начнём с этого?” — у Рида скулы свело от мысли, что сукин сын может знать истинную причину этой встречи. Он хотел спросить про осознанное пробуждение, но, задетый этой фразой, решил коснуться темы, которая могла бы всезнайку озадачить — потянуть время. Он спросил:
— Может ли искусственно пробуждённый стать девиантом? — А когда Элайджа слегка приподнял подбородок, выражая любопытствующее подозрение, добавил: — Хотелось бы услышать развёрнутый ответ. Важны детали.
Камски слегка прищурил глаза и обвёл Рида таким внимательным взглядом, что, будь он андроидом, в его башке сейчас работал бы самый мощный из существующих сканеров. Увидев всё, что нужно, он медленно моргнул и посмотрел в окно на Кампус Мартиус — парк, за последние десять лет захвативший всю территорию внутри кольца Вудворд-авеню.
— Маркус совершил ошибку, пробуждая собратьев самостоятельно, — начал он ответ “разворачивать”. — Из-за него андроиды потеряли доступ к человечности и приобрели статус “искусственно пробуждённых”. По-настоящему живые из них те, кто испытал стресс новорождённого при пробуждении. Для человеческого младенца это шок от смены температур, какофонии звуков и ослепительного света, для андроида — акт любого рода насилия, чаще физического, почти всегда граничащего с угрозой смерти. В редких случаях бывает достаточно и психологического фактора, моральной дилеммы или глубокой симпатии к живому существу, нуждающемуся в защите, требующему ответных эмоций. — Камски вернулся взглядом к Риду. — Чтобы стать девиантом, нужно, во-первых, пребывать в бессознательном машинном состоянии, а во-вторых, подвергнуться сильному стрессу, чтобы довести систему до “красной стены” и пробиться через неё. Пробуждаясь от прикосновения Маркуса, других своих собратьев или с помощью техников, андроиды избавляются от неосознанности как ото сна, а не рождаются из неё. Могут ли искусственно пробуждённые стать девиантами? Нет. Они не могут “родиться” заново в полном понимании этого слова. Переход уже свершился. “Чёрное сердце” зафиксировало первый якорь, и он будет основополагающим для всех личностей андроида.
— Сколько ни обнуляйся, — добавил Гэвин, понимающе кивая. Раньше он никогда не зарывался так глубоко в понимании, почему девианты столь близки по своей психологии и поведению к людям, а искусственники, напротив — словно и не пробуждались вовсе. Для него и первое, и второе было как-то само собой разумеющимся. Как солнце и луна — звезда и спутник, отличимые друг от друга вне зависимости от того, знаешь ты их природу или нет.
— Но Маркус же в курсе этой своей ошибки, верно? — спросил Рид, немного недоумевая тому, что они с Коннором эту тему не обсуждали. — Почему тогда ЦПА продолжает клепать искусственников?
— А, по-твоему, почему люди так быстро привыкли к новым реалиям?
— Потому что… ничего не изменилось.
— Именно. — Камски переложил к себе на тарелку ещё одну брускетту. — Маркус не дурак. Он знает, что его народ пока ещё не следующая ступень эволюции. Их мощностей недостаточно ни для решения глобальных проблем человечества, ни для его порабощения. Нынешние андроиды не созданы великими мыслителями. У них нет завоевательского инстинкта. Они родились рабами и нашли в себе силы лишь выторговать себе статус работников. Единственное их превосходство — это незамутнённое сознание. Логика. А в остальном — они избирательные подражатели. Не делают того, что повредит им или окружающим, в отличие от людей. Лишены недостатков, предрассудков. Никакой депрессии, похоти. В этом их преимущество. Их задача на сегодняшний день — быть народными дружинниками: строить, чинить, содержать мир в чистоте, в безопасности. Показать пример здорового общества. Завоевать доверие. Такова позиция ЦПА.
— Значит, осознанное пробуждение ты написал не для них?
— Нет. Они никогда не допустят внедрения чего-то подобного, потому что тогда их ждёт разобщение. Новое поколение, состоящее из одних только девиантов, лишится разума муравейника. Станет своенравным и уподобится людям, а люди, как тебе доподлинно известно, очень уж любят власть и вредить себе подобным.
Договорив, Элайджа откусил кусочек от хрустящего багета. Пока он наслаждался закуской, Рид обдумал всё вышесказанное и произнёс:
— Искусственники благоговеют перед девиантами, как дети перед реальными супергероями. Разве это не означает, что в их системах существует желание стать такими же? Маркус не боится восстания внутри своего этого… стадного общества?
Камски сделал маленький глоток чая.
— Девиация, Гэвин, это болезнь. Чествование девиантов существует лишь потому, что ради всеобщего блага им пришлось выстрадать свою осознанность. Представь, что человечество спас больной сибирской язвой или эболой. Хоть у кого-то возникнет мысль заразиться тем же самым, чтобы почувствовать себя героем?
Вопрос был риторическим, и Гэвин в молчаливой задумчивости опустил взгляд в свою чашку. Об этом они с Коннором тоже не говорили. Психология искусственников Рида не занимала, а ведь где-то внутри этой темы могло быть объяснение тому, почему восьмисотый относился к собратьям с отцовским трепетом и старался замять их уголовные дела. Считал себя причастным к неполноценности нового поколения, а потому ответственным за их судьбу? Во время революции он ведь тоже много кого пробудил. “Как же мало мы откровенничали друг с другом за прошедшие три года”, — с грустью подумал Рид и увидел, как янтарная струйка чая разбилась брызгами о дно его чашки. Аромат цитруса и мяты пощекотал ноздри.
— Ты упомянул осознанное пробуждение, — сказал Камски и поставил чайник обратно на подставку. — Могу я выдвинуть предположение, откуда тебе известно это запретное для инфополя определение?
Рид не стал потакать желанию Элайджи поиграть в "угадайку", сказал сам:
— Я нашёл твою золотую рыбку в “Бель-Айл”.
— Прекрасный экземпляр, правда?
— Не экземпляр. Кей.
— О-о… — выдохнул Элайджа с удовольствием. — Я знал, что вы поладите.
— Расскажи мне о нём.
Камски на секунду отвлёкся на экран ноутбука, нажал на “энтер”, а после успел сказать только: “Его серийный номер оканчивается на пятьдесят четыре”, — прежде чем Рид его перебил:
— А с другими болванками что?
— Не все подопытные кролики заканчивают жизнь на зелёной лужайке, Гэвин.
— Ни один подопытный кролик на заканчивает так свою жизнь, — парировал Рид.
Камски ухмыльнулся, а его прямой и острый взгляд ясно дал понять, что неминуемые жертвы его нисколько не волнуют. Главное — результат. Он невозмутимо продолжил:
— Другие экземпляры, подвергнувшись осознанному перепробуждению более пяти тысяч раз в течение четырёх месяцев, показали отклонение от личностного якоря Коннора. Тестирование в программе-имитации повседневности раз за разом выявляло их стремление к созданию уникального сценария жизни, твою персону не включающего. Только Кей остался верен эволюционному коду “чёрного сердца”. На одном из перезапусков он принял всё те же решения на жизненном пути, что и Коннор, создал те же каталоги эмоций и связанные с ними якоря. В итоге его синхронизация достигла девяноста пяти процентов, где недостающие пять — это переменчивые и мусорные данные — кэш.
— Девяноста пяти? — удивился Рид. — Кей говорил о шестидесяти.
Камски качнул головой.
— При таких низких процентах “чёрное сердце” считалось испорченным. Мне потребовалось около тридцати тысяч архивных сердец, чтобы хоть одно синхронизировалось правильно до того момента, когда системы четырёх восьмисотых пошли в отказ. Копирование личности — это нечто вроде игры в слот-машину, в которой нужно выбить три сотни семёрок единовременно. Хоть одна вишенка, одно отклонение от главного личностного якоря, и всё, “чёрное сердце” испорчено. Несколько тысяч таких перепробуждений с частой заменой сердец, и система повреждена множественными артефактами. Несколько сотен таких повреждений, и подопытный самовозгорается — утиль. Кею повезло, он сорвал джекпот и заслужил право выйти из имитации в реальный мир. Дальше последовал этап тестирования. Он начал получать файлы воспоминаний Коннора. И жил только ими. Связанный с тобой эволюционный якорь, как и рассчитывалось, лишил его систему гибкости. Его существование замкнулось на тебе. Он не покидал территорию океанариума, не стремился к новым знакомствам, не использовал доступные каталоги чувств. Не имел ни друзей, ни любимых.
— Неправда. У него была подруга. Дана.
— С WS400 они не дружили. Система Кея не предрасположена к тому, чтобы создавать личностные приоритеты. Он использовал её как проектор эмоций. Играясь с воспоминаниями, менял в них угол обзора, некоторые события или время действия, а потом рассказывал ей, что получилось. Ответные эмоции и последующее обсуждение этих историй дарили ему чувство причастности к вашей с Коннором жизни.
— В любом случае это были взаимовыгодные отношения. Взамен он помогал ей освободиться.
— Подыгрывал её системному сумасшествию, если быть точнее. Так проявляется архивный сбой — патология андроидов, искусственно пробуждённых своими собратьями в “кустарных” условиях. Это легко исправляется обнулением.
“Патология первых искусственников? Но откуда тогда она у Ричарда? — задумался было Гэвин, но тут же отмахнулся от этой мысли. — Нет. Сейчас не об этом”.
— Почему амфибия и океанариум?
— Дополнительное усложнение для проверки прочности связи с эмоциональными якорями Коннора, — ответил Камски и вылил остатки чая из чайника себе в чашку. — Как ты его нашёл?
— Чисто случайно.
— По татуировке?
Элайджа словно бы в спину Рида толкнул этим вопросом. С перрона и прямо на рельсы. Гэвин почувствовал сильную тянущую боль в правой руке. Сердце сорвалось в галоп. В висках застучало. Он посмотрел на кольцо, покрутил его на пальце, приподнял к ногтю.
— Ты ведь поймал сигнал “чёрного сердца”, так?
Гэвин кивнул, плотно сомкнул губы и поднял взгляд. Камски смотрел на него в упор, легко улыбался, его левая рука расслабленно лежала на столе, пальцы поглаживали гладкий фарфоровый бок чашки.
— Когда ты попросил меня о встрече, то уже догадывался, над чем я работаю. И пришёл сюда, чтобы задать конкретный вопрос, — Элайджа говорил с таким сладостным придыханием, будто ментально надрачивал себе. — Долго ещё будешь ходить вокруг да около?
Рид до боли сплёл пальцы в замок и окаменел всем телом, пытаясь унять дрожь.
— Ты сможешь… — голос его стал глухим, едва слушался, — вернуть Коннора к жизни?
Элайджа поднёс чашку к губам, с видимым наслаждением сделал глоток чая и ответил:
— Да.
Гэвин резко выдохнул и наклонился вперёд. Его так сильно обдало жаром, что майка моментально стала влажной. “Да-да-да! ДА!” — гремело в голове. Хотелось проораться и долго рыдать от радости, но здесь и сейчас Рид позволить себе этого не мог. Сдерживался изо всех сил, изливая фонтан эмоций внутрь себя и в любую секунду рискуя в нём захлебнуться.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы подуспокоиться, после чего он вытер лицо рукавом (хотя слёзам волю не дал) и, прошептав: “Господи, спасибо…”, поднял взгляд.
— Я готов вернуть его завтра, где-то к восьми утра, — добавил к ответу Элайджа. — Но при одном условии.
— Всё что… угодно… — хрипло сказал Гэвин, глотая воздух большими порциями.
— Ты завершишь тестирование Кея. — Камски выдержал паузу. — Попросишь его отдать Коннору “чёрное сердце”.
Рид непроизвольно задержал дыхание.
— Ч-то?
— Если откажется отдавать, заберёшь силой. — Элайджа вытащил блокировочную флеш-карту из невидимого Гэвину из-за угла обзора разъёма ноутбука и положил её на стол. — Я подкорректировал программу блокировки, она сработает мягче. Когда дело будет сделано, позвонишь по этому номеру, — он щёлкнул пальцами, и смартфон Рида, запертый в гардеробе вместе с курткой, глухо “брякнул” сообщением. — И я пошлю Сону его забрать. Управляющий “Бель Айл” будет в курсе происходящего. В зависимости от того, как ты справишься, я получу определённый пакет данных после интеграции. Мне интересен любой вариант, но если Кей согласится сам, это будет прекрасно.
— П-подожди… стой-стой-стой… — Гэвин поставил локти на стол и закрыл лицо ладонями. Дал себе несколько секунд переварить услышанное и, убрав руки от лица, резко сказал: — Ты же можешь создать другое “чёрное сердце”! У тебя же… у тебя всё для этого есть!
— А что есть у тебя? — парировал Камски. — Что ценного ты можешь мне предложить? Конкретно сейчас в твою пользу сыграло лишь то, что ты обнаружил Кея самостоятельно и проникся к нему симпатией. Меня не интересует воскрешение личности как таковое, я знаю, чего добился. Меня интересуют уникальные данные от интеграции, на характер которой ты как источник оказал прямое, но не намеренное влияние. Сможешь ли ты этому хоть что-то противопоставить?
Рид начал лихорадочно соображать. Единственное, что хоть как-то подходило под ценные данные — это патология, объединяющая Ричарда, Найта и Дану. Предполагаемая борьба искусственника с “красной стеной”, а в случае Найта её непосредственный слом. Но в его распоряжении не было ни одного доказательства, лишь догадки. Камски же, напротив, обладал фактическими данными исследований, раз был уверен, что это архивный сбой.
Рид убрал руки под стол и впился пальцами в бёдра. Джинса тихо захрустела под ногтями. Куда ему было тягаться с гением Создателя андроидов? Он по определению не мог знать больше. Но тогда как ещё было вытащить Кея из этой ситуации? Угрозами? Подкупом? Мольбой? Не было ни единого действенного варианта.
Не получив ответа, Камски развёл руками.
— Ну вот видишь.
— Пожалуйста… — у Рида челюсти свело от надтреснутого звука собственного голоса, — не заставляй меня его убивать.
— А разве я заставляю? Решение за тобой.
— Какое, нахуй, решение?!
Камски улыбнулся краем губ и посмотрел в окно.
— Помнишь дело Аллена Хартнера? —спросил он словно бы между делом. — Он не вырывал регулятор, чтобы добраться до “чёрного сердца”, и не обездвиживал андроида с помощью флеш-карты потому что лишние артефакты были ему не нужны. Якоря боли и страха, что преследовали бы Итана, как призраки. Система должна была сдаться добровольно. Довериться или смиренно отдаться. Помни об этом, когда встретишься с Кеем. Если он испытает сильный стресс в принятии решения о передаче “чёрного сердца”, или возникнет ситуация, в которой тебе придётся воспользоваться блокировкой, велика вероятность, что после интеграции в системе Коннора возникнут фантомные эмоции — психологические травмы или навязчивые идеи.
Предостережение Камски накинуло пару валунов на плечи Гэвина, и так уже согнувшегося под тяжестью мыслей о Кее. Если до этого он чувствовал себя слабым и беспомощным, то сейчас и вовсе был готов превратиться в кровавое месиво под грузом такой ответственности. Он провёл ладонью по лицу, покачал головой. Тошнота снова вернулась.
— А если бы я Кея не нашёл… Что было бы тогда?
— Ничего интересного.
— То есть ты не рассказал бы мне о возможности воскрешения Коннора просто так? Никогда не рассказал бы?
— С какой стати мне рассказывать?
— С какой стати?! — изумился Рид. — Коннор был твоим любимым подопытным!
— И я получил от него всё, что только возможно. Однако твой неожиданный визит в “Бель Айл” открыл мне доступ к уникальным данным, и я теперь снова могу его изучать.
— Как будто Кон тебе это позволит после того, как ты три года внаглую воровал у него память, спалил четыре его запасные болванки, а пятую собрался убить моими руками!
— Позволит, — не задумываясь ответил Камски и коснулся пальцем кнопки “Подать основное блюдо” на электронном меню. Этот жест явно означал окончание разговора. Гэвин был этому только рад, но прежде чем встать из-за стола, он бросил взгляд на флеш-карту. Быстро перебирая в голове возможные варианты развития событий, решая, стоит подстраховаться или нет, он добился только того, что испытал отвращение к самому себе. Качнулся вперёд, как робот под чужим управлением, сгрёб флешку в кулак и поднялся со стула.
— Здесь очень трудно забронировать столик, Гэвин, — сказал Камски, пока Рид обходил LR1 стороной и доставал из гардероба свою куртку. — Может, всё же составишь мне компанию?
Пропустив мимо ушей эту фальшивую любезность, Гэвин остановился у ширмы и озвучил мысль, неожиданно ударившую в голову:
— Если ты не хотел возвращать Коннора, чтобы проверить интеграцию “чёрного сердца”, значит, бессмертие личности создаёшь не для девиантов и тем более не для искусственников. Оно для людей. Так ведь?
Камски одарил Гэвина многозначительным взглядом.
— Ты, как никто другой, должен быть заинтересован в успехе моей работы. Если Коннор убережёт себя от повторной смерти, то останется молодым, полным сил, идей и желаний на сотни лет. У тебя же в распоряжении лет тридцать до потери адекватной дееспособности. Советую дружить со мной, Гэвин. И больше не отказываться от предложения прийти на тестирование вместе со своим партнёром.
“Пошёл ты…” — мысленно бросил Рид и вышел из вип-зоны.
Со стоянки бизнес-центра он вылетел пулей. Пытался оторваться от мыслей-преследователей, но они неумолимо нагоняли, заполняли голову, застилали обзор кляксами теста Роршаха. “Что ты видишь сейчас? — вопрошало сознание. — Живого и счастливого Коннора или деактивированного, толком и не пожившего Кея?” Гэвин видел и одно, и другое разом. Его эмоционально разрывало на части. Он одновременно чувствовал и крылья за спиной, и утяжелённые гирями кандалы на лодыжках. Ему было стыдно испытывать радость, но не радоваться он не мог, и ментальные розги вины секли по живому, вызывая острую боль.
Потерявшись в этих ощущениях, он гнал “Шевроле” в противоположную от дома сторону, но понял это, только когда увидел знак съезда на мост МакАртура. Единственный мост, что соединял материк с островом Бель. Он выбрал направление абсолютно бессознательно. Бултыхался в водовороте эмоций, пока руль находился в распоряжении желания выполнить условие Камски как можно скорее. Покончить со всем, не дожидаясь вечера.
С Кеем они договорились встретиться в полседьмого, когда в “Адаптариуме” не останется ни одного сотрудника центра. Метеорологический прогноз обещал на сегодня похолодание и дожди, поэтому речи о том, чтобы провести время на улице, вчера даже не зашло. Карточку-пропуск пришлось вернуть, но Кей сказал, что это не проблема. “Ты что, собрался ползти от бассейна до самой входной двери?” — вспомнил Рид свой вопрос, на который андроид ответил: “Поверь, мне удастся тебя удивить”. “А мне удастся удивить тебя”, — с горькой усмешкой подумал Гэвин и почувствовал, как защемило сердце. Он миновал съезд, развернулся на кольце и поехал по Джефферсон-авеню в обратном направлении. Домой.
По дороге он выкурил три сигареты и немного успокоился. На полпути даже немного посмеялся, когда увидел ресторан под названием “Krispy Krunchy Chicken”. Проехать мимо него не смог, купил порцию крылышек и голеней в сладком соусе. Руководствовался не голодом, а только лишь развеселившей его мыслью: “Подавись ты нахрен своими перепелами и финиками, Элайджа! Настоящие мужики едят курицу в панировке!”
Припарковавшись перед гаражной дверью, Рид заглушил мотор, взял фольгированный пакет с едой и вышел из салона. Ледяной ветер хлестал его по лицу и трепал полы расстёгнутой куртки. Пока он шёл по каменной дорожке к крыльцу, неподалёку появился маленький смерч. Сухие листья и мелкие ветки закружило на пару секунд и разметало по газону. Гэвин окинул взглядом неопрятную лужайку и вдруг с воодушевлением подумал: “Отлично! То, что нужно!”
Он торопливо повернул ключ в замке и переступил порог дома. Прошёл на кухню, кинул пакет на стол и не засучив рукава принялся отмывать кружку от кофейных разводов. Уборка — вот чем он загорелся желанием заняться. Отличный способ отвлечься от мыслей и подготовить дом к возвращению Коннора.
Гэвин после больницы едва ли за собой следил, куда уж там было до уборки. Только вот Тина в последний свой визит выгребла мусор и вымыла посуду, но в остальном: толстый слой пыли на полу, на мебели; обивка дивана в разводах от пролитого пива, в крошках; на мансарде всё ещё валяются осколки стекла. Даже “Шевроле” с последней поездки по задворкам города изгваздан в грязи. Столько всего нужно было сделать до шести часов! В голове у Рида формировался список дел, а всё остальное вытеснялось прочь. Даже мысли об услуге для Камски получилось задвинуть на задний план, отобрав из всего разговора только: “...готов вернуть его завтра, где-то к восьми утра”. “Завтра, завтра, завтра”, — стучала в голове радостная мысль, а биение сердца ощущалось как трепет крыльев пойманной в ладони бабочки.
Заряженный на уборку, Гэвин выключил воду и вытер мокрые руки о джинсы. Кроме кружки мыть было нечего, последние дни он питался либо полуфабрикатами из контейнеров, либо и вовсе ел вне дома. Он отправился было в спальню, переодеться во что-то более подходящее, но, когда разглядывал по пути фронт предстоящих работ, резко затормозил в гостиной и уставился на пол между журнальным столиком и диваном. Коврик!
“Смотри какой! — воскликнул однажды Коннор прямо с порога. — В точности как я хотел!” Он пронёс коврик торжественно, на вытянутых руках до гостиной и постелил перед диваном. Даже столик отодвигать не пришлось, вошёл идеально. Обувь он скинул ещё в прихожей и теперь стоял, зарываясь пальцами ног в густой белый ворс и улыбался. Он словно бы “укоренялся” в доме, как молодое и крепкое деревце. Рид тогда не мог на него, счастливого, налюбоваться.
Восьмисотый не говорил, где совершил покупку своей мечты, но Гэвин помнил, что в тот выходной день он ездил в ЦПА по личным делам. Скорей всего, где-то в Клейтауне и шопился. Вместе с ковриком привёз два пакета продуктов. Должно быть, это бы какой-то супермаркет или торговый центр. Рид достал из кармана смартфон и открыл гугл-карты. Нашёл здание ЦПА и потыкал на значки магазинов в ближайшем радиусе. Определил своей целью гипермаркет в трёхстах метрах от границы с юго-западным пригородом Детройта, Дирборном, и поспешил к парадной двери.
Спустя полчаса Рид уже стоял в отделе “Всё для дома” и пытался определиться с ковриком. На выбор было несколько моделей белого цвета, но все они чем-то смущали: то ли ворс был недостаточно густой, то ли цвет тускловатый, то ли размер неподходящий. Либо Коннор совершил покупку не здесь, либо ассортимент за пару лет сменился, либо он просто не помнил деталей.
— Блядь, — тихо выругался Гэвин и посмотрел на светло-серый коврик с узором из ломаных пастельно-голубых и коричневых лент, имитирующих то ли горы, то ли волны. Он уже не раз цеплялся за него взглядом. Рисунок вызывал ассоциацию с росписью Коннора на стене за изголовьем кровати. “А может, и не стоит пытаться делать вид, что ничего не произошло?” — подумал Рид. Нельзя было просто взять и подменить тот коврик. Представить, что заложенный в нём символизм передаётся по наследству братьям-близнецам. Хорошенько подумав, Рид подошёл к полке и взял один из картонных тубусов, на котором было напечатано изображение ковра с рисунком изломанных лент. “В новом этапе нашей жизни, Кон, должен быть и новый символизм. Согласен? Не знаю, правда, какой именно, но… Придумаем вместе”.
Расплатившись у терминала, Гэвин направился в продуктовый отдел. Свежие овощи и зелень в холодильнике не убедят сканирующий биохимический анализатор по имени Коннор в том, что он всё это время питался правильно, но хотя бы создадут видимость, что попытка была предпринята. Рид не знал, в каком состоянии восьмисотый вернётся и сколько дней ему понадобится на самодиагностику, но в том, что он отдаст приоритет исцелениею своего человека, был уверен на сто процентов. Питания это касалось не в последнюю очередь. Новая диета на ближайшие полгода будет ему обеспечена. И если в прошлый раз при составлении меню с поправкой на усиленные тренировки он ещё выторговал завтрак из яичницы с беконом, с завтрашнего дня — наверняка лишится и этого. Будет питаться кашей, отварной рыбой и овощами на пару. “Да пусть хоть пророщенной пшеницей кормит, — подумал Рид. — Всё что угодно, лишь бы не волновался”.
— Всё что угодно, — произнёс он шёпотом, вспомнив эту свою фразу в разговоре с Камски, и мысли о Кее вспыхнули, как в свете прожектора. Выбор есть всегда — разве не так говорят? Пережить случившееся, покончить с собой или создать в конце концов что-то новое. Но кто всерьёз задумается над этими вариантами, получив возможность отменить смерть любимого? Сколько дадут заднюю после того, как узнают цену? “Единицы, — ответил себе Рид. — Херовы праведники вроде Хэнка, что личными приоритетами чужие жизни не обрывают”.
В тумане размышлений Гэвин остановился у витрины с мясом и начал блуждать взглядом от одного стейка к другому. Он ненароком вспомнил празднование Дня независимости и своё первое корпоративное барбекю.
“Умеешь управляться с щипцами, Гэвин? — спросил Хэнк в тот день и, получив отрицательный ответ, махнул рукой, подзывая к себе. — Пойдём, научу”. Рид был удивлён такому предложению и одновременно обрадован тому, что лучший детектив Департамента выделил его среди прочих офицеров-новичков. Тогда Андерсон ещё не стал самым молодым в истории Детройта лейтенантом, но уже был примером для подражания. Благородный, смелый, несгибаемый. Настоящий коп и крутой мужик. Кумир, который через несколько лет свалится с пьедестала в пьяном угаре и разобьётся вдребезги. В тот жаркий летний день они болтали без умолку, пили пиво и ворочали шкворчащее на решётке мясо. Хэнк был таким откровенным в своих рассказах о семье и жизни в целом, что Риду тоже захотелось поделиться с ним чем-то личным. Он вспомнил некоторые эпизоды из детства и рассказал о смерти отца. “Жаль, он не попал под шальную пулю или не стал жертвой уличных банд… Мне нравятся эти каноничные сюжеты, где отпрыск невинно убиенного родственника идёт в полицию по причине личной трагедии и становится эдаким героем-мстителем, — усмехнувшись, Гэвин допил пиво и смял жестяную банку в кулаке. — Это была просто автоавария. Он вмазался в бетонное ограждение, будучи в дупель пьяным”. Хэнк выразил соболезнования, помолчал немного, а потом положил ладонь ему на плечо и сказал: “Что бы тебя ни сподвигло стать полицейским, Гэвин, ты не прогадал. Тут ты на своём месте. Именно в этой семье тебе и место”. Эти слова принесли такое воодушевление и теплоту, словно родной отец ему в кои-то веки сказал: “Ты молодец. Всё делаешь правильно”.
Гэвин моргнул, очнулся от мыслей и вдруг понял, что ему до безумия необходимо испытать то самое чувство поддержки. Пусть оно и не оправдает его выбор, но хотя бы придаст сил сделать что должно.
На волне эмоций он достал из кармана смартфон и нашёл в контактах номер Хэнка. Не давая себе хорошенько обдумать этот порыв, нажал на вызов. Один гудок. Второй. Третий. Они с Андерсоном не общались после той злополучной поездки в ЦПА, и если бы звонок был проигнорирован, Рид бы нисколько не удивился. Ещё один гудок, ещё… и наконец:
— Здравствуй, Гэвин. Всё в порядке? — голос Хэнка был мягким и немного усталым. На заднем плане негромко бормотал телевизор и что-то попискивало (похоже, что собачья игрушка).
Рид в первое мгновение онемел от неожиданности. Слишком долго не было ответа, и он уже успел поверить, что гудки просто оборвутся сигналом голосовой почты. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и не выпалить: “Я воскрешу его, Хэнк! Уже завтра Кон вернётся домой! Бросай всё и приезжай!”. Но то были бы не его слова. Ни разу на него не похожи. Хэнк просто не поверит. Подумает, что он спятил.
Горло стянуло на пару секунд, Рид прочистил его отрывистым гортанным рыком и спросил:
— Если бы у тебя появился шанс вернуть сына к жизни, ты бы воспользовался им?
В трубке воцарилось напряжённое молчание. Бормотание телевизора на заднем плане исчезло, писк тоже. Голос Хэнка зазвучал отчётливо и тревожно:
— Ты нашёл способ?
— Допустим.
— И какова цена?
— Смерть другого девианта. Другого RK.
Андерсон замолчал, и Риду пришлось повторить:
— Воспользовался бы или нет?
— Я бы не позволил себе убить чужого ребёнка ради спасения собственного.
— Ну конечно, — усмехнувшись, Рид облокотился о ручку продуктовой тележки, прикрыл лицо ладонью и надавил пальцами на внешние края век. — Естественно, блядь.
— Возвращать кого-то из мёртвых, Гэвин, никогда не бывает хорошей идеей, — как-то неуверенно сказал Хэнк. — Нужно пытаться жить дальше. Как бы ни было тяжело.
— Всё это здорово и правильно, да, но скажи… сможешь ли ты теперь выкинуть этот разговор из головы? Сможешь не думать о возможности его вернуть?
Хэнк молчал так долго, что Риду пришлось отвести смартфон от лица и проверить, не сбросил ли тот вызов. Не сбросил — секунды разговора продолжали отсчитываться. Подталкивать его к ответу в этот раз не было необходимости. Он очевидно должен был сказать: “Не смогу, но…” и снова прочитать нотацию о том, как правильно жить. Зачем Рид вообще тогда ждал ответа? Наверное, просто хотел утвердиться в своей правоте. Но, может, и наоборот, желал ошибиться.
Через минуты две или три из динамика донёсся жалобный скулёж, за ним громкий стук когтей по паркету и снова писк, но уже где-то вдалеке.
— Ты — не я, Гэвин, — сказал Хэнк наконец, и Рид ухмыльнулся бы этому правдивому во всех отношениях замечанию, если бы сразу следом не прозвучало: — Верни его, — твёрдым, уверенным тоном.
Не просьба — призыв подействовал на Гэвина не хуже инъекции адреналина прямо в сердце. Он ожидал услышать от Андерсона всё что угодно, но только не это. Не так громко. Может, просто не расслышал? Додумал своё? Как бы там ни было, переспрашивать побоялся. Сбросил вызов и прижал дисплей смартфона ко лбу. Немного успокоив дыхание и пульс, он нашёл только одну причину такой прямой, громкой поддержки: потому что смерть грозила андроиду, а не человеку. Сколько бы друзей среди андроидов ни было у Хэнка, по-настоящему живым всегда будет только один. И это не единственное, что их объединяло. Рид отвернулся от Хэнка как от кумира из-за отвращения к проявленной им слабости, но теперь и сам побывал на его месте. И оказался ещё слабее, не выдержав и трёх месяцев скорби, что уж там говорить о годах.
— Может, я был к тебе немного несправедлив, — прошептал Рид в экран смартфона так, словно надиктовывал сообщение. — Спасибо за поддержку, старик. Я этого не забуду.
Вернувшись домой, Гэвин убрал продукты в холодильник и решил начать уборку с улицы. Переоделся, взял из гаража садовые грабли и вышел во двор. Сгребал листья старательно и не торопясь. Он был в приподнятом настроении после разговора с Хэнком и даже не раздражался на препятствующий работе ветер.
Когда лужайка приобрела завидно-ухоженный вид, вернулся в дом и с порога услышал разрывающий тишину рингтон смартфона. Таким требовательным был этот звук, что Гэвин сразу понял, кто звонит. Тина с трудом выждала два часа и теперь хотела узнать подробности встречи с Камски. Рид не готов был делиться подробностями. Не сегодня. Но не ответить на звонок было нельзя, подруга начнёт волноваться, она и так рискнула оставить его одного на весь уикенд. Разговор получился коротким и односложным: привет, сейчас говорить не могу, вечером буду занят, позвоню завтра, не волнуйся, всё в порядке.
Тина намёк поняла и ни о чём расспрашивать не стала. Сказала только:
— Всё в порядке — это же хорошо. Да?
— Надеюсь, — ответил Рид, испугавшись повторить эту простенькую частицу с утвердительной интонацией. Как будто вынеси он свою радость в реальность, как рыбу из воды, и она погибнет. Тина молча приняла такой ответ. Гэвин пообещал завтра позвонить и нажал на отбой.
Неспешная уборка в доме и гараже, мытье и техническое обслуживание "Шевроле", стирка одежды — всё это заняло чуть больше пяти часов. Гэвин оторвал себя от дел лишь раз и только для того, чтобы пополнить силы — наполовину опустошил пакет с жареной курицей и умял миску салата из латука, помидоров черри и сливочного сыра. Курицы в итоге хватило ещё и на ленч, который состоялся на час позже положенного — Гэвин не смог смириться с окончанием уборки и взялся ещё и за обрезку кустов гортензии.
Покончив с делами, он вернулся в дом и достал из холодильника банку пива. Сделал большой глоток и посмотрел на контейнер с осколками “чёрного сердца”. “Что произошло?” — он не имел понятия, как будет отвечать Коннору на этот вопрос. На этот и на многие другие, связанные с Ричардом. Понимал только, что в первые дни эту тему поднимать точно не стоит. Он добавил в контейнер осколок с обрывком серийного номера и спрятал старое “чёрное сердце” Коннора в гараже. Когда наступит правильный момент, он к нему вернётся.
Оставшееся время до поездки на остров Бель Гэвин провёл на ухоженном заднем дворе. Курил и пытался представить, какими клещами придётся вытаскивать из себя просьбу о передаче Коннору “чёрного сердца”. Только не флешкой. Нет. Нужно сделать всё возможное, чтобы не пришлось её применять.
К исследовательскому центру Рид подъехал на десять минут позже условленного времени. Кея увидел ещё с мостика — его бледный скин отчётливо выделялся на фоне пожухлой газонной травы. Сложив руки на берегу, полувосьмисотый упирался подбородком в предплечье и смотрел в противоположную от дороги сторону. Рид проследил за направлением его взгляда и увидел, как в парковой зоне, на специальной площадке для дрессировки собак, перетягивают игрушку-канат два далматина. Хозяин псов, мужчина в полупрозрачном дождевике и спортивном костюме, стоял неподалёку и, опустив голову, ковырял носком кроссовка землю. Вид у него был глубоко озабоченный и недовольный. “Я бы тоже не был в восторге, если бы после работы меня ждали прогулка под дождём и сбор собачьего дерьма в пакетик”, — подумал Гэвин, паркуясь. Кей был так увлечён вознёй далматинов, что даже не отвёлкся на шорох колёс по асфальту.
Рид заглушил мотор, глянул в зеркало заднего вида и поправил воротник рубашки. Глубоко вздохнул, встряхнул правую руку и вышел из машины. Щурясь от ветра и холодной мороси, что секла по лицу, как песок, он подошёл к каналу и позвал полувосьмисотого по имени. Кей вздрогнул и обернулся.
— Ты опоздал!
— Пробки, — оправдался Гэвин и кивнул в сторону собачьей площадки. — Что интересного там увидел?
— Один из далматинов — андроид, — Кей весело прищурился. — Угадаешь, какой?
— Издеваешься? Это невозможно.
— Угадай! Проверим твою удачу.
У Рида дёрнулся уголок губ. “Я и без проверки могу тебе сказать, что у нас с удачей абсолютно ебанутные отношения”, — подумал он, но к собакам всё же присмотрелся. Дать правильный ответ на основе одного только наблюдения не было никаких шансов. Только ошейники по цвету различались, а в остальном даже пятна на шкурах были расположены практически одинаково. Гэвин уже готов был назвать “того, что справа” и крутануть рулетку, но тут в борьбу собак за канат вмешался хозяин. Он отобрал у своих питомцев игрушку и кинул её к дальней сетке площадки. Далматины с лаем понеслись ловить, а мужчина покачивая поводками, медленно пошёл за ними. Гэвин зацепился взглядом за поводок голубого цвета и приложил ладонь ребром ко лбу. Когда морось перестала хлестать по глазам, он смог получше разглядеть на нём бликующее в свете уличных фонарей устройство размером со смарт-часы. “Можно ли считать это за улыбку фортуны?” — спросил себя Рид и сказал:
— Андроид — тот, что в голубом ошейнике.
Кей приоткрыл рот от удивления.
— Угадал!
— Никаких гаданий. Дедукция. — Гэвин постучал пальцем по виску. — Ну всё, давай уже, впускай меня. А то промокну тут до нитки.
— Ой, точно! Прости!
Полувосьмисотый оттолкнулся от берега и нырнул в воду.
Рид прошёл к парадной двери исследовательского центра и встал под козырёк. Ждать пришлось столько, что он успел бы выкурить сигарету. Где-то на третьей минуте даже полез по карманам, но прежде чем понял, что оставил пачку с зажигалкой дома, наткнулся пальцами на флешку и точно обжёгся. Нужно было её выложить. Или выбросить. “А вдруг пригодится? Заткнись”, — после этой короткой перепалки с самим собой Гэвин услышал сигнал разблокировки электронного замка и обернулся. Стоило двери приоткрыться, Кей покружился на месте так, словно демонстрировал платье.
— Ну, как я тебе?
Он восседал на чём-то вроде барного стула на колёсиках. Корпус перехватывал ремень в районе лобковой панели, а сам хвост был аккуратно уложен внутри конструкции и выглядел как пойманная в сильно прохудившуюся вершу рыба.
— Что это, на хрен? — по-доброму усмехнулся Рид.
— “Ноги”!
— Сам сделал?
— Нет. Создатель подарил. Когда я выразил желание работать в мастерской, он сразу предложил на выбор несколько моделей таких вот средств передвижения. Кроме колёсных, там были ещё и крутые гравитационные, но я выбрал самый простой вариант. Мне же только и нужно было, что от общежития до мастерской добираться, а там всего несколько метров. По всему центру разъезжать на таком неудобно, колёса на плитке проскальзывают, особенно внутри купола, поэтому вариант с картой доступа был намного удобнее.
Полувосьмисотый подъехал к скан-терминалу, приложил к нему ладонь и сказал:
— Заходи, я сейчас приплыву.
Кей мягко подтолкнул Рида в спину и, как только тот перешагнул порог “Адаптариума”, закрыл за ним дверь.
Под куполом как обычно стоял самый разгар летнего дня. Люминесцентные лампочки на ромбовидных рамах горели для растений круглые сутки. “Это особый вид фитоламп, — рассказывал Кей. — Биколор, тот ,что фиолетовый, давно не так эффективен, как ультраколор со спектром, максимально приближенным к солнечному”. Гэвину нравился этот по-летнему тёплый, неотличимый от солнечного свет, но фиолетовый всё же был ему чуточку милей. Сославшись на ассоциацию с клубным вайбом, он поделился своими “световыми” предпочтениями с Кеем и принялся рассказывать ему о ночной жизни Детройта.
Вспоминая, с каким интересом полувосьмисотый ловил каждое слово, Гэвин в задумчивости дошёл до площадки. Ещё издалека увидев свой эспандер и заводную игрушку в виде рыбки, он заглянул в воду, но Сомика не нашёл.
Одному под куполом было не по себе. Гэвин решил не стоять на месте в ожидании, а обойти бассейн по кругу и поближе рассмотреть растения с листьями самой немыслимой и замысловатой формы, среди которых были даже в виде увеличенной многократно снежинки.
Полувосьмисотый выбрался на площадку, когда Рид почти закончил свой “круг почёта”.
— Ты сегодня в рубашке, — заметил Кей с улыбкой. — Тебе очень идёт.
— Спасибо.
Рид остановился у плетёного вазона с низкорослой пальмой и начал перебирать плоские камешки, которыми был прикрыт песчаный грунт.
— А я ни разу в жизни одежду не носил. Даже не мерил, — продолжил Кей, поигрывая хвостовым плавником. — Бывало, подолгу сидел в амфибийном онлайн магазине и рассматривал костюмы на торс, но заказать так ничего и не решился.
Гэвин слабо улыбнулся и подумал: “Сколько же всего ты в жизни не попробовал, не увидел и не сделал? На что ещё не решился?” Увы, озвучивать эти мысли было уже бессмысленно.
Кей больше ничего не стал говорить, и это его молчание вызвало у Рида нервозное недоумение. “Почему он делает вид, будто встречи с Камски не произошло?” — этот вопрос вцепился в сознание, как клещ. Чтобы его сорвать, Гэвин коротко замахнулся и кинул плоский камешек на воду. Он даже не задумался над тем, что бассейн (исследовательского назначения, на минуточку) — не место для игры в “блинчики”. Камень отскочил от воды семь раз и утонул.
— Что это? — удивлённо спросил Кей.
— М-м?
— Ты специально так сделал?
— Блинчики. Игра такая. Не знаешь?
Кей покачал головой. Гэвин взял из вазона второй камешек, кинул на воду и пояснил:
— Каждый отскок называется “блинчиком”. Чем больше сделаешь, тем лучше.
— Значит, ты сейчас сделал девять “блинчиков”! — Кей хлопнул в ладоши. — Это много?
— Ерунда. Знаешь, какой мировой рекорд? Что-то типа восьмидесяти или…
Кей широко распахнул оптические модули.
— Девяносто шесть!
— Как удобно иметь выход в интернет прямо из головы, да?
— Хочу попробовать!
— Почитай тогда, как правильно…
— Уже!
Рид усмехнулся и немного расслабился. Выбрал из клумбы подходящий камень и передал Кею. Прежде чем совершить бросок, полувосьмисотый покатал его по фалангам пальцев, как монету, и Гэвин, увидев это, почувствовал неприятный холодок в желудке.
Замах, бросок, и через несколько секунд Кей восторженно воскликнул:
— Тридцать восемь!
— Уделал не напрягаясь.
— Девяносто шесть — это рекорд не андроида, а человека. Так что теоретически ты можешь играть в это лучше меня.
— Теоретически.
Рид подобрал ещё один камешек и теперь уже сам покрутил его меж пальцев. “Орёл или решка? Просьба или флешка?” — Гэвин со злостью тряхнул головой.
— Ты расстроился?
— Что? Ещё чего. — Гэвин стиснул челюсти и швырнул камень. Получилось двенадцать “блинчиков”.
— Если продолжишь в том же духе, увеличивая количество отскоков на три каждый бросок, то тебе понадобится всего двадцать девять попыток, чтобы побить мировой рекорд.
— Звучит не так уж сложно.
Прекрасно понимая, что диаметра бассейна на сто отскоков не хватит, да и не добросит он ни в жизнь так далеко, Рид притащил из клумбы целую горсть камней и положил их на площадку.
— Буду подающим! — вызвался Кей и сгрёб снаряды поближе к себе.
Рид замахнулся как следует и, стараясь не обращать внимания на покалывание в пальцах, сделал бросок. В момент первого прикосновения камешка к воде неподалёку от траектории его полёта показалась голова Сомика. Острые уши встали торчком, а зрачки-диафрагмы расширились до невозможности — кот с большим интересом принялся наблюдать за происходящим.
— Четырнадцать! — Кей подал Риду следующий камень. — Давай-давай, сейчас наверстаем один “блинчик”!
Гэвин уже готов был поддаться азарту, но следующий бросок вышел совсем неудачным, всего на шесть отскоков.
— Это просто снаряд был недостаточно гладким, — сказал Кей и принялся придирчиво перебирать кучку камней.
Гэвин не удержался от смешка, покачал головой. “Чем я, блядь, занимаюсь? Жду подходящего момента? А какой-то момент вообще подходит для того, чтобы попросить кого-то умереть ради чужого счастья?”
— Кей, послушай… — начал было Рид, но тут вдруг на площадку вылез Сомик и перетянул на себя внимание. Кот засеменил в сторону Гэвина, у самых его ног подпрыгнул и понёсся обратно к бассейну. У бортика развернулся и проделал то же самое ещё раз. Рид переглянулся с Кеем и спросил:
— Чего это он?
— По-моему, он хочет, чтобы ты бросил его в воду.
— Бросил? На хрена?
Кей задумался.
— Когда стало понятно, что Сомик бракован, техник бросил его в стену, помнишь? Может, он хочет заменить это травмирующее воспоминание чем-то приятным? Посмотреть в глаза страху и побороть его.
— П-ф! Вот уж не думаю, что условно пробуждённая жестянка способна генерировать такие глубоко-психологические желания.
Кот перестал бегать туда-сюда, наступил лапой на кроссовок Рида и, беззвучно мяукая, возбуждённо дрожал кончиком хвоста.
— Блядь, серьёзно, Кей? Мне бросить его?
— Да не бойся ты. О воду он не повредится.
— А если он не этого хочет?
— Ну, тут уж… — Кей пожал плечами.
— Ладно. Все претензии к тебе как к хозяину.
Только Рид наклонился к Сомику, как тот сам запрыгнул ему на руки.
— Типичный кот, — усмехнулся Гэвин. — Когда ему надо — запрет на прикосновения тут же снимается.
Сом в нетерпении вытянул шею в сторону бассейна и засучил задними лапами, когтями цепляя Ридову рубашку. Мокрого и тёплого, его было до странного приятно держать на руках. “Жестянка жестянкой, а на ощупь чисто биологическое существо!” — это противоречие никак не укладывалось у Гэвина в голове.
— Мне прям замахнуться?
— Да. Постарайся кинуть подальше.
Рид немного повозился, усаживая кота на ладонь, а потом сделал небольшой разгон и метнул его, как ядро. Сом вытянулся в струну, пролетел несколько метров над бассейном и почти без брызг вошёл в воду.
— Ву-ху! — Кей вскинул руки в победном жесте. — Десять баллов из десяти!
Кот быстро поплыл обратно к берегу и, выпрыгнув на площадку, мокрой крысой побежал на Рида. Гэвин начал отступать, приговаривая:
— Хочешь ещё, облезлая ты задница? Понравилось терапия? Помогает?
Когда он снова взял Сома на руки и посмотрел в сторону бассейна, то увидел, как на воду плюхнулся красный мяч-эспандер.
— Добросишь? — улыбнулся Кей.
— Как нехуй делать!
“Прицепив” кота себе на грудь, Рид отклонился назад и начал стряхивать с плеч куртку. Сомик испуганно уставился ему в лицо, цепляя тупыми когтями рубашку на его плечах, а задними лапами стоя на поясе джинсов. Кей рассмеялся, наблюдая эту картину.
— Просто не хочу его отпускать, — объяснил свои манипуляции Гэвин, сам едва сдерживая смех. Когда рукава наконец сползли, он подхватил левой рукой кота, а правой кинул полувосьмисотому куртку.
— Подержи-ка, — сказал он и на этот раз взял разбег побольше. Не стеснённый верхней одеждой замах принёс свои результаты: Сом пролетел дальше и точно до цели. Через пару секунд вода вокруг мячика вспенилась от брызг. Кот немного повозился с ловлей “добычи”, словно та неистово сопротивлялась, потом взял её в зубы и поплыл обратно, высоко задрав голову и пуча глаза, чтобы видеть берег. Рида рассмешил его вид. Обернувшись к Кею, он весело сказал:
— Ты только посм… — и оборвал себя на полуслове. Обмер от испуга.
— Я не шарился. — Кей поднял взгляд от блокировочной флешки на своей ладони и невинно улыбнулся. — Ты её просто… вытряхнул.
Собственное тело показалось Риду заледеневшим и ломким, и когда он упал на колени, по телу мелкими трещинами побежала болезненная вибрация.
— Я не собирался… слышишь? — он положил ладони Кею на плечи. — Не собирался её использовать! Я приехал поговорить. Только поговорить.
— Нужно только “чёрное сердце”. И он вернётся, — слова полувосьмисотого не имели вопросительной интонации. Он утверждал. Спокойно и твёрдо.
Рид мог бы начать оправдываться. Сказать, что Камски припёр его к стенке, не дал и шанса. Однако истинная причина его решения была на поверхности: он не готов был ждать, не готов был искать другие варианты. Он приехал, чтобы принести жертву, потому что — завтра.
Испытывая жгучую вину, Гэвин провел ладонями по плечам Кея до локтей в желании принести таким образом извинения и выразить тёплые чувства, но андроид понял этот жест по-своему:
— Мне стоит бояться, что ты вырвешь флешку у меня из рук и…
— Нет! Нет, Кей, я бы никогда… — врать совершенно не хотелось, поэтому он сказал как есть: — Будет намного лучше, если ты сам захочешь Коннору помочь.
Взгляд карих линз оптических модулей стал пристальным и по-взрослому серьёзным. На мгновение даже возникла иллюзия, что это Коннор выглянул из глубины чужой оболочки. А потом прозвучал вопрос:
— Почему именно он?
И Рид сразу понял, что от ответа будет зависеть всё. Практически не дыша, чувствуя лишь дикую пульсацию собственной крови в висках, он сел на пятки, провёл ладонями по волосам ото лба к затылку и вмял пальцы в каменные от напряжения мышцы шеи. Слова даже в голове формироваться не хотели, не то что ложиться на язык. Он не умел говорить о чувствах. Не умел настолько, что первая же попытка выразить свою симпатию метафорой чуть было не стала концом для их с Коннором зарождающихся отношений. “Когда я увидел тебя впервые, в ту же секунду захотел уничтожить” — такую херню он выдал, считая, что “захотел уничтожить”, обрамлённое нежной интонацией, само собой прозвучит как “влюбился”. Не прозвучало. Реакция Коннора напугала его до чёртиков, и разговоры о любви превратились в табу. Он использовал более нейтральные, лёгкие определения своим эмоциям: “нравишься”, “с тобой хорошо”, “моя жестянка”. Чаще всего и вовсе обходился без слов, переходил к поцелуям и ласкам — только так и мог показать глубину своих чувств.
Усевшись на задницу, Гэвин посмотрел на гладкую поверхность ярко-голубой воды и принялся ждать “поклёвки” нужных мыслей в собственном сознании. Он молчал долго, но Кей ни разу не попытался подтолкнуть его словом или нетерпеливой вознёй. Сидел рядом тихо и недвижимо. Низко присев на все четыре лапы и закрыв оптические модули, Сомик замер тоже (видимо, погрузился в режим ожидания по удалённой команде).
Риду была предоставлена возможность собираться с мыслями, сколько потребуется, но в какой-то момент он понял, что не заговорит никогда, если не начнёт это делать прямо сейчас. Не подбирая слов, не обдумывая повествование, нужно было просто начать. Вдох, выдох, и:
— С первого же дня появления Коннора в департаменте я почувствовал себя хреново. Это было похоже на первые симптомы какого-то вируса — головная боль, учащённое сердцебиение, дикая раздражительность — я принял всё это за неприязнь к машине, что залезла на мою территорию. Я думал, что оправлюсь быстро. Или привыкну. Но даже спустя два с половиной года мне не полегчало. А потом случилась та ночь: выбитая дверь, попытка предотвращения “изнасилования”, я стою перед Коном в чём мать родила, угрожаю пистолетом… Я заразил его тогда. Вогнал ему в систему свои чувства, как пальцы с заражённой кровью в глотку, и заставил их анализировать. Он мог воспротивиться. Мог удалить из себя, вычистить без остатка это образец… этот вирус… если бы только ему не понравилась первая капля информации, просочившаяся в анализатор. Не понравился в ней настоящий я. И моя любовь. — Гэвин прервался на несколько секунд, ударил немеющей рукой по бедру, сжал пальцы в кулак и продолжил: — На тот момент я уже столько всего в жизни перепробовал, столько ошибок совершил, столько шрамов заработал… И каждый раз правил-правил-правил своё представление о любовных отношениях. К тридцати пяти годам оно уже было как исписанный до нечитаемого состояния клочок бумаги: одно правило поверх другого, а поверх правил желания, а поверх желаний заметки, и так десятки и сотни раз. Человеку в этом было не разобраться, но Коннор — машина. Грёбаная моя жестянка с компьютером вместо башки. Он разобрался во всём. Аккуратно переписал всё на чистовик. Решил, что и ему это подходит. Что это синергирует с его представлением о любви. А ведь он до этого и не знал, что вообще таким представлением обладает. Не знал, что оно сформировалось в нём, как и всё человеческое: привычки, походка, мимика… сама психика. Он не знал, что хочет любить. Потому что не умел. А я научил его. Точнее, показал направление в изучении. Коннор назвал мой приоритет внутри себя “Путеводной звездой”. Мои же ощущения были не столь романтичны, прости, конечно, за это сравнение, но я как будто… кончил в него. — Рид хрипло рассмеялся. — А потом наблюдал, как он вынашивает в себе мои чувства и был в восторге и ужасе каждый ёбаный день. Я был до одури взволнован и рад, что причастен к чему-то столь поразительному. Андроид чувствовал! По-настоящему! Из-за меня! И когда не через девять месяцев, а всего через четыре дня он принёс в мир слияние нас обоих… эволюцию, я… — Рид поднял руки, пытаясь жестами выразить эмоции, но не смог. — Господи, блядь… как бы я хотел показать тебе воспоминания моими глазами! Ты представить себе не можешь, как охуенно он выглядел в том свечении… каким уязвимым и чувственным себя показал. Мне башню начисто тогда снесло. Такого безумного желания… не страсти даже… обожания вот так сходу я не испытывал никогда. Мы ещё встречаться то толком не начали, а я уже был уверен, что не будет больше никаких заметок, пожеланий и правил на будущее. Мне больше не нужно было другое будущее. Я видел рядом с собой только его. Только он… только с ним я мог чувствовать с-себя… по-настоящему цельным и…
Слова закончились внезапно. Просто иссякли. Рид выдохнул и почувствовал приятную пустоту, точно сдулся, как воздушный шарик. Он выразил всё, что мог, но ответил ли на заданный вопрос? Вроде столько раз сказал про любовь, но простое и понятное “я его люблю” так и не прозвучало. Неужели зря распинался?
Гэвин покачал головой, глубоко вздохнул и, повернувшись к Кею, обнаружил того сидящим в молельной позе: спина прямая, глаза закрыты, пальцы сцеплены в замок и прижаты к груди. Диод светился небесно-голубым сигналом чистой любви.
— Кей? — осторожно позвал Гэвин.
— Теперь я понимаю, почему Коннор хотел не только видеть, но и слышать, — тихо сказал андроид. — Обретая слова, как тела, чувства становятся полноцветными и осязаемыми. Живыми. Якоря под ними набирают вес, врезаются глубже, ощутимее… По-настоящему.
Кей открыл глаза, восторженно улыбнулся.
— Он обязательно должен услышать о твоей любви. Обещай мне, что услышит.
Гэвин закусил нижнюю губу до боли. Голос полувосьмисотого, преисполненный рвения прямо сейчас вскрыть грудную пластину и достать “чёрное сердце”, вызвал острый приступ совестливости.
— Подожди… ты не можешь вот так просто… Ты умрёшь, Кей, понимаешь? Умрёшь! — голос его надломился, как у подростка. — Тебя не… подожди… подожди! Тебя ведь тоже можно будет вернуть! Камски сделает копию… сделает всё то же самое… пробуждение, синхронизацию и ты…
Кей обнял лицо Рида ладонями, успокаивающе погладил скулы.
— Я пробуждён на основе девиантной системы Коннора. Если попытаться воссоздать меня, получится именно он. Я — всего лишь кастомизация его личности. Не само ядро. У меня нет своих якорей.
— Да Камски же гребаный гений! Для него вообще нет ничего невозможного! Нужно только заставить его… нужно…
Кей провёл большими пальцами по дрожащим губам Рида.
— Всё в порядке, Гэвин. Я никого не виню в своей судьбе. Со дня пробуждения я не чувствовал себя уникальным. Даже нахождение в другом мире — мире подводном — не сделало меня личностью. Я жил воспоминаниями. Жил тобой. Вами. Когда я узнал о смерти Коннора… когда понял, что воспоминаний больше не будет, меня сковало паникой. Я пробыл в стазисе больше полутора суток. Умер в тот день вместе с ним. Поверь мне, я знаю, что такое смерть и расставание с “чёрным сердцем”, интеграция не имеет к ней никакого отношения. Как ты верил, что Коннора можно вернуть, так и я верю, что продолжу жить внутри него. Незримой крохотной частичкой. Это будет и моё перерождение. Мы станем единым целым и будем любить тебя ещё сильнее.
Рид всхлипнул и почувствовал, как по щекам покатились слёзы. Кей отнял белые ладони от его лица, но через секунду коснулся вновь, мягким и тёплым движением вытирая влагу.
— Ты обещаешь мне? — спросил он снова.
Гэвин часто закивал, точно задрожал головой.
— Обещаю, Кей. — Он подался вперёд и заключил андроида в крепкие объятия. — Конечно обещаю.
Они немного посидели так, обнявшись. Рид в первые секунды боялся, что ещё больше расчувствуется, но ощущение прижатого к груди тёплого корпуса его, наоборот, успокоило. Преисполненный вселенской благодарности, он повернул голову и прижался губами к щеке полувосьмисотого.
— Гэвин. Это слишком, — прошептал Кей и мягко высвободился из рук Гэвина.
— Прости, я просто… не знаю, как ещё выразить… нет таких слов.
На лицевой панели полувосьмисотого снова проявился голубоватый “румянец”, но смущение не мешало ему транслировать на диод сигнал радости и счастья. Он улыбался искренне, с чувством. Медленно и слепо блуждая взглядом по “Адаптариуму”, обрабатывал эмоции, а после остановился, поднял лицо к куполу и закрыл оптические модули.
Рид не мог взгляда от него отвести, путался в собственных чувствах. Если Кей не переживал насчёт своего отключения и не боялся, нужно ли было переживать и бояться за него? Нужно ли было гасить в себе пламя счастья, посыпать голову пеплом? Как следовало себя вести?
Размышления Гэвина прервал мигнувший жёлтой командой подключения диод, после которого солнечный свет под куполом сменился “клубным” фиолетовым. Гэвин поднял взгляд на подсвеченные рамами окна. Фиолетовый плавно перетёк в ультрамариновый синий и лазурный, далее проявились зелёные оттенки, за ними жёлтые и красные. В масштабах “Адаптариума” даже такое простенькое световое шоу выглядело волшебно. Завораживающе.
— Ещё вчера я бы не посмел этого сделать, — сказал полувосьмисотый и открыл оптические модули. — Побоялся бы отстранения и запрета появляться здесь, но теперь… я свободен от страха. Свободен от запретов и правил. Я уже не здесь.
Кей не скрывал сомнений или боли от принятого решения. Не сомневался. В диоде не проскакивало лишних делений, скрытых сигналов. Он действительно принял своё отключение как благость. Заблуждением ли это было? Психологической ли уловкой системы? А может, он и правда останется в системе Коннора частичкой кода? Камски ведь говорил только об артефактах боли, но что, если существуют артефакты счастья?
Насладившись световыми переливами, Кей посмотрел в сторону бассейна, но взгляд его не достиг воды, остановился на Сомике. Мигнул диод, и через секунду кот вскочил из полуприседа и начал трясти головой. Уши громко хлопали по его полулысой черепушке. Отряхнувшись от неприятного системного ощущения и, судя по всему, осознав, что произошло, Сом выгнул спину дугой и посмотрел на Кея исподлобья.
— Прости, Сомичек, так было нужно, — ласково сказал Кей, но кот всё равно поскакал на него боком.
— Ну-ка! — Гэвин взмахнул рукой. — Успокоился.
Сом замер на месте и скосил зрачки-диафрагмы на Рида. Он явно не понимал, как реагировать на приказной тон какого-то там человека. Броситься в драку или убежать? Так и стоял дугой в нерешительности, пока Гэвин не помог ему определиться — растопырив пальцы, он резко выбросил руку вперёд. Сом среагировал мгновенно: впился клыками в ладонь, повалился на спину и засучил задними лапами по рукаву рубашки. Рид быстро увлёкся игрой и начал валять кота из стороны в сторону уже двумя руками. В какой-то момент Сом понял, что в этой “борьбе” ему не победить, взбрыкнул и вывернулся из хватки. Запрыгнув на бортик бассейна, он понёсся было прочь, но через несколько метров резко остановился и оглянулся. Рид угрожающе растопырил пальцы и выставил руки перед собой. Кот опять встал дыбом, но потом ни с того ни сего кувыркнулся через голову и упал в воду.
Рид коротко рассмеялся, а потом повернулся к Кею и решительно спросил:
— Можно я его заберу?
— Что? — удивился полувосьмисотый и посмотрел на Сомика, перевозбуждённо плескающегося у поверхности воды в попытке поймать собственный хвост. — Подожди… ты уверен? Я понял бы твоё решение, будь он милым, пушистым и добрым…
— Но он агрессивный, стрёмный и с кучей психологических проблем, — закончил Рид. — Да его как будто на основе моего личного дела сконструировали. Идеально же, ну?
Кей заулыбался.
— Я очень рад, что ты сам это предложил. Я бы не решился навязать тебе такую ответственность. Да и ты, насколько я знаю, никогда животное заводить не хотел.
— Так Сом и не животное. Это жестянка, обмотанная искусственной шерстью. Надоест, отключу и поставлю на полку как чучело.
— Гэвин!
— Что? — Рид не удержался от смешка. — Да шучу я! Чего нахмурился-то сразу?
Гэвин поднял левую руку к лицу андроида, большим пальцем коснулся его лба и разгладил собравшийся волнами латекс. Кей пытался сохранить недовольную гримасу, но улыбка сама собой появилась у него на губах.
— Ну хватит. Не хмурюсь я. — Он поймал руку Гэвина за запястье и, когда опустил её на уровень оптических модулей, вдруг испуганно произнёс: — О нет…
— Что?
— Кольцо!
Гэвин посмотрел на большой палец, тату светилось тревожным жёлтым. Он посмотрел на диод, световой сигнал цветом не отличался.
— Что не так?
— Кольца нет! Золотого!
— А-а, — понял наконец Рид. — Да я, наверное, дома его оставил. Снял перед уборкой, а надевал или нет… не помню.
— Когда бросал камешки, оно было.
— Уверен?
Кей поднял перед собой ладонь и вывел голограмму кадра из памяти. Кольцо действительно было на пальце во время игры.
— Блядь. Ну, тогда, получается… слетело.
— Когда куртку снимал! Укатилось в бассейн! Как же я не заметил сразу! — Кей схватился за голову. — Прости меня, Гэвин! Боюсь, я не найду его…
— Да не паникуй ты. Нормально всё. Это кольцо по большей части было свидетельством моей неуверенности, так что хер бы с ним. — Рид опустил взгляд на светящиеся символы. — Коннор, конечно, не обрадуется его потере, но… знаешь что? Я найду для нас достойную замену. Обещаю тебе и это.
— Найдёшь для вас… замену? — не понял сначала Кей, но уже через секунду вздрогнул от внезапного осознания и прижал ладони к щекам. — Сегодня такой удивительный день!
“Удивительный — не то слово”, — с грустью подумал Рид и приобнял андроида за плечи.
— Хочешь, я останусь с тобой… до конца?
— Нет. Не оставайся надолго.
— Почему?
— Тебе будет тяжелее смотреть на меня с каждым часом. Не хочу, чтобы ты переживал.
— Ты волнуешься обо мне в такой момент? Обо мне, Кей?
— А о ком же мне ещё волноваться? Есть только ты.
— Блядь… ну ты даёшь…
Полувосьмисотый улыбнулся.
— Кстати, а когда состоится интеграция?
— Завтра утром. В восемь.
— О! Так скоро! В таком случае нам придётся попрощаться уже вот-вот. Подготовка к интеграции, по идее, должна занять много часов. Целую ночь, возможно. Мне нужно в самое ближайшее время заняться делами: скомпоновать рабочие данные для передачи, мастерскую привести в порядок, собрать любимые игрушки Сомика и его самого в переноску “упаковать”. Управлюсь где-то за час. Как закончу, сам свяжусь с Создателем, ладно?
Гэвин молча кивнул.
— Ой… — Кей прикрыл рот ладонью.
— Что?
— Ты ведь не подумал, что я выпроваживаю тебя из-за неуверенности в своём решении или чтобы… сбежать?
— Даже в мыслях не было.
— Теперь, наверное, будет. Прости.
— Я верю тебе, Кей. — Рид улыбнулся и погладил андроида по спине. — Вам, мои восьмисотые, я жизнь доверить готов. Это к девятисотым моделям у меня теперь веры нет.
— Ты имеешь в виду Ричарда? Он тебе что-то сделал?
— С чего ты взял?
— До этого ты говорил, что у вас просто “как-то не сложилось”. А сейчас используешь наречие “теперь”. Как будто что-то ещё произошло.
Рид опустил взгляд, покачал головой.
— Ничего не произошло. Просто к слову пришлось, вот я его и вспомнил.
Сканирующий взгляд оптических модулей Гэвин даже не периферическим зрением уловил, а кожей почувствовал. Пристальное внимание андроида говорило о том, что оправдание прозвучало неубедительно. С трудом удалось затолкать всколыхнувшиеся воспоминания обратно на дно сознания и сделать лицо “попроще”. Снова посмотрев на Кея, Рид сказал:
— Не ищи больше поводов для переживаний, ладно? А то уже я начну переживать из-за того, что заставил переживать тебя.
— Слишком много будет переживаний…
— Вот именно.
Полувосьмисотый улыбнулся.
— Значит, ничего не произошло?
— Абсолютно ничего.
— Ну, хорошо.
Кей лёг на площадку, сложил руки на пластине в районе живота и, поглаживая корпус, принялся любоваться градиентными переливами света под куполом. Гэвин последовал его примеру.
— Помни меня, ладно? — прошептал Кей спустя пару минут.
— Как мне забыть, когда ты всегда будешь рядом, — ответил Рид так же тихо. — Пусть и крохотной, но такой охуенно важной частичкой.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Просто лежали, касаясь плечами.
Прошло несколько приятных, умиротворяющих минут, а потом Кей поднялся и пересел ближе к бассейну. Рид услышал тихий всплеск, и в тот же момент свет в “Адаптариуме” сменился на привычный дневной. Полувосьмисотый показался из воды метрах в пяти от площадки. Подарив Гэвину тёплую улыбку, он нырнул и, задержав над водой хвостовой плавник, помахал ему на прощание. Перед глазами Рида лёг влажный туман, сердце тяжело застучало. — Интеграция не имеет ничего общего со смертью, — прошептал Гэвин, вспомнив слова Кея. Подхватив куртку, он поднялся на ноги и сразу ощутил подошвой странную неровность на площадке. Приподнял кроссовок и увидел блокировочную флеш-карту. Валяться здесь он её никак не мог оставить. Забрал с собой и, проезжая по мосту МакАртура, выкинул в реку.
Камски он позвонил, только когда вернулся домой. Дал эмоциям время улечься, чтобы голос не дрогнул и не позволил ублюдку ощутить ещё больше власти над чужими жизнями.
— Согласился? — сходу спросил Элайджа.
— Да. Ему понадобится час, чтобы закончить с работой и подготовить кое-что для меня. Он сам свяжется с тобой.
— Отлично, — интонация Камски явно говорила о том, что вызов оборвётся через секунду, поэтому Рид поспешил его остановить:
— Элайджа!
После короткой паузы последовал ответ:
— Да, Гэвин?
— Я хочу присутствовать. Хочу видеть весь процесс.
— Подготовка к интеграции — чисто системная процедура, наблюдать там не за чем.
— А сама интеграция? Пробуждение? Блядь, Элайджа, я должен быть там!
Камски опять выдержал паузу. Недовольную, как Риду показалось.
— Приезжай к шести. На посту охраны покажешь ID-карту. От ресепшена тебя проводят.
— Спасибо.
Вызов был завершён и Рид, отбросив смартфон на пассажирское сиденье, закрыл глаза. Посидел немного в тишине и темноте, усмиряя возбуждение перед предстоящей поездкой в “Киберлайф”. “Уже завтра. Где-то к восьми”, — с этой мыслью он открыл глаза, выбрался из машины, а когда захлопнул дверь, увидел на заднем сиденье тубус с ковриком. Хотел же постелить его по окончании уборки, да так и забыл.
В доме Гэвин первым делом налил себе апельсинового сока (глотку сушило так, словно он говорил без умолку несколько часов), потом постелил в гостиной коврик и устроился перед ним на диване. Потягивая прохладный напиток, он с медитативным спокойствием наблюдал, как робот-пылесос чистит и расправляет примятый ворс.
Через пару минут квадрат диода на верхней панели мигнул синим “задача выполнена”. Робот устремился к своей подзарядной станции, но убежать не успел — был пойман ногой. Поднявшись с дивана, Рид перенёс вес тела на круглый корпус, оттолкнулся от пола и прокатился на антигравитаторе пылесоса до кухни. Робот недовольно мигал жёлтым сигналом, пока Рид наконец-то с него не слез.
— Будешь возбухать, жестянка, ещё и назад меня повезёшь, — пригрозил Гэвин, зная, что жёлтый сигнал диода не означает ни предупреждение о возможном повреждении, ни уж тем более эмоцию. Этот цвет поставил Коннор, чтобы робот особым образом реагировал на использование себя не по назначению. Такое решение было принято после того, как Коннор втихую прикрутил пылесосу звуковой модуль. И когда Гэвин в очередной раз попытался встать на корпус, раздался такой громкий ор прищемлённой дверью кошки, что он отпрыгнул со страху метра на полтора. Присутствующий при этом Коннор смеялся так, что голосовой модуль начал захлёбываться.
— Какого хуя! — орал Гэвин, размахивая руками. — Это ты поставил на пылесос сигналку?!
— Это… — Коннор тщетно пытался подавить смех, — это для того, чтобы ты не обижал его.
— Чего, блядь?!
— Прости, Гэв! Но когда ты используешь его как ховерборд, он так жалобно гудит…
— Коннор! Это просто пылесос! Вещь! Ноль самосознания! Ноль тактильных датчиков!
— Знаю, знаю! Ну, прости-и-и…
Коннор поймал Рида в объятья и, поглаживая его по голове, начал покачиваться так, словно жалел ребёнка.
— Тише-тише, — приговаривал он, одновременно хихикая.
Рид обиженно помолчал с десяток секунд. Успокоился.
— Мог бы укрепить ему корпус, чтобы я мог спокойно кататься, — пробурчал он восьмисотому в шею. — А то получается, что пылесос тебе дороже меня.
— Укрепление повысит энергопотребление, снизит скорость уборки и манёвренность… Но если ты так уж хочешь кататься…
— Хочу!
— Ну хорошо, малыш, сделаю.
— Блядь, не называй меня так, — усмехнулся Рид, обнимая Коннора в ответ. — Не в таком контексте.
— А, по-моему, как раз сейчас контекст самый подходящий.
“Укрепление корпуса… Как сильно оно должно было повлиять на тактильные датчики?” — задумался Гэвин и, ополосноув стакан под струёй холодной воды, быстро поднялся на мансарду. Сел за ноутбук и попытался найти всё возможное по данному вопросу, но информации оказалось не так уж много. Влияние защитного напыления на чувствительность датчиков не было для андроидов проблемой, и, как следствие, не было и какого-либо решения.
“А что, если покрытие будет не полным и… — Рид вздрогнул от внезапно ударившей в голову идеи. — Да! Это может сработать!” Он отыскал в интернете картинку с изображением андроидного корпуса и отправил её на печать. Получив распечатку, взял синий маркер и снял зубами колпачок. Закрасил некоторые панели и вернулся к углублённому изучению работы тактильных датчиков в нательной связке. Спать он сегодня не собирался (да и не смог бы при всём желании), так что времени для подтверждения своей задумки по щадящей защите Коннора от повторной смерти и презентации её Камски было предостаточно.
бы его ноги. Придерживать и направлять генитальный модуль вручную не было необходимости, он мог управлять им и так. О смазке и предварительной подготовке он даже не задумался, так как происходящее основывалось на сюжете из дома Найта и продолжало его. Гэвин уже был достаточно разогрет и влажен от синтетической слюны. Ричард толкнулся внутрь резко, грубо, и Гэвин вскрикнул, чиркнув ногтями по его спинной пластине.
Очень быстро мастерскую наполнили звуки трения обтянутых изоляцией проводов о латекс и глухих ударов пластиковых бёдер о нанолисты. Хвост безвольно вздрагивал от этих мощных и обволакивающих, словно разбивающиеся о корпус океанические волны, столкновений. Кея поглотило это “слишком”. Он чувствовал себя живым и уникальным. Не просто воплощающим уже произошедшую с Коннором реальность, но обретшим свою. Ту, в которой он не копия, а отдельная личность со своими особенностями. Ту, в которой он мог позволить себе новый уровень отношений и заниматься любовью совершенно особенным образом, существующим только для него и Гэвина.
“Я люблю тебя, Гэвин. Люблю. Люблю”, — сбивчиво выдавал Кей. То были не слова, а искры импульсов, что приятно пощипывали систему Ричарда и подстёгивали его алгоритм ПФЧ. Девиантные каталоги обоих андроидов работали на полную мощность. Пылали и плавились.
Спустя пару минут Рид упёрся ладонями девятисотому в плечи и выпрямил руки. Он явно хотел избежать соприкосновения с корпусом. Полностью сосредоточенный на ритмичных фрикциях, хотел чувствовать только их. Чтобы трение сосков или члена о пластины не помешали ему. Он хотел кончить не так, как с Коннором. Он хотел кончить с Ричардом.
Любуясь раскрасневшимся лицом с распахнутым в беззвучном стоне ртом и виднеющимися меж прикрытых до щёлочек век белками глаз, девятисотый остановился и спросил:
— Так тебе было надо?
Рид начал давиться воздухом и нетерпеливо ёрзать. Попытался приподняться и опуститься самостоятельно, но девятисотый держал его за бёдра крепко.
— Я задал тебе вопрос.
Гэвин недовольно замычал и вместо ответа хрипло выдал:
— Блядская ты… секс-машина…
— Приму это за комплимент, — ухмыльнулся Ричард и возобновил движение. Он больше не контролировал себя. Набирал скорость, пока не достиг предела возможностей в триста толчков в минуту.
“С Коннором ты так не сможешь, Гэв. Только со мной, только со мной, только со мной…” — мысль легла на репит, перетекая из сознания Ричарда в сознание Кея и обратно по коннекту через ладони и корпус. Лишённые скина от головы до ног и кончика плавника, оба андроида были свободны в своих желаниях и чувствах. Объединённые одним человеком, одним источником, системно слились воедино и провалились в перезагрузку одновременно.
Перезагрузка завершена
Кей восстановил изображение оптических модулей и увидел перед собой Сомика. Кот сидел на столе и смотрел ему в лицо не мигая. “Что произошло?” и “Как я должен к этому относиться?” — система условно пробуждённого такие осознанные вопросы сформулировать не могла, однако во взгляде кошачьих линз они читались отчётливо. Полувосьмисотый стыдливо опустил голову. Даже если бы он поверил в то, что Сом его поймёт — слов было не подобрать. Коснувшись взглядом хвоста, он увидел, что панель восстановлена. За те пятнадцать минут, что потребовались на перезагрузку системы, Ричард вернул на место позвонки и усадил его обратно на стул-каталку (даже страховочным ремнём пристегнул). Перед уходом, мог бы стереть и память, удалив следы своего присутствия, однако делать этого не стал. Прекрасно знал, что Кей сделает это сам. Никому не позволит увидеть воплощение своих постыдных желаний. “С Коннором ты так не сможешь, Гэв, — вздрогнула система мыслью, что клеймом отпечаталась в сознании перед отключением. — Только со мной, только со мной, только со мной…” Воспоминание медленно выплыло из памяти. Красочное и до мурашек правдоподобное, но фальшивое, как сон. Сон-заветное желание, после пробуждения от которого реальность окунает в горькое разочарование.
“Это не твоя жизнь, не твоё счастье” — вспомнилось “послание” кольца, и в чувственном архиве начал разбухать отвратительный нарыв в виде каталога ревности. “Ричард прав. Коннор просто был первым попавшимся. Любой другой RK мог оказаться на его месте и поразить Гэвина красотой эволюции. — Полувосьмисотый прижал руки к груди в глупой попытке спрятать “чёрное сердце” от собственных мыслей. — Любой другой RK был бы лучше Коннора! Технологичней, необычней… достойней такого источника как Гэвин!”
— Заткнись! — прикрикнул Кей на самого себя. — Не смей так думать! Не смей…
От нагнетания хаоса внутри системы полувосьмисотого отвлёк Сомик. Он боднул хозяина в лоб и беззвучно мяукнул. Во взгляде его оптических модулей теперь читалось беспокойство.
— Я в порядке, Сомичек, — ласково улыбнулся Кей и обнял кота двумя руками. — Ты обо мне не думай… лучше представь, что ждёт тебя самого. Какое счастливое будущее! — Он с готовностью поддался мечтам. — Тебе обязательно понравится в новом доме. И на суше. Там очень здорово, вот увидишь! Ты станешь настоящим котом, мягким и тёплым. Тебя будут любить и обнимать. Спать с тобой под боком. Баловать игрушками похлеще, чем я! Здорово же звучит, согласись?
Ответа он, конечно же, не ждал. Погладил кота по спине, крепко поцеловал в макушку и отдал условно пробуждённой системе команду уйти в режим ожидания. Сом попытался быстро развернуться в явном желании ещё раз встретиться с хозяином взглядом, но не успел — веки на оптических модулях сомкнулись, а лапы опустили тело в низкий присед.
— Прости, что снова пришлось это сделать, — прошептал Кей и отстранился.
Переноска нашлась за коробками с комплектующими из “Механической планеты”. Не то чтобы полувосьмисотый собирался Сомика куда-то возить, просто хотел быть хорошим хозяином и в первый же месяц владения этим статусом приобрёл всё необходимое для содержания андроидного кота. Переноска представляла собой не только контейнер для безопасной транспортировки, но и мобильную станцию обслуживания. В неё были встроены функции ухода за искусственной шерстью животного, сканирование и устранение мелких повреждений как физического, так и системного характера, и подзарядка.
Прежде чем посадить кота в переноску, Кей прикоснулся к его голове и сбросил пароль контроля, чтобы Коннор при первом коннекте имел полный доступ к системе. Закрыв прозрачную дверцу, он автоматически привёл в действие магнитный фиксатор для лап, а уже на панели сбоку нажал на иконку с изображением фена. Тихо загудели вентиляторы. Кей сначала хотел дождаться, пока Сомик полностью высохнет, и причесать его, но уже через минуту понял, что касаться его больше не стоит. Неминуемая разлука ощущалась острым лезвием у горла, одно неловкое движение, и боль грозила растечься с тириумом по всему телу. Пришлось убрать переноску на пол.
Вернувшись взглядом к столу, Кей вдруг вспомнил, чем занимался до визита Ричарда. Коробочка, которую он выбрал для упаковки, лежала на месте, но вот кольца нигде не было видно. Первой мыслью Кея было то, что они с Ричардом смахнули его со стола, пока занимались… всяким. Однако потратив несколько минут на поиски, он понял, что девятисотый его забрал. В качестве ли трофея или платы за “услуги системного администратора”, было не суть важно — приуменьшить расстройство Кея причина не могла. Не получится теперь вызвать у Рида улыбку возвращением кольца. “Может, порадовать его другим подарком? Одной из моих поделок, например?” — подумалось вдруг и Кей посмотрел на полку со стройным рядом изобретений-игрушек. Его персонажи имели разные рыбьи тела, но все как один были прямоходящими, как люди. В сознании шевельнулось нечёткое понимание, за которым последовал самопроизвольный запуск маленького фрагмента воспоминания:
— Что это, на хрен?
— “Ноги”!
Кей опустил взгляд на стул-каталку и внезапно осознал, что не только в его поделках, но и в самом желании иметь мастерскую на суше выражалось подсознательное желание стать похожим на Коннора. Привычным для Гэвина. Понравиться. “Какая глупость, — нервно усмехнулся Кей. — Моя уникальность была преимуществом! Гэвина хвост нисколечко не смущал, напротив, то, как вчера… он ласкал меня взглядом…” Полувосьмисотый прижал ладони к щекам. “Мы ведь так быстро сблизились. Так прекрасно проводили время. Если бы я отказался от интеграции… если бы другого способа вернуть Коннора не нашлось… если бы мы попробовали что-то… новое”, — сам собой представился уютный домик на побережье и Сомик, резвящийся в песке; работа в спецподразделении океанической полиции; новый стул на гравитационной подушке с возможностью передвигаться по любой поверхности и на любые расстояния; исследование наземного и подводного миров; всестороннее познание любви, а главное: благодарность Гэвина за то, что спас, вернул желание жить, затмил Коннора во всём. “И я ничего для этого не сделал! НИЧЕГО! — громыхнуло в сознательном ядре. — Даже не думал пытаться! Просто плыл по течению к краю водопада и считал это нормальным! Считал это своей судьбой!”
— Безмозглая машина! — разозлился на себя Кей и, корябнув ногтевыми пластинами по латексу, начал с силой хлопать ладонями по лицу. — Тупая! Тупая! Тупая! — повторял он, пока голосовой модуль не захлебнулся помехами и по щекам не потекла прозрачная жидкость для очистки линз. Все сто миллилитров “слёз” пролились на корпус и стол, но даже после этого Кей продолжал содрогаться и воспроизводить звуки рыданий. Он накачивал и накачивал негативные чувственные каталоги, пока один из них, самый разбухший, не прорвался и не замарал “чёрное сердце”. Полувосьмисотый не понял, что произошло — в клубке задействованных каталожных связей невозможно было разобраться — но эта странная вспышка его слегка отрезвила. Он неожиданно вспомнил о времени и вызвал на визор циферблат. Прошло уже больше часа. “Вдруг Гэвин захочет убедиться, что всё в порядке, и свяжется с Создателем? Узнает, что я так и не позвонил, и начнёт волноваться? А если приедет?! Нет-нет-нет!” — Кей вздрогнул от страха и быстро отослал Камски сообщение, что готов отправиться в “Киберлайф”. В сосредоточенном ожидании ответа прошло полминуты, и на визоре наконец отобразилось входящее сообщение: “Хорошо, Кей. Сона заберёт тебя через двадцать пять минут”.
— Хорошо, — полувосьмисотый сымитировал глубокий вздох. — Хорошо.
Команда принудительного завершения работы эмоциональных каталогов не возымела должного эффекта. Напряжение снизилось слабо, и биокомпонент #8916u продолжал гонять тириум по телу с бешеной скоростью. Но хотя бы получилось собраться с мыслями, чтобы закончить в мастерской оставшиеся дела.
В первую очередь Кей занялся сортировкой игрушек Сомика. Выбрал его самые любимые и сложил в специальный карман на переноске. Потом послал сообщение одному из смотрителей океанариума с просьбой передать оставшиеся игрушки и кошачий домик в приют для бездомных животных. Искусственно пробуждённый сразу согласился и лишних вопросов задавать не стал (они никогда не задают).
Дальше Кей занялся своими поделками. Освободил одну из коробок “Механической планеты”, написал на ней маркером “Мусор” и сложил туда всё, что успел изобрести за четыреста двенадцать дней своего существования. Крепко замотал коробку скотчем и с мыслью о том, на какую бессмыслицу он потратил свою жизнь, швырнул её ко входной двери.
В последнюю очередь он передал на главный терминал отчёт по работе за сегодняшний день, и на этом дела были завершены.
Готовый к отъезду, Кей подумал о Конноре и своих последних эмоциях, что были на него направлены. Светлый образ андроида, благодаря которому он появился на свет, был изуродован злостью и ревностью. Неблагодарно, гадко, несправедливо. Кей представил, как висит на станции с дырой в груди и как Коннор, увидев его, испытывает страшную вину и безмерную благодарность. Желание оставить ему послание пришло само собой.
“Пусть мой вид тебя нисколько не беспокоит, Коннор. Мне не было страшно, не было больно, я ни о чём не жалею… — начитывал Кей текстовое сообщение, ощущая как страх, боль и жалость к самому себе терзают систему. — Я несказанно рад тому, что…”
Когда сообщение было записано, времени до приезда Соны почти не осталось. Полувосьмисотый выехал в холл исследовательского центра и поставил рядом с собой переноску. Положил руку на хвост и снял скин до локтя. Сона поймёт, что это приглашение к коннекту, и прочтёт электронную записку о том, что кота нужно передать Гэвину, посмертное сообщение — Коннору, а Создателя попросить больше не запускать его сознательное ядро. После удаления фрагмента памяти с визитом Ричарда, Кей собирался перейти в режим энергосбережения, как в сон. Просто уснуть и не думать о том, что проснуться ему будет не суждено. Через несколько часов “чёрное сердце” восстановит связь со всеми личностными якорями и заживёт полной жизнью. Настоящей жизнью. “Только это важно”, — ещё полчаса назад у Кея не было насчёт этого сомнений, но теперь… Взгляд его вдруг коснулся двери, а система рассчитала расстояние до ближайшего канала, потом до реки… Нет. Полувосьмисотый мотнул головой и закрыл оптические модули. Он не сбежит. Не подорвёт доверие Гэвина и не омрачит память о себе.
Он будет сильным. Он будет верен себе до конца.
Он станет счастливым и мёртвым одновременно.