О ведьмах и драконах

Ксанке безумно шел белый. Смуглая черноглазая, она купалась в этом цвете, словно в пене прибоя. Легкий воздушный подол окутывал длинные сильные ноги, закатное солнце просвечивало сквозь пышные, но такие же легкие рукава, сквозь облако мягких кружев на груди. Солнце вспыхивало в золотисто-русых волосах, гладким потоком спускающихся по спине до середины лопаток. Солнце садилось над степью, ласково гладя шелестящие под легким ветерком дикие травы. Седой ковыль расступался перед бегущей Хозяйкой Поволжья. Почтительно давал дорогу и ее избраннику. Гилтиасу казалось, что они бегут сквозь сплошное волнующееся море, подсвеченное алым закатом. Море пахло полынью и особенной степной пылью. Гилтиас почти не удивился, когда перед убежавшей далеко вперед тонкой белой фигуркой возникла хорошо знакомая купа тополей. Дракон замедлил шаг, зная, что все равно догонит. Что спешить им больше некуда. Вечнозеленые стражи алтаря будто расступились, пропуская золотого дракона к древней святыне Поволжья. Алтарь стоял на своем месте, весь будто облитый светом уходящего солнца. Ксаня стояла рядом. Трава у алтаря росла обычная – зеленая и мягкая, не в пример жесткой высушенной солнцем степной, поэтому ведьма-хозяйка без опаски сбросила легкие сандалии. Подняла голову, глядя на Гилтиаса сияющими темными глазами. −Ты помнишь? – с улыбкой спросила она. – Восемь лет прошло. −Помню. – голос у дракона дрогнул. Да, он помнил. Тревожную предгрозовую ночь. Мятущееся пламя костров. Угловато сдвинутые плечи ведьмы. Такой взрослой и одновременно такой маленькой, насмерть испуганной, совершенно не понимающей, чего ждать от него и от себя. Гилтиас моргнул. Да, восемь лет прошло. Не было больше насмерть перепуганной девушки. Перед драконом стояла Хозяйка Поволжья, взрослая и уверенная. Из глаз исчезло угрюмое выражение вечного ожидания удара. В улыбке, в движениях, в походке появилась спокойная и сдержанная сила. Не девушка. Женщина. Его жена. Ксанка сделала шаг вперед по мягкой, щекочущей босые ступни траве. Гилтиас стоял неподвижно, весь золотой от гладящих кожу косых лучей солнца. Все такой же обманчиво тонкий и хрупкий, с убранными в пышный хвост длинными непослушными кудрями. И все-таки он изменился. Будто тоже стал взрослее, насколько это возможно для прожившего тысячи и тысячи лет бессмертного существа. Ксанке до сих пор иногда не верилось, что золотой дракон, Хранитель миров, здесь, с ней, поволжской ведьмой. Безумно захотелось растрепать эти чудные волосы, зарыться в них лицом, вдохнуть родной запах. Ксанка невольно усмехнулась собственным мыслям. Можно подумать, кто-то в силах ей это запретить. Гилтиас улыбнулся, когда пальцы жены ловко стянули с волос резинку, утонули в вырвавшихся на свободу золотисто-медовых кудрях. Осторожно и бережно помассировали затылок. Карие глаза, подсвеченные солнцем, казались двумя кусочками янтаря. −Я люблю тебя, Гил. – тихо и очень серьезно прошептала Ксанка. – Видят стихии, я очень сильно тебя люблю. −Как и я тебя. – отозвался Гилтиас, наклоняясь. Поцелуй вышел мягким, сдержанным. Будто они снова только-только узнавали друг друга – потерявшийся в чужих мирах дракон и одинокая ведьма, почти раздавленная бременем ответственности за слишком многое. Ксанка обхватила Гилтиаса за шею. Руки дракона легли ей на талию. Крепко обняли, будто хотели вплавить в себя, убедиться, что она здесь, что никуда не исчезнет. Из поцелуя пропала вся осторожность. Ксанка коротко укусила дракона за нижнюю губу, улыбнулась, почувствовав, как завибрировала грудная клетка от сдержанного рыка, позволила скользнуть языком себе в рот. Руки словно жили какой-то своей жизнью, пока голова медленно тонула в густом и сладком тумане. Руки спускали с острых смуглых плеч белое кружево, руки скользили по мелким пуговкам светлой рубашки. Ноги подкашивались, дрожали. В бедра врезался край алтаря. Ксанка про себя хихикнула, вспомнив ту тревожную и сладкую далекую ночь. Время замедлилось и свернулось вокруг них, как тягучая золотистая смола, которой предстоит стать янтарем, сохранить эти мгновения навсегда. Гилтиас скользил губами по теплой шее, вжимался носом в пахнущие травами волосы. Выдохнул в украшенное привычной серебряной сережкой порозовевшее ухо. Ловкие пальцы Ксанки пробрались вниз, безошибочно находя пряжку ремня. Ведьма гнулась в его руках, тяжело, со всхлипами, дышала, и казалось, что вся она соткана из янтаря и света. Ксанка никогда не считала себя жадной, но сейчас ей почему-то было всего мало. Мало волнующего ощущения перекатывающихся под пальцами тугих канатов мышц красивой гибкой спины. Мало стремительно припухающих таких сладких губ. Мало знакомого солоноватого вкуса кожи в месте стыка плеча и шеи. Мало коротких звонких стонов. Ведьма с немыслимым трудом оторвалась от губ мужа, откинулась на спину, утягивая Гилтиаса за собой, помогая стянуть уже расстегнутые штаны и белье. Рубашка куда-то подевалась еще раньше. Как, собственно, и ее платье. Широкая теплая ладонь скользнула по ее бедру, замерла на колене. Твердая плоть упиралась в живот, текла, изнывая. И все-таки Ксанка сильно и гибко оттолкнулась лопатками, меняясь с Гилтиасом местами. Дракон, рыкнув, оказался на спине. Кудри рассыпались по светлому камню, вспыхивая золотом. Голубые глаза потемнели, а потом их тоже затопило расплавленным золотом. Радужку рассек вертикальный зрачок. −Вед-дьма. – почти полноценным рыком вырвалось у Гилтиаса. −Ведьма. – довольно согласилась Ксанка, прокладывая дорожку из поцелуев от шеи до ключиц. Украшать их алыми метками было бесконечно интересно, жаль только, исчезали следы слишком быстро. Приходилось постоянно возвращаться и обновлять. Еще занимательнее было провести языком линию по середине твердой мускулистой груди. Обвести напрягшиеся мышцы пресса. Коротко подуть на лежащую на животе плоть, вырвав даже не рык, а какое-то отчаянно-яростное шипение, складывающееся в ее имя: −Кс-са-ан… Гилтиас все-таки не выдержал и сорвался на долгий протяжный стон. Ведьма весело сверкала глазами и совершенно отчетливо издевалась. Раскрытыми ладонями с нажимом огладила грудь, мимоходом ущипнула напрягшиеся соски. А потом все-таки смилостивилась и коснулась губами там, где больше всего хотелось. Гилтиас с отчаянным трудом сдержался, чтобы не изогнуться дугой и удержать глаза открытыми. Впрочем, последнее почти не помогало. Удовольствие плотным комом собиралось в груди, искристым током бежало вдоль хребта, сворачивалось внизу живота. Голова сама собой запрокидывалась, волосы липли к взмокшему лбу. Сквозь странную золотистую дымку Гилтиас видел только родные черные от желания глаза. Втянувшиеся щеки с проступившими лезвиями скул. Казалось, что картины соблазнительнее больше нет на свете. Ксанка выпрямилась, облизывая губы, тщательно собирая солоноватый вкус. Встретилась глазами с кипящим золотом. Улыбнулась шало и пьяно. Гилтиас вполне себе полноценно рыкнул и метнулся вперед так стремительно, что уследить оказалось совершенно невозможно. Под лопатками опять оказался теплый камень. Раскаленная ладонь, золотистая уже не от солнца, а от мерцающих чешуек, властно и решительно отвела согнутую в колене ногу. Горячие пальцы другой руки переплелись с пальцами ведьмы. Гилтиас двигался медленно, пытаясь растянуть мгновение на одну маленькую вечность. Запечатлеть в памяти эту улыбку Ксани, предназначенную только ему. Которую видел только он, и более никто в целом свете. Запомнить мелодию громких несдержанных стонов. Каждый раз, будто в первый. Но теперь – особенный. Ксанка с трудом подняла свободную руку, скользнула ей по напряженной шее супруга, вплела пальцы в свесившиеся ей на грудь волосы. Выгнулась навстречу от особенно удачного движения внутри, будто зацепившего какую-то струну. Гилтиас мгновенно почувствовал это, слегка изменяя угол. Теперь струна натягивалась и звенела. А вместе с ней внутри будто готовилось взорваться миниатюрное солнце. Собственный стон донесся до Ксанки будто из другой вселенной. Лицо Гилтиаса, со страдальчески заломленными бровями, с проступившими на высоком лбу венами подернулось туманом. Пальцы, сплетенные с ее, сжались еще крепче. Они будто сплавились друг с другом. Прочно и крепко. Надолго. Навсегда. Когда тело вновь обрело способность двигаться, Ксанка аккуратно перевернулась на бок. Свернулась клубочком в родных руках, прижимаясь губами к ключице. Гилтиас тихонько выдохнул ей в волосы, обнимая крепче. Ведьма ясно и отчетливо слышала, как у него внутри тоже дрожит эта звучащая в унисон с ее струна. Три струны. Теперь их было трое.