Заключённый

Шерлок проснулся от неприятного шума. Приподняв голову, он обнаружил, что за окном царила ночь, и лишь лучи установленных на территории MI5 фонарей слабо освещали камеру. Головная боль прошла, а вот тошнота — нет. Подождав, когда глаза привыкнут к темноте, Шерлок увидел, что спасительный тазик исчез, как и капельница. Боль в вене, в которой был установлен катетер, усиливалась с каждым движением Шерлока, но он не мог больше терпеть. Пять шагов до унитаза он преодолел в считанное мгновение и, схватившись ладонями о бортики унитаза, позволил рвоте выйти наружу. Извергнув содержимое желудка, Шерлок застонал и, захлопнув крышку унитаза, смыл. Поднявшись на дрожащих ногах, он открыл кран и вымыл лицо и руки, после чего жадно принялся пить. Вода была освежающе-прохладной на вкус, и показалась Шерлоку куда лучше кофе или чая. Он должен был догадаться, что в таком месте, как это, сотрудникам не приходилось беспокоиться о привкусе хлорки и ржавчины в воде. Закрыв кран, Шерлок попытался доковылять обратно до кровати, но ноги не слушались, и он упал, лишь чудом приземлившись на пятую точку. Не хотелось бы, чтобы Майкрофт, медсестра или кто-то из охраны обнаружили великого детектива мёртвым с разбитой головой. Старший братец приказал вывести всю дрянь из организма младшего, но детоксикация была медленным и мучительным процессом, и Шерлок, воспользовавшись своим одиночным заключением, позволил долгожданным слезам пролиться. Он плакал, как не плакал, должно быть, уже давно. Шерлок, сидя на полу, обхватил свои колени руками и медленно раскачивался из стороны в сторону. Он чувствовал себя жалко. Он и был жалким. Хвала Дьяволу, что его беспомощный вид увидит только Майкрофт, да и дежурившие в ночную смену охранники — Шерлок чувствовал на себе взгляд камеры. Большой брат наблюдает за мной в буквальном смысле слова, невесело подумал Шерлок. Он зажмурился, не понимая, что не так, а потом понял — назойливый, раздражающий звук никуда не исчез, напротив, он стал лишь громче. Что происходит? Это не похоже на сирену. И на музыку тоже. Это был самый невыносимый звук из всех, что Шерлоку когда бы то ни было приходилось слышать. А потом до него дошло. Это был смех. Издевательский смех. И не кого-то, а Магнуссена. Но этого не может быть. В следующую секунду Шерлок услышал громкий выстрел и резко дёрнулся. Шерлоку было страшно, и, сколько бы раз он ни признавался в этом, мерзко было всё равно. — Это нереально, — прошептал Шерлок. Смех усилился. — Нереально? — удивлённо переспросил Магнуссен. — Но я чувствую себя прекрасно. Шерлок посмотрел в угол, откуда доносился голос. Ему хотелось верить, что там ничего не было, но из темноты выступил Магнуссен, и когда луна выглянула из-за туч, Шерлок увидел во лбу Магнуссена пулевое отверстие, из которого шла кровь, заливая глаза, нос и рот. Но Магнуссен совершенно не обращал на это внимания. — Ты... мёртв, — прошептал Шерлок, и его сердце предательски громко заколотилось в груди, больно сжимая рёбра. — Я живее всех живых, благодаря вот этому, — Магнуссен похлопал себя по левому виску и улыбнулся; Шерлок увидел запачканные кровью белоснежные зубы. В воспоминаниях всплыл кадр из какого-то ужастика про вампиров, которыми Майкрофт в подростковом возрасте засматривался за неимением друзей. В компании младшего брата. — Ты повержен, Шерлок Холмс, — Магнуссен шагнул вперёд, а Шерлок вытянул руку. — НЕ СМЕЙ ПРИБЛИЖАТЬСЯ КО МНЕ! Магнуссен остановился и остекленевшим взглядом уставился на него. Сердце Шерлока колотилось, как бешеное, готовое вырваться из груди. — Ты умер, — повторил Шерлок, не зная, кого тем самым хотел убедить — себя или Магнуссена. Что было одно и то же, учитывая, что это было не более, чем образ воспалённого, слетевшего с катушки собственного разума. Но это не успокаивало, это приводило Шерлока в ужас. — Я навсегда запомнюсь в истории как человек, которого хладнокровно убил великий детектив, тронувшийся рассудком. Знаешь, это забавно, — Магнуссен сел на стул и, закинув ногу на ногу, скрестил руки на груди. Шерлок прикрыл глаза. Каждая капля крови, упавшая на пол, отдавалась в ушах колокольным звоном. —... наблюдать за тем, как ты сходишь с ума. Джим Мориарти думал, что, только убив тебя, он победит, даже если для этого потребовалось покончить с собой. Но настоящее торжество — это оставить тебя в живых с осознанием того, что от твоего образа великого детектива не остаётся ровным счётом ничего. Призрачная тень самого себя, запертого в застенках, лишённого всего, что было дорого, оставшегося наедине с мыслями, которые разъедают тебя, как раковая опухоль. Вот истинная победа, а Мориарти ушёл во тьму, надеясь встретить в ней тебя, но смерть — это секундное явление, жизнь же длительное страдание. Вот, почему пустота — это так скучно, но, по крайней мере, я знаю, что ушёл не напрасно. В отличие от Мориарти. Каков глупец... — Уйди, — прошипел Шерлок. — Исчезни раз и навсегда! — он взмахнул руками, как неоднократно поступал, отмахиваясь от ненужных слов, фраз и образов, возникающих перед ним в Чертогах разума; те исчезали с лёгким хлопком. Но только не в этот раз. Магнуссен по-прежнему находился в камере. Восседал на стуле и с интересом поглядывал на него, а отверстие во лбу становилось всё шире и шире, обнажая разбитый череп... — Признайся, что сожалеешь. — Сожалению? — Медленно, по слогам переспросил Шерлок. — Я ни о чём не сожалею... О твоей смерти — тем более. — О, нет, вовсе не об этом, — Магнуссен потрогал рыжеватую щетину, и Шерлок заметил разъеденную плоть, ошмётки мышц, костей, и личинок, ползающих по всему его телу. — О том, что не пустил себе пулю в рот следом за мной. Конечно, ты бы не проявил оригинальность, уподобился бы Мориарти, но тогда бы для тебя всё закончилось раз и навсегда. Шерлок не нашлось, что ответить. Его трясло, лихорадило, но хуже всего было то, что Магнуссен был прав. Если, стоя на крыше больницы святого Варфоломея, ему отчаянно хотелось жить, то на заднем дворе Эпплдора, где в метре от его него лежал мёртвый Магнуссен, Шерлок желал лишь об одном — о смерти. Если бы он умер, всем было бы лучше. Магнуссен снова засмеялся, но смех быстро перешёл в кашель, напоминающий приступ туберкулёзника. Послышался лязг металла, и на окровавленную разложившуюся ладонь Магнуссена легла пуля. Он бросил её на пол, и Шерлок зажмурился. Звук был такой, словно бы у ушей Шерлока ударили тарелками от барабанной установки. — Каково это, а? Жить с мыслью, что ты всех подвёл. Любящих родителей, которые всегда заботились о тебе и утешали, говоря, что это преимущество — быть не таким, как все. Старшего брата, который гораздо успешнее и умнее тебя, способный контролировать эмоции и не нуждающийся в стимуляторах. Лучшего и единственного друга, которого ты подводишь раз за разом... Молли, которая всегда видела в тебе героя вне зависимости от того, насколько ты был обдолбан... А миссис Хадсон? А Лестрейд?.. — Заткнись, — прошептал Шерлок и... всхлипнул. Громко, отчаянно. Теперь он не просто плакал, он рыдал навзрыд, выл в голос, надеясь избавиться от чудовищного груза, лежащего на сердце. Даже сквозь слёзы он видел слезающую с Магнуссена плоть, превращающегося в скелет в тлеющемся костюме, и когда от Магнуссена не осталось ничего, кроме черепа, Шерлок понадеялся, что его кошмар закончится, но вместо этого череп прыгнул к Шерлоку и улыбнулся звериным оскалом. Шерлок попятился, больно ударился затылком о перекладину кровати и зажмурился. Сейчас он словно вновь стал пятилетним ребёнком, боящимся темноты, но не желающим обращаться за помощью ни к старшему брату, ни к родителям. Вдруг что-то мягкое и тёплое уткнулось Шерлоку в колено. С трудом справившись с рыданиями, Шерлок вытер рукавом свитера глаза и увидел перед собой оранжевую шерсть. Редберд тёрся о Шерлока, радостно вилял хвостом. Когда Шерлок приподнял его морду и приблизился к нему, то почувствовал на лице гладкий язык собаки. — Хороший мальчик, — впервые на лице Шерлока появилась улыбка, и он почесал собаки за ушком, что ему очень понравилось, и тот продолжил счастливо суетиться вокруг Шерлока. Редберд принялся слизывать слёзы с его лица, и Шерлок невольно рассмеялся. — Щекотно. Собака одобрительно гавкнула. — Только ты и способен успокоить и развеселить меня, Редберд, — Шерлок прижал собаку к себе и, просунув ладонь под живот, почувствовал его сердцебиение. — Я так рад, что ты пришёл. Собака лизнула Шерлока в подбородок, а потом, успокоившись, удобно устроилась на его коленях. Шерлок погладил его вдоль шерсти. — Ты ведь будешь охранять меня, мой мальчик? Ты не позволишь, чтобы со мной что-то произошло, — он наклонился к Редберду и собирался поцеловать его шерсть, но та превратилась в прах, не оставив ничего, кроме костей. — Редберд! — В голосе Шерлока звучала мольба. — Я не могу снова потерять тебя... И тут череп Магнуссена заговорил голосом Майкрофта: — Грядёт Восточный ветер. Он унесёт тебя... унесёт... унесёт... — Нет, нет, нет! Пожалуйста, нет, я не могу... — Шерлок дёрнулся. Было такое ощущение, будто бы его выдернули из собственного тела. Боль парализовала его, а уши резал чей-то громкий, пронзительный крик. Мой собственный, с ужасом осознал Шерлок. — Не шевелитесь, — приказал чей-то твёрдый голос, и Шерлок увидел рыжеватую прядь злополучной медсестры. — Всё сейчас закончится, — сказала она и ввела что-то в катетер Шерлоку. — Я не хочу, чтобы всё заканчивалось, — прошептал Шерлок, а затем его обволокла приятная усталость, глаза налились свинцом, и он провалился в мир без сновидений.