***
Закрытые в зале дети узнали со слов директрисы не больно много информации, потому что она сама ещё ни о чём не ведала. Единственное, что прознала Вась Вась, так это то, что часть колледжа разрушена, а пара из влюблённых исчезла в небытие, как, впрочем, и дьявольская Бабейл. О захвате Штормградского дворца, как и побеге тёмного князя и раненной принцессы та ничего не ведала, и потому отпустила студентов из обители сразу после того, как убедилась, что все дикие ветра покинули школу, перекрыв стены рунами, что выгоняли субстанции прочь. Этого времени вполне хватило, чтобы владыка мрака сумел разжечь костёр в запрятанной среди лесов пещере, кажущейся ему неизменной за три столетия, а его девушка, наконец-то, смогла подать признак жизни. Сделать без посторонней помощи это она не смогла бы никак, и потому парнишке пришлось обрызгать её лицо живительной водой, чтобы та, хотя бы, сумела прийти в себя. Сразу же послышалось мучительное мычание, сопровождаемое треском явно сломанных позвонков, а Влад, видя её скорёженное лицо, сцепляет зубы, насильно подтаскивая носик к пламени, чтобы в результате перехода от свежего воздуха к духоте, живительная вода сохранила её в сознании. Как только сдавленный вдох подтвердил это, он притянул стонущую и плачущую от мук любимую к себе, прижимая её голову к груди, слыша, как та пищит, будто несчастный зверёк, которого зажали под каблуком, вынуждая медленно умирать. Тело тряслось, даже при том, что явно переломанные кости двигались с большим трудом, а она, глотая слезы и сопли, не в силах и буквы издать от страданий, умывается в этой соли, ощущая, что единственное целостное существующее подле — это сам её молодой человек, ласково держащий её за плечи, заставляя фигурку хотя бы сохранять свою позу, шепча ей выражения о успокоении, пускай и явно нерабочие. Признания в любви не починят поломанные кости, перегородившие органы, и они явно не смогут утолить этот рёв, который она не может сдерживать. Слишком много ран в её плоти. — Варечка, надо успокаиваться, — шебуршал он, получая в ответ нечленораздельные звуки. — Надобно вылечиться, надобно выпить лекарство. — Нет! Как только синий бутылёк блеснул пред ней, волшебница сразу же колыхнулась своим телом, представляющим из себя ныне куда больше мешок костей, и даже предприняла попытку отодвинуться из объятий, которые и держали её. У неё получилось, и она выпала из ладоней преподавателя… Следом сразу падая раненной спиной наземь и ползя прочь от оздоровительного напитка. Стало ясно, что она ведает, что в нём. — Варя, умоляю! Тебе нужно восстановить кости! Необходимо! — Не… Писк или крик? Шебуршание или мычание? Что за звук, который отражает целый зоопарк животных, вместе взятых? Тот, обладательница которого совсем не готова пытать себя отваром знакомого происхождения. — Варя… — Лучше умру! Казалось, что она и впрямь к этому готова, потому что ветерок перемен с вывернутыми позвонками и впрямь предполагала дальше ползти прочь от князя, чьё лицо аж искажалось от вида её еле подвижного корпуса. Грезилось, что он точно ощущает её боль, будто принимает её, как свою, но то оказывалось далеко не правдой, а человек, который и впрямь мог бы помочь в подобном деле, увы, здесь не находился. И оттого она лишь пуще отказывалась от затеи — она не переживёт влияние этой гадости без неё. — Колючка, у тебя всё переломано! — уже не мог терпеть это бывший тёмный дух, чувствуя, как у него будто у самого кости пробиваются в неправильные стороны, ломаясь. Так страдальчески даже некоторые трупы при его пытках не выглядели, а тут пред ним, как тряпичная кукла с порванными конечностями распласталась его же возлюбленная. — Нам нужно выпить это лекарство! — Владик, я умру! Слёзы полились ещё пуще, и сердце когда-то жёсткого правителя сжалось и того мощнее. Не сарказм, и его родная девочка и впрямь предполагает, что под действием этой гадости умрёт. — Нет, нет, нет! — затрезвонил он, опускаясь на колени пред аметистовыми очами, что стали мокрыми за мгновение вновь. — Я не позволю! Ты будешь жить! Я сделаю всё, чтобы ты осталась в порядке! — У те… Не получится! Поломанные ребра отнимают слова, и она запыхается, отворачивая голову от дорогих и таких уточенных скул. Без средства она погибнет от переломов, но с ним… У неё есть все шансы покинуть мир, пока он будет сцеплять их обратно. — Варечка, я молю тебя: давай сделаем это?! Я не могу потерять тебя! С трудом прикусив свои еле целостные губы, колдунья еле-еле повернула голову к парню, и лишь его искрящиеся глаза, скрывшиеся за пеленой из-за её мук, стали для неё катализатором к согласию. Лучше ей стать может только от принятия раствора, иначе никак, и, сколь бы она не хотела проклясть и разлить эту гадость где-то в реках Стикса, вариантов у неё не имелось. Убрав деревянную пробку, Влад почувствовал, как еле живая наследница престола хватается своими маломощными ручками за его плечо, будто только лишь наощупь вообще определяя его в пространстве. — Только… — Конечно, я буду рядом! — выкинул он, сразу же подобравшись к любимой, и, выдав ей на руки напиток, поцеловал в губы, после располагая одну руку на плече, чтобы держать косящуюся во все сторону спину, а другой плотно сжав их ладони в узле. — Как и всегда! Поглядывая на это стёклышко в своих пальчиках, принцесса Штормграда пускала слезу за слезой, попросту представляя, какой поток мучительной тревоги и катастрофической боли её сейчас охватит. Шепча невесомое и ничего не стоящее, но такое важно «пожалуйста», она рывком заглотнула напиток, сразу после откинув прочь тару, желая проклясть её, и рухнула назад, предрекая предстоящее. Горечь оказалась в её глотке, потом сразу прошла вниз, очутившись в желудке и тут же… Началась невероятная пытка, не сравнимая ни с одной в её жизни. Разлившись по всему пространству тела, «помощь» сожгла ей лёгкие, испепелила в агонии почки и печень, взорвала чёртовое еле работающее сердце, и будто бы начала стрельбу по мозгу. Влад точно не предполагал, насколько средство по-настоящему мощное, но, когда пальцы сжали его руку так, что хрустнули его костяшки, растянув ему запястье, он понял, что дело совсем туго. Крик слишком быстро завершился, потому что она попросту разорвала связки, тратя их на восстановление, а глаза сжались так сильно, что грезилось, будто они слипнутся. Вечно сильная девочка в его руках крутилась, очень крепко стискивая его руку, плача и мыча, пока её кости медленно заживали. Тот хруст, какой они издавали, возвращаясь на свои места, звучало также, как его секундомер, останавливающий таймер, а по чувствам ощущалось, будто теперь те часы исчисляли количество смертей, какие она пережила, пока позволяла этой восстановительной жидкости ставить всё на круги своя. В один момент она точно отключилась, и она прекрасно знала, что это на неё напал не обморок, а отказало сердце, убив её на пару секунд, что, конечно же, мощное лекарство быстро восстановило, продолжив измываться над своей любимицей. Мозг бился и горел, уши явно лишились возможности слышать, а раненная властительница ветра пыталась заглушить эти не испытываемые и непереносимые тяготы, вспоминая мгновение, когда, как выяснилось, этот раствор над ней даже смиловался.***
— Ай, больно! — Не ной, а! Таща племянницу в территорию маминой оранжереи, Любава очень сильно рисковала стать раскрытой. Находиться в её палисаднике ей строго-настрого запрещалось, а она ещё и прибегнула к её запасам, взывая с дальних ящиков средство, о котором очень много слышала, но к какому, что очевидно, никогда не прикасалась. На него требовались ой какие редкие ингредиенты. Подобравшись к стулу с раненной родственницей, волшебница иллюзий беспризорно сунула бутылёк к той в руку, приказывая вытворять действие. — Пей! — Любава, это — амрита! — Я знаю! Пей! Шестилетняя девочка могла поражать своим диким напором к действию, но она попросту не находила иных вариантов, особенно в ситуации, когда её племянница уселась на кресле с лодыжкой, что не по своей воле расположена перпендикулярно ко всей остальной ноге. Поиграли в прятки! — Бабуля убьёт нас! — А, увидь твою рану, убивать нас будут все по очереди! — уведомила Сатана, пища таким детским своим голоском. — Даже график сделают, кто за кем! Витя и время наконец-то на тебя возымеет! — Я не буду его пить! — Будешь! Препираться сейчас казалось крайне глупым — не имелось ни одного лекарства, способного восстановить ей кости. Лишь только амрита обладала таким волшебным целительным эффектом, и лишь потому что в неё вложена такая редкая, почти неспособная к существованию блёстка из тонкого мира. Подойдя ближе, тётушка отняла напиток и лично сняла с бутылька пробку, беря по наглому волшебницу ветра за её подбородок, угрожая бесправным состоянием. — Пьёшь сама или я залью?! Сдаться так просто она не хотела, и потому главная наследница престола взмыла вверх пальцы, щёлкнув ими и телепортировавшись в другую часть оранжереи. Бездарное решение, если, учитывать то, что она даже стоять сама не могла, из-за чего, естественно, сразу упала на пол, выдав себя. — Ой! — закатив глаза, прыснула обладательница, пока что, лишь двух персон своей главы. Дел у властителя ада не так много, чтобы нанимать помощника. Переносясь телепортацией к родственнице, она тут же опустилась вниз, глядя на неё своими синими, вроде холодными, но такими небезразличными глазами, моля подчиниться этому варианту. — Варя, умоляю тебя, выпей его! Марфа нас прикончит, узнай, что мы делали! — Она научила нас так играть в прятки! — Да, но точно не с переломами! — продолжала настаивать Любава. — Она нас на облаке жить заставит, если узнает об этом! Понимание проникло в душу раненной, пробравшись под дребезжащее сердце, уведомляя, как это надобно. Беря в руки несчастный бутылёк, она сотрясалась, но паника как-то стала тише, как только Сатана, усевшись в позе йога, зацепилась за её запястье. — Ты будешь боль забирать? — В основном, глушить крик, — уточнила девчонка, поправляя свои нелепые хвостики. — Но и её чуть забирать. Солгала и очень сильно. Теперь то Варя это знала. Почувствовав с поддержкой себя куда лучше, принцесса очень быстро приняла лекарство, сразу после вытянув ногу в сторону, а руками мгновенно вжавшись в сестринские ладони. Резь мигом сковала их обеих, и ощутив, как крепко ветерок перемен, ещё тогда не звавшийся подобным образом, сжал её руку, королева мыслей даже предположить не могла, что это — не худший этап. Забирать боль, когда её тело онемело, ладони затряслись, а кровеносная система будто отказывалась дальше продвигать по сосудам что-либо, не стояло рядом вовсе с тем криком, что изливался лишь в её уши. Такой пронзительный, мучительный. Так точно кричат грешники в аду. Тогда она подумала, что лучше бы оглохла, чтобы не претерпеть такой короткий, но мучительный рёв. Когда она и впрямь решилась слуха, а Саша задала ей соответствующий вопрос, она долго мялась, а потом призналась, что лучше бы всю жизнь проходила так, чем терпеть тот визг вновь. В нём будто бы хранилась вся горечь мира людского, и она слышала не один голос, а миллион. От такого безумия она попросту задыхалась. Миновав те минуты восстановления, девочки ещё долго не разжимали пальцы. Силы покинули их абсолютно и им не оставалось ничего иного, кроме, как сидеть на полу, глядя друг на друга, предпринимая лишь никудышные попытки подняться. Но зато, они по-настоящему в ту секунду любовались друг другом и этой болью даже наслаждались. Человек пред тобой поможет тебе даже, если ты решишь пойти в ад, и примет любую твою учесть, забрав часть на себя. Тот раз был один из миллиона, доказывающих это.***
А этот стал первым, полностью это опровергающим. Что всё кончилось, тёмный князь понял, лишь когда фигура в его руках перестала ворочаться и застыла, упав на него уже не мягкой, а прочной спиной, пиля своими аметистовыми зеницами простор серых камней пещеры. Губы бывшего правителя припечатались к её затылку, целуя то грязные локоны, то висок, радуясь тому, что она пересилила это, и он хвалил её за этот труд, на границе со смертью, гордясь, что его девушка такая сильная и мощная. Он не предлагал ей отправиться в реку умыться и улечься на отданных Кикой пледах, не предлагал поесть, ничего. Ему казалось, что она переживала остатки боли и потому так обессиленно лежала в его объятиях, что он позволял, но он ошибался. Пускай зажившие кости и восстановленные органы по-прежнему одаривали её невозможной слабостью, это и рядом не стояло с теми страданиями, которые окутали её, когда до душевной стези дошло всё понимание её ситуации. Слеза потекла по щеке, и ветерок перемен не могла найти и толики воздуха, чтобы сделать вдох и противостоять этому. Такая мука, она вновь через неё прошла, но теперь в одиночку. И по вине того, кто её когда-то спас. Поглядывая на свою правую ногу в ботиночках, некогда раненную, что они вместе лечили, она сжала губы очень крепко, измотанно прикрыв веки. Только сейчас Варя поняла, кто всё это устроил, и лишь этим Любава её убила.