Это не игра

— Ты уверен в своём решении? — Оверланд поджимает губы, когда сын поднимает на него глаза. — Она хорошая девушка. Последнее время Джек нередко впадает в ступор от того, каким становится его отец, он в принципе не понимает, что происходит с ним. Будто подменили человека. — Хорошая. Но я ее не люблю, — парень берет сумку с кровати и идёт к выходу, даже не оборачиваясь на отца, который просто тяжело выдохнул. Стоя около окна и наблюдая за женой, сидящей у кровати сына, Оверланд пытался понять, когда допустил ошибку, в какой момент не уследил за тем, что происходило его чадом. — Добрый день, — мужчина хмурится и смотрит в сторону. Он натыкается взглядом на белокурую, которая с тоской посмотрела в окно палаты. — Я, наверное, подойду позже… — Элизабет… — мужчина полностью поворачивается к девушке. — Вы действительно любите моего сына? — Да, — смотря прямо в глаза мужчине. — А вы? — Странный вопрос. — Да нет. Вполне логичный. Но я знаю на него ответ. Вы его любите, только… Выражаете это в диктаторстве. Решаете за него, считаете, что знаете, что для него лучше. А теперь из такой «любви» вышли последствия. И сейчас вы стоите и думаете, почему это произошло и как это вы не уследили. А я вам отвечу, почему. Потому что он так показывает свой бойкот против вашего воспитания. — Кажется, я теперь понимаю его выбор… — мужчина слегка улыбается, и белокурую передёргивает. Такая же улыбка, как и у Джека, заставляет ее тело покрыться холодом и мурашками. — Доброе утро, — рыжеволосая широко зевает, когда мужские руки крепко обнимаю ее за тали, а шершавые губы касаются ее шеи. — Доброе… — шепотом выдыхает Мерида и разворачивается в кольце рук парня. — Как спалось? — Лучше всех, — парень быстро целует девушку в губы и сразу отходит. — Что на завтрак? — Оладьи, — нахмурившись, выдыхает Мерида. — Все хорошо? Девушка хмуро наблюдает за тем, как парень отходит от нее на несколько шагов и нервно потирает то затылок, то шею. — Да, — стараясь не выдавать нервоз, проговаривает Ханс. — Вестергорд? — Я просто не могу находиться к тебе так близко! — резко восклицает рыжеволосый, отчего девушка подскакивает на месте. — В… в смысле? — зелёные глаза с непониманием смотрели на парня который, кажется, начинал злиться. — Мерида, я не железный… У меня есть свои потребности. Да, я обещал дождаться твоей готовности. И я это делаю по сей день. Но пойми меня правильно, мне тоже тяжело себя останавливать, когда ты, черт побери, такая домашняя и растрёпанная стоишь рядом, и просто соблазняет одним взглядом, сама того не понимая, — приводя раздражение к нулю, выдыхает Ханс. — Мне нужно в душ. Он уходит, а девушка судорожно вдыхает и прикрывает глаза. Она чувствует себя виноватой, хотя прекрасно знает, что сам Ханс так не считает. Он уважает ее и не наседает. И как бы девушка не старалась думать о том, что он спит с кем-то, он ее переубеждал. И она на сто процентов была уверена в нем. Но какая-то блокада в голове не давала ей дойти дальше. Нет, никто не говорит, что у них в принципе нет интимной жизни. Да, был петтинг, да, он пробовал ее на вкус, а она его, но дальше она просто не могла зайти. И дело было не в доверии. Она боялась. Как бы она не доверяла Хансу, внутри нее одна мысль о чем-то большем вызывала страх… Придя в себя, Мерида стала раскладывать по тарелкам завтрак, все ещё продолжая думать, что парень на нее обижен. — Кушай, пока не остыло, — заметив парня в дверном проёме, проговаривает девушка. — Нам нужно заявление подать… — После пар зайдём, — с улыбкой проговаривает Ханс и подходит к девушке. — В чем дело? — Все нормально, — стараясь принять непринуждённый вид, выдыхает Мерида. — Я вижу, — парень делает глубокий вдох. — Послушай. Прекрати себя накручивать. Не знаю, по какому поводу, но ты это делаешь. И мне не нравится, что я не знаю, почему. — Потому что я боюсь… Ну… Что тебе недостаточно, что я тебя обижаю таким образом… — Эй, — Ханс приподнимает голову девушки за подбородок, чтобы видеть ее глаза. — Мер, я полностью уважаю твои принципы. Да, мне трудно справляться, но я сам на это согласился. И не жалею. И мне не обидно из-за этого. Я буду ждать, пока ты не будешь готова. Просто… Я не понимаю, почему ты так этого боишься. — Я обязательно расскажу тебе… Просто, дай мне сутки, чтобы я настроилась… — Договорились, — парень целует девушку в макушку. — А теперь завтракать и на учебу. — Ладно, — девушка хихикает, но ее отвлекает телефон. — Астрид. Извини. Мерида принимает звонок и с улыбкой приветствует подругу, но в миг ее лицо меняется, что заставляет Ханса нахмурится. — Эльза в больнице…

***

— Я не понимаю, почему он так поступил! — Банни с размаху ударяет кулаком в стену и хочет зайти на второй удар, но его останавливает крепкая мужская рука. — Выдохни, — Агнарр строго смотрит на сына жены, а тот поджимает губы и прикрывает глаза, но руку опускает. — Она была беременна, — шепотом проговаривает Идуна, массируя виски. — Как я этого не заметила? — Мам, — Банни садится на скамейку рядом с темноволосой и, приобняв за плечи, целует в волосы. — Ты не виновата. Мне кажется, Эльза сама об этом не знала… — Надо бы поговорить с Фростом, — сквозь зубы цедит Агнарр и ловит возмущенный взгляд жены. — Не смей! Я знаю, чем заканчиваются твои «разговоры»! — Все, хорошо, не буду, — чтобы не волновать жену, проговаривает мужчина и смотрит на дверь палаты, откуда выходит Астрид. — Ну что? — Со мной она тоже отказалась разговаривать… — тяжело проговаривает голубоглазая, снимая с плеч халат. — Я сообщила Мериде, но сказала не ехать. Толку нет. Она не захочет говорить. Если она уж с вами говорит отказалась, то со мной даже пробовать не стоило. — Мы хотя бы попытались… Но, похоже, нет человека, который ее разговорит, — до этого молчавший Иккинг кладёт ладонь на плечо Астрид. — Есть, — все оборачиваются на мужской голос. — Олаф, она даже с нами говорить не захотела… — Идуна откидывает голову на стену. — Поверьте, миссис Разенграффе, я ее разговорю. Уж что-что, а это я делаю лучше всех, — парень, не церемонясь, заходит в палату. — А это вообще кто? — нахмурившись, спрашивает Иккинг. — Её звукорежиссёр, — проговаривает Банни и потирает переносицу. — Давайте поедем. Не думаю, что будет толк от того, что мы сидим в коридоре. Если что-то и проявится, то Олаф точно всё расскажет. — Ты прав, — твердо проговаривает Агнарр. — Отвези Идуну домой. А мне нужно по делам. — Каким? — быстро спрашивает женщина. — Контракт. Я сорвался с совещания. — Ладно, позвони потом, — слегка улыбнувшись, выдыхает она. Светловолосый подходит к ней и быстро целует в губы. — Мы тоже поедем, — Иккинг подхватывает Астрид, когда та поднимается с места. Как только шатен оказывается в машине вместе с Хофферсон, он быстро царапает эсэмэску Хансу и выезжает на трассу. — Это не дорога к универу, — нахмурившись, выдает Астрид, когда они проезжают поворот. — Сегодня учебу придется прогулять. Одному придурку нужно вправить мозг. Поэтому я отвезу тебя к Мериде, а мы с Хансом поедем, поговорим с нашим Ромео, — строго проговаривает шатен, и девушка даже не вступает в спор, понимая, что сейчас в их перепалке смысла не будет. Как только Астрид оказывается у Мериды и Ханса, последний прыгает в машину друга и те срываются с места. — Он точно дома? — с прищуром спрашивает Ханс, продолжая смотреть в лобовое стекло. — Да, Питч и Юджин уже недалеко, — Иккинг резко выворачивает руль и выезжает на дорогу к дому Фроста. — Я его удушу, если причина их расставания была не веской… — Не волнуй, у тебя ещё три человека, у которых так же чешутся руки. Три машины тормозят на парковке у подъезда. Из одной выходят Ханс и Иккинг, из второй Питч, а из третей Юджин. Вся четверка направляется к подъезду, уже мысленно представляя, как будут выбивать всю дурь из друга. — Фрост, мать твою, я лично выпотрошу твои внутренности, если ты не объяснишь причину своего поступка! — Питч с ноги открывает входную дверь, замку которой теперь уже не быть спасенным, и проходит внутрь, но застывает на полпути. — Какого?.. — Твою мать… — протягивает Юджин, запуская пальцы в свои волосы. — Ещё громче, чтобы у меня точно голова на две части раскололась, — Фрост с сигаретой в руках сидел около открытой балконной двери, в окружении нескольких стеклянных, но уже пустых, бутылок из-под алкоголя. — Джек, что, блять, ты творишь? — Иккинг не мешкая пробирается к другу и садится на корточки напротив него, в то время как он спокойно тушит окурок в пепельницу, в которой количество выкуренных сигарет внушало страх. — Ничего такого, что подвре… подверл… подвергло бы чью-то жизнь опасности, — заплетающимся языком проговаривает пепельноволосый. — Это не просто подвергло, это убило! — не выдержав, восклицает Ханс, и Джек резко поворачивает голову в его сторону, не обращая внимания на пульсирующую боль в висках. — Вестергорд, заткнись! — шипит Питч и возвращает взгляд к давнему другу. — Ты какого хрена творишь? — Я просто проверял, — серьезно проговаривает пепельноволосый, поднимаясь с пола, но из-за лёгкого покачивания это стало больше похоже на попытку новичка встать со льда на коньках. — Проверял что? — Иккинг подхватывает друга и помогает выпрямиться. Фрост поворачивает голову в его сторону. — Были ли чувства к Эльзе правдой или иллюзией, оствав… оставшейся фантомом после аварии, — подняв палец кверху, будто цитируя классика, выдохнул Фрост. — И напился тоже поэтому? — Нет. Напился я потому, что моя жизнь — полное дерьмо. — В которое ты сам себя и втянул! — грубо выдает Вестергорд. — И Эльзу за собой втянул, не заботясь о том, какие из этого вышли последствия! А последствия уже необратимые! — Вестергорд, мать твою! — Питч разворачивается к Хансу, но его тут же оттягивают от него. И это, как ни странно, был Фрост, который будто бы вмиг отрезвел. Пепельноволосый равняется с Хансом и прищуриваться. — Поясни, — растягивая слоги, проговаривает он. — Ханс, не смей, — шипит Питч. — А ты заткнись, — грубо обрезает Джек. — Что ты имел в виду? — Эльза потеряла ребенка, — быстро тараторит рыжий, и это сопровождается тихим матом от Питча с последующим «кретин». — Она была беременна? — Джек хмурится, но продолжает ровно смотреть на Ханс, что поражает второго. — Тебе действительно плевать или ты делаешь вид? — не веря в происходящее, спрашивает Юджин. — Плевать. Был бы ребенок жив, было бы сложение, — Фрост сворачивает к барной стойке, где берет стакан и наливает из кувшина воду, оставляя всех в недоумении. — Фрост… Что с тобой стало? Ты же… — медленно начинает Питч, подходя к столешнице и упираясь в нее руками. — Что я? — непринуждённо спрашивает парень, продолжая пить воду. — Со мной все нормально. И то, что мы помирились, не значит, что я не могу тебе врезать, если ты не прекратишь меня оскорблять. — Мы бы не помирились, если бы Эльза тебя не сподвигла на это. — Ты мысль начальную-то закончи, мне же интересно, — парень самодовольно улыбается под шоковые взгляды друзей. — Ты изменился, — с разочарованием проговаривает Иккинг. — Нет, вообще ни капли, — пожимая плечами, выдыхает Фрост и делает ещё один глоток воды. — Я отказываюсь принимать в этом участие, — Ханс поднимает руки к верху и выходит из квартиры, и за ним следуют Иккинг и Юджин. — А ты что? Не поддашься стадному инстинкту? — как только троица вышла из квартиры, проговаривает пепельноволосый, смотря на черноволосого друга, который, так и не сменив положения, прожигал его взглядом. — Ты действительно изменился, Фрост, — шипит Питч и прерывает дальнейшие попытки Джека оспорить это, подняв ладонь. — Ты вернулся к тому Джеку, который был до появления Эльзы. К тому Джеку, который решил, что выключить чувства — лучший исход по жизни и плюет на чувства других, как и на последствия. К тому Джеку, который перестал контролировать свою агрессию. К тому самому Джеку Фросту, который был просто ходячим телом, и не жил… А выживал. Хмыкнув, Фрост подходит к столешнице и принимает такое же положение, как и Питч, не отрываясь от его взгляда своим. — Нет, Питч. Просто тот Джек, которого вы знали в мои выпавшие из памяти полгода — проснувшийся в нем актеришка. Мне понравилась игра, и я вдоволь ею насладился. — Ты опять останешься один, Фрост. — Отличный исход событий. Я к этому и стремился. Питч поджимает губы, осознавая, что разговор уже бессмыслен, и ретируется из квартиры, догоняя друзей на улице. На секунду он останавливается и смотрит на троицу, которая уже в разочаровании рассаживались по машинам. — Ну уж нет, Джексон Оверланд Фрост. Просто так ты от меня не отделаешься. Не в этот раз. — Как ты думаешь, какие у нас будут дети? — Эльза с мечтательной улыбкой падает на диван рядом с пепельноволосым. — Самыми красивыми, умными и смышленными, как их родители, — прижимая к себе девушка, выдыхает тот, чем обжигает нежную кожу. — А ещё очень скромными… — хихикая, добавляет Эльза. — Зато счастливыми. «Они никогда не будут счастливыми, Фрост, — белокурая прикрывает глаза, сильнее прижимая согнутые ноги к животу. — Потому что другого шанса уже не будет. Потому что ты разбил меня вдребезги. Потому что ты продолжаешь топтаться по этим осколкам от сердца, доставляя ещё больше боли, так как все слова услышанные мной в нашу последнюю встречу — ложь… Я чувствую тебя всем своим нутром… Или же я сама себе внушила это, и действительно не разбираюсь в людях». — Разенграффе, угнетения мыслями — это, конечно, дело важное. Но делать это в одиночестве как-то глупо и опрометчиво, — Олаф прерывает ее поток мыслей и садится на стул возле кровати, а она не оборачивается, игнорирует ее. — Ты можешь со мной не говорить, но имей в виду. Я с места не сдвинуть, пока ты не заговоришь со мной. И да, я напомню, что я очень запасливый. И у меня с собой полный портфель еды, так что… Тебе от моей задницы так просто не отделаться. Только через смерть, что, к счастью, неисполнимо. Парень прожигает взглядом спину девушки, но та даже не вздрагивает и не подаёт никаких сигналов, что она вообще его услышала. — Эльза… Ты, конечно, можешь продолжать лежать вот так и ни на что не реагировать. Но задай себе вопрос: «Кому от этого будет легче?». Уж явно ни тебе, ни мне, ни твоим друзьям, и уж тем более ни родным. Так толку-то от этого? «Ты прав Олаф. Никому из тобою перечисленных легче не будет. Но один человек есть. Джексон Оверланд Фрост. Тому, кто вылечил ее и разбил окончательно. Тому, кто заставил поверить в счастье и разбил эту веру. Дал надежду и забрал ее вместе с ее же сердцем, оставив после себя только осколки от него, когда разбивал. Только ему будет легко».