***
— Плохая ночка? — Не совсем. — Можешь поделиться. Как говорил Фрэнк Хаббард, единственный способ развлечь людей — это сидеть и слушать их рассказы. — Когда слышу такое от мужского пола, то сразу вспоминаю слова Майка Чэдвэй из фильма «Голая правда»: «Не говори о проблемах. Мужчины не слушают. Им наплевать. Если уж он очень интересуется, как у тебя дела, значит он давно мысленно поимел тебя во всех позах». — Тут слишком темно, несмотря на фонари, чтобы представить тебя во всех позах. — Спокойной ночи. — Как тебя зовут? — А это вы узнает в следующей серии. — С нетерпением жду.***
— Так значит, Джек. Тот самый парень из театральной трупы. — А ты, значит, Эльза, та самая новенькая. Падай.***
— Мне тут птичка нашептала, что ты играла в театре. — А у птички имя случаем не Мерида или Астрид? — Я своих информаторов не сдаю. — Зря. Иногда информация бывает неверной. — Хочешь сказать, что мне наврали? — Нет. Но иногда не стоит верить фактам о людях, которые тебе говорят другие люди. Может обжечь. Отличный способ избежать предательства — не доверять никому. — Сегодня в три репетиция в актовом.***
— Актер погорелого театра, чего тебе? — Хотел узнать кое-что. — Хотел — узнавай. — Сегодня вечеринка в общаге в честь начала года. В главном зале. Придешь? — Тусовка, где будет куча пьяных подростков, идиотская музыка, невыносимая жара и куча парней, которые так и норовят залезть к каждой девчонке в трусы. Дай-ка подумать, какова вероятность моего прихода туда… Ах да, нулевая. — Хей! Дай нам шанс. А если что-то не так с музыкой, то за пульт диджея мы посадим тебя. — Только через мой труп. А я живучая тварь. Ариведерчи, белобрысый. — Обидно, но… Я жду тебя в три.***
— Боже, чего тебе? — Хотел узнать, почему не занимаешься. Судя по тому, что ты бегала на стадионе утром — дело не в серьезном нарушении здоровья. — Какой догадливый. Я просто не люблю всю эту кутерьму с упражнениями. Как видишь, я в спортивке, и готова погонять в баскетбол или волейбол. А договориться в закрытой школе довольно просто. — Что же, тут согласен. Ну, сегодня мы не играем, а вообще у школы есть сборная по волейболу, попробуй. А пока, погнали, покидаем мяч в кольцо. — Погнали.***
— О, Разенграффе. Ты всё-таки пришла. — Я уже ухожу. — Ты испугалась. — Хочешь взять меня на слабо? — А ты не поддашься? — Вопросом на вопрос отвечать некультурно. Прощай, актер погорелого театра.***
— Когда рукою недостойной грубо я осквернил святой алтарь — прости. Как два смиренных пилигрима, губы лобзаньем смогут след греха смести. — Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно к своей руке: лишь благочестье в ней. Есть руки у святых: их может, верно, коснуться пилигрим рукой своей. — Даны ль уста святым и пилигримам? — Да, — для молитвы, добрый пилигрим. — Святая! Так позволь устам моим прильнуть к твоим. — Не двигаясь, святые внемлют нам.Не смей продолжал спектакль дальше, Фрост, я прекрасно помню, что там дальше. — Ладно. Вообще, я планировал сказать другое. — Так говори. — Привет. — Привет. — Ну, теперь мы не незнакомцы.***
— Сначала Бог создал мужчину. Потом создал женщину. Потом Богу стало жалко мужчину, и он дал ему табак. — Очень интересно. Значит, по-твоему, женщина виновата в том, что мужчина курит? — Нет. — Но ты только что это сказал. — Это не я сказал, а Марк Твен. — Но ты его процитировал! — У тебя ответ на всё есть. Ладно, признаю, я сказал это, потому что именно это пришло мне в голову, когда я сюда зашел. — Вот так бы сразу. — Не постоишь со мной? — Зачем? — Просто. Можем поговорить о чем-нибудь. — Кажется, я припоминаю что-то подобное в первый день моего прибывания тут. И тогда я явно не хотела с тобой чем-то делиться. — Да, и тогда мы были не знакомы. Но сейчас мы уже говорили друг другу «привет». — А ты не должен быть сейчас на работе? — Я уволился. — Вот как. — Не хочу волновать маму. — Ясно. — Так и будешь отвечать короткими фразами? — А ты хочешь, чтобы я сейчас поведала тебе о своих интересах? — Ну, для начала, вполне неплохо… — Нет, Джек, не дождешься. Что ты делаешь? — Дыши, Эльза. Я не дам тебе задохнуться.***
— Пойдем-ка, выйдем, Ромео. — Ладно. — Ты в своем уме? Неужели не было понятно, когда я проходила пробы, что мое пение и игра на пианино под запретом? — Ты вообще читала цитату, которую я тебе вчера подкинул? Или бумажка улетела? Так я могу повторить. — То есть, цитата была намеком на то, что сегодня ты выставишь это напоказ всем? — Нет, она была о том, чтобы ты подумала и приняла тот факт, что это твой талант и прятать его бессмысленно! — А может, я сама решу, есть в этом смысл или нет? — Ты же даже сейчас отрицаешь тот факт, что это тебя украшает. Пойми, Эльза, сколько бы ты не прятала это, рано или поздно тебя потянет. Это нужно принять, хотя бы потому, что тебе от этого станет легче! Я не знаю, почему ты это прячешь, но одной из причин является то, что ты не хочешь принимать, что умеешь петь и играть на пианино. И пока ты это не примешь для себя, то так и продолжишь устраивать скандал на ровном месте. — Да если бы ты не лез не в свое дело и не пытался меня толкнуть на принятие этого, то ничего бы сейчас не происходило! — Ты действительно дура.***
— Это было здорово. — Что ты тут делаешь? — Ну, вообще-то, это моя обитель. — Понятно. Ладно, я тогда пойду, не буду мешать тебе, наслаждайся своей обителью. — Подожди, я должен кое-что сделать. Прости меня. Я не должен был лезть в твое личное пространство. — Ладно. Я пошла. — Так ты вернёшься? — Нет. — Ты можешь остановится и нормально поговорить? Эльза останавливается возле спуска со сцены. — Что ещё, Джек? — Можно я задам один вопрос? Но ты ответь на него честно. — Не обещаю, что вообще буду на него отвечать, — Ты ведь не сама вбила себе в голову что-то, что подавляет в тебе желание играть и петь, верно? Это сделал кто-то, кто много значит для тебя. — А вы проницательны, актер погорелого театра. Но об этом я тебе ничего не расскажу.***
— Ты слишком сильно напрягаешься. — Просто хочу, чтобы всё было идеально. — Для идеала необязательно всё зазубривать. Достаточно просто быть готовым к тому, что будет на спектакле, и что в момент, когда ты забудешь слова, ты сможешь импровизировать. — Импровизировать? — Ну, это же современная постановка! Тут не нужно придерживаться строгих реплик, которые, если перефразировать, не будут авторскими. Главное, знать и помнить, о чем ты будешь говорить. Это набросок, — палец парня переносится к девушке и утыкается между грудями сквозь ткань белой рубашки. — Вот здесь финал, суть и идеал. — Главное, чтобы ты чувствовала сюжет и пропускала его через себя.***
— У-у-у, кажется, кто-то пошел на поводу у воспоминаний. Не знаю, читала ли ты «Ночь в Лиссабоне». Но там была одна фраза. «В неприятных воспоминаниях есть одна хорошая сторона…» — «…они убеждают человека в том, что он теперь счастлив, даже если секунду назад он в это не верил». — Молодчина. Всегда нужно об этом помнить. Воспоминания не исчезнут. Но, как говорил Майк Энслин в «1408», не стоит пытаться избавиться от воспоминаний, надо научиться с ними жить. Они не всегда будут хорошими, Эльза. Они будут разными, но держаться за них не нужно. Жить с ними возможно, но быть счастливым только если не воспринимать их так, будто это самая важная часть нашей жизни.***
— Привет. — Ты пришла. — Говоришь так, будто ты почувствовал облегчение. — Я думал, что не придешь. Но ты тут. — Я пришла ради какао. — Ну, тогда, прошу. Стеклянных кружек нет, было бы эффектнее, поэтому будем по старинке. — Спасибо. Чем ты занимался до моего прихода? — Делал заметки в сценарии. На улице дождь? — С чего ты взял? — У тебя волосы влажные. — Да, я была на тренировке и приняла душ. — Можно я задам тебе один вопрос? — Давай. — Что ты чувствовала после того поцелуя на балконе? — К чему ты это? — Просто ответь. Пожалуйста. — Джек, это просто был порыв. У обоих. Разное случается. — Просто, я хочу понять, у одного ли меня непонимание этого порыва. — Ответь мне, Элз, только честно. — Я чувствовала, что это правильно, хоть и не считала так на самом деле. — А сейчас? Свое нахождение тут ты считаешь правильным? — Умом — нет. — А сердцем? — Джек, к чему это все? — Я запутался. Я пытаюсь понять, стоит ли мне вообще действовать. Ты цепляешь Эльза, очень сильно. И, возможно, сама этого не понимаешь, но так есть на самом деле. И цепляешь, похоже, не только меня. Не уверен в этом. Но к тебе легко можно почувствовать симпатию и, мне кажется, любить тебя тоже легко… Не плачь… Эльза. Элз… Боже.***
— Может, нам стоит попробовать? — Что именно? — А ты не догадываешься? Попробовать поддаться этому? — Может. — Не поцелуешь меня? — Я поцелую человека первой только тогда, когда пойму, что это не привязанности.***
— Эй… Она справится. В нее только нужно поверить. — Я знаю. Спасибо. — За что? — Ты просто рядом. Это многого стоит. — Пойдём-ка греться, ты сама продрогла вся.***
— Мисс Разенграффе, я хочу поладить с вашим кофе. — Мне нужно в душ и переодеться. — Ладно. Скажи мне, где все нужное, и я все приготовлю. Постараюсь не шуметь. — Можешь шуметь. Мама и Агнарр забрали Анну и поехали в город. В семь Анне нужно сдать анализы, а в восемь прием у врача. Так что, дом пустой. — Что же. Тогда я хочу сделать кое-что без лишних глаз.***
— Ты меня караулил? — Стыдно признаться, но да. Именно этим я и занимался. Я ещё долго буду вот так тебя караулить. Как минимум, всю жизнь. — Ты настолько далеко строишь планы? — Поверь, даже дальше. Ты против? — Джек, давай не будем говорить о планах? Мне нужно ещё привыкнуть, что жизнь меняется. — А она меняется? — Очень.***
— И что с настроением? — Рапунцель… Просто волнение… — Эльза, я же по глазам вижу, что что-то не так. Ты из-за этого напыщенного индюка? — Ты… Всё ещё любишь его? — С чего ты это взял? — Неважно. Я жду тебя на сцене, у нас начало через десять минут.***
— Я как раз за тобой. Джек? — Уверена, что за мной, а не за Питчем? — А он-то тут при чем? — Да вы так мило смеялись на стадионе. Ну да, он же первый выскочил тебя защищать. — Да что с тобой такое?! — Со мной всё прекрасно! Просто я понятия не имею, как мне относиться к твоим поступкам. То ты в истерике, то спустя несколько минут сидишь на стадионе и смеёшься! Я не понимаю, что ты чувствуешь, Эльза. И меня это очень сильно бесит. Раздражает, что ты чувствуешь всего меня, а я не могу так. И я могу убеждаться во всем только на твоих словах, но я их не получаю. Эльза, я влюблен в тебя, как подросток. Ей-богу, у меня ещё никогда так гормоны не играли, как при встрече с тобой! И я просто не могу понять, ответно ли это! А ты не даёшь мне этого понять. Извини… — Джек, остановись! — Что ещё? — он бегает по ее лицу взглядом, а она улыбается, чем застаёт его врасплох. Ее ладони касаются его щек, она привстает на носки и приникает к его губам. — Я тоже влюблена в тебя, как подросток…***
— А можно я поведу? — Ты умеешь? — Не поверишь, даже права получила с первого раза. — Мисс, да вы не перестаёте меня удивлять. — Так пустишь? — Нет. — Это ещё почему? — Ну, во-первых, ты явно не брала собой права. А, во-вторых, это опасно. — Ага. То есть, для тебя это не опасно? — У меня больше опыта. — Во-от как… Когда в следующий раз будем у моих родителей, проверим, кто опытней. — Ты сказала «в следующий раз»? Значит, ты всё-таки строишь планы.***
— Эй, Эльза, ты не первая моя девушка. И на тот момент, в тех отношениях мне казалось, что да, это то самое. Но оказывалось, что мои планы просто должны были разрушиться. И я продолжаю их строить с тобой, потому что внутри что-то подсказывает, что так и будет. Иногда мне кажется, что я болен тобой. Ты не перестаешь меня удивлять, я влюблен в твою игру на сцене, в твой характер, в саму тебя. В ту, кем ты являешься. Я уважаю твои интересы и готов их поддерживать. Я уважаю твои границы и готов убить каждого, кто позволит себе их пересечь. Мне неважно, что у тебя за спиной, мне неважно, строишь ли ты планы. Я хочу жить с тобой, здесь и сейчас. И пусть мир подождёт, я хочу быть рядом. — Я знаю, Джек. Я это чувствую. И я влюблена в тебя, и это с каждым днём усиливается. Просто… Дай мне немножко времени. Я хочу разогнать чертовых тараканов в моей голове, чтобы спокойно строить что-то новое с тобой… — Я подожду столько, сколько нужно. Только будь рядом, ладно?***
— Мое прощение дорого стоит. — Знаешь, что? Настоящий секс не продаётся, это — неотъемлемая часть любви. — Может, в чем-то, Леонид Сухоруков и прав. Но вот, например, Дэниел Фордж из «Ветви дуба» считал иначе. — Ты имеешь в виду то, что в идеальных отношениях чистая любовь и грязный секс дополняют, а не исключают друг друга? Не знала, что читал Брайанну Рид. — О да, и не только ее. — Даже интересно, а «Пятьдесят оттенков серого» тоже входят в вашу библиотеку или это уже не ваш формат, мистер Фрост? — Хочешь проверить? — Не очень.***
— Давай, надевай. Может, кофе? — О нет. У меня в крови сейчас кофеина больше, чем гемоглобина. — Когда тебя приглашают на кофе, то имеют в виду уж точно не кофе. — В какой-то степени точка зрения Доктора Хауса правдива. — Ладно, я приготовлю какао. Такого ты ещё не пробовала. А ты пока можешь погулять тут и осмотреться. — Хорошо.***
— А когда ты будешь готов, Джек? Стоит мне задать какой-либо вопрос тебе, ты начинаешь переводить тему или, как сейчас, злиться. Когда ты будешь готов, Фрост?! Через месяц?! Год?! Или ты прибежишь рассказывать мне об этом, когда мы разойдемся?! — А ты очень оптимистично смотришь на наши отношения! — А как мне ещё на них смотреть, если ты мне не доверяешь? Ты завелся с полуоборота! Я просто хотела узнать о твоей семье, а ты поддел меня тем, что я тебя допрашиваю! Трудно было просто сказать, что не хочешь говорить об этом?! Хотя, я тоже хороша, продолжила спрашивать. Как чувствовала, что не стоило. Знаешь… Для меня с недавних пор самым важным в отношениях стало доверие. Но, как мне кажется, с твоей стороны ко мне его нет. Дай мне знать, если это не так… Так я и думала. Мы действительно поспешили… Ещё слишком рано, чтобы что-то строить и решать. — О чем это ты? — Нам обоим нужно время, чтобы понять, а стоит ли что-то строить между нами. Я вызову такси и возьму у тебя пару вещей, если ты не против. Мои всё ещё мокрые.***
— Нет… Не нужно, Джек. — То есть, ты действительно сейчас уедешь, и мы ничего не решим? — Тебе и мне нужно сначала решить всё с самими собой. Мне — понять, правильно ли я поступаю, пытаясь узнать тебя, задавая вопросы. Нам обоим нужно подумать, не поспешили ли мы. Ну, а лично тебе, Джек, нужно понять, готов ли ты кому-то доверять. — По-твоему, я не готов? — Нет, не готов. Потому, что ты как отшельник. Закрылся у себя в коморке, ушёл с головой в театр и забыл, что вокруг тебя — живые люди, а многие ещё и твои знакомые, друзья и прочие, которым ты не доверяешь. Ты точно так же, как самого себя, закрыл доверие где-то внутри себя и думаешь, что это никому, чёрт побери, не важно, и что сам ты всё прекрасно решишь. Я прошла через это, Джек. Я тоже так делала. Но только поняла, что так я делаю хуже только самой себе, что от этого страдают люди вокруг. Может, я и не права, но разберись уже в себе, Фрост. А потом, когда и я разберусь в себе, мы спокойно поговорим. На эмоциях мы можем наговорить много, о чём потом будем жалеть. Такси подъехало.***
— Джек, я знаю, что ты там… Одну и ту же глупость не следует совершать дважды; в конце концов, выбор достаточно велик. — Жан-Поль Сартр… К чему ты это? — К тому, что я уже сделала глупость вчера, когда ушла. Второй раз я так не поступлю…***
— Эльза? — Да, это я. — Ты пьяна? — Ненавижу быть пьяной. Думаешь, что тебе будет круто и весело, а на самом деле тебе грустно и плохо. — Ты сейчас цитируешь Келли Торрес из «Анатомии страсти»? — Я не перестану поражаться твоим познаниям. — Как и я твоим. — Забери меня, пожалуйста. Я соскучилась. — Повернись. — Джек… Пусть весь мир подождёт нас. — Поехали, — шепотом проговаривает он. — Куда? — Туда, где нет лишних глаз, и где ты сможешь поспать. — Поехали…***
— Ты не говорил, что у тебя есть ма… Ой, машина. — Я не считаю это важной информацией. — Но и важную ты мне говорить не хочешь. — Ты действительно думаешь, что рассказ о моей семье поможет тебе узнать меня лучше? — А ты думаешь, что я просто из любопытства спрашиваю? — А это не так? — Вопросом на вопрос отвечать некультурно. — Ты сделала то же самое пару минут назад. — Хорошо. Я хочу понять, откуда у тебя в глазах столько обиды, почему ты такой закрытый и попытаться помочь. Но это тяжело, потому что ты не хочешь довериться даже мне. Если, конечно, я действительно что-то для тебя значу.***
— Эй, ну же, малышка, отпусти меня. — Не хочу. Не уходи, я не хочу снова быть одна. — Я не собираюсь уходить. Я просто хочу уложить тебя спать. — А ты? — А я схожу за водой и вернусь назад. — Точно? — Точно.***
— Есть кое-что важнее. Ты хотела знать о моей семье… — Если ты плохо сейчас себя чувствуешь, мы можем отложить. — Нет. Хватит уже откладывать. Мой отец не уступает по влиятельности твоему. Он в погоне за тем, как заработать побольше и держит всех под тотальным контролем. С самого детства у меня были только обязанности. Никаких прав на что-либо. «Ты обязан быть в хорошей спортивной форме. Ты уже взрослый для таких игр. Ты должен хорошо учится. Ты не имеешь право завалить математику, тебе же поступать на экономический». И все в этом роде. Он прописал мою жизнь посекундно, Эльза. Он уже до моего рождения решил, кем я должен стать, на ком жениться, сколько у меня будет детей и кем станут они. Я не мог спокойно вдохнуть. И пошел ему наперекор, не выдержал. Потому, что все это начало повторяться с моей сестрой. Эмма — она ровесница твоей сестры. Такая нежная, миниатюрная, и на нее все это начало вываливаться. Я устроил бойкот. Начал отказываться от его денег, работать в ночном клубе. И он взбесился. Сказал, что, как только закончу школу, могу идти на все четыре стороны. Мам втихаря от него пыталась высылать мне деньги, но я не давал. Только недавно согласился, потому что у нее начались проблемы с сердцем и волнение ни к чему. Я не могу решиться с ним поговорить, потому что каждый наш разговор заканчивается тем, что мы выводим друг друга из себя. Он отказывается от меня, а я от него. Не знаю, как мама выдерживает все это, ведь она тоже иногда попадает под этот напор. Видимо, она очень любит его… Вот поэтому я не люблю говорить о семье. В ней нет такой душевности, как в твоей. — Душевности? Ты просто не знаком с моим родным отцом. Знаешь, я точно так же как и ты бойкотировала против него, не хотела разговаривать. А сейчас… Сейчас, когда мы ни слова друг другу не говорим, не видим уже долгое время, понимаю, что мне его не хватает. Как бы он не вел себя, мне его не хватает. Ведь, были же хорошие воспоминания. Абсолютное счастье… Так может, смысл и есть в том, чтобы их помнить и продолжать заполнять жизнь такими воспоминаниями. Поэтому я простила его, за все… Как и Эрика. Не смотря на нынешнюю неприязнь, я простила его. Потому что в самом начале были те самые моменты. Я была настолько осчастливлена, что не замечала его поведения, его стремления быть выше меня, как-то затмить меня, замять мои способности и так далее. Стало замечать лишь через время, когда остыла. И только тогда поняла, что не любовь все это, а так, попытка заполнить пустоту без отца. Но это было глупо… Глупо и больно. Все не понимали, как я терплю его насмешки, издёвки, угнетения, но я сама не знаю. Я могу долго терпеть. Но в какой-то момент просто уйти. Что и сделала. — А сейчас? Сейчас ты тоже заполняешь пустоту? — Нет, Джек. Я бы не стала во второй раз наступать на эти грабли. Но я удивляюсь тому, как ты меня терпишь. После той аварии я слетела с катушек. Я не могла поверить в происходящее. Устраивала разбой в школе. Я просто пыталась не показывать, что у меня проблемы, но все усугубила. Меня отчисляли раз за разом. Отчисляли из платной школы, где а основном всем плевать на драки и тому подобное. Дипрессия накрыла меня так, что эти взрывы агрессии затуманивает все, как и панические атаки. Я себя не помнила. Поэтому я начала закрываться в наушниках, потому что могу спокойно подумать. Да и на мою закрытость повлиял Эрик, который создал дохрена комплексов. Я потерялась в самой себе, и ты стал тем фонариком, который выводит меня из этого лабиринта. И нет, я не из благодарности с тобой, и не потому, что ты меня вытаскиваешь, а потому, что я чувствую, что могу быть с тобой самой собой. Только ты видишь меня настоящую, всегда на шаг вперёд знаешь, как и что нужно сделать или сказать, чтобы успокоить. Я чувствую себя дома рядом с тобой. И это не привязанность, не мания, и даже уже не влюбленность… — Эльза, я чувствую себя точно так же, когда ты рядом. Ещё тогда, когда мы встретили на балконе, ты зацепила меня своими ответами через цитаты. Но я не придал этому значения, да и не пытался, пока ты не заиграла тогда, вечером, на пианино. Вот тогда, увидев тебя за инструментом, услышав, как ты играешь, я сам себе сказал, что ты моя, и никто больше не притронется к тебе, кроме меня… Я люблю тебя. — Тебя очень легко любить. Я уже говорил это. И, кажется, я полюбил тебя давно, просто понял это только недавно… Я не хочу видеть без тебя мир. — Джек, я люблю тебя.***
— Привет. — Привет. — Где был? — Разговаривал с директором по поводу осеннего бала, и понял, что так и не предложил быть тебе моей спутницей. — Не люблю вечеринки. — Это бал, и там точно не будет пьяных подростков и ужасной музыки. — Хорошо, не люблю скопления людей. Так тебя устроит? — Один час, и мы сбежим оттуда. — Ладно. — Правда? — Да, если это тебя так радует! — Ты даже не представляешь, насколько!***
— Смотри на меня, Эльза. Эльза, помнишь, как мы познакомились? — Д-да. — Что ты тогда подумала обо мне? — Что ты — тот самый типаж парня, который не ведёт серьезных отношений… Но это сначала. А потом, когда ты начал говорить цитатами, я задумалась и решила не делать поспешных выводов. — Хорошо. А что ты чувствовала, когда я подслушал твою игру на пианино? Тогда, в актовом? — Сначала, злость. А потом — резкое облегчение. Просто… Наверное, где-то внутри я понимала, что ты мне нравился уже тогда. Да и злость была бессмысленна, ведь ты уже всё узнал… А потом даже была рада, что этим человеком был именно ты. — А теперь дыши со мной, Элз. Вдох-выдох. — Вот так. Как ты? — Лучше. — Пошли-ка в дом.***
— Здесь только ты и я. — А если кто-то войдёт? — Эльза. — Что ты делаешь? — Прекрати этого бояться. — Я и не боюсь.***
— Ты пила, или мне кажется? — Не пила. Просто я чувствую себя комфортно, отсюда и такое поведение. — Я рад.***
— Джек… Лучше бы ты мне рассказал… — Я очень прошу тебя, не уходи. Не оставляй меня вот так просто. Ты подумал о том, что боишься потерять меня, но о том, что я боюсь того же, не задумался. Поэтому сделай мне одолжение, очнись как можно скорее. Я уже успела соскучиться… Не ломай меня больше вот так, прошу тебя. Я люблю тебя. Элизабет прикрывает глаза и шумно выдыхает. Она откидывается на спинку дивана и пытается прекратить поток воспоминаний. Не выходит. Она устала… Она хочет стереть себе память. — Разенграффе, тебя хотя бы на неделю без приключений оставить можно? — девушка резко открывает глаза и смотрит на парня, стоящего на пороге студии. — И тебе привет, Олаф, — она натягивает на лицо улыбку, которая сразу выдает усталость. — Как поездка? — Не переводи тему, Эльза, — Олаф садиться рядом с девушкой и открывает рюкзак. — Тем более, за бутылочкой йогурта ты точно мне всё расскажешь. Парень достает две бутылочки йогурта, и Эльза поджимает губы, смотря на цветастую этикетку. — Эльза, это же йогурт! Ни за что не поверю, что ты откажешься, — чересчур серьезно проговаривает парень. Но она действительно готова отказаться. Сейчас она бы хотела плед, фильм, любимого человека под боком и его фирменное какао… — Ладно, — выдыхает белокурая и забирает одну бутылочку. — Но рассказывать особо нечего… — Ты эту лапшу будешь вешать нашему директору. Ты пару дней назад такой счастливой была, а сейчас ощущение, будто ты море переплыть пыталась. — Олаф… — девушка хихикает. — Твои сравнения оставляют желать лучшего. — Это мне говорит человек, который до сих пор думает, что в закрытых школах готовят план по уничтожению детей богатых родителей. Девушка не выдерживает и хлопает парня по плечу, отчего тот начинает смеяться. — Ты заноза в заднице! — Это все не без твоих уроков, Разенграффе, — продолжая смеяться, отвечает парень, но вскоре успокаивается. — На самом деле, Эльза, что случилось? — Джексон Оверланд Фрост случился… Знаешь… Я думала, что после потери памяти взгляд человека не меняется, но… Я его не узнаю. Если в первые дни я ещё видела в нем того Джека, которого знала три года назад, то сейчас… Он стал… Чужим, что ли, — Эльза открывает бутылку и делает несколько глотков. — У меня двоякие чувства. Я люблю его, всё ещё чувствую его, что с ним происходит, но в то же время я будто бы познакомилась с новым человеком. Я не понимаю, что мне делать. — У-у-у… Эльза, да ты влипла, — констатирует парень. — Спасибо за поддержку, Олаф! — саркастично проговаривает девушка и закатывает глаза. — Эль, знаешь, единственное, что я могу тебе посоветовать, это прекратить себя мучить. Бросить его и все. Но я знаю, что ты меня не послушаешь. Просто… Зачем пытаться вернуть то, что уже нельзя повторить? — Олаф… Мне не нужно ничего повторять из того, что было. Я готова принять его таким, какой он есть сейчас, но это трудно. Я люблю его. Каким бы он не был. Просто ни за что люблю. Со всеми плюсами и минусами. Когда-нибудь ты это поймёшь… — Тогда я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. — Я ничего не хочу услышать, Олаф, — девушка со всей серьёзностью смотрит на парня, но после слегка улыбается. — Я просто рассказала, что со мной происходит, и все. Давай работать. — Окей, я только все подготовлю. Пока напарник разбирался с аппаратурой, девушка вновь опустилась в воспоминания сегодняшнего утра. — Эльза! — Анна аккуратно приподнялась с кровати и кинулась в объятия сестры. — Я так соскучилась. — Привет, — белокурая покрепче обняла сестру. — Я тоже. Принесла тебе тут кучу вкусного. Элизабет поднимает пакет, когда сестра отрывается от нее. — Родители тебе уже рассказали, — забирая пакет у сестры, спрашивает рыжеволосая. — Теперь и я стану старшей сестрой. — Да… Удачи тебе с этим. Смена подгузника — обряд посвящения. — Эльза, — Анна начинает хихикать. — Тебе уже сказали, когда сможешь вернуться домой? — Если показатели будут хорошими, то в конце месяца. Но без тебя там будет не так весело. — О, я на сто процентов уверена, что тебе будет чем заняться. Как минимум начнёшь с прогулок. — Ты права… — Эльза, я все, — Олаф заинтересовано смотрит на подругу. — Отлично. Тогда, — девушка берет с тумбы тетрадь, — давай наброскам мелодию…***
— Можно? — белокурая замирает на пороге, смотря на Фроста, который до ее появления задумчиво смотрел в окно. — Да, конечно, — через силу проговаривает парень, что настораживает девушку. — Ты, видимо, не рад меня видеть… Если это из-за ситуации в клубе с Эриком, то… — Эльза, — Джек резко прерывает поток слов. — Сядь, нам надо поговорить. Белокурая делает тяжёлый вдох, осознавая, что Фрост не смотрит в ее сторону и чувствует его нервоз, поэтому без слов садится на стул. — Нам нужно прекратить все это, — хрипло проговаривает пепельноволосый, смотря куда-угодно, но не на девушку. — Что?.. — Эльза сглатывает. — В смысле? Она не хочет верить в свои предположения, но, кажется, понимает, что эти предположения сейчас окажутся правдой. — Нам нужно расстаться, — твёрдо выдыхает пепельноволосый. — Нам? — Эльза делает глубокий вдох и сглатывает ком. Нет, она не заплачет в этот раз, она не даст себе этого сделать. — Это нужно тебе. Ты опять решил все за меня… Девушка поднимается со стула. — Хорошо, назови хотя бы причину, — она вновь пристально смотрит на парня, чувствуя, как глаза начинает щипать сильнее обычного, а внутри все сжимается. — Я не люблю тебя, — сквозь зубы выдыхает парень и девушку прорывает истерический смех, отчего у парня проходит холодок по спине. Девушка упирается руками в спинку кровати и поднимает на Джека уже красные глаза, плюнув на все обещания не плакать. Слезы уже текли сами по себе от того, что сейчас может произойти. — Знаешь… Ты этого не помнишь, но ты всегда говорил, что не сможешь нарочно сделать мне больно. Но этими чертовыми словами ты это делаешь. Когда ты потерял память, мне было больно, но это не твоя вина. А сейчас… Когда ты не помнишь, я даже не знаю, виноват ты или нет, — девушка опять нервно хихикает. — Нет, это я виновата, — почти шепотом выдыхает она. — Говорила же себе, не наступать на эти грабли. Но наступила, только ручка другая… На минуту в палате воцаряется молчание, которое иногда прерывается тихими всхлипами. — Хорошо… — слегка успокоившись, хрипло начинает девушка. — Я уйду, но при одном условии, Фрост. Ты скажешь мне эти четыре слова в глаза. Как только взгляд Фроста устремился на нее, она задрожала, молясь, чтобы он не смог. Она готова была поверить во что угодно и в кого угодно, лишь бы он не смог. Но чудес не бывает. — Я. Не. Люблю. Тебя, — и швы на зашитых этим же парнем ранах в сердце разорвались, разойдясь ещё больше, касаясь души и каждой клетки тела. Однако ей мешало то чувство, что сопровождало ее с самого начала их знакомства. Чувство, будто душа Джека осталась где-то в ней и говорила, что происходит с человеком. Как и взгляд… Внезапно, но он стал знакомым ей до боли во всем теле и до дрожи в коленках. — Я не верю тебя, Джек. Потому что, черт побери, чувствую, что ты врешь, и это не самовнушение. Но раз ты этого хочешь, я ухожу… Девушка рывком уходит к двери и хватается за ручку, но останавливается, чувствуя на себе взгляд парня. Она любом касается двери, стараясь не забиться в истерике прямо в палате. — Ты этого не помнишь, — не поворачивая к нему, шепотом начинает она. — Но три года назад ты собрал половину меня обратно, вернул к жизни. А сейчас, за пять минут ты разорвал всю меня в клочья… И я не понимаю, зачем… Она резко распахивает дверь и вылетает из палаты, не разбирая, куда идёт. Лишь на пороге больницы останавливается, смотря на друзей, которые толпой стояли и ждали, ведь к Джеку пропустили только ее благодаря знакомым врачам. Она судорожно дышит, и это замечает Астрид. Но стоит Хофферсон только шагнуть в ее сторону, как из груди белокурой вырывается истошный крик. Ноги подкашиваются, сердце суматошно вырывается из груди, слезы градом льются по щекам, затуманивая взгляд, в голове только «Я. Не. Люблю. Тебя», а горло саднит от крика…