Клейменные. Будни

Свежий осенний воздух. Заполненная пепельница на небольшом столике, грязные перила незастекленного балкона. Замёрзшие пальцы сжимают телефон. Сегодня он не увидит зари, как, впрочем, и в большинство других дней этого пасмурного города. Огни фонарей расплываются, тонут в плотном тумане. Снова на другом конце провода плачет его лучший друг, снова он пытается как-то его поддержать. Голос Егора слегка дрожит, но он не замечает холода. Ветер забирается под футболку, покалывает кожу ледяными иглами. - Я не злюсь. Правда. Все, что он может выдать в ответ на очередные извинения. И он действительно не злится: привык, скорее всего. Хотя давно перестал верить слезам этой рептилии. Паутина проводов над улицами. Однажды Витя был настолько пьян, что позволил себе мечтать вслух. "По ночам огромные механические пауки перебираются по этим сетям из одного чердака в другой..." - взгляд направлен куда-то сквозь старинные здания, за облака, за слой светового загрязнения. Кажется, Витя улыбается только тогда, когда алкоголь туманит разум. Когда он отпускает свой образ гадюки, когда на губах появляется спокойная, мягкая улыбка вместо обычной едко-ядовитой. И, кажется, единственная причина, по которой Егор снова и снова соглашался выпивать с ним - моменты снятия масок. Когда им обоим не было необходимости изображать из себя ползучих гадов. В какой-то момент Егор понял, что боится. Что сообщения от лучшего друга не вызывают ничего, кроме странной нервозности. Страх того, что лучший друг снова выкинет какую-то пакость. Интересно, он действительно изменился, или стоит ему только выписаться - как все станет как раньше? Егор этого не вынесет. Хотя ничего не сможет с этим сделать. В конце концов, яд вызывает привыкание. Что ж, остаётся только ждать. Рыдания на другом конце провода. А он в ответ молчит. Наверное, на Неве уже сводят мосты. Он не знает, не смотрел на время. Сколько это может продолжаться? Сколько можно притворяться? Витя лгал всем вокруг. Играл сволочь с завышенной самооценкой и без стыда. Витя лгал самому себе и слепо сам себе верил. Забавно. Получается, что змей укусил себя за хвост. Он ненавидел отражение в зеркале. Упорно старался замазать его тональником, закрасить кислотно-зелеными тенями и высыпать полбанки блёсток сверху. Так, чтобы всем было видно, как он себя обожает. Но он не переставал оборачиваться на шепот за спиной. Все повторял, что ему плевать на мнение серой массы, но эта серая масса строила все его отношение к себе. Витя только и делал, что лгал. Но когда самый близкий человек решил сбросить маску, он встал в ступор. Долго думал, что это может значить лично для него, долго пытался исправить свое положение, но врать одному оказалось не так интересно. Вся его жизнь - непроглядная тьма и пелена тумана. Но даже после самой долгой ночи наступает рассвет. Голос в телефонной трубке всхлипывает все тише, пока не замолкает вовсе. Утро. Туман растаял, тьма сменяется бледным светом, проникающим сквозь толстый слой серых облаков. - Завтра у тебя выписка, да? Молчание. Егор привык к холоду за последние несколько часов: все также ежится, но скорее по привычке. Последняя сигарета тушится о перила и остаётся в пепельнице. - Я зайду за тобой. Не спрашивает, а ставит перед фактом. Потому что хоть кто-то здесь должен быть уверен в своих действиях. Паутина проводов, где-то на чердаках спят огромные механические пауки. Даже в самой непроглядной тьме может зажечься свет. И если ты видишь кого-то, кто потерян и сбит с пути - подожди его с фонарем.