Другая жизнь

      Это ни черта не весело. Весело — это смотреть за двойняшками Пайнс, как они скрываются от Летоуинского Ловкача, а прятаться самой от монстра, готового тебя сожрать — вообще не весело. Ни разу.       Такие мысли прибывали в голове согнувшейся в три погибели Марии. Повязка сейчас здорово мешала, закрывая практически весь обзор: она сидела левой стороной к стене, а поменять положение не было возможности — девушка не знала, где именно, но где-то поблизости шнырял Ловкач, — поэтому, застыв каменной статуей, Мария использовала все органы чувств, чтобы следить за монстром.       Ловкач ловко лавировал меж стеллажей магазина. Ребята не дышали. Мария, как бы ей не хотелось доказывать обратное, боялась: пальцы подрагивали, сердце, стоило заслышать перебирание лапок монстра, пропускало удар, а футболка, взмокшая от пота, прилипла к спине.       — …думал, что вышел из возраста, когда колядуют, — слышался неуверенный шёпот Диппера откуда-то справа.       Мария готова была придушить обоих близнецов за их разговоры в такой неподходящий момент, но понимала, что только благодаря им она знает, когда мимо проходит Ловкач. Поэтому девушка молчала, не желая своими шиками привлекать ещё больше внимания. Проще говоря, она старательно притворялась ветошью или на крайний случай частью Летоуинских костюмов, в которые она так удачно зарылась.       — Именно поэтому нельзя прекращать это делать, Диппер, — Марии отчаянно хотелось биться головой об стенку, слыша не к месту громкий голос Мейбл. — Мы взрослеем, и праздников остаётся всё меньше… Что, если Летоуин будет нашим последним праздником?       Мария покрепче сжала потные кулаки. Тело затекло от неудобной позы, но менять её девушка совершенно не хотела, опасаясь привлечь ненужное внимание.       И зачем она вообще на это подписалась?       Сколько раз ей нужно себе напомнить, что приключения, такие забавные, захватывающие дух с экрана, в реальности опасные и пугающие до дрожи в коленях?       Вопрос повторяется: зачем она в это ввязалась? Осталась бы со Стэном, сославшись на неподходящий для колядок возраст, или пошла бы на вечеринку с Венди, или… придумала бы ещё какую-нибудь причину, чтобы быть подальше от двойняшек.       Но нет же. Ей же обязательно надо было лезть в самую гущу событий и вместе с Диппером и Мейбл идти на колядки — даже после прихода Летоуинского Ловкача и его довольно прямого намёка на их смерть в случае неисполнения условия. Молодец, Мари! А что ещё сказать? Сделанного не воротишь, остаётся только расхлёбывать последствия.       За процессом самобичевания Мария как-то не заметила убегающих с их места дислокации ребят, одетых в балахоны, скрывающие тело.       — Чёрт, — тихо выругавшись, она начала подниматься с насиженного места, медленно поворачивая голову левой стороной к коридору, в котором, к огромному облегчению Марии, никого не было. Даже её товарищей.       Девушка только покачала головой и перебежками начала пробираться к выходу, пока не услышала знакомый голос.       — Потерял голову? Можешь взять мою, аха-ха-ха!       Мария сорвалась с места, на всей доступной ей скорости добираясь до Зуса.       Будучи буквально в паре шагов до выхода из-за широких стеллажей, девушка услышала громкий чавкающий звук, от которого внутри неё что-то упало.       Она резко затормозила, остановившись в паре сантиметров от края стеллажа. Мария чуть выглянула из-за угла. Вдоль позвоночника пробежал холодок, когда взгляд уловил довольно облизывающегося монстра.       Ловкач стоял там, издавая громкие, пробирающие до дрожи, чавкающие звуки. Девушка крепче сжала кулаки и нырнула в своё укрытие: если она не хочет повторить судьбы Зуса, ей нужно сидеть спокойно.       Взгляд, словно дикий зверь, метался от полки к полке в надежде найти что-нибудь, способное помочь, обратить вспять происходящие события. Мария сама не знала, что ищет: возможно, рулетку времени, чтобы вернуться в момент до её решения пойти на колядки. Остаться дома, пугать приходящих за конфетами детей вместе со Стэном — что может быть лучше?       «И бросить ребят одних сражаться против монстра», — настойчиво шептала ей на ухо совесть.       Мария помотала головой, отгоняя все ненужные в данный момент мысли и сосредотачиваясь на звуках, доносящихся из зала.       Она не знает, как смогла пропустить воинственный клич отважно бросившихся на Ловкача детей, но сейчас, слыша лязг бутафорного оружия, девушка не может стоять в стороне.       «Позже я пожалею об этом», — думает Мария, с громким рыком бросаясь на монстра со спины.       Девушка со всей силы бьёт по месту, где, по её скудным познаниям биологии, у всех живых существ должен быть позвоночник. Непонятные частички с громким треском отлетают от его твёрдого тела. Когда одна из них попадает в приоткрытый рот, Мария с удивлением понимает, что монстр-то по вкусу напоминает солёный ирис.       К сожалению, додумать эту мысль она не успевает, ведь оказывается в захвате появившейся из ниоткуда лапы. Мария быстро вертит головой, ища детей, и, видя их в таком же положении, что и она, досадливо цокает. Но ложкой мёда в бочке дёгтя оказывается понимание, что они не пострадали и не были съедены — Мария даже не знает, что хуже.       — Неужели ещё не догадались? — шипит Ловкач, снимая маску. — Неужели не узнаёте меня? Смотрите, смотрите! Смотрите внимательно!       Мария непонимающе смотрела на уродливую рожу монстра, состоящую из конфет, одновременно с этим приводя в тело в наиболее удобное положение.       — Невкусные конфеты! — скорее утверждает, чем спрашивает Мейбл, испуганно прижимаясь к брату.       — Именно! Вы никогда не задумывались о тех конфетах, остающихся на дне мешка, которые никто не любит?       «Прости, но я не настолько сошла с ума, чтобы думать о судьбе конфет… тем более невкусных», — думает Мари, но вслух говорить не решается, слушая весь рассказ со смущённо-вежливым выражением лица.       — Каждый год дети Гравити Фолз выбрасывают на свалку кучу отвергнутых сладостей! — продолжал Ловкач, не замечая нерешительных переглядок детей. — Пришло время мести! Я отомщу привередливым детям, выкинувшим меня! Я состою из чёрных лакричных конфет, из старых шоколадок, покрытых этим ужасным белым налётом — ну, вы сами знаете, о чём я!       — Ненавижу всё это, — произносит Мейбл, скривившись; Мария не может с ней не согласиться.       — Не хотели есть меня? Но зато теперь я перекушу!       — Поверь мне, на вкус я не лучше тебя, — расслабленно произносит Мари, когда Ловкач начинает подносить её ко рту.       Лицо чудовища выглядит почти удивлённо, а затем искривляется в гримасе боли.       — Что такое?! Вдруг его живот растягивается, рвётся, и из образовавшейся дыры вырывается Зус собственной персоной.       Мария бы засмеялась из-за абсурдности ситуации, но её рот смог растянуться только в кривой нервной усмешке. Девушке казалось, что её лицо выглядит так, будто у неё судороги, но она старается не обращать на это внимания, как и на откровенно пялящуюся на неё Кэнди.       — Чё происходит? — невинно говорит Зус с набитым ртом.       Ловкач начинает истекать… нет, не кровью, а, как вы смогли догадаться, невкусными конфетами и падает навзничь.       — М-м, вы будете доедать?       Ребята молча качают головой, не сводя взгляда с Зуса.       — Постой… хочешь сказать, что, по твоему, я — вкусный?       — Ну, да, ещё бы.       — Я всегда мечтал, чтобы кто-то сказал, что я вкусный… я умираю счастливым! — шептал Ловкач, плача лакрицей.       Мария одарила его странным взглядом, но предпочла, как и раньше, молчать и делать вид, что всё нормально.       — Хм, странно, что конфеты плачут, — Зус спокойно посмотрел на рыдающего монстра. — Но мне это не мешает.       — Я рада, — хрипло бормочет Мария, наконец-то вставая с пола.       Вдруг из туловища мёртвого Ловкача выскочил ещё один мальчик.       — Привет, Горни.       — Я был съеден монстром! — восторженно кричит Горни, подпрыгивая от переполняющих его чувств.       — Я рада, — повторяет Мария, отряхиваясь от частичек конфет, отлетевших от Ловкача. — Может, пойдём домой? Думаю, мистер Пайнс смог сохранить для нас пару мешочков конфет… Нормальных конфет.       Ребята, кроме трапезничающего Зуса, заторможенно кивнули и тоже начали подниматься со своих мест.       Мария грустно взглянула на разбитую машину и поплелась к выходу. За ней — все остальные, даже Горни.       Шли они недолго, проводили новоприобретённого знакомого до дома, где его заждалась мать, и весёлой кучкой поплелись дальше. В середине пути ребята наконец отмерли и начали перешучиваться, но тему недавних событий никто поднимать не стал — слишком много впечатлений за один день.       Мария уверена, когда придёт время сна, они все — кроме, возможно, Зуса — будут долго ворочаться в постели и обдумывать сегодняшнее, с позволения сказать, приключение, не в силах уснуть, несмотря на усталость.       — Здорово поколядовали, конечно, — удовлетворённо выдыхает Мейбл, подходя к Хижине.       Нестройным хором все с ней согласились и поспешили внутрь.       — Привет, дядя Стэн. Привет, мистер Пайнс, — в унисон здоровается компания, устало вваливаясь в комнату.       — Ну, как вечер?       — Привет, Мари, — названная девушка только кивает. — Привет, Диппер.       — Венди? — ошеломлённо смотрит на девушку мальчик.       — Ты не был на тусовке, где ты был? — в голосе Венди слышался укол.       — А… ну, я… — Диппер выглядит очень виноватым, но, взглянув на сестру и заметив где-то на периферии лежащую на полу Марию, продолжил уверенно. — А я колядовал с любимой сестрёнкой.       — Да!       — М-м, понятно. А тусовка была дурацкой. Представляешь, Робби проглотил палку от леденца и ушёл домой.       Диппер сдержался, чтобы не рассмеяться, прикрыв растягивающиеся в неконтролируемой улыбке губы.       — А я говорила тебе идти с нами, — звучит приглушённый голос Марии.       — Да иди ты!       — Не повезло, — тихо произнесла поникшая Мейбл. — А мы обошли все дома в городе, но не съели за вечер ни одной конфеты.       — Подумаешь! — Стэн вытащил из-за кресла мешки, доверху наполненные сладостями. — Вот вам конфеты, ешьте на здоровье!       Двойняшки не стали сдерживать улыбки, а Мария — страдальческий вздох, перекатываясь на спину и раскидывая длинные конечности.       — Вставай, пират! А то без сладостей останешься, — смеётся Стэн, шурша мешками.       — Это угроза?       — Это предупреждение! — весело кричит Стэн, без зазрения совести высыпая конфеты прямо на Марию.       Позже, стоя под холодными струями воды, девушка обнимала себя подрагивающими руками, иногда передёргивая плечами, чтобы согреться. Сегодня многое произошло, и это «многое» было не самым приятным, но, вспоминая об этом, Мария невольно растягивала губы в скромной улыбке. В груди становилось легко-легко, как всегда у неё бывало в Летоуин после колядок.       Девушка хотело было счастливо вздохнуть, но воздух застрял в горле, стоило ей заметить отражённый на мокром кафеле жёлтый свет.       Мария потянула руку к глазу с твёрдым намерением вырвать его, но вовремя остановилась — ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы задержать пальцы в паре миллиметров от роговицы.       «Что я творю?» — пронеслась в голове испуганная мысль.       Девушка насторожилась: её пугали собственные необдуманные действия, но больше — твёрдое намерение лишить себя глаза, невзирая на боль и последующие страдания. Она буквально попыталась лишить себя глаза.       Мария от греха подальше отодвинула руку, а после и вовсе опустила её, поспешно смывая с себя остатки шампуня и выходя из ванны. Девушка быстро оделась, просушила волосы и, даже не глядя на жёлтый глаз, натянула повязку.       Мария вышла из ванной, огляделась и быстрым шагом направилась в свою комнату. Ей не хотелось попадаться кому-либо на глаза, поэтому дошла она удивительно скоро.       Только провернув ключ в замке, девушка смогла немного расслабиться. Мария ленивым взглядом мазнула по комнате, прикрыла окно жалюзи, вытащила из-под шкафа пухлую тетрадку и села за стол.       Хотя особенно важных для канона событий сегодня не произошло, девушка считала своим долгом записать свои приключения. Она пролистала тетрадку, мельком оглядывая ранее сделанные записи, в которых тоже хранилось много воспоминаний — и о двойняшках, и о друзьях, и о Стэне, и о её собственных ярких, наполненных жизнью, но не всегда радостью событиях.       Мария чуть дёрнула губами в улыбке, до сих пор ощущая атмосферу первого дня приезда двойняшек: она была схожей с атмосферой первой серии Гравити Фолз, которую она смотрела, будучи совсем маленькой перед экраном телевизора в доме бабушки. От воспоминаний о семье её улыбка померкла, но не исчезла полностью.       Девушка тряхнула головой и, окончательно сосредоточившись, начала описывать сегодняшний день, опуская всю его нудную часть и переходя к самому главному, но через несколько минут её рука замерла над листком бумаги, не решаясь выводить следующую строчку. Мария внимательней вгляделась в текст и перечитала его.       «22 июня 2012 год. Сегодня день начался не с кофе. (Хотя он у меня никогда не начинался с кофе). Я обнаружила присутствие Билла в своём теле, по крайней мере об этом говорил светящийся жёлтым светом глаз, который приобрёл ещё и вертикальный тонкий зрачок. (Кстати, этим глазом я стала видеть хуже).       Самочувствие хорошее, несмотря на битву со Слепокрылом…»       Мария перечеркнула весь текст и начала заново.       «22 июня 2012 год. Сегодня утром, когда я заметила у себя горящий ярко-жёлтым правый глаз и узнала о присутствии в себе Билла (накануне он мне помог и, кажется, взял контроль над моим телом, но ненадолго и не полностью), я пошла в лес. Там меня словно потянуло к поляне со статуей Билла (хотя я об её расположении знать не знала). Там же я встретила Слепокрыла и подралась с ним…»       Девушка придирчиво осмотрела текст и удовлетворённо хмыкнула: вот так и должен выглядеть её дневник — только факты и немного рассуждений, никакой лишней и ненужной информации, хотя последняя иногда просачивалась, но Мария против не была.       Внезапно голову пронзило болью, и девушка с грохотом повалилась на пол вместе со стулом. Взгляд здорового глаза помутнел: всё вокруг завертелось, закружилось в вихре, и вскоре Мария провалилась в спасительное забытие.       — Так-так-так, кто это у нас тут? Крестик! Давно не виделись! Как поживаешь? — прозвучал будто бы отовсюду металлический голос.       — Всё так же, — не совсем понимая, что происходит, отвечает Мария. Её голос звенит почти ощутимым напряжением.       Вокруг неё диким хороводом пролетают обрывки воспоминаний, но девушка старается на них не смотреть — знает, что это бесполезно.       Неожиданно её ноги касаются твёрдой поверхности, а вместо сбивающего с толку вихря из моментов её жизни перед глазами предстаёт двухэтажный дом.       Обычный такой, старый, но добротный с грязно-белыми, не один раз покрашенными побелкой стенами и серой, недавно уложенной черепицей. Откуда она это знает?       Мария почти каждый год наблюдала, как бабушка разводила побелку, чтобы дать её маме. Потом мама большой жёсткой кисточкой наносила жидкую побелку на стены, а после этого всегда шла мыться, потому что вся была в белых пятнах.       За год до того, как она перенеслась в Гравити Фолз, Мария наблюдала, как папа вместе с мастерами убирали прогнившую кровлю и устанавливали новенькую блестящую черепицу.       Она не помнила свой дом, но вот, увидя его перед глазами, девушка сразу всё поняла.       На глазах непроизвольно возникли слёзы.       Мария почти забыла своих родителей: сначала имя, потом внешность, потом голос, потом их улыбки, потом ощущение тепла, которое она испытывала, находясь рядом с ними.       Сохранилась только чистая бесконечная любовь к ним и искреннее пожелание им счастливой жизни и без неё.       Девушка удивлённо огляделась, всё выглядело слишком реально: и эта дорожка с лужами, от которых даже толстый слой насыпи не спасал, и это ярко-голубое небо с редкими кучевыми облачками, и эти соседские дома, которые выглядели так же, как она их запомнила, и даже этот старенький каменный забор с множеством сколов.       Мария трепетно провела пальцами по низенькой ветхой дверке, ведущей прямиком во двор. Девушка не сильно толкнула её плечом, но, видя, что дверь закрыта, пожала плечами и легко перелезла через забор.       Не сосчитать, сколько раз в детстве она это делала, потому что не привыкла таскать с собой ключи.       Мария ловко приземлилась на обе ноги и осмотрелась. Во дворе было пусто. Хоть это были всего лишь воспоминания, девушке хотелось верить, что она просто вернулась домой.       Мари шмыгнула носом и, сморгнув вновь напрашивающиеся слёзы, прошла дальше.       Любимые розы бабушки были в самом цвету, разнося по всему двору непередаваемый аромат. Девушка вдохнула глубже, наслаждаясь им и стараясь запомнить как можно больше, боясь опять потерять этот образ.       Стоя под тёплыми лучами весеннего солнца, Мария глубоко дышала, словно ей не хватало воздуха, жадно оглядывая окрестности, стараясь не терять ни единой детали.       В районе сердца стало больно: дома было слишком тихо.       Мария подошла к двери, ведущей внутрь и потянула её; она, что интересно, легко поддалась напору и открылась. Девушка вошла, вся окрылённая: как же давно она хотела попасть домой!       Но вместо ожидаемого внутреннего убранства — Мария не помнит его точно, но оно должно было быть в светло-коричневых тонах — девушку встретила пустота. Вот серьёзно, ни-че-го. Непроглядная пустота, которая даже цвета не имела.       Мария чувствовала разочарование. Она-то ждала… чего именно девушка ждала, она не знает, но чего-то родного — это точно.       — Внутреннюю часть дома воссоздать не удалось, так как воспоминания были слишком размытыми и нечёткими, — раздалось над ухом печальной девушки.       Мария вздрогнула и обернулась к жёлтому треугольнику.       — Я раньше и внешней части не помнила…       — Но воспоминания о ней были довольно чёткими и яркими: ты явно проводила много времени на улице, — хотя на «лице» демона нет лицевых мышц, Марии казалось, что он в этот момент задумчиво хмурился. — Хочешь вернуть себе все воспоминания?