7 | Битва за Штормград

      Всю ночь тёмному князю грезилось, что его возлюбленная вознамерилась выкинуть его прочь с кровати прямо на пол — так сильно она жалась к нему, тревожась даже спросонья, что он исчезнет. То и дело, ему приходилось пробуждаться, чтобы вновь приближаться к ушку девушки, нашёптывая признания в любви и обещания о светлом будущем, какое обязано произойти лишь в случае, если она разрешит ему уйти. Еле-еле, не без магических нектаров, Варя отдала себя во власть царству сновидений, уснув ближе к утру, благодаря чему сделала невероятную услугу своему любимому человеку. Лишила его своих очей, способных всё остановить. Первые лучи солнца сообщили владыке, что ему пора уходить, а он, поверженный её благим обликом, почти святым для себя ликом, лежит по-прежнему подле маленькой хрупкой девочки, что наконец-то сумела угомониться, приобняв подушку, и любуется её вспухшими пухлыми щёчками и полуоткрытым ротиком. Каштановые локоны распластались по всей территории его подушки, какую он, конечно же, по доброй воле, отдал ей, сам довольствуясь мелкими перинами. Во всём этом нежном запале, завораживающем и останавливающем дыхание, когда тело прикрылось под пушистыми одеялами, больше всего его убило и двигало к действию маленькое блестящее украшение на пальчике, что поблёскивало при рассвете. Ветерок перемен часто спала так, что вытаскивала руку за пределы кровати, и потому кольцо оказалось так хорошо видно. Любуясь отсветом сапфира и аметиста, что отражались на стене двумя цветными кругами, Влад улыбнулся и того пуще, даже рассмеявшись, внезапно осознав, что его колючка уже не просто прицепившаяся к нему мелочь, которую он бережёт, как зеницу ока и самую большую драгоценность, смело называя своей, а что она, в действительности, ныне почти считается его. Официально и до конца лет. Высветив свои ямочки, он согнулся вниз, чмокнув её в плечо, на что она шелохнулась, из-за чего мальчишка сразу же отпрянул. Главное её не разбудить. Тихо-тихо собрав последние вещицы, он взял свой рюкзак с бесконечным пространством внутри и, последний раз приземлившись перед главной любовью всей своей жизни, поправил её локоны, чтобы те не щекотали нос, замирая от вида даже такой глупой банальщины, как пылинки на её ресничках, что грезились блёстками. — Значит, это навечно, — повторил он вчерашнюю реплику, последний раз касаясь губами её носика, а после выбрался прочь из спальни, совсем тихо захлопывая дверь. Братцы на прощание ждали его у выхода, и те оказались куда более сонливы, нежели мало спящий их родственничек. — Влад идёт, — прыснул богок, ударив своего еле стоящего протеже за бок. — Я не сплю, я не сплю, я не сплю… — промычал тот в ответ. Ночная рубаха Алексея в принципе не оповещала о его готовности к нынешнему диалогу, но он не считал ее наличие постыдным, как и не находил презрения в том, что стоит на мраморной лестнице босиком. Будучи духом, к склепам и голой коже он привык изрядно. — Готов отправляться в путь? — Надеюсь, что ты задаёшь вопрос о сборе необходимого, а не о моём моральном состоянии, потому что я никогда не находил тебе столь нелепым, что ты аж не умел читать чужие эмоции, — цедил старший из них, обращаясь к Петру. — Поздравляю! Сейчас найдёшь! Зацепляя каждый ремешок, знаменуя очередной необходимый ему в путешествии артефакт, преподаватель боевых искусств напоминал о обязанностях, что навесил на мальчишек. — Я могу вам доверить её? — Мы постараемся максимально сберечь её душевное состояние, но обещать ничего не можем… — Точнее, можем обещать, что натворим делов! — отозвался ондок, откинув голову назад и пискнув от того, как больно затылок встретился с дверным проёмом. — Ты оставляешь её с форменными психами. Устав изрядно от неуместных реплик товарища, князь взглянул в сторону младшего отрока, но и там не отыскал поддержки. — Хотел бы противоречить, — шепнул тот, — Но, в последний раз, когда ты оставил её с нами, она начала пить со мной. — Предлагаешь сразу по возвращению вас в борделях искать? — Зачем? В отрезвителях! Закатив глаза, молодой человек напряг скулы, всем видом порицая своё семейство, будто тем самым намекая, что находит их нынешнее поведение сильно отвратительным и неприемлемым для себя, попутно уведомляя, что не сильно то доверяет им такой ценный груз, как его любимая девушка. За неё он тревожился безумно, и каждый раз, когда в его мыслях пробегало её имя, образ или прозвище, его руки, управляющиеся с повязками и ремнями, зацепленными на портфеле, начали сотрясаться. Представляя то, что может случиться с ней без него, Влад натужно задышал себе под нос, при этом опустив сапфиры, лишь бы не выдать братьям свои страхи. Но не получилось. Как только ладони чуть выдали его нервозность, Пётр тут же еле слышно порычал про себя, содвигаясь к тёмному князю ближе, пряча свою успокаивающую фляжку в карманах, и, отодвинув его руку, принялся сам перевязывать узлы, чтобы сделать наилучший вариант. — Насколько я помню, в обывательском деле плетения я был лучшим из вас… — Плохо помнишь, — отрицая, напомнил книжный дух. — Ты всегда слишком сильно спешил и их либо недотягивал, либо перетягивал. — Они были лучшими… — Лучше, — поправил его, усмехаясь, гробокопатель, тоже сдвинувшись с поста, заметив, что вязки и на другой стороне отличаются исключительной недееспособностью. — Точно отличались целостностью, в отличие от моих, ибо я ничего лучше петли не делал, — пальцы под рукавами и кружевами начали плести верёвки по новой. — Но с отличным охотником, такое навряд ли сравнится. Мальчишки начали обходить своего воспитателя со всех сторон, то и дело выказывая недовольство о его сборе, знаменуя недостатки и слабости, подчёркнутые брезгливым говором, на какие в один момент владыка просто прекратил отвечать, лишь тихо посмеиваясь. В этом акте заботы он наконец-то словил истинные причины, почему на этих обормотов можно оставить его любимую, ибо их презрение никак не выражалось в его лике или плохо подобранной одёжке. Те выказывали всё к месту, осуждая избранную слишком некачественную посуду и плохо наточенные ножи. Сколько бы братцы не притворялись идиотами и глупцами, что относятся безразлично ко всему в мире, они таковыми точно не являлись. — Так предполагаю, что это — всё, — выдал книголюб, перекидывая свои витающие волосы с шоколадным отблеском, рассматривая экипировку в очередной раз. — Всё, что мы способны улучшить, ибо уродство, увы, нашими благими деяниями не исправляется. Сыскав вновь их борзые отзывы, морок приспустил брови, а потом установил губы в ровную линию, знаменуя серьёзность говоримых слов. — Её вообще не страшно оставлять на вас. Вы справитесь. Я в вас верю. Положив по ладони каждому на плечо, он ознаменовал решительность своих выражений, а после, сжав их в объятиях и словив взоры, полные уважения, кинул своё «до скорой встречи», минуя лестницу Штормградского дворца, оставляя мальчишек наедине, с грустными актёрскими личиками и платочками, развивающимися на ветру. Когда фигура наконец-то прекратила быть разборчивой и ясной, Равелины остановили спектакль, заговорив серьёзно. — Нам бы в себя поверить. — Ага. Слова Влада казались такими простыми и лёгкими, но они почти сразу возложили на плечи юнцов лишних напрягающим грузом, из-за чего дрём сняло, как рукой, и они, более-менее приведя себя в порядок, меньше чем через час явились к опочивальне их объекта наблюдения, жаждя провести с ней день и успокоить её тревоги. Те спешили так сильно, что обошли даже намеревавшуюся навестить её Марфу. Вновь не сдерживая своей импульсивности, ондок восторженно распахнул дверь, так, что она стукнулась со стеной, издав неприятный грохот, не оставляя принцессе ни единого шанса, пропустить их явление мимо ушей. Другое дело, что, уловив гостей сразу, волшебница даже не повернулась, лишь устало приоткрыв веки, а потом сомкнув их вновь, только увидев кольцо на пальце и понимая, что её вечный спаситель ушёл. — Доброе утро, кобылка! — в то же время громогласно оповещал Лёша, стараясь придать ситуации весёлого настроения и энергичности. — Сегодня у нас прекрасный день, который мы будет проводить в апатии и горевать о том, как ушёл наш любимый в далёкие края! — Хоть бы не напоминал, — произнёс недовольно Петя, отыскивая в действиях братца ошибки. — Просыпайся, поднимай свою задницу и идём к приключениям! Жаждя то ли поднять, то ли сильнее взбесить колдунью, наглец сделал шаг по направлению к её постели, тут же ощущая, как потоком воздуха его сдувает прочь в коридор с такой силой, что он даже противостоять не способен. Прикрыв веки от сухости, резко павшей ему в участь, он сумел явить их миру лишь тогда, когда очутился лопатками прижатым к стене в коридоре, пред закрытой дверью в опочивальню наследницы. В отличие от смеющегося с этой ситуации фанфарона, принимать поражения просто так средний Равелин не желал. Решительным шагом, он взялся за ручку вновь, опять залетая в спальню. — Кобылка, ты думаешь, что ты меня переиграешь?! Ныне он решил специально зайти как можно дальше вглубь комнаты, чтобы девушка не смогла его выгнать, но этого и не понадобилось, потому что самого ветерка перемен в территории стен не оказалось. Пустующая кровать глаголила о Варином побеге, какой весьма беспокойно приняли родственники, хоть и ожидали такого действия, и безупречно мирно отнеслась к нему только явившаяся внутрь падшая королева. — По-моему, она не очень хочет, чтобы мы помогали ей в этой апатии, — заявил богок. — Не думаю, что хоть кто-то жаждет, чтобы такие, как вы, помогали ему в апатии, — презрительно буркнуло её ветрейшество, оглядывая простыни и территории спальни. — Вы её не лечите, а преумножаете, да до такой степени, что смерть мерещится освобождением. — Нам на такое умножение нужно куда больше времени, нежели вам, — язвительно отозвался Лёша. — Наше то общество кобылка терпит куда спокойнее, нежели ваше. — Куда проще вести беседы с глупцами истинно умным людям, нежели переживать сражения с теми, кто более образован. — Ещё раз, а причём тут вы? Конфликты между братцами и старообрядкой даже не думали кончаться, но болтовню продолжать старообрядка, учитывая отсутствие так надобного ей ребёнка, не желала вовсе, воспринимая это шевеление своего языка за сизифов труд. Приподняв подбородок выше и смягчив голос, она приняла тон, будто твердящий о её материнской заботе и любви. — Её постигла серьёзная утрата, так что, думаю, этот день она жаждет явно провести в отдалении от общества и, в частности, от настырных старых идиотов вроде вас… — Нас, — поправил её Пётр, тыкнув пальцем в сторону собеседницы. — Вы лишь прибавите ей горести. Я бы тоже впала в пущую депрессию, если бы мне на плечи выпали в успокоение дебилы, вроде вас. — Естественно! — прыснул вальяжно, мельтеша рукавами, бывший мёртвый дух. — Мы хороши лишь в упокоение! Ждём не дождёмся, когда применим это на вас! — Искренне сомневаюсь, что ты это узришь. Не позволив больше ничего прибавить или убавить, Марфа задрала нос ещё выше, подчёркивая вновь безупречное состояние своего лица и, мельтеша подолом, удалилась прочь под хмыканье младшего представителя семейства, находящего её спесь смешной. В эту тираду якобы заботливой родительницы он и капли не поверил, беспокоясь о своей любимой королеве. — Отправляемся на поиски нашего великолепного Эбсервальдского клада? Глядя на проход, нахальный вертопрах поделился своей позицией на этот счёт. — Наперекор твоему решению, предлагаю смириться с затеей ее ветрейшества и дать кобылке время, — обратив глаза к брату, он продолжил. — Мы своим видом станет лишь напоминанием о нём, и куда лучше ей день провести вообще без всего подобного в полнейшем одиночестве. — Не лучше ли ей знать, что у неё есть люди, разделяющие с ней эту ношу? — Неужто ты ещё не понял, что это — не всегда вещи, надобные людям? Чуть помолчав, Алексей вспомнил самого ярого представителя этой идеологии, и, оголив зубы в отвратной ухмылке, подал идею на их сегодняшний день. — Не желаешь помочь мне в ремонте? — Если бы тронем хоть что-то в этом дворце, Марфа пустит нас на ужин… — Не здесь, — оповестил мальчишка, закинув голову, лишь представляя мордашку той, кого они намеревались навестить. — Необходимо привести в порядок место, где двигается время, что делать оно вовсе не должно.

***

Бушующие в теле Сатаны эмоции выводили с берегов какие-либо её здравые ориентиры, заставляя ту метаться и сходить с ума пуще прежнего. Она плохо понимала, как реагировать на возникновение друга и уж тем более совсем не знала, как обходиться с его решением о её поддержке. Ловя от этого нелепую тревогу и признав за верную идею уже некогда обречённый план по изгнанию его прочь, та решила игнорировать гостя и не напоминать ему о том, где он оказался, потому даже завтрак она жаждала принять в одиночестве. По крайней мере, она оставалась единственной личиной за столом, кого можно назвать живым, и кто вообще может питаться. — В этом замке появилось ещё одно физическое тело, — бубнила, отзываясь эхом, Эвр, усаживаясь на стул, где еле-еле могла находиться. — Губит помысел о существовании весьма целостной структуры среди нас? — Не слабо, учитывая то, что от него не идёт никаких всплесков магии, что говорит о явно отнятых у него способностях. — О несуществующих, — поправила собеседницу богиня иллюзий, наливая себе чая. — Тот никогда подобным не владел. — То есть, в войско к тебе прибрёл не маг?! — просвистев от забавности ситуации, дух продолжила. — Тогда из его плюсов остаётся лишь явно хорошо сгруппированное физическое тело да действительно милая мордашка, олицетворяющая чистоту и добродетель, которой также отличаются и его помыслы. От комплимента в сторону внешности гостя, Любава заметно опешила, лишь на долю секунды напрягшись, а потом сразу решив отпустить эту мелочь, прикусила губу. Она то явно знала, что Саша красив. — Почему же его нет на твоём необходимом приёме пищи? — относясь претензионно к человеческим необходимостям, поинтересовалась ветер. — Надеюсь, что он откажется от решения и покинет дворец, если подумает, что здесь его не воспринимают всерьёз. — То есть, ты приняла решение его игнорировать? Оказывается, дымки умеют презрительно приспускать брови. — Пока что у меня получается. Последние буквы староста класса зажевала, ощущая вновь давящий её приток чужих мыслей и идей, заполонивший тело так, что она слишком резко подняла голову вверх, не удивляясь вовсе пришествию нового участника приёма пищи. — Доброе утро, Психея! — выкинул факир, снимая капюшон от своей кофты, сразу же усаживаясь за стул, вовсе не замечая, как Эвр насмешливо поглядывают на даму, что её призвала, оповещая, что план явно не катит. — Получалось, — поправила себя Любава, отвернувшись от дамочки прочь. Спохватившись за одно из пирожных, властительница магии вновь вернулась к своей политике, веруя, что беседы мальчишка вести не намерен, но сладость в её руках заметно колебалась — у Абрикосова явно совсем другие планы на это утро. — Замок выглядит куда более разрушенным, чем я его помню, — упомянул он, павшие шторы и раздолбанные фиолетовые шкафы. — Тебя же устраивала здешняя мебель… — Но не её цвет… — Жаждешь прибавить розового? — прыснул фокусник, сам управляясь за столом с едой, отобрав у собеседницы чайник, чем лишь сильнее лишил её голоса, когда она смогла словить его мысль, что он находит её выражение лица сейчас милым. Не забавным, а именно милым. — Тогда, может покраска всего в новый цвет будет моим первым делом, как твоего помощника? — Первым делом, как её помощник, ты намерен познакомиться с иными помощниками. Лишь тут Саша обратил внимание на фиолетовую дымку за одним из стульев, глядя на неё излишне поражённо, будто пристальное внимание иных полупрозрачных структур не объяснило ему происходящее. Испугавшись, тот чуть не уронил чайник, но учуявшая эмоции наследница Штормграда успела сориентироваться и, подхватив посуду, позволила мальчишке сразу перейти к приветствиям. — Извините, что не выказал уважение раньше! — взволнованно щебетал он, поправляя свои распушившиеся волосы. — Ваше… — Ветрейшество, — подсказала староста. — Опять?! — удивился землянин. — По сути, род этого королевства попросту украл наше обращение, изымая у ветров разных направлений их высший лик. Склонив ту часть, что смела зваться головой, дух поприветствовала гостя. — Я Эвр — богиня восточного ветра. Рада познакомиться с вами. — А я не… — Александр, — перебила его на корню Любава, уже прочитав всю его речь в голове наперёд и не сыскав её подходящей. — Александр Абрикосов — факир, фокусник, психолог и всем помогающий герой. В говоре слышалась явная нотка злобы, какая лишь позабавила высшую власть, пропустив по комнате смешок эха. — С ужасным вкусом стиля, однако. — Это — толстовка, — предпринял попытку объяснить свой наряд земной житель. — Удобная одёжка, в какой удобно спать, когда холодно. — Безвкусность из-за этого не уходит… — Она и впрямь очень приятная, — внезапно затараторила, разнервничавшись, Любава, попытавшись убрать прочь помыслы гостя, вновь намереваясь цепляться лишь за свои, и удивлённо восприняла, что не может уловить ни единой скомпонованной, из-за чего она начала болтать то, что приходило ей на ум. — Она мягкая наощупь, очень тёплая, и у неё такой большой капюшон, где могут уместиться все волосы… — У тебя тоже есть такая? Синие зеницы замерли уже какой раз за беседу. Конечно же, личной у неё не имелось. — Нет, — нервно прыснула она, чуя, что факир, без какой-либо читки мыслей, её спалил. — Я оставлял одну кофту в Штормграде, по-моему, случайно, — напомнил он о ситуации трёхлетней давности. — А потом я понял, что она мне мала, и даже возвращения не попросил. — Ты одевала её? — обратилась Эвр к той, что её призвала. — Пару раз, когда мёрзла, — дребезжащим голосом, призналась правительница дьявольского огня, окончательно понимая, что у её персон больше нет краёв. Нахождение героя их вертело, будто на карусели, и от этого ей становилось слишком сложно держать себя в узде, что она выдавала наружу всё слишком явно. Настолько, что даже слабо смыслящая в чувствах субстанция распознала её привязанность и бездарную слишком бурлящую ныне влюблённость. Улыбка Саши стала лишь пущим просветителем в этом деле, потому что она заставила её покраснеть, выводя восточный ветер в форменную истерику. — Рад, что она не валялась без дела. Не валяется. Эвр не сомневалась, что её подопечная по-прежнему часто её надевает. — В отличие от тебя, что бродит тут без дела, — вернулась к главной мысли Сатана, решив вновь вершить затею о неправильности присутствия мальчишки здесь, наконец-то сумев приземлить пятую точку на стуле. — Тебе нельзя здесь находиться… — Порой я тебя искренне не понимаю, Любава, — заговорил уже факир. — Тебе столько лет наших отношений не хватило, чтобы понять, что я не отступлюсь? — Оступлюсь, но не отступлюсь, — язвительно повторила волшебница, убрав прочь свой белокурый хвост. — Ты слишком упрям и настойчив, чтобы сдаваться. — Как будто ты это умеешь. Вроде они язвили и обязаны источать хоть каплю злобы, но таковой вовсе не имелось в этой беседе. Парочка казалась безупречно конформной в этом диалоге, и эти нагоняи им обоим грезились приятными и… Ласковыми. — Тем более, я уже покинул всё и вся, чтобы явиться сюда. — Глупое решение. — Я ещё тот дебил. — Да вы оба такие! — выплюнула себе под нос Эвр, находя происходящее всё более и более смехотворным. Эти двое так сильно заботились друг о друге, что одна пыталась прогнать не мага прочь, лишь бы он не поранился, а второй бросил всё и пришёл сюда, лишь бы её поддержать. Интерес в безопасности друг друга стал лейтмотивом этой беседы. Ветер это поражало, и куда сильнее восхищало то, что они оба не понимали до конца происходящей ситуации. — Ты — лишний здесь… — Как и везде сейчас! — Саша… — Ты не выгонишь меня! — Я не хочу, чтобы ты был здесь! — закричала, не взвившись с места, воинствующая принцесса, чуя, что заметно от злобы побелела. — Не совсем так, — отозвалась на это восточный ветер, точно понимая причины, почему она боится нахождения гостя рядом. Колдунья ужасно пугалась, что он пострадает. — Но уйти — я не уйду! — настойчиво протараторил факир, сумев наконец-то сделать один глоток чая, доставшийся ему с боем. — Считай меня дальше за недостойного, пустого… Да хоть за мебель! Я буду здесь! — Почему?! — Потому что я хочу, чтобы ты помнила, кто твой настоящий друг, — шепнул он, на секунду замолкнув, поглядывая на явно разгорячившуюся Сатану. — И кто твой настоящий враг. Заслышав эти слова, Любава заглохла, улавливая потуги, что привязались к этому, а мальчишка будто только этого и ждал, потому что всё время, пока её пальчики аккуратно катались по горкам из его затей, он лишь глядел на неё своими карими очами, выжидая. Поглотив их, она кашлянула, не отступая от позиции. — Я помню, — гордо сказала властительница мыслей, поднявшись со стула и, пройдясь салфеткой по своим розовым мягким губам, решила покинуть стол, — И именно поэтому тебе здесь не место. Не поняв полностью смысл этих слов и отыскав в них намёк на явное отсутствие важности их отношений, Александр заметно погрустнел, теряясь в своих грустных догадках, какие стали ударом по плоти Психеи, заставив её тон перейти на куда более низкий, когда она обратилась с напоминанием к своей помощнице. — Диким ветрам требуется ещё немного магических уроков… — Не думаю, что… — Правильно: не думай, — строго заявила она, направляясь за дверь. — Не думайте, а просто делайте, ваше ветрейшество. Выйдя за предел столовой, Бабейл весьма показательно развернулась на своём каблучке, прокрутив шикарный хвост белокурых локонов, и повернулась к субстанции. — Прошу. Прыснув, Эвр поглядела на Абрикосова своими стеклянными глазами последний раз, а после, кинув ему что-то вроде кривого комплимента по поводу его явно симпатизирующей ей внешности, удалилась прочь, повинуясь приказам. Покинутые помещения стали для фокусника не столько мытарством, сколько помыслом, что план направляется мимо, и те оказались столь громки, что не могли пролететь сквозь обладательницы биполярного расстройства. Синие очи вновь явили себя. — А ты — не мешайся! — грозно приказала она, испарившись опять. Стоило только реплике снизойти от неё, а стуку каблучком пролететь по коридорам, так её сразу же окутала волна тяжелейшего помысла о ненужности и своей глупости, какая подкосила её ноги, заставляя принцессу на следующем проходе чуть ли не стукнуться со стеной. Существование Саши и раньше делало из неё слишком чувственное и исключительно слабое существо, но сейчас, когда его мысли открылись, она ощущала себя носителем его тягот, будто сдавленная удавкой из его рассудка. Став пленником такого в случае эмфатичного паренька казалось ужасно опасным, и, увы, так оно и было.

***

Заходить в танцевальный зал, за территорией которого слышались ремиксы под рок песни, из раза в раз не становилось легче, а этот и вовсе отличался чрезвычайной напряжённостью, ведь переданные вчерашним днём её наскоро написанные стихи обязаны отозваться каким-то ответом, и при этом не прискорбным. Скромно топая в своих балетках, фигуристка, пугаясь внимания наглой одноклассницы, предприняла попытку совсем тихо пройти в территорию новой версии старой и знакомой мелодии, и, на первый взгляд, чудилось, что у неё даже получилось. Биты по-прежнему изливались из колонок, а прислонившая к уху наушник Несмеяна грезилась вовсе не тронутой, будто из-за шевеления головы и дребезжания украшений не услышала вовсе ново явившейся персоны. Играла иллюзию она не долго и вовсе не сумела сдержаться, когда посетительница территорий полезла в портфель за пирожком, совсем расслабившись от мысли, что она — невидимка. Расслабленность дала свои плоды, и она, словно кошка от воды, отпрыгивает прочь со стула, падая на пол, испуганно внимая музыку совсем рядом подле себя, да так мощно, что по телу прошлась ударная волна. Найдя личико гостьи забавным, она, раскрыв широко рот, расхохоталась. — Ты невероятно смешная, Пушок! — Про тебя бы я так не сказала! — обиженно протянула волшебница, стукая по своей чуть помятой юбочке. — Так я же Несмеяна! Посчитав такие выражения исключительно глупыми, но при этом забавными, ди-джей разошлась в смех ещё раз, а потом, опустив наушники на шею, поплелась обратно к своей установке, желая вернуться к работе, чего ей, увы, сделать не позволили. — Как тебе?! — взбудоражено обратилась ледяная колдунья. — Как мне что, снеговик? — Мой стишок… Как тебе он?! Ты поговоришь с преподавательницей? Пухлые щёчки вздымались, мельтешащие пальчики не могли найти себе покоя, а говор, то и дело, переходил на писк. Восприняв даже это за нечто глупое и милое, девушка откинула голову назад, издав отвратный гогот человека, якобы преисполненного знания, напугав собеседницу, а после, хмыкнув, дала ответ. — Нет, не поговорю. От подобного Снежка испуганно всполошилась. — Но… Но почему?! Я же дала тебе свой стишок! Поделилась с тобой дурацкими рукописями! Я же дала тебе повод для издёвок! — В том то и проблема, Пушок, — весьма уверенно, даже без нотки гадости выдала девушка. — Там нету причин для шуток. Не поняв вовсе этого помысла, смущённая колдунья воды опустила вниз глаза, не зная, куда пристроить руки и не в состоянии сказать слов, способные перечить этим выражениям, из-за чего музыкантка презрительно закатила очи, а после вытащила из кармана полученный листок из блокнота, по углам которого красовались милые рисунки и куча наклеек, нацепленных специально для большей смешливости облика. Так, спортсменка предполагала, что лишь принесёт знакомой удовольствия, давая больше повода для издёвок. Поразительно, но это стало единственным пунктом для такого. — Ты должна была написать глупый стишок, про своё наивное хобби и глупую манию катка, где рифма бы заменялась словосочетанием «ля-ля», а предлоги бы специально лились рекой, если не можешь дойти до конца предложения. Повернув лист лишь на пару секунд, она будто лишь так намекнула, что в нём ничего из этого нет. — А в итоге, ты назвала стихотворение «Реинкарнация», — упомянула она, прогуливаясь по красиво писанным строкам. — Свою любовь к фигурному катанию ты описала страстью, лишение себя катка — высшей несправедливостью, что обрезала крылья, и ты «трепещешь в ожидании возвращения к лезвиям, способным даровать тебе не гибель, а лишь жизнь, потому что мечтаешь переродиться». Только сейчас, вняв целыми строчками своё произведение, она поняла, что в нём нет и толики того, чего хотела увидеть её ненавистница. — Может, я слепа, а где здесь «ля-ля-ля»?! — излишне агрессивно протянула Несмеяна, обращаясь с бумажкой весьма щепетильно. — Или, по-твоему, слова «реинкарнация», «сладострастие», «утрата» и «отрада» на это похожи?! — Прости! — встревоженно завопила спортсменка, закладывая слишком короткие белые волосы за свои ушки. — Я не хотела… Я не думала, что… Я просто увлеклась! — И создала шедевр! Услышав такое от вечно недовольной Несмеяна, поразился бы каждый, но испуганная колдунья и вовсе думала, что потеряет сознание. А рокерша, чмокнув губами так, что затрясся её пирсинг, продолжила. — Не знаю, прибегла ли ты к помощи нашего воронёнка или нет, но ты написала не стишок, а истинную поэму, способную смело зваться величественной одой к катку, — положив листок на свою аппаратуру, она продолжила. Это восторгает, поражает и… Честно сказать, воодушевляет. — Так… Почему же ты не поговоришь с преподавателем по поводу этого, если не смех, но удовольствие тебе я принесла? Некоторое время Несмеяна молчала, а потом, шевельнув одним микшером, призналась. — Потому что я не думаю, что это — не твоё. Какой раз за беседу выражения особы казались дикими, но эти, в отличие от всех предыдущих, одноклассницу выбесили. — В каком это смысле?! — яро вопила она, заикаясь. — Я предоставила тебе рукопись о своей любви, которая получила от тебя самые высокие оценки, а ты говоришь, что фигурное катание — не моё?! — Да, именно. — Почему?! — Потому что, Пушок, у тебя поразительные умения в области поэзии! Таким скверным голосам обычно унижают, а точно не завышают, гордо обзывая великой. — Что? Устало пройдясь по своим фиолетовым прядям, она заговорила вновь. — Ты не понимаешь, да?! Ты невероятно в этом хороша! У тебя слова не кажутся натужно подобранными, а будто идеально лёгшими, словно они подбирались для того или иного места! — Я написала его за тридцать минут! — А я не могу написать ничего такого годами! Признав свою несостоятельность, как писака, гадина явно не собиралась замолкать, продолжая свой ход и попытки пояснить девчонке свой ход мысли. — Я предлагаю тебе другую сделку… — Я напишу ещё одно стихотворение, и ты поговоришь?! Снегурочка не могла прекратить думать, что она не выйдет туда — она не могла потерять лёд. — Мы напишем песню. Предложению мгновенно предложили оказаться несказанным. — Нет! — выкрикнула спортсменка, крошечными шажками отступая к выходу. — Пушок! — Ты не исполняешь требования… Я не буду ничего делать! — Снеговичок! — Я сама её попрошу! — Тебе так страшно принимать факт того, что ты — способная писака?! Вылетая за дверь и хватая свою сумку, малышка почти перекатилась через порог, сумев, к счастью, лишь рухнуть на пол и прокатиться по нему пятой точкой, испачкав юбку в край. Все ещё поглядывая на нагло выгнутые брови с пирсингом, волшебница поскакала прочь, приняв решение больше никогда не говорить со своей одноклассницей. Она в действительности не могла хотя бы предположить затею, что может заниматься в жизни чем угодно иным, помимо фигурного катания.

***

Убедившись, что Алёнка, наевшаяся её таблеток и отваров, чтобы успокоиться, по-прежнему дремлет, волшебница земли направилась в библиотеку, желая объясниться своему молодому человеку, почему их свидание так неудачно сорвалось. Та даже не сомневалась, что отыщет его там, но и подумать не успела о том, что он может быть там не один. — И ту! — указал он анимагу, прося того вновь вороном отковырять нужный ледерин, что падёт на пол, а следом окажется в их списке на изучение. — Астер? Ты здесь? Преподаватель развернулся, книга упала, а испуганный мальчишка не обратил на неё никакого внимания, поглядывая на свою любимую, что весьма удивлённо сузила глаза, изучая его мимику. — Маша, — протянул он нервно её имя, только лишь голосом выдавая, что она не к месту и не вовремя. — Ты занят? Подумав на долю секунды о бывшем, она огляделась по сторонам, и, не обнаружив черных прядей, что прятали за собой душащие серые глаза, продолжила, вовсе не заприметив пташку, скрывшуюся средь полок, уместившись прямо в ту яму, что они создали, изымая рукописи на изучение. — Я… Я… Так, к уроку готовлюсь… — По греческим артефактам? — обратилась колдунья, подняв фолиант с пола. Подобную заинтересованность она сразу нашла странной, но парень, точно понимающий, что не может глаголить о плане, поспешил её успокоить. — Просто пытаюсь найти связь или схожести с нашим следующим изученным аспектом магии. — Вау. Похвально. Бросив взгляд назад, астроном заметил друга, зажатого средь полок, и, поняв, что тот не виден, продолжил беседу, пытаясь выпроводить любимую как можно быстрее. — Я хотела извиниться за то, что вчера не пришла на свидание, — произнесла смущённо владыка растений, поглаживая свои каштановые пряди в косе. — Было так много проблем и… — Я понимаю… — Ещё и Саша ушёл из колледжа к Любаве и нам пришлось успокаивать Алёнку… — Саша сделал что? Новость подобного вида не в шутку удивила исследователей, ведь она не малость подвергала их предстоящие планы обструкции — как Психея поверит бонвивану, если у неё уже имеется рядом человек, которому она безоговорочно доверяет? — Он ушёл на сторону Любавы вчера. Сказал, что больше не выдерживает ненависть, которую к ней испытывают окружающие, что она — не монстр, каким её пытаются выставить и потому он решил её защищать… — выдав истеричностью голоса свои переживания, девушка словила явную нотку заботы со стороны своего молодого человека, когда он сделал шаг ближе. — Как всегда, наш психолог в действии! — Ты очень расстроена этим… Пальцы сцепились в узле. Пункт ярости весьма очевиден. — Не люблю разочаровываться в людях. Можно в делах, в хобби, в себе… В иных персонах гадко каждый раз, — прикусив губы, она позволила одинокой слезе покинуть её зеницы. — Ты изучаешь их, впускаешь в свой мир, доверяешь и относишься с радостью, и… Встречаться с истиной больно каждый раз. Очень нежно любитель космоса подобрался к любимой ближе и, вечно бардачным движением, прижал ту к себе, проходясь тонкими пальцами по голове, надеясь угомонить её потерю и такое ощутимое разочарование в мире. Пускай факир не считался для неё больно хорошим другом, он являлся определённой личностью, какая сейчас, увы, распалась. Отодвинувшись, потирая территорию под очками, Маша решила вернуться в романтическую стезю. — Разочаровывать я тоже не люблю, так что, свидание у нас будет, — объявила она, желая провести вечер со своим молодым человеком. — А как же уроки и многочисленные экзамены? — попытался отлинять от дела Астер. — Они могут подождать немного. — Заставишь будущее ждать? Не сразу, но нотку нежелания встречи колдунья уловила и, боясь очередного предательства, решила мигом выяснить ситуацию. — У тебя нет возможности, да? Ласковый дребезжащий голос сжимал преподавателя, жаждущего и мечтающего провести время с любимой, но книга, очутившаяся на шкафу подле него, напоминала ему о том рискованном деле, в каком он согласился оказать помочь. Бросить Корвина одного в этом сложном пути он никак не мог. — У меня очень много работы сейчас и… Я был бы очень рад отказаться от неё! — Нет! Не стоит! Поразмыслив в эту сторону, учёная осознала, что её парню необходимо закрепиться на позиции учителя, причём, достаточно хорошего, чтобы былые согрешения аннулировались, став забытыми и потерянными фрагментами, и это надобно им обоим куда больше, нежели усиленный бит её влюблённого сердца. — Я всё понимаю! — воскликнула она, ласково поглаживая его ладони, а после, проходясь пальцем по скулам, наткнулась на пластырь, что сама нанесла, медленно отклеивая его. — Проведём свидание потом! Вытащив из сумки новый, он заботливо вновь спрятала ещё не зажившую рану за маленьким скотчем, а после, аккуратно чмокнула его в царапину, что тот схлопотал, столкнувшись об шкаф, и, улыбнувшись от будоражащих бирюзовых глаз, направилась прочь, позволяя ему вершить революцию образования и прибегать к реинкарнации его персоны в стенах колледжа. Ботинки испарились, щека по-прежнему отзывалась пылким жаром её чувственности, а молодой человек весьма устало застонал, подвигаясь лбом к шкафу и ударяясь им по деревянной полке, стыдливо ругая себя за такую ложь к обожаемому человеку. — Какой позор! — тянул он, невероятно злясь на очередную неправду. — Да нет, ты довольно хорошо солгал, — произнёс анимаг, опустившись подле и перевоплотившись. — Я бы не отыскал в тебе лукавства… — Но я соврал! Опять! Стуки головы об шкаф не прекращались, и Корвин, восприняв это дело за излишне жестокое по отношению к телу, деликатно подошёл вперёд, исказив лицо в гримасе отвращения, и отодвинул парнишку от мебели, поставив пред ним мягкую книгу в кожаном переплёте. — Давай так, менее жалко. Стук начался вновь, но после не отличался тех глухим трезвоном будто пашущего день и ночь дятла, что чуть успокоило бонвивана, собирающего фолианты на изучение. Угомониться исследователь уже не мог — вновь он строит их отношения на лжи и обмане, снова недоговаривает своему любимому человеку. Вначале Уртика, теперь это! Список лжи становился крупнее, а правды меньше. — Прекрати самоумаление, нон грант! — шептал его знакомый. — Ты делаешь всё правильно, она бы не поняла этого решения… — Последний раз, когда она не понимала мои решения — я пытался уничтожить эту школу с помощью тёмных сказок! — Во-первых, не умоляй свои стремления — не школу, а мир, а во-вторых, тогда тебя не понял абсолютно никто! Однако ныне в этом плане я всецело осознаю твои потоки мыслей. К сожалению, такие выражения не угомонили самоунижения, и Астер продолжил долбиться о кожаный переплёт, докучая соратнику своим звуком. — Она мне доверилась! Полностью вновь поверила, не отыскивая вовсе фальши! А я ей опять лгу, понимаешь?! — гудел без остановки он, пока книголюб перекладывал сборники, изымая информацию из них с помощью своих способностей. — Я просто предаю её доверие! Её и всего патруля! Они приняли меня, невзирая на согрешения, а я… — Они приняли бы к себе, будь ты хоть безмолвным Арлекином! — взбудоражено выкрикнул Равелинский наследник, сильно злясь на ненадобное нытье. — Это патруль — они хорошо относятся ко всем! Яростные реплики на первый взгляд порицали отряд и его деятельность, но, отняв рукопись дальше от себя, астроном уловил в этом говоре некоторую линию отчаяния и какой-то горести. Создавалось впечатление, что такое отношение команды, наперекор его личности, вызывало в нём положительные эмоции. — Не ко всем, — отметил он, припомнив свою подругу. — Маша не любит ленивых, злых и агрессивных. Они не принимают Любаву, Несмеяну, Кику… — Но не менее противного и склизкого меня они некогда приняли, — напомнил графоман, наконец-то отобрав себе подушку для избиения и изучив внутри и её содержание, — Невзирая на все гадости, что я вываливал на них прямо во время их актов доброты и милосердия. Любитель звёздного неба явно не ошибся, и Корвин, вне сомнения, относился к компании с какой-то счастливой эмоцией, пусть и пока ему непонятной. — Они и меня приняли… — Такие они поразительные люди! Принимают нас, радуется нам, хотя мы ни капли не понимаем их, а они ни капли не понимают нас! Считают нас за странных, думают, что мы сумасшедшие и, всё же… Огорчённый всплеском эмоций, мальчишка выкинул последнюю книгу на стол. — Остаются дружелюбны. Соглашаясь, Астер закивал, и очи бывших товарищей встретились, совещаясь безмолвно о наболевшем. Ребята, такие противоречащие друг друга, в очень многих пунктах друг друга безупречно понимали: идеальность, безбрежность и отточенность каждого вдоха анимага становилась противоположной чашей весов спутанности, нелепости и неряшливости астронома, но при этом они оба оказывались слишком далеки от середины измеряющего аппарата, где стоял абсолютно весь иной мир. Сколько бы окружающие не старались, им трудно давалось понимание мальчишек, любящих одиночество и находящих в нём благое счастье, обзывающееся золотым Граалем существования. Громкие посиделки — явно не их стезя, сколько бы много тем они оба не могла поднять, и сколь бы искусен в танце не был наследник княжеского рода. Окружающие мерещились им далёкими и слишком непонятными, и, верно, именно из-за этого безупречное понимание между ними так сильно их смущало. При этом, некогда чтец относился весьма презрительно к команде патруля, точно, как и бывший предатель ныне, но они оба точно понимали, что это — вовсе не вина ребят. Те были чрезвычайно дружелюбны, всегда относились с радостью к ним и каждому, даже неприятному слову в их адрес, старались интересоваться делами и даже их понять. Отчасти такое внимание раздражало, но при условии, что никому из компании дело никогда не было до Караунджа или Эйнара Кварана, это вызывало банальное уважение. Его они, невзирая на свою долю мизантропов, испытывали. — Они просто очень любят свою подругу… — И потому хотят, чтобы ты ощущал себя максимально комфортно, — будто бы закончил за него слова. — Но это иногда вымораживает. — Понимаю. Вновь волшебница земли вязала их между собой, но только больше они не противоречивы настроены в своём мнении, а весьма соединено придерживаются единого. Подобное радовало астронома. А ещё это чувство взаимопонимания лишний раз припоминало ему причины, почему он отказался от свидания, ради этих игр в предателя. — Надеюсь, бонвиван, я не разочарую их тем, что подтягиваю тебя на работу лазутчика, — смешливо отозвался он, беря ещё одну книжку на изучение с полки. — Сомневаюсь, нон грант, ибо, как по мне, это обязано распространяться лишь на случай, если ты сам примешь на себя клеймо шептуна. — Тогда можно спокойно вернуться к нашим гигантам и сторуким… Вытянув ещё несколько книг, Астер поставил их на стол, сразу развалив стопку вниз. — Как я устал от этой компиляции! — произнёс вымученно Равелин, откинув голову назад. — Как же много мне надобно сделать, чтобы не предать ещё не полученное доверие!