One for sorrow, Two for mirth, Three for a funeral, And four for birth. Five for heaven, Six for hell, Seven for the devil, his own self.
Одна – печаль, На счастье – две, Три для принцессы, Четыре – корон для её на земле. Пять за серебро, Шесть за шелка, Семь за тайну внутри воробья. Восемь за желание, Девять – поцелуй, Десять сот подарков за тебя одну. Одиннадцать за здравие, Двенадцать за богатство, Тринадцать – твой приятель стал врагом аббатства. Мраморное кукольное лицо спящей императрицы гипнотизирует женщину, из-за чего она каждый раз сбивается со счёта, пока напевает под нос старую мелодию на свой лад и прикасается подушечкой пальца к родинкам и веснушкам на королевском теле. Она не может удержаться, чтобы не коснуться губами чудесной бледной россыпи на щеках. Вместо этого она собирает несколько распущенных прядей в кисточку и осторожно водит кончиками по коже, представляя себе, как когда-то какое-нибудь божество рисовало её, словно на холсте, чтобы потом отпустить в мир и позволить простым людям любоваться, словно произведением искусства. Эмили Дрексел Лила Колдуин. Она унаследовала от матери всё самое лучшее. Она идеальна. И теперь принадлежит только одному человеку в Империи – Эзельред Фриде Кресуэлл. Присущая королевской особе аристократическая худоба прекрасно сочетается с поразительно развитой мускулатурой, которой, признаться честно, Фрида никак не ожидала увидеть у представительницы династии Колдуин. И ещё более непривычно чувствовать к этому большее влечение, чем к худеньким аристократкам, которых она уже имеет. До появления императрицы единственным исключением была любимая Перл (так она её назвала за необычайно светлый цвет глаз, контрастирующий с достаточно смуглой кожей), обладающая непривычной силой, несвойственной женщинам вообще. Конечно, так на ней отразился образ жизни, которой жила данная Перл до прибытия в особняк Кресуэлл, и хозяйка совсем не винит свою подопечную, отмечая красоту женских мускулов, особенно, когда на них падает мерцающий свет огня из единственного источника в комнате. Пока что Фрида только представляет себе, каким блаженством окажется прикосновение и взгляд леди Эмили, когда та проснётся, а мурашки тем временем уже дрейфуют вдоль позвоночника, когда рука плавно скользит от острого подбородка императрицы к ключицам, выглядывающим из-за расстёгнутого воротника белой шёлковой блузы.***
Размытые и нечёткие полосы, делящие светящееся чёрное небо на сегменты, словно далёкие каменные столбы из чёрного мрамора или обожжённого дерева, вокруг которых парят неяркие тени, взмахивая огромными тяжёлыми хвостами, словно киты за миллионы лет эволюции вдруг научились летать. В них невозможно разглядеть точно ни плавников, ни зубов, но почему-то присутствует такая уверенность, что это именно киты. Такие большие, просто гигантские и живые. Их неспешное плавание источает непостижимую тоску, печаль, вибрирующую вместе с их голосами в толще бездонной депрессии. Или так только кажется. Вокруг ни темно, ни светло, как будто закрываешь глаза, только-только взглянув на ясное солнце, и всё вокруг изменяется, оставаясь таким же, как много веков назад. Корво плавает в ярком свете, в густом чёрном дыме, напоминающем молоко, и силуэты левиафанов становятся всё более размытыми, пока не сливаются с решётчато-полосатым небом, не выходят за его пределы, деформируясь в вытянутые серые пятна и рассеиваясь. Он подаёт голос в попытке узнать, жив ли ещё вообще, но в результате тишина продолжает нерушимо нагнетать. Это не бездна, не космос, но определённо вакуум, в котором нет ни намёка на реальность. Тогда где он и где настоящее? Корво пробует снова, почувствовав, наконец, лёгкую тревогу, но не знает, кого звать. Веки всё ещё сомкнуты и не поддаются желанию открыть уже глаза, из уст появляется только неясный хрип, но такой слабый, как будто вовсе не принадлежит ему. Лёгкие, несмотря на забившийся в трахею плотный дым, с трудом наполняются воздухом, ему удаётся поднять голову, приоткрыть глаза и тут же закрыть от яркого свечения и светового шума вокруг. Всё кружится, и двоится. — Надо же, — это не голос Чужого, хотя Корво на мгновение почудилось, будто видел его лицо над собой. — Королевский защитник. Такой сильный и такой беспомощный. — Что? — слабо выдыхает мужчина, сильно напрягая глаза, чтобы всмотреться в фигуры, по-прежнему рассечённые тёмной вертикальной решёткой, и усиленно вслушиваясь в слова, напоминающие отголоски китовых песен. — Я лишь хотела поприветствовать легендарного лорда Корво Аттано и ещё поблагодарить за прекрасный подарок, — женский голос заметно медлит, растягивая каждое слово, словно обладательница чарующего сопрано усердно взвешивает до того, как сказать. — Подарок? — мужчина противится желанию снова обмякнуть и вынуждает ослабевшие руки упереться в пол. Они дрожат, стоит приложить малейшее усилие, чтобы подняться. — Кто ты такая? — Я не люблю знакомиться. Корво подтягивается на решётке и приваливается спиной, и образ говорящей с ним женщины понемногу проясняется. Она довольно молода, судя по одежде и блестящим украшениям, дворянского происхождения или же нажила состояние на покойном муже, сделав себя вдовой самостоятельно. Её лицо имеет приятные черты, подчёркнутые островатым, вызывающим макияжем, тем не менее, она не выглядит слишком вульгарно. В голове словно появляется разрастающаяся трещина, от боли в которой Корво жмурится, сжимает пальцы и внезапно для себя замечает, что те абсолютно не прикрыты, как и ладони. Перчатки быстро находятся рядом, как и плащ, а левый рукав распущен, расстёгнуты воротники. Женщина, видимо, замечает и понимает его растерянный взгляд, а потому сразу отвечает, не вынуждая мужчину озвучивать свой вопрос: — Мне было очень интересно, правду ли о тебе пишут на розыскных плакатах. И мне всё равно, даже если ты можешь подчинять себе других людей, — в этом голосе нет никакой веры в подобные способности, и сама манера напоминает скорее разговор с ребёнком, чем с равным себе. — Видишь ли, я тоже могу, — она задумчиво касается пальцами груди, словно очерчивая какой-то медальон или амулет, скрывающийся за тонкой чёрной тканью блузы, — ты слишком затратный, а награда за тебя не так велика, чтобы привлечь меня. Ты мне не интересен. Даже волен уйти хоть через парадный, если, конечно, сможешь, — женщина довольно хихикает, ссылаясь на охрану с занимательными приспособлениями в руках, и её совершенно не удовлетворяет отсутствие реакции у заключённого, отчего она вновь надувает губы. Мужчина смотрит на неё практически отрешённо. Ему всё равно, чего она хочет или не хочет, она пытается ослабить его морально, зная, как именно действует снотворное, и даже добивается своего. Он подавлен, всё ещё плавает среди белого густого тумана гнетущих мыслей и печальных песен левиафанов, осознавая, как сильно подвёл единственную родную душу, которая ему доверилась. Снова. — Где Эмили? — Эмили, — не спеша смакует это имя женщина, проговаривая каждую буковку, словно вкушая отборные трюфели. — Великая, Справедливая, Мудрая императрица Островной Империи, королева Гристоля Эмили Дрексел Лила Колдуин. Её тело просто прелестно. Наблюдая такое наслаждение одним только именем, Корво становится не по себе. Он не раз произносил имя дочери с такой нежностью, перебирал и повторял каждый звук в имени, представляя её идеальное лицо перед собой, останавливаясь на каждой родинке, пробегая по полным губам, окунаясь в омут очаровывающих взглядом глаз. Но кто она такая, чтобы так фанатично упиваться присутствием императрицы в своём доме, говоря о её теле? Не приведи Чужой, она держит её так же в клетке или, того хуже, мучает. Последнее вызывает внутреннюю агонию, конфликтующее несогласие, которое, как искра, поджигает масляные мрачные мысли, и на их месте тут же вспыхивает ярость. Она сподвигает Корво на рывок, и он цепляется руками за толстые прутья, выцеживая тот же вопрос сквозь зубы – и мгновенно всё тело пронзает боль. От кончиков пальцев до мозга костей, в каждое нервное окончание просачивается сильный разряд, сокращающий мышцы. В нём зарождается страх и отчаянное желание защититься, и оно пугает мужчину. Это не Корво, это то снотворное – яд, какая-то особая настойка, влияющая на разум и после пробуждения. Превозмогая боль и подавляя собственный крик, лорд-защитник отрывает руки от решётки и замечает того, кто пустил этот ток по скелету клетки. Эти приспособления в руках охраны – электрошоковые палки для зверья, присмиряющие болью, не обучающие, а запугивающие, ломающие животных, принуждающие к подчинению сильнейшему. Корво хотел бы сжать обожжённые ладони в кулаки, но кисти его не слушаются, зато адреналин приводит в состояние более отрезвлённое, рассеивая панику. — Как бы ты не старался, я не отдам тебе больше леди Эмили. — Отпусти её, — продолжает настаивать Корво, концентрируясь на своих мыслях, — и я дам тебе, что только пожелаешь. — А может, я желаю её – Императрицу в своей коллекции? Да и что ты можешь мне предложить? Сомневаюсь, что ты можешь заплатить мне хотя бы натурой. — Смогу, — без сомнения соглашается Корво. — Я исполню свою часть уговора, какой бы она не была. У тебя наверняка есть враги. Ты знаешь, кто я такой, ты знаешь о метке, так воспользуйся этим. Женщина склоняется перед ним, проводя ладонями по коленям, и хитро улыбается, чем вводит мужчину в некоторое замешательство, и перед его глазами, сверкнув серебряной цепочкой, из глубокого декольте выпадает продолговатая треснутая кость с изумительной мелкой резьбой. Теперь её лицо находится так близко, что можно рассмотреть все его особенности до мелкой дроби веснушек, которые она так хотела скрыть под осветляющей жемчужной пудрой. Аккуратно подведённые кайалом глаза блестят лукавыми искрами, отчего, только взглянув в узенькие точки зрачков, обрамлённые серо-голубой, как китовая кожа, радужкой, хочется назвать её плутовкой и обманщицей. — Враги есть у всех, Корво, — вдруг уступает она, медленно поднимаясь, уводя вслед за подвеской и взгляд нового пленника. — Но знаешь, я до сих пор не уверена, что ты справишься... сидя в клетке. Она разворачивается, и на открытой спине, поблёскивая, покачиваются золотые декоративные цепочки с мерцающими бриллиантами, соединяющие края выреза шёлковой блузы. Их так много, что белый свет звёздочками отражается от граней и разлетается бликами по полу. Ей явно нравится внимание, нравится, с каким сожалением ей смотрят в спину, когда она уходит первой. А уходить она, очевидно, умеет. Либо же она делает так, чтобы уйти первой, оставляя оппонента в россыпи бликов, жалеющего о потере такой женщины. Корво хмурится и отступает, усаживаясь в глубине, где лежат старые кандалы. Видимо, для кого-то ранее здесь сидевшего они понадобились, судя по засохшим старым пятнам крови. Его ещё сильнее подавляет вид решёток и отсутствие очевидного выхода. Охрана к нему даже не обращается, в отличие от стражников внутри Колдриджа, воспоминания о которых на мгновение возвращаются и исчезают. Означает ли это, что им плевать на дар бездны, которой владеет их заключённый? Даже если так, стоит хорошенько обдумать план и собраться с силами. Временным сосудом может стать даже муха, крутящаяся у окна, и даже труп, который увозят на каталке по коридору, но вряд ли хватит сил на три перемещения. Руки всё одно что ватные после нескольких дротиков со снотворным. Эмили хватило одного, чтобы потерять сознание. Корво сидит на одном месте довольно долго, слегка раздражённый, что его карманы пусты, а на поясе нет ни одного амулета. Кресуэлл забрала всё, но это совершенно не означает, что ей удастся надолго придержать их себе. Мужчина осматривает клетку, охранник совершенно не интересуется им, порой вообще витая в облаках, уставившись в запыленное окно. Гудит яркая белая лампа над головой с пятнами сожжённых телец наивных мушек и бабочек. Мотыльки то и дело подлетают близко к источнику света и обжигаются, внезапно теряя ориентацию и падая вниз, чтобы снова взлететь к свету, пока точно так же не сгорят на поверхности. Тело понемногу избавляется от остатков той отравы, и как только мотылёк, очередной раз ударившись о лампу, падает вниз, Корво не теряет ни секунды, пробираясь в крылатое тельце. Вселяться в насекомых не так приятно и удобно, как может казаться: трудно прицелиться, пока шестиногое существо бежит по извилистой, их восприятие мира существенно отличается и сомнительная выживаемость делает их наихудшим вариантом, но менее затратным. Это его путь из клетки. Мир превращается в сюрреализм, размытые и нечёткие цвета разделяются на базовые оттенки спектра, светящиеся, как окрашенная ворвань, и яркий свет наверху действительно выглядит настолько тёплым, что на его фоне серая фигура охранника становится размытым бесформенным пятном. И будь Аттано действительно мотыльком, тоже бы взлетел к манящему теплому свету и обжёг крылья не раз и не два, но он не мотылёк. Он – отец и защитник. Подлетев поближе, он, наконец, различает человеческие черты. Кажется, охранник заметил исчезновение и сильно хмурится, не до конца понимая, как так могло случиться, а затем его сознание превращается в следующий сосуд. Находиться в человеке труднее, зато гораздо комфортнее, чем в любом другом существе, и причины того понятны. Это сознание настолько мягкое и податливое, что напоминает тёплую глину, как будто мозг был вынут и переварен чем-то извне. Корво не чувствует даже слабого сопротивления, которое оказывают даже обычные люди, как будто он влез в пустышку. Широкий коридор, который отделяла от того помещения с клетками узкая низкая дверь, оказывается абсолютно прямым. В нём нет других выходов, нет ни столов, ни даже портретов, что вызывает лёгкое чувство тревоги, но Корво продолжает двигаться по нему вперёд, где коридор раздваивается. Один его конец приводит в тупик с несколькими катающимися креслами, а другой продолжается в темноту, и единственный проблеск света находится в самом конце. Освободив временный сосуд, Корво приходится по старинке применить захват и бросить бессознательного охранника в кресло. Яркое освещение в конце коридора направлено на такую же яркую белую дверь. И она заперта на ключ. Как назло, тот охранник ничего при себе не имеет, и единственным вариантом становится крупный рыжий таракан, активно пробиравшийся вдоль плинтуса прочь от оказавшегося над ним человека. В нём не выходит передвигаться так быстро, шесть ног то и дело сбиваются одна о другую, но зато удаётся проскользнуть в щель под запертой дверью, и она приводит мужчину в кромешную тьму с множеством приспособлений, расставленных аккуратно по полкам. Покинув тело насекомого, Корво чувствует усталость и медленно проходит вдоль шкафов: они даже подписаны, на поверхности ни пылинки, каждому предмету отведено место с одинаковыми отступами. Пройдя вдоль столов, Корво доходит до самого конца кабинета и замечает, что узкие высокие шкафы, наполненные папками и сшитыми по несколько штук вместе книгами, тоже имеют отступы и могут быть также подвижны. Воспользовавшись на восстановленные силы тёмным зрением, через узкую щель Корво видит с другой стороны ещё один просторный зал с неяркими синими лампами, по всей видимости, горящими там постоянно, но никого внутри не замечает, а потому просовывает руку и находит кликер, запускающий механизм. С треском шестерёнок, ширма сбоку отодвигается в сторону, складываясь по частям, как веер, немного напоминая механизмы в доме Кирина Джиндоша, и шкафы разъезжаются в шахматном порядке. Не исключено, что и эти когда-то были сделаны им. Корво ступает на красный, расшитый золотистыми узорами по длине, ковёр, закрывающий практически весь паркетный пол из тёмного дерева. Стены украшены прекрасными работами таксидермистов, и под каждым экспонатом находятся золотые таблички и рычаги. Вероятно, они открывают такие же шкафы, как те, что впустили мужчину сюда. Нажав ребром ладони на один из них, громко щёлкнувший, Аттано смотрит на содержимое выдвинувшейся перед ним полки с различными личными предметами, которые явно когда-то принадлежали людям, а не просто являются сувениром из дальних краёв. Следующие рычаги открывают новые полки и застеклённые шкафчики с различными экспонированными предметами, и среди всего прочего на глаза попадается брошь в форме летящей птички и императорские перстни. Их не могли подделать настолько точно, более того, с руки Корво он тоже пропал. Эта женщина сняла их и выставила в качестве каких-то трофеев. Корво возвращает оба кольца, находит рядом свой меч с примерной схемой его действия и маску. Сколько, Чужой подери, они здесь находятся? Остального оружия здесь нет. Мужчина осматривает помещение и потолок: освещение здесь только искусственное, никаких окон, а значит, он находится где-то в центре здания, зато есть несколько замаскированных решёток вентиляции, к которым взбирается, став на витрину, и призывает силу бездны в раскрытую ладонь. Однако вместо прилива потусторонней энергии чувствует только жжение во всём запястье до самых костей, раздражающее и обожжённые ладони. «Проклятье» – разочарование следует сразу за укором себя же в недостатке сил, когда они так нужны. Он оборачивается за спину и ещё раз осматривает зал. Иного выбора нет, кроме как исследовать дом традиционным путём и пытаться вскрывать запертые двери, и первую удаётся открыть при помощи найденной на полке шпильки для волос с заострённым концом. Из трофейного зала Корво выскальзывает в роскошный, устланный ковровой дорожкой коридор и издалека видит силуэты охранников за следующим поворотом. Раскидать их порывом ветра тоже не выйдет, в ход идёт клинок. Мастерству Корво завидует каждый, кто хоть однажды держал в руках оружие. Он лучший из лучших, и шокеры, которыми размахивают эти люди, в раз рассекаются пополам, а безоружных уже легче обезвредить, ударив с нужной силой. Противники расступаются под напором Аттано и не атакуют одновременно, что идёт вразрез с предполагаемой тактикой. Пользуясь моментом, Корво взмахивает мечом в воздухе, обманывая охранника, и толкает ногой в грудь. Тело того впечатывается в стену спиной, удар приходится на затылок, и тот отключается до того, как лорд схватит за грудки, чтобы добить. Резко развернувшись, Корво замечает, что другой не делает ничего, даже отступил на какое-то расстояние. Странно. Несколько секунд они стоят неподвижно друг напротив друга, но даже сверкнувшие в полумраке линзы и медленные шаги в сторону не побуждают охранника к действию. Почему он не нападает? Попятившись и развернувшись, Корво уходит дальше по коридору, попадая в более широкую его часть. Здесь располагается какой-то приёмный зал, уставленный уютными мягкими диванами, обитыми бархатом, и низкими коваными столиками, на которых полно миниатюрных растений в одноцветных горшках — похоже на зал ожидания, что странно для особняка не особо приветливой персоны. Осмотревшись, Корво находит общий, лишённый конкретики, план, заботливо вставленный в рамочку и подписанный от руки. Видимо, всё-таки она порой принимает гостей. Офис миссис Кресуэлл, как полагается, находится на верхнем этаже, перед ним находится приёмная и бухгалтерия, а рядом неподписанное помещение с балконом в пустое пространство, которое, видимо, обозначено на первом этаже огромным, как сам особняк, кругом. Сокровищница или тайная комната? Позади находится тот самый трофейный зал, две мастерские (обычная и "специальная", что бы то не значило), ещё несколько неподписанных комнат. Первый этаж отведён под огромный холл и два крыла, видимо, для обслуживающего персонала, с лестницами, ведущими, по всей видимости, вниз, а не вверх. В плане также указаны комнаты отдыха. Кресуэлл – эта фамилия ничего не говорит лично, но судя по состоянию дома, глава семьи является уважаемым человеком – или являлся, – судя по всему, был связан с торговой отраслью, украшения и коллекционные предметы, принадлежащие разным культурам, неспроста украшают зал. Возможно, владел какой-нибудь фабрикой, хотя в таком случае, светился бы в качестве производителя. Оглядевшись, Корво представляет расположение комнат в реальном пространстве, составляя свой план передвижения. Есть возможность, что всех жертв, чьи вещи являются теперь экспонатами, держат в подвале, однако такая мысль не подтверждается. Внизу находится котельная и печи, в которых уничтожают... другие личные вещи, а судя по аромату, ещё и тела. Определённо – и тем больше вопросов вызывает – с людьми здесь что-то делают, раз личные вещи, не приносящие особенной ценности, попросту сжигают. Здесь, помимо прочего, находится арбалет королевского защитника и пистолет, разбросанные болты и дротики, некоторые из которых треснули при падении, пара стилетов, а прямо у печи, по всей видимости, подготовленные для следующей партии, оружие и плащ императрицы. Теперь необходимо найти саму Эмили, раз уж удалось выбраться. Корво возвращается на верхние этажи и сразу же направляется наружу, чтобы найти временное убежище, куда он сможет перенести Эмили или же отвести, смотря насколько удачно пройдёт операция по спасению. Встречная охрана, несущая службу у главных дверей, так же спокойно провожает взглядом беглеца, как будто им совершенно всё равно, а затем вовсе входят внутрь, когда Корво достаточно отдаляется. Снаружи особняк не примечателен ничем, выполнен в неоготическом стиле с множеством остроконечных арок и решётчатых витражных окон, в которые разве что солнечные лучи проникнут, и пик по всему периметру острой крыши, прикрывающих очень узкий свес. Однако на такое сооружение даже легче пробраться, переместившись к любой из игл и ухватившись за неё. Попасть на крышу с фронтовой стороны не составляет труда, а оттуда Аттано с неподдельным интересом перебирается к стеклянному куполу, накрывающему то самое пустое пространство, оказавшееся высотой со всё здание, не подписанное на схеме. Сквозь матовое стекло ничего не видно и даже тёмное зрение не поправляет ситуации, засекая только слабое движение в самой глубине пространства, зато прямо под его ногами оказывается офис, тот самый, обозначенный на карте с выступающим балконом в никуда. Женщина находится внутри. Видимо, она ждёт, когда лорд-защитник придёт к ней или за ней – возле неё находится несколько приспособлений, напоминающих мины, но точно не такого вида, какие имеет сам Аттано, а также пистолет внутри стола. Глянув с крыши вниз, Корво замечает открытое окно. Придётся сосредоточиться, чтобы в падении не промахнуться и переместиться прямо на подоконник. Оно приводит в одну из мастерских, возможно, даже в открытую для посещения, так как двери не выглядят усиленными и, скорее всего, ведут в коридор. Другая же дверь имеет несколько замков. Понадобится ключ, который Кресуэлл явно носит при себе, раз там есть что скрывать. Корво роется в документах из ящиков, но не находит ничего стратегически важного. В этой мастерской нет ничего, кроме линз и колбочек с химическими веществами, пары-тройки шестерёнок и деревянных обрубков. Из полезного – несколько колбочек редкой Аддермирской микстуры, которую Гипатия, насколько хорошо помнится, отзывала партиями со всех уголков империи из-за её вредоносных побочных эффектов. Всё-таки не все согласились отдать чудесное зелье. К дверям кто-то приближается. Возможно, возню и шелест бумаги заметила охрана. Нужно убираться отсюда, и как только дверь открывается, Корво неподвижно стоит прямо напротив охранника. — Тебе здесь не место, — стараясь не вкладывать никаких эмоций, сообщает тот, тем не менее, глаза выдают смятение при виде неожиданного противника. — Я знаю. Лорд двигается с места, вынуждая сию же минуту попятится и позволить беспрепятственно покинуть помещение, по-прежнему ожидая любого лишнего движения, которое приведёт к короткому бою. Взглянув на оставшегося позади мужчину через плечо, Аттано направляется в другой конец коридора, откуда уже проходит на лестницу и поднимается наверх. Там со всей вероятностью находится спальня, роскошная и даже немного вычурная, не соответствующая общему стилю здания. Возможно, Кресуэлл, как и многие светские особы, ведёт личный дневник. Обыскав очевидные места, Корво такового не находит и снова очерчивает все предметы взглядом, остановившись посреди покоев. Разве что в гардероб не заглянул, подумав о хороших манерах, но, видимо, придётся их отодвинут на второй план. Чуть стыдливо пробегая глазами по белью, всё-таки удаётся найти небольшую книгу, выделяющуюся тиснёным корешком и обложкой. Для её высокомерия, Кресуэлл имеет очень красивый витиеватый почерк, по которому никогда не предскажешь человека настолько извращённого. Дневник принадлежит Эзельред Фриде Кресуэлл, дочери Альфреда Кресуэлла, торговца, занимавшего всё юго-западное побережье Гристоля. Она постоянно пишет о людях. Первые страницы, похоже, были расписаны ещё в детстве. Она описывает людей, которые приплывали на больших кораблях в их город издалека, "все красивые, все необычные". Так много подробных описаний и воображаемых домыслов, чем эти люди занимаются помимо торговли, кем они были раньше. Корво усмехается, когда видит завистливые слова в адрес какой-то богатой дамы, сошедшей с борта, чтобы купить свежие фрукты. И этим испещрены все страницы: на деловых встречах, куда её брал отец, на чаепитиях у друзей, снова в порту, в соседнем поселении, на приёме горожанина, снова в порту, дома и снова в порту. И с каждым разом замечаний было всё больше, от искривлённых пальцев и искусственных мушек до критики плохо лежащего локона в причёске. И чем больше людей насчитывалось, тем больше Корво становилось не по себе. Ещё больше его поразила картинка, нарисованная от руки, занявшая целых две странички с изображением деревьев и людей под ними. Кое-какие линии были смазаны, как если бы по ним случайно провели ребром ладони, а другие были тонкими и ровными. Она дополняла этот рисунок, несколько раз затачивая карандаш. На следующей странице в глаза бросается фраза о коллекции и парке с разновидностями человеческих внешностей. Сложно не надумывать лишнего, и всё равно Корво не сразу воспринимает прочитанное всерьёз. Дальше воспоминания становятся короткими и бессвязными, вчитываться становится сложно. В её жизни появляется первый экспонат. Экспонат? Пробегая через строчку, мужчина осознаёт, что означает тот эскиз и накладывает его на план дома. Там вовсе не открытый балкон, а смотровая площадка. От того рисунка написанных записей следует вдвое больше, чем до него, и чтобы каждую прочитать понадобилось бы как минимум несколько часов. Оглядевшись по сторонам, Аттано перелистывает в конец. Последняя запись описывает нескольких "интересных внешностей" из академии Дануолла. На этом всё, ни слова об Эмили. Закрыв дневник, Корво кладёт его на место, прокручивая прочитанные слова в голове и желая взглянуть лично на тех, кого с таким вкусом описывала Эзельред, ведь ни один человек бы не согласился оставить всё, чтобы начать жизнь в особняке незнакомки. Всё очень странно. Она точно ждала его. Едва появившись в кабинете миссис Кресуэлл, Корво ловко уклоняется от прицельной дроби и стреляет в замысловатые мины, видимо, призванные обезвреживать тех, кто не угоден в этих стенах. Он знал о них, хоть и не представлял принцип действия механизмов. Тем не менее, это не сильно ему помешало. — Ловкий трюк. Женщина стоит к нему спиной, привалившись бедром к столу и сложив руки. Пробежавший по открытой спине сквозняк вынуждает её поёжиться. На сей раз, волосы собраны на затылке, открывают тонкую шею с широким кружевным чокером и цепочкой, длинный конец которой спускается между острых лопаток, выступающих в вырезе той самой блузы с множеством бриллиантов. Она очень худая, чего Корво не заметил во время их прошлой встречи. Взгляд направлен в огромное окно, занимающее место целой стены. Является ли правильным приближаться к ней, когда в любую секунду ждёшь нож в спину? Смотреть на несчастных с её точки зрения, её глазами? Забрав уцелевший болт из разрушенной мины, Корво молча подходит ближе, чтобы всё же удовлетворить своё неистовое любопытство и взглянуть на ту огромную загадочную часть особняка. Не убирая арбалета, мужчина останавливается позади и некоторое время созерцает некое подобие гигантского сада, полного зелени, совсем как было изображено в дневнике. Яркий, по сравнению с внутренним освещением офиса, свет из панорамного стекла бликами отражается от стёклышек в маске, проскальзывая и по её грубому контуру. Три этажа дома кажутся абсолютно ничтожными по сравнению с тем пространством, отведённым для людей. Они вовсе не выглядят как заложники, свободно распределены по сочной зелёной траве, чем-либо занимаются или просто отдыхают, заложив руки за голову. Такие разные, словно были собраны из разных слоёв, с разных сторон света и выпущены в такой "Райский сад". Экспонаты. И все подозрительно спокойны, проводят досуг в обществе и одиночестве, и никому из них в голову не приходит, что они находятся в заточении круглых стен. Подняв голову, они не увидят голубого неба, только рассеянный белый свет. Интересно, а что здесь происходит ночью? — Взгляни на них. Корво осторожно оглядывается через плечо на дверь, но за ней ничего не происходит, и делает шаг ещё ближе к стеклу, и Фрида с удовольствием наблюдает за его интересом, которому больше бы подходило описание тихого ужаса. — Они под чем-то, — догадывается мужчина, всматриваясь в блаженные лица разлёгшихся прямо под ними людей. — Ты знаешь, что на самом деле книги здесь абсолютно бессмысленны, лорд-защитник? Они не читают на самом деле, а просто смотрят в них, на буквы, составленные в длинные предложения, смысл которых им не понять. А затем переворачивают страницу, чтобы посмотреть, что там. Это имитация. Пустышка. Ах, как бы я хотела, чтобы всё было взаправду, — её голос становится немножко громче, когда женщина подходит ближе и останавливается прямо у плеча. — Они берут кисти и краски, чтобы потом положить их на место, даже не прикоснувшись к холсту. Редко кто мог хотя бы провести линию, исступлённо пялясь на полотно полчаса. Где-то в подкорке у них отложилось, как поступать с этими предметами, но воспользоваться ими, представить что-либо... их мысли стёрты, а воображение затянуто густым туманом. Их движения хаотичны и несвязны, практически, как и речь, когда они общаются между собой. Даже музыка, которую они создают своими пальцами, – просто какофония звуков, воспроизведённых наугад. В её голосе присутствует эмоциональный контраст, когда она говорит о своём творении, одновременно сетуя на несовершенство. — Эмили тоже находится там? — Корво выбирает другую линзу, сильнее приближая группы людей, чтобы рассмотреть их лица, возможно, запомнить и оказать помощь их родным. Тем временем Фрида присаживается на край стола и с любопытством отмечает, что поспешно недооценила Корво. — С тех пор, как императрица оказалась у меня, она наиценнейшее из всех, кого я имею. Её здесь нет, но можешь не переживать. Оказывается, она может быть очень даже послушной, при правильных условиях, равно, как и ты, но ты оказался куда затратнее, чем я предполагала, — в голосе звучит ожидаемая обида за то, что ей не по силам вливать трёхкратное количество своего зелья в одного экспоната, который не так уж сильно ей нравится. Куда больше бы она потеряла, если бы Корво очнулся самостоятельно до того, как она решилась его отпустить. — Значит, ты согласен на сделку? Фрида медленно поднимает ноги, обутые в миниатюрные женственные ботильоны из тонкой выделанной кожи, и обхватывает ими бёдра королевского защитника, чтобы притянуть к себе. Корво, внезапно потеряв её из виду, резким движением сбрасывает острые коленки Кресуэлл и отступает на шаг, где она его уже не достанет, а он может на ней сосредоточиться. — Я ещё не слышал условий, — твёрдо отвечает Корво. — Вот как ты запел. А что ты можешь сделать? — она наклоняется вперёд, не спускаясь на пол, чтобы взглянуть прямо в глаза сквозь стёклышки линз снизу вверх, однако не получает ответа, зато замечает, как её собеседник напряжённо выдыхает в маску, и точно уверена, что он наблюдает за каждым её движением, пока находится на безопасном расстоянии. — Твои ладони быстро оправились, это радует, хотя твоя кожа под одеждой и так немало изуродована. Императрица в моём доме является очень ценным гостем. — Экспонатом, — это слово цепляется за язык, и Корво продолжает повторять его даже в своих мыслях. Женщина не обращает внимания, хоть и догадывается, откуда он мог взять это слово. — Тебе следует проявить к ней больше уважения. Она действующий правитель Империи. Я пытаюсь договориться с тобой по-хорошему. Где ты держишь Эмили? Что это за люди? Почему твоя охрана не нападает, и чего ты хочешь от меня? — Фрида цокает языком, когда Корво так напирает на неё. — Слишком много вопросов, лорд-защитник. Я всё ещё сомневаюсь, стоит ли пользоваться твоими услугами. Мне жаль моих людей, они бы просто погибли от твоего меча, поэтому я отдала им приказ позволить тебе свободно перемещаться по особняку. Не хочу, чтобы ты запачкал мои ковры. Эти люди тоже мои гости. Такие разные. Они счастливы здесь, в идеальных условиях. Я спасла их от злой участи, увела у судьбы из-под носа, чтобы сохранить их уникальную красоту. — Они все твои заложники, — Корво нагло прерывает её. — Волнует ли тебя десяток потерянных человечишек, обретших здесь покой и удовлетворение, или судьба империи? — она нетерпеливо высказывает свой вопрос, нахмурив недовольно брови и изогнув губы так, чтобы показать белые ровные зубы. — Раз так, то мне нужен кое-кто другой, кое-кто более значимый, кто не попадёт сюда без особенного приглашения. Доставь его ко мне живым и уйдёшь с миром. Жизнь за жизнь. Разве лорду-защитнику такое не под силу? — Я не знаю, что ты сделала с ними, но если ты обманешь меня, даю слово, ты лишишься головы ещё до захода солнца. Достаточно людей не дождались своего суда, потому что справедливость настигала их первой, — Корво готов согласиться на всё, и если обмен является путём вызволения Эмили – да будет так. — Может быть, но тогда вместе со мной ты лишишь жизни ещё пятьдесят четыре человека, включая свою дорогую императрицу, — она становится жёстче пропорционально собеседнику, легко идя на поводу поданных на блюдечке эмоций. — Ты сильно рискуешь, Эзельред, — подливает масла в огонь, намеренно используя первое имя, к которому Фрида испытывает столько ненависти в дневнике, но стоит хоть немного приблизиться, и он не может сосредоточиться на ней. Фрида словно размывается и исчезает из поля зрения. — Это твоё последнее предупреждение? — как же она старается показывать, что не боится его, но Корво уже знаком с этой игрой и с её финалом, более того, ему не нравится то, как она создаёт такую иллюзию. — Я предпочитаю вообще не предупреждать. Он чувствует нутром, как её раздражает, и ещё какое-то время смотрит прямо в глаза, ожидая, когда же она переступит черту своей снобистской воспитанности. И стоит ей вдохнуть поглубже, Корво разворачивается, поступая так, как привычно поступает она, только за ним не следует шлейф блеска бриллиантов и страз. Он взял её на крючок, приковал внимание к себе, надеясь, что займёт и её мысли, отвлекая от постоянных игр и экспериментов с людьми. Ему всё равно, какие именно эмоции вызвал, её нужно отвлечь, и чем сильнее она привяжется, тем лучше. — Мне нужен Кирин Джиндош, — она пытается продолжать бессмысленный диалог, и Корво всё-таки останавливается. — Какой-то выродок сделал его овощем, лишил прекрасного дара творить невероятные уникальные вещи своими руками, приходить к величайшим открытиям, и теперь гений страдает, запертый в лечебнице вместе с непривлекательным тупым людским отрепьем. Я позабочусь о нём намного лучше. — Кирин Джиндош мёртв, сделка невозможна. Новость заметно вышибает Кресуэлл из колеи. Видимо, Кирин был очень важен для неё, даже больше, чем просто икона, за которой ей так хотелось преуспеть, взяв даже его идеи. И ей приходится быстро изменить решение, избегая угрозы своей жизни, что даётся ей довольно сложно, не испытав отвращения к тому, кто стоит перед ней. На лице быстро сменяются новые гримасы, пока она вновь не сжимает губы в плотную линию, лишь бы не потерять самообладания. — Значит, тебе придётся придумать что-то, что может представлять для меня интерес при обмене, Корво Аттано. Ты можешь обойти все комнаты, осмотреть все углы, балконы и подвалы, но ты не найдёшь Эмили без меня. А если и найдёшь, то без микстуры она ещё очень долго будет в подобном им состоянии. Наркотики вызывают зависимость. Стиснув зубы, Корво останавливает время и отыскивает в столе чёртов ключ от запертой лаборатории, вытаскивает пули из спрятанного в столе пистолета, а под ним находит стопку сребрографий с Эмили, которые, не глядя, впихивает за пазуху. В конце концов, он стилетом срезает тот мерзкий амулет с шеи Фриды, а больше всего хотелось бы всадить это лезвие ей в горло и почувствовать на руках тёплую ещё живую кровь, однако просто исчезает из помещения, оставив на коже всего лишь небрежную царапину. Не важно, что такое ждёт в лаборатории, но он должен это узнать. Раз она чем-то накачивает людей, возможно, там найдётся объяснение или формула, а может быть и противоядие. Глупо создавать химическое оружие без возможности его нейтрализовать.music Christian Davis — Behind You
Как только дверь открывается, Аттано зажигает свет. Перед его глазами всего несколько столов, чистые пробирки и склянки. Он готов перевернуть здесь всё вверх дном, лишь бы найти ответы и как можно быстрее. Груды бумаги отправляются из полок на пол, взмывают в воздух и, будучи отброшенными в сторону, снова возвращаются в стопку. Конкретного ничего здесь не написано, однако позже мужчина натыкается на миниатюрные мензурки, закупоренные деревянными пробками. На них написан процент содержания какого-то вещества. Перелистав журнал, Корво обнаруживает некоторое совпадение расчётов. Яд делается на основе опиума с другими седативными, которых не во всех больницах-то можно найти, а что-то из этого и вовсе запрещено на островах. Журнал содержит также исследования влияния, проведённые на людях, среди которых есть летальные исходы. Эта женщина сошла с ума, давая микстуру собственного производства, нестабильную и неисследованную до конца, живым людям. Императрице! Хрупкое стекло звонко разбивается, когда рука резко сталкивает их со стола. Нужно искать дальше. Это ещё не всё. Корво выгребает всё из последнего ящика, ищет ещё исследования, ищет что-нибудь новое, чего глаза никогда не видели. Даже пробует тёмное зрение, ищет тайник или скрытый сейф, или механизм, который приведёт его к разгадке. Чем больше времени это занимает, тем сильнее лорд-защитник нервничает, тем больше стекла хрустит под его сапогами. Отчаявшись, Корво разметает вокруг себя всё сильным порывом ветра. Вот почему Эзельред была так уверена, и дело не только в проклятом амулете. Корво прислоняется спиной к доске для черчения и запрокидывает голову. Нужно действовать умом, а не телом. Фрида хитра, но мало ли хитрых и умных противников было повержено находчивостью Аттано? Это всего лишь женщина, преувеличивающая своё влияние с помощью единственной микстуры, о которой наверняка сама мало знает, наняв химиков для её создания, и собственного раздутого эго. Тяжёлое дыхание с трудом восстанавливается, а на глаза попадается вздыбившийся щиток, который до этого был просто незаметен из-за стоящих рядом предметов, отвлекающих внимание. От него протягивается тонкий проводок к стыку стен и уходит за доску, от которой Корво тут же отпрянул. Рычаг запускает механизм, скрывавший неглубокую полку за этой доской, а в ней несколько химических схем, едва ли подписанных простыми словами. Только химические термины. Это похоже на рецепт. Если не вдаваться в подробности сложных изображений, уравнение, указанное здесь, ведёт к совсем иному веществу и воде. В самом уголке, надёжно зафиксированная, стоит только одна маленькая колбочка. Корво осторожно вынимает её и тут же осматривается, в поисках оставшейся где-нибудь маленькой пробки, способной безопасно закупорить хрупкую шейку. Её нужно дать Эмили выпить. Но сперва дочь нужно отыскать. Корво вновь пробирается в вентиляцию в теле подопытной крысы, найденной в той же лаборатории, и останавливается у каждой выходной решётки в поисках Эмили во множестве комнат, и, наконец, отыскивает ту, где кто-то определённо есть, а шахта постепенно расширяется, чтобы вместить работающие вентиляторы. Присмотревшись хорошенько крысиными глазками, мужчина отмечает знакомую блузу с сияющими цепочками на спине, а также пышное весьма неудобное платье другой девушки, откровенно открывающее плечи, но сильно стянутое корсетом. Этих вещей давно никто не носит, они позабыты, но Фриду это, похоже, не остановило. На столе возле них полно приборов и наполненных фруктовниц, конфетниц, а в руках у экспоната изящная кисть и мольберт с пастельных оттенков красками. Эзельред оставляет на блюдце фарфоровую расписную кружечку и подходит ближе, чтобы взглянуть на пустой мольберт. — Смотри, это ведь так просто, — необычно слышать такую нежность в её голосе. — Я знаю, что ты не просто так подняла руку с кистью, моя маленькая куколка. Лёгким касанием она проводит по тонкой белокожей руке девушки и обхватывает запястье. При этом девушка лишь смотрит на её движения безучастно, приподняв бровки и приоткрыв губы. — Но я согласна, в красках нет ничего особенного. Твоя уникальность в твоём происхождении, — она поднимает взгляд выше, всматриваясь в аристократичные черты лица, а затем припадает щекой к оголённому плечу, и другой рукой поглаживает острые выступающие лопатки. — Ах, если бы ты только осознавала это. Её ладони окружают талию живой куклы, с наслаждением очерчивая складки шёлковой юбки, и прижимается грудью к спине. Эмили вновь опускает кончик кисти в склянку с раствором и замирает, поднеся к краскам. Понимает ли она что-нибудь, что говорит ей Фрида? — Мне кажется, ты уже устала. Почему бы не отправиться в Сад, пока мамочка не придёт к тебе снова? Оставь это и иди с моим добрым дворецким. Пышное кремовое платье из великолепного материала переливается перламутром, попадая под золотистый луч солнца, и Эмили послушно подходит к открывшейся снаружи двери, чтобы спустя мгновение вовсе пропасть в ней. "Оказывается, она может быть очень даже послушной" — от воспоминания становится так горько во рту, словно туда насыпали горсть приправ и залили желчью хрустака. Ничего изящного в бесчестном содержании бесчувственных безвольных людей нет. Она отравляет их и заставляет удовлетворять свои ненормальные фетиши. Оставив решётку, Корво проскальзывает через вентилятор и буквально выскакивает за стену на огромной высоте, едва успев схватиться за выступающий ящик кулера, покинув тело крысы в воздухе. Дорога наверх не будет лёгкой, после продолжительного вселения всё тело ломит. Корво глотает содержимое колбочки с найденной Аддермирской микстурой, как только взбирается на более-менее устойчивый уступ. До крыши не меньше сорока футов, и едва ли узкие внешние подоконники выглядят надёжными, но если постараться ухватиться, встав на карниз, то можно тут же попробовать перенестись к свесу. Может быть опасно. Ветер резко ударяет Корво в грудь, словно невидимая рука, останавливающая перед неминуемой гибелью, но отсюда нет другого пути. Он двигается быстро, едва наступив на выступ и тут же оттолкнувшись, мужчина переносится к окошку следующего этажа, наступая на узкий подоконник самими носками сапог, схватившись пальцами за выступающую декоративную внешнюю раму, и делает ещё одно усилие, чтобы как можно выше прыгнуть и зацепиться за свес. Провались он сейчас, три этажа с высоченными потолками покажутся лишь краткими мгновениями, промелькнувшим перед глазами. И стены из светлого камня, построенные в неоготическом стиле, удерживающие, как зверей, невинных, станут последним, что увидит лорд-защитник. Лёгкое дуновение, которое вызывает перемещение, поднимает пыль и прогоняет с пик крикливых галок. Заметив это, Корво пользуется быстротой реакции и хватает одну за лапы. Ему определённо понадобится живое существо, чтобы проскользнуть сквозь узкую решётку. Там внизу явно даже не подозревают о том, что мгновение спустя на них посыплются осколки разбитого стекла, и магическим образом проберётся неизвестный ассасин. Пистолетный заряд легко пробивает толстое стекло, из-за которого на осколки разлетаются и несколько соседних клеток. Трепыхающаяся от страха птица готова себе выломать ноги, чтобы спастись, но в её сознание уже влезает этот человек. Птичье тело намного более неудобное, чем насекомого, и менее управляемо из-за сложной физики полёта, но Корво не нужно много, чтобы проскользнуть в решётку и камнем обрушиться вниз под вой сирены и развоплотиться, припав на колено. Она должна была появиться здесь. Неужели террариум разделён на части? А если и так, то сейчас как нельзя лучшая возможность посмотреть на всех этих напуганных людей, ринувшихся в одну сторону. Отсюда всё-таки есть выход, раз есть и вход, через который должны были привести Эмили. Лорд бросается вместе с рассеянной толпой и останавливается, когда взгляду открывается ещё одна светлая поляна, слегка прикрытая ивой.music Daniel Licht — Railcar Ride
Специфика человеческих эмоций до сих пор является объектом для изучения натурфилософами. Человеческое тело способно отреагировать на ситуацию множеством разных способов, и каждый отличается от другого, несмотря на противоречивые высказывания других исследователей, твердящих об одинаковом устройстве всех людей. В случае опасности аристократ станет искать защиты, но взгляни на себя, Корво, ты станешь защищаться. Нечему удивляться, что со спины внезапно нападают, схватившись за шею, пока он осматривается. Однако обидчик быстро оказывается сброшен на землю через плечо. Корво тут же приходится схватить палку, которой экспонат додумался вооружиться, и потянуть на себя, чтобы впоследствии ударить в лицо и обезвредить. Сад невообразимо огромен, когда находишься непосредственно в нём, а не наблюдаешь сверху, как сейчас это делает Фрида. Она кричит и бьёт кулаками в стекло, вероятно, приказывая остановиться. Неужто какой-то постаревший изуродованный лорд-защитник пробрался в великолепную, хорошо защищённую постройку и только что повредил драгоценных кукол? Корво бросается к поляне, где разбросано несколько книг и красных яблок, а затем замечает то самое пышное шёлковое облако, цепляющееся за траву подолом. Эмили направляется к нему почти бегом, и их не ждёт радостная встреча, судя по тому, насколько злостно она рычит, занеся в кулаке над головой камень. Слева вновь подступает агрессивный экспонат, и Корво едва уворачивается от быстрого удара в живот, отмахивается от выпада и ударяет в смуглое лицо дважды, прежде чем серконец в полусознании падает на землю. В голову попадает камушек, и очень не вовремя мужчина поворачивается, когда Эмили замахивается и хорошенько прицеливается в один из окуляров маски. Её движения знакомы лорду-защитнику, как свои собственные, и блокировать их удаётся даже быстрее, чем успеваешь подумать, что произойдёт дальше. Приходится парировать с двух сторон, когда к драке присоединяется ещё одна женщина в заметно хорошей физической форме. Тяжело отражать удары, когда знаешь, что просто не можешь позволить себе навредить императрице. А вторая женщина также неплохо владеет боевым искусством, раз умудрилась вынудить Аттано пропустить удар, пришедшийся достаточно близко к карману, где находилось противоядие. Корво приходится стратегически отступить, чтобы затем напасть самому, воспользовавшись отсутствием планового мышления противника. Они нападают непосредственно на цель, не придумывая ничего сложнее, а потому их легче обмануть, несмотря на численное превосходство. На этот раз Корво нападает первым, сильно толкает Эмили и тогда обезвреживает вторую женщину, ударив ногой в грудь, а потом и в голову. К тому моменту императрица оказывается ещё ближе и отчаянно защищается, используя точечные удары, которым учил её отец, чтобы выровнять шансы своей ловкостью. Приходится всё чаще уклоняться, но он выдохнется быстрее после использования сил, а потому придумывает комбинацию нескольких блоков, представляется открытым и хватает Эмили за руку, болезненно выворачивает кисть и слабо ударяет локтем в лоб, чтобы только дезориентировать. Используя инерцию, мужчина перебрасывает дочь через бедро и тут же садится сверху, пока та закрывает ладонями лицо. — Я принёс противоядие, — он встречает сопротивление, даже прижав её к земле. — Прости, Эмили. Она упирается ладонью в шею и пытается поцарапать, бьёт наотмашь, отчаянно ориентируясь наугад, пока голова кружится после падения, но Корво отталкивает руку и подсовывает себе под колено, иначе она просто разобьет колбу. Покрепче схватив за подбородок, он подносит к губам противоядие, насильно вливая его в рот, и сразу зажимает ладонью, чтобы его попросту не выплюнула. Сколько же силы и энергии в таком юном теле — просто поразительно. Эмили снова упирается ладонью в грудь и мычит, тяжело выдыхая через нос, и постепенно расслабляется. Корво кладёт обе ладони на щёки дочери, приподнимая голову. Она хмурится от продолжающейся головной боли, возможно, от чего-то ещё, ведь неизвестно, как точно действует противоядие. Со стороны он замечает поднявшегося с земли экспоната и парочку его друзей, схвативших палки и камни, а из открытого входа чуть поодаль уже бежит охрана с шокерами наготове. — Давай, давай, — взмаливается Корво, похлопывая по щекам и закрывается от летящих камней. Быстро добравшись до угрозы, экспонаты нападают одновременно, и Корво приходится подняться, чтобы выиграть ещё несколько секунд для Эмили. Он захватывает палку, которой намеревались сбить его с ног, вырывает и возвращает удар в голову. Другой же блокирует атаку лорда-защитника и незамедлительно нападает, оказываясь в неустойчивом положении, чем удаётся легко воспользоваться, чтобы повалить на землю. — Надо бежать, — встревоженный голос Аттано едва перебивает сирену, по-прежнему вопящую по всему зданию, как только девушка приходит в себя.