× × ×
Женя не уверен, когда именно это началось. Просто в какой-то момент сонливость стала чем-то постоянным. В какой-то момент общая утомляемость стала одолевать сильнее, чем раньше. Успеваемость в школе поплыла, учителя начали жаловаться на то, что он спит на уроках. Лиза никогда не отчитывала его из-за плохих оценок - лишь мягко спрашивала, не нужна ли помощь, не стоит ли найти репетитора. Женя лишь отнекивался, списывал все на волнение перед ЕГЭ. С виноватой улыбкой обещал, что постарается все исправить к концу года. Стараться-то он старался, но это ему почему-то не помогало. Чаще всего он ложился спать, как только возвращался домой, а за домашнее задание садился только к полуночи. Садился, но снова засыпал, не закончив. На попытки помочь отшучивался - говорил, что постоянной тягой ко сну его заразил Саша. Отшучивался, а потом вновь оставался наедине со своими проблемами. Проблемами, существование которых он упорно игнорировал. Считал их недостаточно важными для того, чтобы занимать ими Лизу. И Женя держал все в себе. Потому что не хотел, чтобы за него волновались - все ведь пройдет само. Он упорно скрывал все признаки нездорового состояния, пока однажды не зашёл слишком далеко. Пока не отключился прямо на уроке. Такое ведь уже было, что могло пойти не так? Но почему-то привести его в себя никто не смог. Кажется, он просыпался на пути в больницу. Приоткрыл глаза буквально на пару секунд, но этого хватило для того, чтобы понять, что он облажался. Потом вновь темнота. Чьи-то приглушённые голоса, скомканные сны, ощущение потери собственного тела. И чувство вины. Ох, да. Оно не покидало его уже давно. Постоянно маячило где-то совсем рядом, перекрывало собой все мысли тогда, когда уже лежишь в кровати, пытаясь уснуть. И вот теперь оно накрыло с новой силой: в больничную палату кто-то резко вошёл. Ужасная слабость сковала все тело, парень попытался повернуть голову, но у него это просто не вышло. Более того - держать глаза приоткрытыми уже было огромным трудом. Где то рядом раздался знакомый женский голос - взволнованный, с всхлипами каждые несколько секунд. Он доносился до ушей, как будто проходя через слой ваты. Женя не помнит точно, что она говорила. Кажется, это была смесь ужаса и непонимания. Ещё один женский голос, на этот раз незнакомый. Он говорил что-то ужасно сложное и непонятное. Женя запомнил лишь отдельные слова. "Кровь", "сахар". Он не понял, что это значит. И он не смог бы спросить об этом, даже если бы были силы. Потому что вина густой слизью заполнила лёгкие. Кажется, когда он придет в себя, их ждёт долгий разговор.× × ×
И она вновь его простила. Как бы он ни винил себя, как бы ни ненавидел - она почему-то его всегда прощает. И от этого ему становилось только хуже. Лиза пришла в тот же вечер, когда ей сообщили об устойчивом состоянии. Старалась быть строгой и серьезной, когда расспрашивала обо всех подробностях, что ему были известны. Но вся ее серьезность растаяла, когда она увидела, как Женя стыдливо отводит взгляд, нервно сжимая одеяло, как пытается подобрать слова, но произносит лишь тихое "прости". Возможно, она была слишком доброй, и, возможно, в этом была ее проблема. Но ей уже неважно - она притянула его к себе, заверила, что не сердится, что они смогут решить любую проблему вместе. Ему нужно лишь сказать, когда она появится. Дальше было восстановление. Лиза посещала его по вечерам и подолгу сидела рядом, пытаясь вести нормальный разговор. Настолько нормальный, насколько получится: не говорить лишнего, чтобы случайно не напугать, не давить, не показывать собственного страха. А проснувшись одним утром он обнаружил, что больше не один. На соседней больничной койке лежал незнакомец с перебинтованными руками. Женя не знал, что это значило. Точнее, не хотел думать об этом. Когда незнакомец пришел в себя, он старался не разговаривать с ним лишний раз. Может, дело в простой стеснительности, а может в том, что ему было страшно до ужаса от одной мысли о лишении себя жизни. Он просто молчаливо поглядывал на парня время от времени. После разговора с медсестрой незнакомец первым делом спросил, может ли он позвонить. Правда, на звонок в тот же день он так и не решился. Подолгу сверлил трубку взглядом, когда начинал набирать номер - тут же останавливался, с неразборчивыми ругательствами отворачивался, скрывая лицо в подушке. Женя было хотел завести повседневный разговор в попытках как-то подбодрить, но парень всем своим видом говорил "не лезь, убьет". И Женя не лез. В конце концов, это не его дело. Той ночью он проснулся от сдавленного плача. Старался не подать виду, что все слышит - не хотел ставить соседа в неловкое положение. А он тем временем бормотал что-то из-под одеяла. То и дело всхлипывал, так, как будто сдерживал слезы всю свою жизнь. Кажется, он все же решился на звонок. Через пару часов рассвет. По коридорам вновь начнут бродить пациенты, медсестры начнут утренний обход. Витю они обнаружат спящим, заплаканным и с телефонной трубкой, зажатой в руке.