Ты мое наказание

      Очередной месяц, наполненный отчетами, подписями, сверками и прочей волокитой, наконец подошел к концу, хотя Сокджин уже сомневался, что он когда-нибудь закончится. Спустя пару месяцев такого темпа вся эта работа ощущалась проще, чем в самый первый раз, но все еще нагружала знатно. Никогда не знаешь, где всплывет ненайденная бумажка или где появится лишний нолик. Держать под идеальным контролем все практически невозможно, особенно, когда работаешь не один. Не может же Сокджин вложить всем в голову свою педантичность и внимательность? А жаль. Крыша в офисе стала его тихой бухтой, особенно посреди рабочего дня, когда здесь никого не было. Об этой зоне отдыха знало не так много человек, предпочитая курилку на улице снизу или кафетерий, да и коворкингов в самом здании было несколько. А вот крыша — развлечение для всех работающих на верхних этажах и тех, кому на лень подняться. Сокджин сюда обычно не ходил раньше: не по пути, да и Намджуна тут не встретишь, а раз бесить некого, то чем еще заниматься? Зато сейчас здесь удавалось элементарно спрятаться от всех, в особенности от Тэхена. Он парень славный, но иногда дотошный настолько, что Сокджин начинает чувствовать себя мамой в декрете, которая сына любит, но пусть молчит и не подходит близко метра на три хотя бы в течение часа. А после ежемесячной отчетности ему только жужжащего над ухом Тэхена не хватало. Ему ведь все так интересно, бумажки все эти, хоть ему должность свою отдавай. И это здорово, конечно, когда горишь своей будущей работой, но лучше где-нибудь подальше от Сокджина, он порой взрывоопасный. До смешного дошло, когда Тэхен всерьез воспринял слова о том, что Сокджин собрался умирать, хотя тот всего лишь шутил, говоря о вреде курения. Для самого это была уже дурацкая привычка, всплывающая на почве стресса, которую он раньше заменял другой разрядкой. Пока эта самая разрядка не ушла в главный офис. А Тэхена ему в курилках вот точно не хватало. И он настолько впечатлился, что завалил Сокджина чупа-чупсами и прочими леденцами на палочках. Если умирать, то от сахарного диабета. А у Сокджина из всех доступных желаний на данный момент — выспаться и горстка конфет в карманах. Он разворачивает одну, засовывая в рот, и облокачивается на перила, смотря вниз. Там все такое мелкое и суетливое, но отчего-то с такого расстояния выглядящее интересно. Наверное Сокджин слишком заработался, что его стали расслаблять такие незначительные вещи. Вот только вкус конфеты попался неудачный — клубника. Ему всегда больше нравился апельсин за счет своей кислинки, а вот клубника была слишком сладкой и нравилась Намджуну.       От зимнего ветра становится холоднее, а пиджак больше не справляется с его порывами. Зато голова здесь остужается знатно, переставая гудеть словно закипающий чайник. Сокджин старается игнорировать внешние раздражители, продолжая смотреть вдаль, пока за спиной глухо не хлопает железная дверь. Он закрывает глаза и медленно вздыхает. Сейчас середина рабочего дня, до обеда еще значительно времени, соответственно здесь может появиться только бессмертный или кто-то из начальства. А еще Тэхен. Практиканту вообще были законы неписаны, когда нужно было найти Сокджина. Это была цель номер один и шел он к ней напролом. При этом, когда он только успевал справляться со всеми поставленными ему задачами? Уму непостижимо. Сокджин слышит приближающиеся шаги и обреченно вздыхает вновь. Быстро же его тут нашли. Клерки бы к нему подходить не стали, особенно в рабочее-то время. Сокджин примирительно поднимает руки, демонстрируя чупа-чупс в одной из них, мол видишь, не сигарета! И оборачивается. — Не курю, — говорит устало и чуть было не осекается. Конфета чудом не выпадает из руки. Обычно миражи возникают вследствие преломления света на границе между разными по плотности и температуре слоями воздуха, чего здесь на крыше не наблюдалось. А вот патологий для зрительных галлюцинаций у Сокджина точно не было, да и заработаться он настолько не мог, чтоб мерещилось такое, что стоит и пропадать не собирается. Намджун действительно выглядит очень реалистично насколько это возможно для живого человека. — Что ты…здесь делаешь? — Сокджин шокировано смотрит на него и не может поверить, что не сходит с ума. Они не виделись несколько месяцев, не общались даже больше, хотя их соулмейтство вполне не давало им забыть друг о друге. Да и близился день рождения Чимина, на котором им все равно пришлось бы встретиться, если бы кто-нибудь из них не придумал причину, почему не может прийти. Это конечно не проблема находиться в одном помещении, тем более они вроде даже почти помирились перед тем, как Намджун исчез из офиса, не сказав ни слова. Сокджин немного (или много) драматизировал и скорее хотел его ударить за все это, потому что какого черта?! Он даже носит его кольцо! — Как и ты, очевидно, — он демонстрирует пачку сигарет и убирает обратно в карман, ухмыльнувшись. Намджун ближе не подходит. Все же крыша его слабое место во всем этом здании. Ему и утеса хватило, пока они ездили на день рождения Чонгука. Хотелось верить, что Чимин на какой-нибудь банджи-джампинг их не отведет. А то есть большой шанс не пережить эти все отмечания. Сокджину же все это кажется таким знакомым, как будто они вернулись в тот университетский вечер, когда Намджун также чуть ли не впервые был на крыше и курил у самой двери, не подходя ближе. Только там все закончилось почти обмороком Намджуна, у которого закружилась голова от высоты, и они вместе остались лежать на крыше, смотря на звезды и делая вид, что ничего не произошло. Поэтому сейчас Сокджин сам делает шаги к нему, все еще не веря своим глазам. Намджун перед ним точно такой же со своим нечитаемым лицом, но слишком очевидной усмешкой в глазах и на губах. В черной, как и многие разы до, рубашке с расстегнутой верхней пуговицей и чуть расслабленным галстуком. Весь этот идеально не идеальный вид, как будто нарочно издевается над ним, потому что совсем ничего не изменилось. Будто не было этих месяцев и сейчас обычный вторник. И это Сокджина злит. Он конечно не ждал фанфар или чего-то торжественного, но отчего-то такое простое появление его раздражает. Как будто какая-то несправедливость царапает в груди, а еще обида, что после их очевидного сближения они отдалились аж до разных городов без связи. И да, Сокджин мог написать сам, но…он драматично решил, что делать этого не будет, ведь это не он молча перевелся в другой офис. Сейчас он ощущает себя как Астрид, которую сначала похитил дракон, устроив воздушные горки, а потом показал красоты закатного неба. И ему Намджуну также вмазать хочется, только не так легко в плечо, а как-то побольнее, чтобы более отомщенным себя почувствовать, но на деле поступает как она, только пропускает первое действие, переходя к следующему. Резко дергает чужой галстук на себя и оказывается не просто катастрофически близко, а смертельно далеко вперед, грубо целуя вместо удара. Все происходит быстро, но чертовски правильно, отчего Намджун даже не удивляется. Сокджин все еще тянет его на себя, не давая перенять инициативу, кусается и успевает только выдохнуть, когда его прижимают к перилам. Даже поцелуи у них выглядят как сражение, будто иначе они не умеют. То, что началось с потасовки в песочнице, продолжилось словесными перепалками в школе и переросло в драки в университете, только уже не друг с другом, а за что-то более делимое, а в офисе так вообще из холодной войны вылилось в это. Они почти поцеловались лишь однажды, когда очень напились где-то между третьим и четвертым курсом, а потом оба не смогли отказаться от игры, где их взяли на слабо. В тот момент казалось, что и игры не нужны, чтобы доказать что-то друг другу. Но тогда почему-то не срослось, разняли. А сейчас на крыше больше никого нет, кроме них. То, к чему они шли столько лет и столько же отрицали, переросло в сражение за право вести, кусать, углублять поцелуй и позволять своим рукам цепляться крепче. Для Сокджина это маленькая месть за эти месяцы и большой шаг через все свои принципы, будто бы он не смог бы достать его из-под земли, когда у него кончилось бы терпение. Поэтому он не дает перенять инициативу, когда Намджун настаивает, и снова кусается, оттягивая нижнюю губу. Невольно появляется желание с вызовом глянуть в глаза, мол и что ты сделаешь? Но не успевает, Намджун все же неожиданно перехватывает право вести, прижимая его к перилам сильнее, а потом также резко отстраняется, последний раз сцеловывая клубничный вкус, чтобы с усмешкой сказать в чужие губы: — Ты проиграл пари. Сокджин отталкивает его от себя, поправляя собственный пиджак и рубашку, что стала какой-то тесной и неуютной. Приходится расстегнуть на шее пару пуговиц, игнорируя чужую ухмылку. — Я был уверен, что ты захочешь подраться, — Намджун все же отходит подальше от края к лавкам, своровав из рук Сокджина леденец и не спуская с него глаз. Теперь никогда не знаешь, когда произойдет нападение, да и высота не давит, пока не обращаешь на нее внимание. — Я все еще, — он складывает руки на груди, нервно облизываясь. — Теперь хочу закурить. — А это ведь еще даже не секс, — спокойно говорит Намджун, закидывая клубничный чупа-чупс в рот, пока Сокджин от возмущения чуть не задыхается, думая прибить его оставшимися конфетами. Он старается не думать, что представлял себе совсем не так их встречу, и что действительно должен был ему разок врезать для профилактики, хоть они и не дрались уже столько лет. Но губы сейчас саднит не хуже, чем после драки, особенно у Намджуна. Сокджин его если не кулаками, то закусать решил, чтоб знал как бросать его здесь, даже если это была обоюдная мечта двадцать с лишним лет. И теперь это звучит как план, раз у него на пальце его кольцо. «Пока не помолвочное» — проносится в голове голосом Намджуна. Сокджин фыркает сам себе, и пока его постепенно алеющие уши не начали его выдавать, подходит ближе к Намджуну, протягивая руку. В двенадцать он бы в нее плюнул, но им вроде не двенадцать. Когда никто не видит, кроме Сокджина конечно, лицо Намджуна приобретает удивительно большой спектр эмоций, особенно, когда начинает дразниться. Он приподнимает брови, всем видом давая понять, что намеков не понимает, мысленно разрываясь между действительно плюнуть или как в видео с собачками положить в ладонь голову. Нахмуренное лицо Сокджина выглядит для него комично — он никогда не умел просить словами то, что обычно ему приносили без лишних слов. Его хотелось только подразнить еще больше и затискать за щеки, чтобы тот начал брыкаться. — Сигареты, — все же звучит просьба, но как-то утвердительно. — Неа, — Намджун перекатывает во рту леденец, ухмыляясь. — Твой ребенок запретил, — и на недоуменный взгляд поясняет, вспоминая его в голове. — Такой шебутной и без кнопки выключения. Очень на тебя похож. — Ты ему сказал, что я тут?! — пиши пропало тайное укрытие. — Это он мне сказал. Если честно, у Намджуна не было как таковой цели внезапно напугать Сокджина или удивить своим появлением, ведь он просто вернулся на работу, хоть и с небольшим опозданием. Месяца так в три. Но и молча сделать вид, что ничего не было, тоже не получилось бы. Все же к соулмейту тянули то ли старые чувства ностальгии по их перепалкам, то ли какая-то обязанность за те выкрутасы и подарки, которые остались здесь вместо него, то ли это то самое соулмейтское, которое еще зовут истинностью и безоговорочной любовью. Но факт оставался фактом — он здесь. И сколько бы пререканий, споров, грязных ругательств и оскорблений между ними ни было, они всегда находились рядом. Так было нужно. И теперь что-то новое, но определенно правильное, осело клубничным вкусом на губах и горячим алым на чужих ушах. Так уж и быть, сегодня Намджун оставит при себе комментарии о произошедшем в качестве сувенира из главного Департамента. Но только на сегодня. Сокджин все же садится рядом, даже не смотря на него, будто общается со своей галлюцинацией в людном месте, боясь быть раскрытым. Он, часто моргая от холодного ветра, смотрит вперед и чуть хмурится, задумываясь о происходящем. В нем запал поутих также быстро как загорелся, но желание драться никуда не пропало. Как минимум сказать «Какого черта..?» было велико. И он невольно его озвучивает. — Тебе коротко или все хочешь послушать? — Намджун даже не шутит, что не знает никаких чертов, которых упомянул Сокджин, и только вопросительно оборачивается к нему, воспринимая эту ситуацию серьезней. Между ними вопросом — тьма, а еще неловкое напряжение, которое, по ощущениям, чувствовал только Сокджин, потому что за короткое время успел испытать такой спектр эмоций, от которого очень быстро устал, будто пережил весь рабочий день. А у него и так-то сил уже не было! Он выдыхает резко, что-то для себя решив, и встает, кидая: — Здесь холодно, пойдем в мой кабинет, заодно купишь мне кофе. Намджун впервые просто соглашается.

•••

3 месяца назад

      Любое место ощущается по-разному в зависимости от погоды, времени суток и наличию тех или иных людей там. Офис ранним утром был сонным, немного серым, но с проблесками восходящего солнца, а еще постепенно жужжащим, наполняющийся звуками и переговорами приходящих клерков. К обеду здесь все менялось. Жизнь кипела, горела, а жужжание превращалось в настоящий гул, смешиваясь с телефонными звонками, цоканьем каблуков и шорохом бумаг. По ощущениям это было жаркое лето в разгар экзаменов, когда с мыслей об учебе ты быстро переключаешься на желание пойти домой. А вот вечер подкрадывался незаметно, заставляя офис будто опустеть разом. Первыми покидали свои места те, кто работал строго по часам и в шесть ноль одну уже закрывали кабинет. С каждым хлопком двери становилось тише. Это были словно последние теплые осенние дни. А вот поздно вечером, даже под ночь, офис будто уходил в тень, вымирая. Передвигаться по темному зданию, где на этажах мрачно горело по минимуму электричества, было сродни фильмов ужасов, граничащих с мелодрамами, где режиссер еще не определился хочет он свести главных героев или убить. Намджун всегда старался придерживаться максимально нейтрального отношению к ощущениям, когда приходилось задерживаться так поздно, просто желая оказаться дома. После рабочего дня не было никакого желания романтизировать собственную работу или обстановку, особенно, когда здесь последнее время ходит нечто надоедливое и некомфортное из другого Департамента. Поэтому весь путь до кабинета директора не ощущается как что-то необычное. А внутри все выглядит точно также, как и днем, только солнце давно село, а рабочее место освещал торшер у стола. Основное освещение было выключено, из-за чего Намджун почти решил, что никого уже нет. Но директор ждал его, как и бумаги о переводе. От этого было немного нервно. И будь он андроидом, то точно бы увидел все эти всплывающие плашки с надписью «ошибка» перед глазами, когда принял для себя решение. Ну или почти принял. Нужно было выяснить еще одну маленькую деталь. — Намджун! Как хорошо, что ты пришел, — директор отрывается от ноутбука, тут же улыбаясь, будто не ждал его весь рабочий день. — Нужно поговорить. Намджун все попытки в любезность прерывает, прекрасно зная, для чего он тут был нужен и что от него ждут. Благо Хансоля на горизонте больше не было и никто не дышал в затылок, подгоняя. Директор даже останавливается на мгновение, когда Намджун делает шаг к столу и говорит: — Я подпишу, только ответьте честно, Сокджину ведь не предлагали перевод? — Об этом я и хотел поговорить. Крышку ноутбука глухо захлопывают, чуть отодвигая вбок, а потом директор воровато оглядывается, пробегаясь прищуренным взглядом по мраку в кабинете, машет Намджуну на стул, чтобы не стоял изваянием, а потом выглядывает в коридор, проверяя, что секретарь, как и все остальные поблизости, уже ушли. И только убедившись, что ничего больше их не потревожит, как-то расслабленно выдыхает и закрывает кабинет, возвращаясь в свое кресло. Галстук оказывается стянут с шеи в доли секунды. — Ты прав, не предлагали, но на то были весомые причины, — директор понижает голос, позволяя себе опустить формальности. — И прежде чем ты начнешь задавать вопросы, ответь, ты же хочешь продолжать работать с Сокджином? — Да, — звучит честно и без промедлений. Кивнув самому себе, директор выдвигает нижний ящик в столе и достает небольшую флягу с виски и два бокала, один пододвигая к Намджуну. Тот даже на мгновение теряется, ни разу не сталкиваясь с таким неформальным взаимодействием с начальством. Он вежливо отказывается, все еще планируя добираться до дома на машине. Его не заставляют. — Тебе следует немного подыграть, — директор делает глоток прямо из фляги, довольно морщится и смотрит на Намджуна чуть более снисходительно, чем того следовало. — Вы с Сокджином бесспорно золото нашего коллектива, тем более я осведомлен о ваших отношениях. И ты должно быть догадываешься, как бывает, когда младший оказывается куда лучше и успешней старшего, верно? Намджун не совсем понимает к чему ведут речь, но согласно кивает, отчего-то вспоминая Чонгука и его отношения с Сокджином. Их сложно было сравнивать и ставить кого-либо в пример, потому что настолько непохожими они стремились быть, что даже у их родителей не было ни шанса поставить кого-то в сравнение. Только если по уровню шума и общей безумной вакханалии — это было у них семейное. — Главе, — директор указывает пальцем вверх, имея в виду главный Департамент, — уже довольно продолжительное время не дает покоя наш Департамент, а в частности ваши успехи, так как вы слишком очевидно превосходите их показатели. Не может же быть такого, что кто-то более низкий имеет силу, да? — директор криво ухмыляется, подавляя смешок, и вздыхает, облокачиваясь на спинку кресла, отчего по кабинету плывет тень от его движений. — О вашем переводе меня просят уже давно, как только вы стабильно стали превышать собственные успехи. Но вы ведь мои сотрудники! — кулак беззлобно и несильно опускается на стол, тут же оказываясь на лице, устало разминая переносицу. — Ах, чувствую себя ребенком, который не хочет делиться. Кабинет, в полумраке освещенный лишь теплым светом торшера, совсем не выглядит приветливым, а с каждым сказанным словом ощущается все холоднее. Намджун хмурится, пытаясь сложить в голове полученные факты, все еще не совсем понимая, к чему идет разговор. Еще днем ему казалось, что их директор человек настолько простой, что Хансоль без лишних усилий смог сманипулировать им в должном объеме, но сейчас он сам ощущает себя в ловушке, будто с двух сторон на него давят, как ангел и демон на плече. Только в его случае как два демона. — По общей статистике вашей работы результаты Сокджина превосходят твои совсем на немного, но этого было достаточно, чтобы за ним выслали гончих. Глава буквально загорелся идеей заполучить его, продолжая настаивать, что здесь я не даю ему развития и в главном Департаменте ему будет лучше, — директор тяжело вздыхает и бросает раздраженный взгляд на дверь, будто представляя того, о ком говорит. — Поэтому он прислал своего драгоценного сынка, будь он неладен, чтобы он лично убедился, насколько вы хороши, и завербовал самолично, раз я не даю разрешения. Пазл постепенно складывается, а мозг Намджуна усиленно кипит, передвигая шестеренки, раскладывая информацию по полочкам и проводя параллели в поведении Хансоля и всем происходящим. Не без удовольствия он подмечает, что хотел в порыве чувств навалять сыну главе Департамента. Отличное достижение в его портфолио бы получилось. Не укладывается пока одно — почему он. — Вы поэтому вместо Сокджина решили отдать меня? Директор вдруг звонко смеется, отмахиваясь от него. Убирает флягу и стаканы в ящик, упирается локтями в стол и смотрит на него, по-доброму улыбаясь. Намджун на секунду ощущает себя глупым ребенком. Уж слишком сильно ему не нравится видеть взгляды снисхождения к себе. — Сокджин — это профессиональное желание главы, так как с моей стороны был поставлен ультиматум, что один из вас останется здесь. Кто-то же должен работать в этом чертовом офисе? — Намджун внимательно всматривается в изменившееся лицо директора, которое становится раздраженным, явно вспоминая образ проверяющего. — А вот ты, Намджун, — личное предпочтение Хансоля. Единственный сын с золотой ложкой в заднице привык получать то, что хочет. И сейчас его желание — забрать тебя. Уверен, что его отец не сильно будет против, что в офисе появится хотя бы один из «тех самых Кимов». Все взгляды и расспросы Хансоля вдруг начинают иметь смысл, а картинка в голове наконец приобретает осмысленный облик. Только вот о себе Намджун почти не задумывался, привыкая, что в офисной среде принято вежливое общение, в особенности с начальством, даже если тебе это не нравится. Расспросы Хансоля не были вежливыми, скорее наоборот слишком откровенно личными, но его получалось осаживать в большинстве случаев. Да и Намджуну больше казалось, что тот к Сокджину клинья подбивает. А он похоже сравнивал и анализировал их, кто же подойдет или поддастся быстрее. Вот значит как чувствует себя дорогая говядина на прилавке. Намерения директора все еще расплывчаты и подозрительны, будто должно скрываться второе дно под его словами о том, что он не хочет давать им перевод. И да, как бы здорово не было продвижение по службе и перевод в главный Департамент — здесь их обоих все вполне устраивало. Особенно наличие друг друга, хоть они и продолжали это отрицать. Кто знает, может если один из них все же уйдет, то этот офис просто развалится? У судьбы очень коварные планы и методы по их сведению. — Но я ведь не просто так спросил, хочешь ли ты работать с Сокджином, — Намджун поднимает на директора взгляд, не скрывая в нем сомнений вперемешку с заинтересованностью. — У вас есть план? — Скорее предложение, — он как-то коварно улыбается, в момент переставая выглядеть так добродушно и просто, как минутами ранее. — Поедешь в главный Департамент, поработаешь месяц-другой, так сказать «приживешься», а потом напишешь по собственному, мол не поладил с коллективом, и вернешься сюда. Со своей стороны я, конечно же, обеспечу вам повышение зарплаты и тебе премию за содействие на благо офиса. Твое повышение по должности обсудим уже после возвращения. — Думаете, меня так просто отпустят? — Конечно нет, — директор улыбается. — Хансоль тебе любые тепличные условия устроит, лишь бы задержать, поэтому тебе придется хорошо постараться, чтобы испортить о себе впечатление перед ним. Намджун мысленно кривится от мысли, что нужно изменять себе и своим принципам, выдавая не за того, кем он является, и намеренно портить впечатление. Что-то есть в этом несправедливо жестокое, не позволяющее так просто согласиться. Но и работать на Хансоля в трезвом уме было бы невыносимо — если уже сейчас он ощущается как самая противная простуда, словно ее вылечить ничем нельзя, то в своей комфортной среде на постоянной основе он станет просто сжирающей все на своем пути чумой. Оба варианта не прельщают ничего хорошего. — Так почему я, а не Сокджин? — все же для него было обеспечено место под солнцем, как он того и заслуживал. — А ты, я смотрю, совсем не жалеешь своего мужа, — директор снисходительно улыбается и, замечая секундное удивление, отразившееся на чужом лице, тихо хохочет. — Глава его бы не отпустил, так как он не каприз его наглого сына, а стратегическое оружие, на которое он был изначально нацелен. А Сокджин довольно экспрессивный, ты и без меня это знаешь, послать туда тебя — отделаться малой кровью. А поменять одного сотрудника на другого, когда один не прижился, — такого уговора не было. Такое замечание от директора весьма правильное и имеет место быть. Сокджин действительно был… Намджун назвал бы это внезапным и взрывоопасным, потому что просто экспрессивный мало о нем говорило. Тот за свою жизнь много разных людей повидал, их намерений тоже, а чувство несправедливости бушевало покруче, чем у Человека-паука, поэтому и реагировал он на все ярко, с самыми настоящими эмоциями. В работе, конечно, пришлось научиться это контролировать, но если так понадобилось бы, Сокджин бы и в том офисе всех раскидал, словесно, конечно же, драться он особо не любил. Но руку кому-нибудь сломать вполне мог. Сейчас на кону была их мирная работа, после которой они вполне могли бы наладить личную жизнь. Или хотя бы попытаться, потому что есть большая гарантия, что Сокджина вся эта затея разозлит и он предложит просто закопать Хансоля где-нибудь в местном парке. И если Намджун не согласится, то сделает это самостоятельно. Временный перевод в другой офис звучал как меньшее из зол, ударяющее только по принципам, с которыми приходилось мириться. Смог же он как-то отойти от ненависти к Сокджину, которой никогда на самом деле и не было, значит и тут сможет. — Только одного условие, — директор останавливает его жестом, прежде чем тот успевает согласиться. — Сокджин не должен ничего знать. Я понимаю, что вы в браке, семейная жизнь и все такое, — он показывает собственное обручальное кольцо, нежно касаясь золота. — Но даже сейчас я очень рискую, ставя тебя в известность, просто из своего эгоистичного желания не разлучать вас с ним и не отпускать из этого офиса. После того, как ты переведешься, еще какое-то время крысы будут шнырять здесь и присматривать за ним. Если они почуют неладное, ничем хорошим для нас всех это не кончится. Безопасней всего ему оставаться в неведении. Да и после долгой разлуки встречи горячее, — внезапно хохочет директор, с серьезного тона переключаясь на веселый, будто не они здесь козни против начальства строят. Намджун улавливает моментально, о чем ему говорят, и надеется, что проскользнувшее смущение не отражается на его лице. Потому что при таких условиях из всего самого горячего, что Сокджин ему устроит, это драка. Они вышли на тот уровень взаимоотношений, когда он вправе обидеться на данный поступок, во благо их двоих, но решенный только одним из них. Намджун к последствиям готов, как и к тому, что сделает, чтобы их сгладить. Поэтому все же соглашается, подписывая договор.