Главный Департамент оказывается действительно такой, каким его обычно описывают в рамках рекламных роликов и на собеседованиях при приеме на работу. Как внешняя картинка — завораживающее. Огромные панорамные окна, навороченная техника, улыбчивый персонал, высококлассные специалисты — прям идеальней всех идеалов, которые только можно представить. Вокруг здания только летающих машин не хватает и голографических баннеров, чтобы соответствовать футуристическому будущему, коим они пытаются казаться. Но это все только внешне.
Внутренне, как только начинаешь присматриваться и проводить здесь времени больше, чем пять минут одним глазом, оказывается все куда менее радужно. Офис только внешне выглядит круто, а внутри ощущается настолько просторно-холодным, что жутко становится, насколько помещение может не внушать ничего положительного даже в самый теплый день. Пространства много, людей мало — хоть выезжай для съемок фильмов ужасов. Весь улыбчивый персонал оказывается замученными работниками, которым эти улыбки чуть ли не прибили степлером, а все менее эмоциональные прячутся по своим кабинетам и в прекрасном месте как опен спейс.
В своем офисе, Намджун предпочитал что-то родное мысленно присваивать себе, тоже была практика открытых пространств для работы, но только в определенных отделах, в основном творческих, и тех, кто «сижу на телефоне, обязательно передам другому оператору, сними звонок» — в общем узкая специальность, где это было правда удобно. Для всех остальных опен спейс был тихим ужасом без личного пространства в условиях постоянного стресса и надзора. И увидеть такое в главном Департаменте как само собой разумеющееся было как логично, так и нетипично. Благо Намджуну был выделен личный кабинет.
Но это создавало свои проблемы. Интегрироваться в чужой коллектив сразу на высокой должности оказалось сложно, даже почти невозможно. Все нынешние клерки под его руководством были им мягко говоря недовольны, а как максимум боялись, потому что на работе лицом Намджуна можно было только пугать. Да и явно что-то неприятное и колкое уже ползло по стенам в вечных «шу-шу» за спиной, которые он так и не смог застать, будто бы люди здесь между собой не общались вовсе. Правильные из разряда фантастики.
Почти пришлось смириться с постностью и скукой нового офиса, пока на глаза не попалось оно — лицо полное недовольства и желания убивать, сочетающееся с такими не подходящими этому образу кошачьими глазами. Он выглядел мило, если бы не аура вокруг него, в которой растворялось все живое. Их первая встречала произошло очень смазано и почти непримечательно для Намджуна. Его представляли на собрании как нового работника, просили любить и жаловать, и по скрываемым кислым лицам некоторых клерков так и читалась радость. Особенно у этого самого Мин Юнги, который, выходя из кабинета, молча задел его плечом, а до этого прожигал взглядом дыру.
С этим кошачьим типом все было не так, будто Намджуна послали, чтобы персонально ему портить жизнь. Он почти что решил, что нашел в здании нового офиса местного Сокджина, и судьба так благосклонно его с ним сводит. Но потом все оказалось куда прозаичней.
В огромном лифте с начищенными зеркальными поверхностями очень сложно абстрагироваться от чужих глаз, да и самому не разглядывать, ожидая, когда они доберутся до нужных этажей. И если число пассажиров равняется двум — уровень безысходности становится критичным. Намджуна никогда такое не напрягало и тем более не пугало, наоборот, вызывало ровно ноль каких-либо эмоций. Пока этим человеком рядом не оказался Юнги. Ему даже захотелось сразу сказать, что его необязательно пытаться испепелить на месте — это провальный вариант, но тот сцепился с ним первым.
— Забавно получается, что кто-то несколько лет беспрерывно пашет как лошадь, отдавая все силы работе и принося хорошие результаты, но стабильно остается на своем месте. А кому-то достаточно смотреть в рот начальству под правильным углом, чтобы должность была в кармане.
Юнги говорит это в никуда, даже не поворачивая к нему голову, будто мысль сама собой оказывается озвученной. Но взгляд бросает на Намджуна через зеркальную поверхность, плещущий таким презрением, какое он давно уже не встречал. Претензия была кристально очевидной, но не трогала абсолютно. Намджуну даже в голову не приходило ни перед кем оправдываться.
— И что же вам мешает смотреть начальству в рот? — «ваш рост» — так и просится ответ на свой же вопрос, но Намджун давит в себе это желание, бросая ответный беспристрастный взгляд через стенку лифта.
К своему тихому восторгу он видит, как Юнги быстро вспыхивает, словно спичка, но также быстро берет себя в руки, отчего все эмоции проскальзывают на его лице секундно. Он лишь хмурится, понижая голос, готовый вот-вот высказать заготовленную годами тираду, негодования для которой копились с каждым таким нечестным повышением. Но лифт с легким звонком сообщает о прибытии на нужный этаж и Юнги выходит, бросив на прощание лаконичное и твердое:
— Совесть.
На прозвучавшее приглушенно «урод» Намджун только ухмыляется в закрывающиеся створки лифта.
Идея бесить и раздражать Юнги до критической точки приходит сама собой, когда после очевидно пассивно-агрессивного разговора в лифте в него аки Зевс пуляют молнии в ясный день. Намджуну с коллективом не везет — все слишком вялые и отстраненные, а предводитель кошачьих так вообще объявил ему холодную войну, всячески стараясь сделать побольнее, хотя бы физически наступить на ногу. Они абстрактно препираются еще пару раз, делая вид, что говорят не об их ситуации в целом, но Юнги держится хорошо, и Намджуна это расстраивает. Все же его задачей было портить мнение о себе, а Хансоль этого либо не замечал, либо предпочел игнорировать.
Дни протекают скучно, разбавляясь наблюдениями за Сокджином во время перерывов и очень прозрачными намеками от Хансоля, который не оставляет своих попыток контроля над ситуацией. Намджун хоть и имеет знание о чужих предпочтениях, но не сильно считывает их в поведении, будто если оно и есть, то не главной целью. Хансоль за его работой наблюдает больше, расспрашивает, уточняет, предлагает варианты и спрашивает мнения. И все было бы в целом в рамках работы, если бы не так навязчиво и не так много. Свое имя Намджун уже не может слышать, раздражает.
И простой отдушиной во всем этом становятся не очень частые, но случающиеся телефонные звонки во время перерыва, в которых Чимин выслушивает о Хансоле много не очень нового, а потом во всех красках посылает его куда подальше. У него как раз это получалось лучше всего. Намджун поэтому его в собеседники и выбрал. Еще конечно же Чимин помогал с маленьким квестом для Сокджина и в целом оставался единственным связующим звеном (совой) между ними, потому что лично поговорить они так и не решались. Чимин тоже не был посвящен в детали и подробности, свято уверенный, что Намджун перевелся с концами, но так просто оставлять соулмейтов не хотел. У него на всякий случай уже была заготовлена игра «Семь минут в раю» на свой день рождения, где он собирался свести их как подростков. Иначе достали. Неужели они хотели как в Ла-ла-ленде? Чимин не позволит.
Намджун не особо боялся быть замеченным с таким откровенным обсуждением начальства, но и не распространялся очень сильно. Все же план был испортить впечатление постепенно, а не плюнуть Хансолю в лицо и положить заявление о переводе на стол. Хотя очень хотелось. Под такие мысли Намджуна и подкараулил Юнги, тенью выплывая из-за тента, прикрывающего их от солнца. Он медленно затягивался, а потом недобро ухмылялся, выдыхая, будто поймал его с поличным. Только вот сам Намджун на тот момент еще не знал, что так просто не отделается, потому что Юнги хоть и злится, но честный до мозга костей и сливать никого не будет, даже если очень хочется. Чем тогда он лучше других, получавших повышение не за свое качество работы?
— Так нелестно высказываться о начальстве, которое предоставило вам хорошее место. «Не кусай руку, которая тебя кормит», разве не слышали? — Юнги приваливается плечом к стене и заинтересованно смотрит.
— Юнги-щи, во что вы поверите больше: что меня принудительно сюда перевели, разлучив с женой и дочкой, и что на ваше место я никогда не претендовал, или что я настолько глуп, чтобы в открытую посреди рабочего дня обсуждать начальство?
Все же выводить Юнги было одно удовольствие, наблюдая, как хитрый блеск в чужих глазах вспыхивал огнем войны, будто он пытался испепелить противника. Но в этот раз он не был таким явным, будто Намджун стал менее интересным партнером для спарринга, и появилось что-то новое….любопытство? Юнги все еще ощетинивался на очевидные нападки в его сторону, но уже не отражал так яростно, заинтересованный то ли подкинутым вопросом, то ли телефонной ситуацией в целом. Все же никогда прежде он не спешил защищать Хансоля и говорить, какой он прекрасный начальник и человек.
— У вас нет жены, — спокойно начинает Юнги, скучающе окидывая его взглядом. — Или мужа. Если бы были, то с большей вероятностью вы бы носили кольцо, так как выглядите как такой человек, верный. Но не отрицаю, что у вас кто-то есть, даже не «кто-то», а соулмейт. Часто переглядываетесь, — Юнги задерживает взгляд на чужих глазах чуть дольше, считывая секундно мелькнувшее удивление от его наблюдательности. — Детей у вас нет, тут просто чувствую, поверьте на слово. А все остальное, — он щурится, сжимая докуренный бычок пальцами. — Ни один нормальный человек не стремится пожизненно сидеть на одной должности, не рассчитывая на повышение. Но-
— Но вы же сидите, — резко перебивает его Намджун, будто отбивая пас на теннисном корте. Юнги вновь ухмыляется.
— А кто сказал, что я нормальный? — и, хмыкнув на невпечатленный взгляд Намджуна, продолжает. — Но в ваш принудительный перевод я верю. Слухи-слухи.
Веет несправедливостью после его последних слов, так как Намджуну не доводилось ловить никаких перешептываний, особенно с собой в главной роли. В своем офисе такое плохо скрывалось, но и интересовало мало. Все же там хотелось нормально работать, а не разыгрывать новую серию для офисного сериала коллег. Сокджин занимался этим вместо него.
— И чем же тогда обусловлена ваша ненависть ко мне?
— Ненависть — слишком сильное чувство, чтобы так называть раздражение, которое я испытываю от несправедливости. Таких как вы здесь было достаточно. Также появлялись спонтанно под ручку с Хансолем и устраивали цирк, только корона от важности не падала. А мы продолжали делать вид, что который год работаем на хороший результат просто так, чтобы вновь никуда не продвинуться, — Юнги вдруг делает взмах ладонью, останавливая вот уж было открывшего рот Намджуна. — «Вы и так работаете в главном офисе, должны быть благодарны» — нет. Если бы я хотел стабильности, то выбрал бы другое место.
Намджун на эту тираду понимающе хмыкает и стряхивает пепел с сигареты, больше никак не комментируя. В какой-то степени он может его понять, как и ту несправедливость, когда приходят вот такие «предпочтения начальства». Разговор кажется исчерпывающим, пока Юнги вдруг не продолжает говорить.
— Но я согласен с вашим собеседником, — он хитро кидает взгляд на Намджуна и потягивается, словно пригретый на солнце кот. — Подписываюсь под каждым словом.
Так очень неожиданно, но приятно, у Намджуна появляется единомышленник в стенах этого офиса, которому надоело скрываться и только слушать перешептывания, желая безнаказанно в них поучаствовать. Конечно не обходится без взаимных предостережений, все же крыса могла быть среди них. Таким образом у Юнги находится компромат на Намджуна, а у того, в свою очередь, просто влияние на Хансоля. На этом они и строят свое перемирие, постепенно перерастающее в дружбу.
И такое необычное сближение тех, от кого летали искры при пересечении, не остается незамеченным. Судачат тут и там, мастерски замолкая в присутствии нового вышестоящего, потому что еще не знают, чего ожидать от Намджуна. Но и при Юнги особо не разглагольствуются, тот звонко клацает зубами и меняет соль с сахаром в кафетерии. Должен же он почувствовать себя хоть капельку отомщенным.
Хансоль в безызвестии не остается, напротив, даже подслушивает намеренно, отправляя своего подчиненного погулять по отделу, собрать сплетни к этому часу. Намджун поражается тому, насколько такая мелкая и неблагородная вещь развита в главном Департаменте. Их офису еще учиться и учиться. Но, благодаря этому, нелицеприятная слава Намджуна только растет, ведь все вдруг решают, что у Юнги и Намджуна роман.
И Хансоля это злит.
Коворкинг в главном Департаменте, как огромный аквариум в большом торговом центре — самое знаменитое и посещаемое место, куда можно прийти чисто полюбоваться, что бывает же такое. Там очень просторно и светло, удобные места как для отдыха, так и для работы. Всяческие стеллажи с книгами и комиксами, кресло-мешки перед панорамными окнами, даже небольшой стол для пинг-понга! Все здесь было больше похоже на развлекательный центр, а не пространство для отдыха посреди офиса. Все условия для жизни на работе.
Юнги во время перерывов и особенно запарной рутины, когда нолики в голове смешивались с буквами и заходили за поля документов, приходил сюда, чтобы растечься на пуфике и забыть минут на двадцать о своем существовании. Отличная разгрузка для мозга и всего тела. Намджун таких манипуляций не разделял, но постепенно привык не обходить мимо само место, подцепляя то одну, то другую книгу, падая в пуф напротив. Юнги активно затаскивал его в свою религию отдыха, учитывая то, что рабочих задач у Намджуна было немного — Хансолю хватало им просто любоваться.
Одним таким днем, медитируя, но не в прямом смысле, а просто залипая в одну точку, Юнги заметил в отражении позади себя подозрительный темный силуэт, который прожигал его висок. И, бросив изучающий взгляд на предмет раздражения, нашел его. Вместе с тем в голове молниеносно родилась идея, что только лампочки не хватало. Не долго думая, он наклонился вперед к Намджуну, негромко спрашивая:
— У тебя очень ревнивый соулмейт?
— Да, — отвечает быстро, игнорируя формулировку в стиле «мы не в отношениях и я понятия не имею, как бы он себя вел, но, зная его характер…».
— Тогда передашь ему мои извинения, — и притягивает его за галстук к себе вплотную, отчего едва касается его щеки носом, а потом шепчет на ухо. — Хансоль пялится.
И в этот момент в офисе что-то вспыхивает. Секундно наступает гробовая тишина, будто все разом вымерло, и тут же начинает жужжать с новой силой, а бесячий силуэт испаряется, как изгнанный демон. Стоит ли говорить, что слухов про их отношения стало в разы больше? И ведь они сначала даже не сговаривались. Намджуну любой исход был на руку, а вот Юнги рисковал страшно, но с каждым таким актом актерства чувствовал себя отомщенным. И это только распаляло азарт.
В последствие таких приливов внезапной любви было несколько, конечно же, исключительно для одного единственного Хансоля, который после раза третьего не выдержал и отчитал их посреди коридора, благо из стен только уши не торчали. Правда за свой главный аргумент он взял факт того, что Намджун был женат и что Юнги должно быть стыдно. Но ему стыдно не было. Он вообще чувствовал себя прекрасно, ему дали понять, что уйти из офиса надо любыми способами, а отвадить Хансоля так тем более. Актерское мастерство пробудилось в нем во благо справедливости, да и Намджун прозрачно намекнул, что за помощь в долгу не останется. А Юнги таких на слове ловит.
В целом дни в главном Департаменте тянутся чересчур долго и уныло, а отсутствие нормальной рабочей нагрузки нагоняет тоску. Хансоль будто намеренно не дает ему поручений, изредка передавая работу от директора, или же директор приходит с поручением сам. Такое отношение настораживает, будто здесь и правда нечем заняться. Вот только сам Хансоль находится в офисе допоздна, вероятно с той работой, которую мог бы делегировать, но по каким-то личным причинам не сделал. То ли Намджун хрустальный, что он ему работы не дает, то ли Хансоль всеми силами пытается доказать, что он ничем не хуже переведенного сотрудника. А Намджун совсем не жадный и чужую работу отбирать не собирался — работайте на здоровье, только верните его откуда забрали.
Злополучным открытием и по совместительству последним рабочим днем Мин Юнги становится поздний вечер одного долгого дня, в который Хансолю надоедает просто смотреть, а Намджун оказывается очень вовремя в нужном месте. Тогда же все взгляды, слова и действия начинают иметь смысл, который он старался не замечать и игнорировать, а позднее вскрывается и более интересный факт — с ним действительно соревновались. Отец Хансоля настолько не верил в своего сына, что тот пытался испортить работу всем новым успешным сотрудникам, в попытках что-то доказать. А быть инструментом мести в чужих руках было не очень приятно.
После того вечера, как твердый кулак Юнги отлично прошелся по чужой челюсти, заставляя его почувствовать себя отомщенным, Намджун проработал там около месяца. При том, что Хансоль упорно делал вид, что ничего не произошло, а отметина на лице это так, об подушку ночью ударился. Но поползновения в сторону Намджуна прекратились, будто никогда такого и не было. А апогеем всей истории стало заявление об увольнении на столе директора, которое ему даже не предложили оформить в обратный перевод. Что ж, Хансоль был явно очень недоволен.
И если Намджун совсем не жалел о своей участи, все же это был их изначальный план, то вот с Юнги получилось не очень хорошо. Случилось действительно так, как он изначально и опасался, пришел какой-то любовный интерес Хансоля и украл его работу. Но Юнги никаких извинений и прочих речей слушать не захотел, когда его подвезли до дома с вещами из офиса в последний рабочий день. Он нахмурился, отмахиваясь, и просто протянул руку. Намджун крепко пожал ее в ответ.
— Тебя из-за меня уволили.
— Не надо присуждать мои достижения себе! — Юнги наигранно возмущенно фыркнул, не желая больше его слушать. — Я бы и дальше порастал плесенью там. Еще увидимся.
И быстро скрылся за дверьми своего дома, чтобы Намджун не успел догнать и заверить его в обратном. Не то чтобы он собирался, конечно, но лишняя драма была ни к чему. Учитывая, что встретились они все же довольно быстро, в кабинете директора своего родного офиса.
•••
настоящее время
Самым раздражающим в кабинете Сокджина, помимо него самого, был маятник Ньютона, который он раздобыл на какой-то барахолке, да так и залип прямо там, а потом перетащил к себе на работу. В его новые обязанности входило много стресса, а монотонные удары помогали сконцентрироваться на них, а не на навязчивых мыслях выкинуть все отчеты к чертям и уйти домой. Так и сейчас во избежании резких комментариев негодования Сокджин концентрируется на звуке, запуская их с каждым разом все сильнее, отчего у Намджуна почти дергается глаз. Да, именно по этому вредном раздражителю он соскучился за эти месяцы.
Сокджин отставляет пустой стаканчик с кофе от себя и тяжело вздыхает, будто только что слушал сверхневероятную историю с непредсказуемым финалом, а не похождения Намджуна в главном Департаменте. Хотя и то и то почти было похоже. В голове много уточняющих вопросов, но ни за один он не мог никак зацепиться, мысленно вставляя язвительные комментарии и, к своему удивлению, даже не перебивая рассказ. Все же появление Намджуна потрясло его, и Сокджин еще до конца не решил, в положительном это ключе или нет.
— И что ты делаешь здесь? — задает логичный вопрос, выбрав его из всех тех, которые начинаются с «какого черта».
— Официально — на собеседовании. Неофициально — у мужа на работе, — Намджун прерывает монотонное постукивание шаров, тормозя их и отодвигая от рук Сокджина подальше.
— Ты мне не муж.
— А кто сказал, что я о тебе? — и ухмыляется как черт, отчего Сокджин возмущенно давится воздухом и лезет в карман.
Мятный леденец прилетает ровно в лоб Намджуну, отпрыгивает и падает на колени. И это лишь малость, что Сокджин может сделать, чтобы почувствовать себя капельку отомщенным. Он, конечно, оценил все то, на что его соулмейт пошел ради него и их
еще пока что не существующего брака, но он о таких жертвах не просил, более того, он о них даже не знал!
И, конечно, Сокджину было обидно. Даже скорее неприятно, что все так решили за него. И, возможно, сейчас он всецело этого не осознает, но вот позже напишет пару гневных сообщений Намджуну, а потом заблокирует, чтобы тот не смог никак ему ответить. Или придумает что-то поинтересней. И хоть спустя пару ночей саморефлексий он все же придет к тому, что это было верным решением и он действительно бы поступил так, как решили Намджун с директором, но сейчас он имеет полное право злиться, что к этому решению пришли без него. Все же мама его не так воспитывала, чтобы просто так принять это как должное.
Но устроить истерику сейчас — значило повести себя ровно так, как и предсказывалось, а это слишком потешит правоту Намджуна, на которое эго Сокджина не подписывалось. Оно в целом много на что не подписывалось и последние несколько месяцев чувствует свою беспомощность и бесполезность в этом бренном теле, будто его решили выселить отсюда, поэтому хотя бы этот бой будет за ними.
— А я так и знал, что Хансоль не просто так на тебя пялится, — Сокджин все же решает сконцентрироваться на другом, бросая взгляд на Намджуна.
И тут же ловит его в ответ.
— Я точно также думал про тебя, — Намджун удивленно приподнимает брови, будто его догадка была более логичной, но нахождение в другом офисе показало обратное.
Возможно, появление Хансоля было не таким уж и плохим событием в их жизни. Хоть кто-то смог заставить их посмотреть друг на друга под иным углом, пусть они и продолжали делать вид, что все это исключительно в рабочих целях. А тут как по закону любовных дорам, только вот теперь Намджун остался без работы и с не очень положительной рекомендацией от сына директора. Даже удивительно, что в аргументах не стояла фраза «не дал» — Намджун проверил.
От прямого взгляда глаза в глаза становится неловко, отчего они синхронно отводят взгляд, будто отвлеклись на что-то более важное. Намджун искренне рассматривает новый кабинет, так как в прошлый раз ему не довелось его хорошо изучить, а вот Сокджин упорно сдерживает себя от нервного постукивания ногой. Он вообще последние дни чувствует себя бомбой замедленного действия. Все вокруг только способствует подпитыванию его стресса.
— Ну в итоге Хансоль все же добился своего, — Сокджин то берет, то откладывает ручку в сторону, испытывая желание пощелкать ей. — Странными способами.
— Он словно не отцу, а Озаю пытается угодить, а он ведь даже не Зуко в этой истории, — и вдруг улыбается, отчего Сокджин не может сдержать смех.
Отсылки к поп-культуре всегда были отличным способом разрядить атмосферу, особенно, когда это было что-то ностальгическое, как аватар. Тут Сокджин не может не согласиться, что Хансоль аркой искупления не отделается. Когда межличностные конфликты выходят на остальных людей, а потом еще и смешиваются с чувствами…опасная и нехорошая вещь получается.
Сокджин много думал о мотивах Хансоля, который в роли проверяющего оказывал им странное внимание, и о поступках Намджуна, который вдруг перешел в другой офис, не сказав ни слова, а потом также внезапно появился. И об их взаимоотношениях, как о личных, так и рабочих. Даже сейчас они впервые за все эти годы так долго мирно разговаривали, хоть Сокджин и испытывал яростное желание что-нибудь разбить, но ради сохранности еще нового кабинета и собственных бедных нервов, держал себя в руках. Намджун же… Он всегда хорошо контролировал свои эмоции, но все равно его волнение не могло быть полностью замаскированным. Все же Сокджин это буквально чувствовал.
Немного помолчав, Сокджин вернул себе маятник, ворча, что командуют в его же кабинете. Монотонные удары шариков и посмеивающиеся лицо Намджуна несколько успокаивало, будто все было как и раньше. Кроме одного, конечно. Серебряного и не помолвочного, которое Сокджин каждый раз задумчиво крутил на пальце, грозясь снять и не носить, как и обещал.
— Не хочешь объяснить? — все же спрашивает он, демонстрируя свою руку с кольцом, но выглядит при этом так, будто не досчитался там бриллиантов, а не просто возмущается фактом наличия. Довольное лицо Намджуна это подтверждает.
— А ты читать разучился?
— Я ведь действительно надену розовый смокинг! — Сокджин угрожающе тыкает в него пальцем, игнорируя чужую улыбку, а потом откидывается на кресло, складывая руки на груди. И он даже не отрицает еще не звучавшее предложение.
— Меньшего от тебя не ожидаю, — откровенно смеется с него, наблюдая как краснеют чужие уши, а глаза бегают в попытках найти что в него кинуть.
Все же свой Департамент ощущается роднее и уютней, даже этот кабинет, который совершенно новый для них обоих чувствуется правильно. Если Намджуна и не восстановят в офисе, то он договорится просто приходить сюда, сидеть на диванчике и мозолить Сокджину глаза, чтобы он не расслаблялся. У него, конечно, тут и так проблем хватает, хоть того пацана взять, который с горящими глазами его сразу на крыше заложил, но их баталии были не стрессом, а скорее антистрессом.
Правда сейчас Сокджин все равно нервничает и бесится, хоть внешне его почти ничего не выдает, но Намджун чувствует всем своим соулмейтством. А еще слишком хорошо знает, что как и в каком количестве может его вывести. Лично проверял! В голове таблицы, сводки, целые папки и архивы по делу Ким Сокджина, которого он всячески провоцировал столько лет. Чтобы теперь сидеть у него в кабинете и впервые про себя отмечать, что злится он мило. Сокджин ловит его взгляд и хмурится, но как-то несерьезно, не понимая, какие эмоции ему испытывать.
— Нет, я все еще хочу тебе врезать за то, что вы посчитали меня истеричкой, — в личном словаре Сокджина это слово стоит вместе с «экспрессивный» через знак равно.
— Давай как на крыше, — Намджун слегка наклоняет голову и невзначай касается кончиками пальцев своих губ, отчего Сокджин возмущенно вскидывается.
— Ой иди ты!
И Намджун правда собирается уходить, поднимаясь с места и не замечая, как напрягается Сокджин, будто не он первый на крыше налетел на него с поцелуем вместо очень ожидаемой разборки на кулаках. Но никаких попыток не происходит, Намджун правда хочет уйти, прежде чем смущение от собственной фразы станет очевидным. Сокджину меньше поводов для подколов, хоть сам совсем не лучше.
А у него такой хаос в голове, смешанные эмоции и чувства, над которыми бы сесть подумать, а лучше вдвоем, чтобы все разрешить. Но их лимит на общение сегодня перевыполнил норму на год вперед. А то что сразу как нормальные люди в здоровых отношениях? Им еще учиться и учиться.
Перед тем, как закрыть за собой дверь, Намджун бросает, что заедет за ним после работы, и, прежде чем Сокджин успевает отреагировать, быстро удаляется.
Внезапная неловкость затапливает обоих.
