***
Сменив платье на пижаму, огненная волшебница вовсе не могла улечься в постель, сильно переживая за самочувствие своего молодого человека, и потому, выбредя из комнаты, отправилась прямиком в его опочивальню. Алёнка сама не понимала, чего она хочет больше: обнаружить его спящим или же, всё-таки, бодрствующим, потому что за обоими крылись ответы на её вопросы по поводу его состояния. Сделав глубокий вдох, она приоткрыла дверь, обнаружив фигуру в бездвижии, но явном сознании, потому что стеклянные, но открытые очи смотрели точно на неё, интересуясь причинами её возникновения в этой территории. — Как твои дела? — перейдя через порог, обратилась принцесса и, сразу же потушив пламя на пальцах, прошла внутрь. — Нормально, — печально выдавил из себя факир, чувствуя себя исключительно изнеможённо. На него так сильно давило это всё, что грезилось, будто он миновал пешим ходом планету, потому что иных причин такой невероятной тяжести на своих хилых плечах он не отыскивал. Эмоции съедали его с потрохами, без какого-либо сожаления или заботы, ещё и издеваясь над его попытками самоубедить себя в том, что всё не так уж и плохо. Ужасно, просто ужасно. Добравшись до кровати мальчишки, рыжеволосая батарейка лишь своим пришествием попросила того подвинуться и, улёгшись рядом, мгновенно положила ладони на его лицо, пока рука приобняла её за талию, но совсем не гладя, а будто лишь для галочки. Гуляя по его чертам, ей грезилось, что они с потрохами выдают усталость своего хозяина. Вспухшие и при этом ослабшие, будто неуправляемые. У него не имелось вообще никакой мощи сохранять их на месте. — Сашенька, ты так сильно расстроился из-за мамы Вари? — ласково начала перебирать варианты она. — Или тебя погубило само понимание войны между ними? Вариант с Любавой она формировала так долго, что язык начал завязываться, превращая тихий момент с спутанный. Если он и впрямь так поглощён болью именно из-за неё, она точно откусит язык от ревности. — Всё вместе, — признался сразу он. — Меня невероятно разозлило это торжество, где Варвария — не Варвария, ужасно выбесило то, сколь могущественна здесь оказывалась гадкая Марфа и как она играла свою роль, я ненавидел то, какие планы она имеет и как при этом унижает Психею… Фокусник и на секунду не сомневался, что королева согласилась на пляску старообрядцев, желая выкинуть свою дочь в огненный мир. Он был уверен, что её величество знает вариант, как при неподвижной наследнице вести бойню за корону. Но тот оставался единственной персоной, кто отыскивал в деяниях лишь только злой умысел. — Но Любава действительно такая! — тихо крича, напомнила владыка пламени. — Она пыталась убить Варю, она разрушил колледж и она захватила замок! Она действительно сделала много плохого и ей нет прощения, как и понимания… — Влада ты когда-то поняла и простила. Почему-то сей факт разрушал его больше всего: тёмный князь и его биполярная подружка, по сути то, оказывались сильно схожи меж собой. Оба пленники обстоятельств, жаждущие сделать себе лучше и добиться своего счастья, оба запертые, проклятые отсутствием милосердия к своей персоне и принятия их такими, какие они есть. Только его поняли и простили, а Сатану никто даже не хотел слушать, будто вовсе не предполагая, что у неё есть мысли. И больше всего в этом его уничтожал факт, что сам морок совсем не желал хотя бы подумать об этом. — Но у него было прошлое, почему он стал таким! — Но и у Любавы оно есть! — Это другое! — настаивала на своём дальше принцесса, вовсе не желая принимать иной позиции. — Любава — абсолютная психопатка, Саша! Она — деспот в юбке, истинная княгиня Ольга нашего времени, только без логики! Она просто пытается забрать то, что не её, причём незаконным путём! Это попросту отвратительно! — Влада вы тоже таким считали! Убеждения, как об стену горох. Понимать его она отказывалась. — Остановись! — истошно завопила девушка прямо в любимые карие глаза. — Они разные, непохожие! Владик заслуживал понимание, а она — нет! Тебе стоит прекратить её защищать, потому что она — больная психичка, Саша! Она пыталась убить нашу Варю! Твою лучшую подругу! — на этих словах она начала тыкать пальцем ему в грудь, будто настаивая на том, что ему обязано стать стыдно за заботу о враге его вечной сестрёнки по сарказму. — Ей нет понимания, прощения и уж тем более поддержки! — пальцы вернулись к щекам, прогуливаясь по знакомым чертам. — Не думай о ней, прекрати её оправдывать! Она не достойна этого! Не стоит! На это Абрикосов не смог сделать ничего иного, кроме, как закивать, завершая диалог. Радостная, что её возлюбленный утихомирился, Алёнка прикрыла веки, готовая ко сну. Перевернувшись на другой бок и ощущая по-прежнему лежащую на талии руку, батарейка довольно быстро уснула, убеждённая, что добилась от парнишки правильного умысла. Кажется, та совсем не поняла, что он согласился на её убеждения лишь для того, что поскорее отвязаться. Как только дыхание пылкой дамочки утихомирилось, став вестником её дремоты, Саша аккуратно выкарабкался с постели и поскакал в коридор, ведомый ещё большим чувством тяжести на своих плечах, чем до диалога со своим маленьким солнышком. Теперь мыслей стало только больше, будто и того количества мало, и он, сдавленный ещё и обидой за свою верную собеседницу, позволил ногам привести его в очень и очень знакомые территории, где так часто происходили конфликты. Спортзал пустовал и не мудрено, ведь с момента ухода преподавателя уроки не проводились. Тишина мерещилась настораживающей, потому что ему так и хотелось, чтобы здесь прозвучало что-то ещё. Это же её фишка — являться из тьмы. Распахнув дверь каморки, он заметил ту самую грушу, пережившую множество душевных распрей и ссор, что распласталась разваленная на полу. Хуже ничего найти невозможно, ведь это — та комнатушка, где он прятался, когда его нашла Любава и пленил демон мироздания, и та самая груша, какую изничтожила, обратив в неспособное к восстановлению нечто, его же подруга, измученная его страданиями. Сердце, грезилось, остановилось. Никогда раньше он даже не думал о том, чтобы сравнивать сумасшедшую Бабейл и его безбашенную Рыжову между собой, но сейчас, лишившись первой, он внезапно ощутил, как сильно он, оказывается, от неё зависим, потому что он, абсолютно точно, оказался прав, говоря финальную речь перед её отъездом. Она больна свершением добра точно, как и он. В отличии от его любимой, эгоистичная и самовлюблённая Бабейл никогда не забивала на его эмоции, всегда старалась помочь справиться с ними и решить его расприи и никогда не вытворяло это лишь для себя. Для него и ради него. Только так. Точно, как и он сам. Не навязывала ему свою позицию, кроме того единственного раза, когда гнала его прочь из колледжа, желая обезопасить, и не пыталась осквернить его убеждения. Сейчас его это поражало и восхищало одновременно: сама себе на уме принцесса никогда не пыталась как-то повлиять на него. Это понимание его начало душить. Дверь захлопнулась со страшным треском, потому что болевых ощущений оказалось в избытке: стыд, боль, обида, непонимание, а потом такое разрушительное восприятие отсутствия справедливости и правильности, какое вызвало в нём бешеную дрожь, повествующую о наступающей, уже второй за день, панической атаке. Тот предал Варю, помогая её тёте собрать войско против неё, он защищал её сейчас, хоть она чуть не убила его же лучшую подругу, и, при всём при этом, при всех негативных отзывах, он всё ещё не считал её виноватой. Марфа мерещилась ему отвратительной, убогой, кошмарной, и он не находил никого и ничего, чему доверял бы меньше, чем ей. А ещё не отыскивал ничего более правильного и неправильного разом в своём помысле, что Любава достойна трона и это будет даже справедливо. Она знала, как управлять, понимала, что нужнее народу, и жаждала свергнуть боль, чтобы радовать, но пока, увы, её мозг захвачен лишь желанием акта мести и не способен ни на что иное. Но, будь иначе, будь она в здравом своём вечно расчётливом рассудке, она смогла бы править куда лучше, чем прошлая королева. Подобная мысль стала последним пиком, что мог сохранить его в безмолвии. Она могла стать великой, но абсолютно никто в неё не верил, считая узурпатором и обманщицей. Чувство несправедливости его раздробило. Распахнув руки, жаждя избавиться от мук, что навеселись на плечи, он делал то самое, чему некогда Психея его научила. Закричал. Истошно, вымученно, изливая в звук свои переживания и тяготы, вынося их прочь из тела наружу. Ему не важно, услышат ли это студенты или кто-то из преподавателей, потому что он не находил ничего более важного, чем избавиться от этих эмоций. Чем освободить самого себя от тревог. Когда его завывания прекратились, он почувствовал, что тело не трясётся, а мышцы будто и впрямь расслабились, находя отраду в произошедшем действии. Тому явно стало легче, но, если, когда он кричал тогда, в театре, то ощутил лёгкость головы, будто очистил свои переживания, то сейчас он отмыл ту от грязи, внезапно ощутив предельную ясность ума. Усмирив дыхание, он прикрыл веки, а потом открыл их снова, мирясь со сделанными итогами. Он точно знал, как правильно по его мнению поступить дальше.***
Вечер продолжался ещё не очень долго, но, по сути, братья Равелины могли смело сказать, что они видели свою принцессу, за какую ползли в бой, всего лишь два раза за весь вечер, что даже ушло им в пользу, ведь всё это время они обсуждали минусы и плюсы приключения своего собрата, какие после вывели в итог. — Ты написал «чрезвычайно опасные карлики»? — От того, что ты скажешь это 98 раз, я не запишу это снова! — свирепо рыкнул самый старший. — Первые двадцать раз мы это стенографировали . Мальчишкам казалось, что минусов у предстоящего плана куда больше, нежели плюсов, потому их невероятно удивило то, что финалом, подсчитав все пункты, они явили, что тёмному князю действительно стоит прибегнуть к помощи магических существ, и, увы, причины, почему вывод стал таким, оказались весьма ясны. — Если бы ты не диктовал ему все упоминания из бестиариев о заложных покойниках, похороненных в убогих домах, что миновали реку ягодку, то, возможно, он бы не возжелал их призвать! — восклицал громогласно донельзя разозлённый Алексей. — Скудельница, а не убожество, и Смородина, а не ягодка, — поправил его, цедя сквозь зубы Богок, выпивая очередной бокал, стыренный с мероприятия. — Я — безвинный, что в ходе беседы он понял их могущество. — А ты бы ещё чаще повторял: «не поддающиеся силам высшим и атрибутам магическим»! Чтобы он уж точно понял! — Это бы ничего не поменяло — я бы всё равно решился пойти. Последние гости расходились, и Влад заметно напрягся, поглядывая на свою довольную девушку, подумывая о том, сколь тяжкий диалог ему сейчас предстоит. Тому необходимо оповестить её о предстоящем путешествии и о её временном пребывании в одиночестве, какого братья очень даже хотели избежать, сами отзываясь на опасный путь, чему их владыка попросту запрещал происходить — он ужасно боялся лишиться их снова. В свои умения и способности он веровал куда сильнее, нежели в их, и потому тот считал, что это полностью его тяготы и опасность, какая мешается с болью. Болью от одиночества. Помахав на прощание рукой последней паре, покидающей дворец, ветерок перемен ловко развернулась к ребятам, мигом меняя выражение лица, сгоняя оттуда широченную, но истинно царскую улыбку, и, выводя всю усталость и измождённость, что возымела за день, решительным шагом поспешила к ним. Смена настроения вызвала в мальчишках хохот, и они встречали её с распахнутым руками, какие та приняла лишь от одного человека, повиснув на своём возлюбленном, будто на тросе над скалой, пока тот, закапываясь в её локоны, прикрыл веки и наслаждался её сладким запахом, губами касаясь щеки. — Сильно устала? Послышалось мычание, какое молодой человек ловко разобрал. — Ты моя маленькая согнувшаяся колючка… — А можно нам тоже переводчик с задолбавшегося? — Ты на нём говоришь, — выпалил Петя, сумев отвадить девушку ровно на секунду, когда ты услышала скрежет фляжки и, придвинувшись ближе, сделала большой глоток. Такое представление никак не могло понравиться королеве. — Что за вольность ты себе позволяешь? — спокойно, но очень холодно прикрикнула она. — Пью, — без стеснения ответила её дочь. — Кто тебе позволил это здесь? — Поняла твою проблему. Допью в комнате. Не слушая ни единого дальнейшего пререкания, наследница пошла в сторону комнат, указывая, чтобы мальчишки следовали за ней, а Равелины, как безупречные подчинённые, повиновались. Ковыляя по родному замку, она столкнулась со стеной из-за захватившей её слабости, и, очевидно, синяки на своей родной девочке морок видеть не желал, поэтому взял её на руки, да так ловко, будто она — маленький зверёк, что не весит даже килограмма. — А меня так понесёшь, если я устану? — не мог угомониться сильно разошедшийся в шутках ондок. — Иди ты… — Спать! Ёрничать в свою помощь от умел безупречно. Парочка очутилась за порогом комнаты, а семейство осталось в коридоре, провожая их взглядом и пожеланиями, поделёнными на получателей. — Спокойной ночи! — Удачи… Вняв советы, тёмный князь закрыл дверь, а после, не успев сориентироваться, лишился объятий своей любимой, какая так сильно мечтала поскорее лишиться всех прибауток и попросту улечься спать, что почти выпала из его ладоней, действительно споткнувшись. — Как же я замоталась! — восклицала она, откинув каблуки в стену, оставив на них вообще не беспокоящие её царапины. — Там поздоровайся, здесь познакомься, этого удиви фактом о его королевстве, о каком ты, вероятно, в жизни не слышала! — Но ты же слышала… — Но матушка то об этом не знала! Вымученная тяготами, вначале Варя действительно пыталась снять своё платье, найдя молнию, но после всё дошло до того, что волшебница по-настоящему начала его рвать, вплоть до того, что даже лишилась рукава, пока, наконец-то, в бесконечном фонтане высвобожденных эмоций и рассказов, не сумела уместить просьбу о помощи. Придвинувшись ближе, мрачный правитель начал заботливо стягивать наряд прочь, пока не понял, что, убери он его, то его особа точно мигом кинется в сон и лишит его диалога. Рука замерла, а потом затянула повязки обратно. — Влад, ты чего? — Есть разговор. Как точка в суждениях снизошёл тревожный вздох, ознаменовавшийся наступившим резким бессилием, когда Влад рухнул на близлежащий стул, заставив свою возлюбленную в секунду встревожиться за его состоянии и пасть следом. Та почти уселась на колени пред его измученным лицом, прикрытым черными локонами, но это не понадобилось, когда он, дико поражая её своим поведением, притянул её к себе, сцепляя руки на талии, и начал щебетать прямо в живот слова извинения. — Прости! Прости меня пожалуйста! — Да за что?! Что стряслось?! Нынешний тёмный князь её невозможно пугал, и не столько тайнами, какие могли лежать за словами прощения, сколько своим сильно напуганным поведением. Грезилось, что он, как минимум, убийство вытворил за её глазами, коли произносил столь многочисленные мольбы о прощении. — Влад! — звала она его, растревожившись так сильно, что потянула молодого человека на постель, желая сделать то, что не исполняла уже давно. Прогуляться по волосам, вытаскивая прочь тяжкую мысль, как истинная владыка человеческих эмоций, о чём мальчишка, естественно, не подозревал, но последовал. Улёгшись на покрывала, он позволил принцессе буквально на секунду коснуться его чёрной пряди и пискнуть такое нежное «родной», прежде, чем он ей наконец-то признался в принятом плане. — Милый, всё хорошо… — Мне нужно уйти. Рука замерла в единое мгновение, лишь вняв эти выражения, а пухлые губы, сегодня нетронутые вечно пытающими их зубками, распахнулись. — Что… Когда аметисты заблистали, будто лишь в эти мелкие искры вкладывая всю тягость и страх, Влад ощутил, как его будто сжигают в пламени и он погибает от тяжкой и мучительной агонии. Пальцы резко начали искать знакомую ладонь, что он сжимал несколько дней назад в пещере, видя её искорёженную мордашку, и он сразу ощутил, сколь те похолодели и затряслись. Как угомонить эту панику, начавшуюся ещё до начала исповеди, он не знал. — Колючка… — Почему? — пища, вытаскивала из себя она. — Почему ты… Из-за чего?! Лаская её ладони и поглядывая сквозь уже готовые к рыданиям очи, вечный спаситель пытался объяснить причины своего решения. — Тебе нужна помощь в борьбе с дикими ветрами и ты сама сказала, что не выведешь на бой с ними людей, и не мудрено — бороться против таких сильных духов обычному человеку нету никакого смысла. Нужна сила по совместительству такая же и… — Ты не можешь уйти! Попытка в здравые обсуждения казалась абсолютно абсурдной в ситуации, когда его язвительная девочка тратит последние силы на сохранение дыхания, какое, казалось, даётся ей непосильным трудом. Лёгкие будто заледенели, лишь предположив вариант, что сейчас они лишатся своей защиты, оставшись снова среди семи ветров, какие её мать обзывала величественным словом «Инсигния». Пелена заполнила зеницы, локоны, сегодня так величественно парящие, мигом показалось жалкими, будто поредевшими. Несчастная волшебница слабела при погибающем от этого возлюбленном. — Варечка, тебе нужна помощь! — Да! Твоя! — гордо уведомила его она, всё больше походя не на волевую наследницу, какой прикидывалась весь вечер, а на маленького слезливого дитечка. — Мне нужна твоя помощь, потому что иначе я не выдержу! Не смогу бороться! Сдамся! — Ты не сделаешь этого, потому что ты сильная! — Это не так! Она уже точно чуяла, что не будет чувствовать себя так без него, будто внимала, что материнская мощь в разы возрастёт, когда его образ испарится с зримого обзора, и именно поэтому Варя начала верещать, убеждая в этом и его. — Влад, если ты думаешь, что этот вечер показательный — то ты ошибаешься! — приподнявшись туловищем, она зашевелила бешено дёргающимися от истерики руками. — Я притворялась! Всё время лишь играла! Делала вид, что я та, кем не являюсь, и… — Это не правда! — перебил её преподаватель. — Ты умеешь это делать — быть королевой! Ты мастер в этом! — Но без твоей поддержки я не справлюсь! Она и на нахождение во дворце согласилась, руководствуясь лишь мыслью, что он будет рядом. Без него она бы давно разбила себе голову об фиолетовую стену. — Не оставляй меня! — Колючка, умоляю, разбуди в себе ту воительницу и сумасшедший ветер перемен, каким ты себя показывала всё время, и выслушай! Взяв девушку за плечи, он просто принудил её глядеть в свои сапфировые очи. — Тебе немногие в бою могут помочь, а шуликуны могут! Тебе нужна их помощь очень и очень сильно, потому что тебе нужно победить! Потому что тебе нужна корона! — Мне ты нужен! И трон уже не важен. — Я у тебя был, есть и буду! — уведомил любимую Морок. — Я вернусь, как только исполню план! Как только сделаю всё, я снова буду рядом! Пальцы начали успокаивающе гулять по очертаниям лица, будто готовя кожу к поцелуям, и первый пришёлся в лобик принцессы, лишь только этим актом приводя к рыданиям. Одинокая слеза потекла по щеке. — Варечка, — позвал он максимально нежно свою дикую девушку, — Я делаю это всё только лишь ради тебя и твоего счастья… — Это и бесит. — Тебе надобны солдаты, без них никак. Пояснения стали приговором. Окончательным принятым решением, никак не бредущим к изменению или иному варианту исхода. Он уходит и вытворяет это он лишь ради неё. — Я… Ты… Бормоча что-то невнятное, она из раза в раз проглатывала где-то в себе лишь один вопрос: «как ты можешь?», — какой её молодой человек нащупал на её языке мгновенно. Почему-то предупреждение стало для неё такой фазой приговором, какое будто бы является наказанием. Словно она провинилась за что-то, хотя она ясно понимала основные причины бедствия: он сам некогда потерял королевство и оставил страдать людей, и меньшее, чему его хотелось ныне, это второй раз претерпеть эту мучительную пытку. Хлюпнув носом ещё раз, лидер патруля, на удивление, замолкла. — Я сойду без твоего сарказма с ума, — уведомила дрожащим, но уже почти крепким голоском она. От этого Влад усмехнулся. — Я буду писать тебе письма, куда обязательно буду вписывать куча саркастических шуток. — Когда тебе надо отправляться? Понимание, что она его не переубедит, остановило мигом истерику, вызвав на переговоры ту самую будущую королеву и, честно, ту часть неё, какую тёмный князь до упоения и восхищённо разинутого рта восхвалял. — Послезавтра, — предупредил он. — У нас будет целый день вместе, а потом, на рассвете, до твоего пробуждения, я отправлюсь прочь. — Не будешь ждать, когда я проснусь, потому что боишься, что я ногтями вцеплюсь в твою ногу, моля не уходить? Юмор юмором, а решения подобного хода она от себя вполне ожидала. Любуясь этой силой, что просачивалась сквозь боль, тревоги и муки, морок пододвинулся к девушке ближе, одаривая её очередным нежным поцелуем, в котором будто неслась сама мысль, как сильно он её ценит и как же гордится её пониманием и здравостью. Увы, ласк оказывалось явно мало для психологического состояния, когда Варя, напряжённая донельзя, отодвинулась прочь, скованная знанием, что это — последняя ночь, когда она будет засыпать с точным знанием, что на утро проснётся не одна. — Хочешь, я принесу тебе алкоголя, чтобы успокоиться? От варианта, она совсем слабо ухмыльнулась. — Стыришь у Петра? — Ради своей «королевы», — сыграв пальцами кавычки и попытавшись сделать ту же самую интонацию в голосе, что и братишка, князь заставил девушку расхохотаться, — Он точно отдаст бутылёк бесплатно. Чмокнув её напоследок, Влад испарился за дверью, отчасти осознавая, что его уход позволит ей провести некоторое время полностью в затеях о будущем, что и произошло. Натянутая улыбка рухнула, челюсти отдались непонятной натянутостью, будто она часами напрягала их, а мышцы расслабились. Стена из её мощи так быстро пала, что она тут же не легла, а рухнула назад, укладывая свою голову на мягкие подушки, надеясь усладить их этой облегчающей мягкостью. Не тут то было. Затылок мгновенно ощутил нечто твёрдое, явно лишнее в пределах постели. Волшебница ветров, вовсе не веруя в реальность такого пункта, застыла, аж распахнув от неверия уста, и потянулась пальцами к постельному комплекту, пытаясь ноготками наткнуться на тот самый необходимый объект. Нащупав его, она сразу начала изучать количество его углов, ничуть не веруя в истину, и, лишь поняв, что это и впрямь маленький подарочный бархатный коробок, она села на кровати, уже сжав в ладонях этого самого незваного гостя, что убивал её своим самим существованием. Конечно, она его прислала. Кто ещё? Так она поступала с того самого момента, как их ножки очутились в пределах колледжа, и родственницы начали упорно делать вид, что никогда в глаза друг друга не видели и даже пальцем не шевельнут, если одну из них обидят. До этого года задира Волод и шутник Эй вовсе не понимали, почему некогда за проделки над одной Ветровой, они получали нагоняи от другой, какая так яро пропагандировала себя не иначе, как её соперницу. В легенду о вражде верили все, и потому, чтобы патруль или коалиция Любавы ничего не узнали, колдуньи ветров создали свою схему, где оставлять подарки. Возле двери — небезопасно, в шкаф не проберёшься, и потому коробочка под подушку, куда патруль не залезет, а протеже Бабейл даже сесть не посмеет, грезилась восхитительной. Именно эти мелочёвки в дни рождения они ждали больше всего. Пускай те праздники и сопровождались колкими выражениями и язвами, но, приходя в спальни, они обе почти сразу, естественно, сдерживая осанку, плелись к своим постелям и вынимали предназначенные им ящички. Сейчас было абсолютно иначе — Варя этого не только не ждала, но и видеть совсем не хотела. Стискивая коробок, в ней преобладало губительное желание раздробить его или, воспользовавшись своей магией, выкинуть обратно до главного замка Штормграда, но, сдержавшись, она лишь сжимала его, будто желала размельчить стенки. Потребовалось немало времени, чтобы совладать с гневом, да и открыть его её заставило лишь осознание, что Влад скоро вернётся и объяснять ему, что это, ей точно не хотелось. Ноготки потянулись к застёжке и, быстро справившись с ней, распахнули коробок. Сверху, над самим подарением находилась крошечная записка на розовой бумаге, писанная потрясающим рукописным шрифтом, таким знакомым для девушки, потому что именно на ней, совсем мелкими буковками, тётушка писала пожелания с укором и определённой издёвкой. Ныне же такого в ней не имелось. «С Днём Рождения, ветер перемен. Я знаю, что твою мощь вновь прикрывает Марфа и чую, что ты прекрасно играешь роль человека, который ей доверяет. Может, даже, это правда, и ты и впрямь уверовала в того, кого не переносишь… Но, если это не так, то ты точно знаешь, для чего нужна эта вещица. С любовью и ненавистью, Сумасшедшая психопатка». Убрав бумажку чуть в сторону, от ярости принцесса прыснула, отведя очи и сцепив зубы. Как она смела?! Как могла позволить себе такое?! На бархатной подушечке розового оттенка красовалась совсем тонкая, почти незаметная, и выдающая себя лишь лёгким, почти невидным блеском, ниточка, какая лишь существованием в пределах этого дарования говорила в сто раз больше, чем Любава в записке. Как она вообще об этом подумала?! Предприняла попытку убить, а теперь так спокойно утверждала, что она может привязать нить на волосах, чтобы та всегда чуяла страхи и знала о возможной опасности?! Только сейчас лидер патруля официально признала биполярную особь больной, ибо здоровый человек такой затеи даже не предположит. — Дура! — прыснула она под нос, с грохотом запирая этот коробок и тут же выкидывая его в самую глубь своего ящика. Не важно, уйдёт Влад или нет, — доверять Любаве, что пыталась её убить, она не сможет даже в ситуации, если останется наедине с Марфой. Такое невозможно, потому что она чуть не погибла под взрывами, потому что она жила в пещере, потому что она умерла, пока пила дурацкую амриту! Спасательную амриту, какую приготовила протеже Сатаны… Отгоняя это знание, она затрясла головой: всё вокруг говорило о том, что её тётушка хочет корону, но не очень-то хочет навредить ей, а скорее лишь только принести раны её матушке, но даже это не могло привести к тому, что принцесса ей поверит. Ни за что и никогда больше, потому что сейчас ей мерещилось, что годы в колледже являлись сущей ложью, и вечная поддержка считалась мифом… Увы, но верить в сказки будущая королева просто не хотела.