В летописях не значатся

…По росе луговой, да по травушке лесной Мой король, мой герой возвращается домой. (с) Семирьечье, «Колыбельная» Косой парус с силуэтом буревестника сахарно блестел под ярким осенним солнцем. Тепло было ещё летнее, и дни ясными, но низкий путь светила и дышащее предчувствием морозов море обещали: скоро, совсем скоро. Кирдан был уверен: в такие дни, полные прозрачности и нездешней светлой тоски, Прямой Путь виден и людям. А он сам мог проследить его так ясно, словно дорога была вышита полупрозрачными нитями по полотну неба и моря. От тонкой полосы далёкой, видимой отсюда только взгляду эльда, суши, по смятому лёгким волнением морю и выше, выше, к небу и за небо. И сжимала сердце сладкая тоска, светлая обречённость, шепчущая вместе с уходящим летом: скоро, совсем скоро. Пока он может терпеть и ждать последних, которые, к слову, вовсе не торопятся покидать обжитые земли. Но когда-нибудь, знал король фалатрим, он поднимет паруса не на этой лёгкой лодке для одного, а на последнем из уходящих кораблей. Может быть, когда перед ним откроется Тол-Эрэссиа, и засияют снежными вершинами Пелори, на причале он увидит кого-то из тех, кого давно потерял. Любимую, с её непомерной длины косами, искрящимися, как свежий снег? Старшую дочь, обнимающую за плечи внука? А если помечтать и понадеяться на милосердие Единого, то и мужа держащую за руку? Или от светлых берегов навстречу полетит крылатый корабль, на котором будет кто-то из сыновей… может, и оба, один у руля, другой – правящий парусами… да, младшего отняла Первая Эпоха и вражья стрела, среднего – Вторая и корабль черных нуменорцев… Беда, что младшая дочка, не родная по крови, но любимая не меньше старших, так отчаянно далеко, у Вод Пробуждения. А может, и не беда, раз уж мир замкнут в кольцо, то корабли могут прийти к берегам Амана и с другой стороны, отчалив от восточного берега. «Скоро, но не сейчас» - Кирдан переложил руль, поворачивая лёгкую лодочку к Серой Гавани. Королю не меньше, а может, и больше других нужно уединение. Вздохнуть полной грудью, посмотреть чистым взглядом, ненадолго стряхнуть незримую тяжесть забот с плеч. Что может подарить покой, свободу и счастье любому из фалатрим, как не море? Вот он и ходил время от времени на своём «Буревестнике» в одиночестве. Гавань в лучах предзакатного солнца казалась лёгким рисунком на тёмно-голубой бумаге, чёткая, почти светящаяся. Не ускользающая грёза в лунном свете – сбывшаяся мечта. Когда-то она стала такой для Кирдана. Города Валинора, наверное, много прекраснее, но всё равно останутся чужими. На причале стоял правнук и чуть не подпрыгивал от радостного нетерпения. Его отец уже собирался уходит на Запад, но – Кирдан невольно улыбнулся воспоминанию – увидел Алькрин и передумал. Так до сих пор никуда и не ушёл. - Что у нас хорошего и настолько неожиданного? - Моринмель приехала! Вот как. Не зря ему в море о младшенькой думалось. - А с ней?.. – спросил он, перепрыгивая на причал. - Все с ней, - мальчишка мотнул головой, - и ещё один… Кирдан только взглянул вопросительно. - Ну, такой… - замялся и указал рукой, отчаявшись объяснить: - У нижнего маяка ждёт. Просил сразу прийти, говорит, разговор важный. - Хорошо. Беги к Мельи, скажи, поговорю с этим загадочным гостем и сразу приду. Сердце сдавило предчувствием. Не недобрым, нет. Но тяжёлым и странным. Кирдан был почти уверен, что знает, кого он увидит там, у нижнего маяка. И потому набережной под ногами почти не чувствовал, остро ощущая нереальность происходящего. Время расслоилось, с каждым шагом возвращая ушедшее, незабытое, оставившее слишком много в памяти. Не заря мира, но заря летописной истории, то, что люди, пожалуй, назвали бы его молодостью. Великие потери и великие подвиги, ослепляющее счастье и убийственная боль, невозможное злое, тёмное – и рядом столь же невозможно светлое и чистое, сотворённое теми, кто был рядом. Берега, ушедшие под воду… а горизонт и море точно такие же. Кто из двоих? «Загадочный гость» стоял, прислонившись к маяку спиной, и скользил взглядом по воде, от бьющих в камни мелких волн до запирающих вход в бухту скал, к небу и обратно к морю. Плотно сжатые губы, печальный взгляд, алмазная броня аванирэ, скрывающая чувства. Сложенные на груди руки, седые пряди вперемешку с медными, неизменный меч и неприметная дорожная одежда. Что-то было неправильно, непривычно, но Кирдан не мог понять, что. Да, Валар свидетели, не неправильно и непривычно – невероятно! - Я знал, - наконец, заговорил он, - знал, но не верил. - Я сам не верил, - Маэдрос поднял голову, взглянул прямо. А глаза у него прежние, серые с золотом у зрачка. Спокойные и «закрытые». – Прости, король, я решил, что отравлять твоих моряков своей печалью неправильно. - Раньше ты меня по имени звал. - Раньше за мной только две вины было. Оба замолчали, говорить дальше не было нужды. Между ними стояли опалённые развалины других Гаваней, тех, что стояли на несуществующих ныне берегах. И Маэдрос признавал безусловное право Кирдана эту память не переступать, ведь есть дела и непрощаемые. Вежливо склонит голову, как вождь перед другим вождём, развернётся и уйдёт. - Нас осталось слишком мало, тех, кто видел первые восходы, - Кирдан помедлил и протянул навстречу руку. Левую, конечно же. – А судьба давно всё рассудила, без нас. Ох уж этот искажённый мир, в котором простить можно только того, кто сам себя простить не может. - Давно, - эхом отозвался нолдо, сжимая пальцы так, словно у него рука не болела. – Не спрашиваешь, зачем я здесь? - Думаю, за тем же, что и раньше. За кораблём. - Верно, - Маэдрос тяжело вздохнул, снова отворачиваясь к горизонту. – Знаешь, я после всего море почти возненавидел. Слишком тяжело смотреть, слушать – и вспоминать, а не помнить не получалось. Хорошо, что наша прародина озеро, огромное, но озеро, а вокруг горы, леса и степи. Смешно, теперь мне придётся его полюбить. Раз уж мой дом стал островом… - Подожди, - Кирдан покачал головой, потёр лоб рукой, - как-то ты неожиданно. Нужен корабль, но не на запад, а на север? А как же?.. - Я слишком много пролил своей и чужой крови на этой земле. И слишком долго жил среди авари, чтобы променять свой истинный дом на вечный покой. Пусть, - его губы дрогнули в то ли улыбке, то ли плаче, - пусть меня там и ждут. В конце мира всё равно встретимся, а может, и раньше. - Не боишься истаять, уйти в призрачный мир? – и тихо добавил: - Меня никто не называл трусом, но этого я боюсь и не стыжусь признаться. - Боюсь, - легко признался нолдо. – Очень. Если поймём, что судьбу не изменить, что ж, Моринмель тоже сможет провести корабль по Прямому Пути. Уйти всегда успеем. Она ведь собиралась просить тебя сама, но я решил, что за такую нежную деву прятаться недостойно. - Вот подозрительно мне твоё «если», - Кирдану вдруг стало легко и весело. То, что ему не придётся вести предсказанный последний корабль, очевидно. Но, может, этого последнего корабля вовсе не будет? И, не удержавшись, спросил с болезненным любопытством: - Недостойно, говоришь, прятаться за нежную деву. Как будто не знаешь, на ком племянник женился? - На принцессе фалатрим, - Маэдрос ухмыльнулся, даже аванирэ ослабил, ему тоже было весело – и легко. – Не смотри так, не узнать, чья в ней кровь, сложно, но какое это имеет значение? Это твоя дочь, не его. Я больше удивился тому, что она на любовь Хэльо ответила, не сбежав в ужасе. - Её не так просто испугать, как кажется. Когда незримая броня спала, пусть частично, Кирдан осознал, что было непривычно и не так. Перед ним стоял эльда, задетый тенью, седой, многое перенёсший и многое видевший. Старые шрамы, памятные по Первой Эпохе, за тысячелетия сошли, но появились новые. Он не отдыхал в безвестности, исчезнув из жизни западного края мира – там, с рассветной стороны земли, так же сражался с вражьими ордами. Их разделяла бездна времени, но нынешний Маэдрос, вернувшийся из тьмы веков на закатный берег, был – свободным. Уставшим, но свободным. И неизменный меч висел слева. Хотя кольчужная перчатка, скрывающая культю, была на месте, уж её сложно не разглядеть. Так что же там, на востоке, случилось? Что произошло? Откуда взялось это «если», когда всё предсказано и, что уж, без предсказаний понятно, почему уход неизбежен? Что ж, собрать поход к далёкому острову – дело не одного дня, успеет поймать дочь за острое ушко и расспросить, о чём же они с Хельмиром и Келеблин так дружно молчали.