Феномен невзаимной любви

      — От тебя воняет. Отойди от меня.       — Правда? — Мэй Ханьсюэ поднёс свой рукав к носу, но уловил лишь приятный, пусть и немного ярковатый, цветочный аромат масла, которым пользовалась последняя его «напарница по двойному самосовершенствованию». — Неужели малышу Мэн-Мэну не нравится женский запах, а?       Как назло Мэй Ханьсюэ придвинулся ближе, дразня скорчившего гримасу Сюэ Мэна. Он заткнул свой нос и злобно зыркнул, недовольно фырча:       — Не хочу я знать, с кем ты спишь, а по запаху всё понятно.       — Сюэ Мэн по-прежнему невинен, как дитя. Как мило~       — Ты! Я просто не набрасываюсь на каждую девушку!       — … или они сами обходят такого крикуна.       Лицо Сюэ Мэна покраснело от гнева. Он никак не мог победит Мэй Ханьсюэ в подобного рода споре, просто вываливая всё и не думая, что его заденет, а что — нет. Его правда раздражало наблюдать каждый раз, как девушки вьются вокруг этого Мэй Ханьсюэ, не видя его настоящую порочную сущность!       Может он немножко завидовал. Но только «может».       — Хмпф! — он фыркнул. — Как-будто мне есть до этого дело.       — Кажется твой брат тоже привлекает много внимания.       - ?!       Мэй Ханьсюэ с улыбкой наблюдал, как Сюэ Мэн раздражённо вытаскивает свой меч и пытается вызвать его на дуэль чести. Он правда был очень честен в своих желаниях разукрасить лицо Мэй Ханьсюэ синяками. Сам же Мэй младший не чувствовал угрызения совести от этих поддразниваний, наоборот, Сюэ Мэн заслужил это! Он забыл о том, как подставил Мэй Ханьсюэ в их первую встречу, а потом как ни в чём не бывало подсунул женскую форму Пика Сышен злому и обиженному приглашённому ученику!       Но также Сюэ Чжэньюй и Мадам Ван спасли его и брата мать. За что он был благодарен.       Поэтому только поддразнивания и ничего более.       К тому же ему нравилось смотреть на это честное выражение гнева.

***

      — Я же сказал не приходить с этой вонью.       — Глава так груб с гостями.       — Гостей никто не ждал.              — Нельзя же так с единственным другом.       Сюэ Цзинмин поднял на своего «друга» взгляд, полный сарказма, но всё же указал на другую сторону стола, чтобы незваный гость присел и разделил с ним чашу вина, вспоминая былое. После того, как его родители погибли, наставник, сводный брат и сотоварищ по обучению исчезли, из старых знакомых остались лишь братья Мэй, да Е Ванси, что странствовала по миру и не заглядывала на Пик Сышен. Да если бы и пришла, поговорить им было не о чем.       После того, как они обсудили дела минувшие и дела нынешние, Мэй Ханьсюэ достал цитру, перебирая тонкими пальцами струны.       — Не помню, чтобы ты играл кому-то, кроме своих «дев».       — Эти прелестные дамы могут оценить тонкую душу музыканта, — он улыбнулся, ожидая ещё одного сарказма от Сюэ Цзинмина, но его не последовало, он вырос с поры юности. — Надеюсь, Глава Сюэ тоже оценит.       Мелодия, начавшаяся с высокой ноты, похожей на возмущение, приобрела плавные линии. Иногда она ускорялась, словно гневаясь или тоскуя, а иногда затихала, чтобы начаться вновь. Сюэ Цзинмин допил из своего кувшина, встав и пройдя к цитре на коленях Мэй Ханьсюэ.       — Если тебе плохо даётся не только язык, но и китайская музыка — то не берись.       Он навис над Мэй Ханьсюэ, словно тот был одним из учеников Пика Сышен, которого он учил, или он сам, когда его обучал Чу Ваньинь. Не касаясь, как и его наставник избегал чужой близости, он перебирал струны, исполняя что-то из классики китайской музыки. Мэй Ханьсюэ не следил за мелодией, он впитывал в себя, запоминая — вернее вспоминая — запах человека рядом.       Как бы Сюэ Цзинмин не гневался на прозвище «юная госпожа», он по-прежнему использовал масло с мягким ароматом лотоса. Вместе с природным запахом, это возымело эффект и Мэй Ханьсюэ погрузился в свои мысли, пока не проиграл последний аккорд.       — Это первая мелодия, которой учил наставник Чу.       Сюэ Цзинмин сел обратно на своё место, облокотившись на руку и взирая на открытое окно. Была весна. Интересно, его наставник сейчас мёрзнет? Или греется в объятиях псины его брата. Этот тоскующий вид совсем отличался от того заплаканного юноши, потерянного и цепляющего даже за ненавистного Мэй Ханьсюэ.       Пока Сюэ Цзинмин смотрел с тоской в окно, думая о родных, которые его покинули, Мэй Ханьсюэ младший тосковал по человеку, который сидел прямо перед ним.       Он никогда не думал, что неприязнь к истеричному мальчонке, заявившего, что Мэй Ханьсюэ девчонка без стыда, заглянувшая на мужские источники, перерастёт сначала в сдерживаемый гнев на выходки, который копился и выливался в поддразнивания, потом в привязанность, когда разбитого юнца хотелось поддержать и просто быть рядом, быть опорой, а после во влюблённость, нет, любовь.       Он никогда не думал о Сюэ Цзинмине, когда был с девушками. Просто он хотел быть честен по отношению к ним и видеть их, а не другого, хотя его по-прежнему считают бабником. Наоборот, он стал больше проводить времени в женском внимании, чем раньше, чтобы не думать о недостижимой цели прямо перед ним.       Он знал, что наставник Чу отдал многое ради Мо Вэйюя. И в ответ получил то же. Истинная истори любви, которая, казалось, не могла свершиться… Но Мэй Ханьсюэ был другим. Как бы он ни хотел, но «любви» такой, какой её видит Сюэ Цзинмин, он не даст.       Потому что он по-прежнему был бабником.       Потому что избегал сильных привязанностей.       Потому что был «Мэй Ханьсюэ», которого тот невзлюбил с первой встречи.       Именно поэтому он просто будет рядом, как и обычно. Дразнить, как и обычно. И наслаждаться этим слабым, но запоминающимся запахом лотосов. А потом, завидев тоску в глазах по любимым, вбросит шутку и поднимет чашу вина, наслаждаясь открытым гневом, как и обычно.       Пусть старший брат смотрел на него с сожалением, Мэй Ханьсюэ всё устраивало.       Лучше он сыграет о своей неразделённой любви на цитре, чем будем придаваться страсти с Сюэ Цзинмином. Разве это не более романтично?